Засунув руку в плащ, она вытащила золотое перо. Оно сверкало, разбрасывало искры, отражая бушевавший рядом огонь. Алан что-то бормотал. Собаки выли.— Подобное с подобным, — пробормотала она. — Пусть это будет связью между нами, старой связью.Как занавес, оттянутый в сторону, открывает для обозрения пространство, так и пламя, не ослабевая, изменило цвет и сдвинулось. Рядом пророкотал отголосок далекого грома. Покров раздвинулся, за ним она увидела волшебника Аои.
Вздрогнув, он поднял глаза. Полускрученный в веревку лен болтается в его руке.— Что это? — спрашивает он. — Я тебя раньше видел. Она смотрит сквозь горящее перед ней пламя, питаемое деревом, но видит также огонь, горящий на вертикальном каменном столбе. Эта тайна привлекает ее внимание. Она должна говорить, даже если это привлечет тех, кто ее ищет. Но ее первые слова не те, которых она сама ожидала:— Почему горит камень?— Говоришь не подумав, — отвечает он. И начинает скатывать веревку на бедре. Но, кажется, он одновременно размышляет. Он без улыбки смотрит на нее сквозь пламя, но в его взгляде нет враждебности. — Ты — человек, — определяет он.— Как ты сюда попала? Я вижу, что мой подарок дошел до тебя. — (Она крепко сжимает золотое перо, подобное тем, что окаймляют его кожаные рукавицы.)— Ты коснулась того же, чего коснулся и я. Я не знаю, как это истолковать.— Прошу вас, мне нужна помощь. Я сотворила огонь.— Сотворила огонь? — Он резко и кратко усмехнулся. — Огонь существует в большинстве вещей. Его нельзя сотворить.— Нет, нет! — Она торопится, потому что не знает, сколько времени им с Аланом осталось, пока их найдут, а этот человек — нет, не человек, этот волшебник Аои — единственное существо, к которому она может обратиться. — Я вызвала огонь. То есть элемент огня покоится в дереве, вспоминает свою силу и оживает.— Огонь не может покоиться. Огонь пребывает в большинстве предметов, в некоторых глубже, чем в других.— Значит, в камне он глубже, чем я могу достать. Почему этот камень горит?Он молчит, веревка лежит на бедре.— Почему ты спрашиваешь, дитя?— Потому что мне нужно знать, мне нужен учитель.Он поднимает веревку и крутит ее между пальцами. Белые чешуйки его короткого плаща тихо шуршат одна о другую, напоминая шорох сухих листьев в зимнем лесу. Он оборачивается и смотрит назад, потом снова смотрит на нее:— Ты хочешь, чтобы я учил тебя?— Кто же еще сможет учить меня? — Надежда жжет ее сердце сильнее, чем огонь.Он размышляет. Ракушки, камешки, бусы мигают и переливаются в свете пламени. В его ушах торчат круглые нефритовые шпульки. Черные как смоль волосы собраны в узел на макушке, бороды нет. Темные глаза, не мигая, смотрят на Лиат.— Найди меня, и я буду тебя учить.Она не сразу справляется с голосом, как будто он куда-то исчез. Наконец, задыхаясь и торопясь, она выстреливает слова:— Как мне вас найти?Он поднимает руку, показывая ей веревку, и указывает на камень:— Иди. Портал уже существует.Она поднимается и делает шаг вперед. Жар останавливает ее. Она не может подойти ближе.— Не могу, — стонет она, чуть не плача. — Не могу. Что мне делать?— Одна прядь льна ничего не держит. — Он наворачивает прядку льна на палец, слегка натягивает — она рвется. Затем он оборачивает вокруг руки свитую веревку. — Свитые вместе, они выдерживают много. Но для того, чтобы свить веревку, нужно время, как и для того, чтобы пряди знания свить в мудрость.Он резко встает, оглядываясь, как будто что-то услыхав.— Они приближаются.В этот момент она видит за ним тропу, прихотливо вьющуюся между деревьями. Вдоль тропы растянулась короткая процессия, вроде походной колонны короля Генриха, только много короче. Яркие краски настолько ошеломляют ее зрение, что она не может понять, из кого состоит этот кортеж. Она видит лишь золотой диск на древке, окруженный радужно-зелеными перьями на ширину размаха рук рослого воина. Диск вращается, поражая ее своим сиянием.— Тебе пора, — твердо говорит волшебник. Коснувшись пальцем языка, он протягивает руку вперед, к Лиат, как будто хочет погасить мокрым пальцем свечку. Шипит, испаряясь, влага, горячая вода брызжет ей в лицо. Она отшатывается, потом снова приближается к огню, но завеса задернута, занавес опущен.
Она стоит перед огнем, из которого вверх, в прохладный весенний воздух, взвивается остаток влажной дымки.— Лиат! — На локоть ее ложится рука, но это лишь Алан, стоящий на коленях за ее спиной. — Мне показалось, ты сейчас шагнешь в огонь.Она лизнула палец и протянула его к огню — никакого действия.— Если бы только я могла…— Ну, ну, не расстраивайся, — успокаивал он, не обращая внимания на собак, рычащих на пламя.Она увернулась от его руки и шагнула назад. Кожа лица уже, кажется, испеклась, к ней было не прикоснуться.— Я видела волшебника Аои. Он сказал, что будет меня учить, если я смогу пробраться к нему.Он с подозрением посмотрел на огонь:— Следует ли доверять Погибшей Душе? Они ведь не верят в Бога Единства.— Может быть, именно поэтому, — медленно промолвила она, сама пытаясь понять причину. — Я для него просто любопытная вещица. Он ничего от меня не хочет, в отличие от остальных.— Но как ты можешь видеть сквозь огонь?— Этого я не знаю.— Это тайна, как и мои сны, — согласился Алан, оставляя этот вопрос. Он заслонился от жара рукой. — Как жжет! — воскликнул он, и Лиат опустила голову, пристыженная, думая, что он теперь понимает, какие ужасные вещи она творит, что он будет презирать невежественное, неученое, нетренированное дитя колдуна. — Подумать только, что бы ты могла сделать таким огнем!— Я уже достаточно натворила, — горько пробормотала она. В памяти всплыло лицо «льва», одного из погибших при пожаре.Никто из нас не без греха, — заметил он. — Но если ты научишься делать что-то полезное…— Вызвать огонь на Эйка? Сжечь Гент и всех бедняг, которые гниют в нем?— Нет, перестань. Если хотя бы испугать их огнем, обратить в бегство…— Алан, ты же воевал против Эйка. Ты же знаешь, что они не боятся огня.— Да. Я знаю, в городе рабы. Так, во всяком случае, говорят. Если сгорит город, сгорят и они. — Он нахмурился, посмотрел на нее: — Надо сказать отцу.— Нет! — В этом вопросе у нее не было сомнений. — Если король узнает, что я сожгла дворец в Аугенсбурге, если узнают епископы, — как ты думаешь, что они со мной сделают?Он озабоченно отряхивал плащ от пепла.— Они арестуют тебя как злодейку и пошлют на суд скопоса, — согласился он.— Но я буду тебя защищать. Я тебе верю.— Это только добавит еще одно обвинение: что я околдовала тебя. Нет, они ни за что не поверят злодейке, вызывающей огонь. Кроме того, они не поверят, что я не могу им управлять. Они будут уверены, что я просто не хочу или что я еще опаснее из-за того, что разучилась управлять огнем.— А ты совсем не можешь управлять им? — Он нервно посмотрел на бушующее пламя.— Я даже не могу его погасить, — сказала она с отвращением. — Я могу только зажечь его.— Но отцу сказать надо, Лиат. Он тебя не осудит. У него слишком много на совести, чтобы осуждать других.— Но он может приказать мне сжечь Гент. Если он это сделает и если это сделаю я, сколько погибнет рабов?Он заколебался. Он достаточно хорошо знал графа, чтобы понимать, что она права. Исходя из военно-тактических соображений, граф без колебаний пожертвует рабами, да и вообще мирными жителями, ради взятия Гента. Да еще к тому же за Гентом маячила благородная невеста для сына.Из завесы дождя и тумана послышались крики.— Они обнаружили мое отсутствие, — сказал Алан. — Срежь путь, тогда они вообще не заметят, что тебя не было. Если они и найдут огонь, тебя никто не заподозрит.— Хорошо, милорд. — Она сама не поняла, была ли она ему благодарна за заботу или ее смешило вдруг проявившееся в нем высокомерие. У Алана совершенно не было присущего аристократам зазнайства, но, как и у Па, было у него какое-то чувство собственного достоинства, заставлявшее и других уважать его.Рванувшись к огню, он схватил две горящие ветви в обе руки и отпрыгнул.— Мы разожжем еще пару костров, нечего бедным солдатам мерзнуть. Пошли!— Как вы это объясните? — указала она на огонь в его руках, но он лишь улыбнулся, потешаясь больше над собой, чем над ней.— Кто же будет спрашивать у наследника, кроме его отца? А у графа есть другие заботы. Естественно, я никому не скажу о том, что сегодня видел.Он ринулся в направлении криков, обе собаки устремились за ним. Она задержалась у огня, не ожидая от этого никакой пользы. Завеса больше не поднимется, портал не откроется. Со вздохом она поплелась к лагерю. Колено промокло, при каждом шаге ткань отлипала и приклеивалась обратно к коже, холодная и скользкая.Но неудобство это мало что значило в сравнении с проблемой, поставленной перед нею волшебником Аои: «Найди меня». 3 Росвите казалось, что она узнала книгу, с которой не расставался отец Хью. Но он так элегантно держал ее при себе, прятал в резной сундучок, который постоянно носил за ним один из слуг, так мягко, как бы не думая, закрывал ее, так небрежно клал руку поверх переплета, что никогда нельзя было как следует ее рассмотреть. Она не была вполне уверена, что это та самая книга, которая была у Лиат в день прибытия ко двору принцессы Сапиентии.Росвита ненавидела свое любопытство, но научилась смиряться с ним и уже привыкла удовлетворять это противное чувство.По прошествии семи дней новорожденная девочка была помазана святою водой и благовониями и получила предложенное ее отцом имя: Ипполита, в честь небесной покровительницы монастыря. Крепкий, здоровый младенец вовсю орал от прикосновения холодной воды, с головы до пят покраснев от напряжения. Сапиентия вышла в свет и сразу же обратилась к отцу с просьбой совершить четырехдневный переход в Терсу, где условия были намного лучше, чем в монастыре.Эта просьба вряд ли могла улучшить настроение Генриха, но Росвита заметила, что человек, который держит в руках дитя своего ребенка, ощущает некоторое торжество, как бы победу над хрупкостью бытия на этой смертной земле. Он сразу согласился, и двор снова собрал пожитки и пустился в путь. Погода в течение всего путешествия была, благодарение Богу, мягкой и солнечной. В Терсе они собирались задержаться на три недели, чтобы Сапиентия и ее дитя набрались сил для продолжения пути к Генту.— Может быть, настало время дать покой его памяти, — тихо сказал Генрих однажды вечером, и Росвита просто пробормотала что-то одобрительное.Так и было устроено. Следующим утром маленький кортеж в составе короля Генриха, Гельмута Виллама, Росвиты с тремя клириками, отца Хью, одного «орла» и группы «львов» вышел из дворца. Дорога вела мимо зеленеющих полей в деревню, жители которой высыпали наружу, чтобы приветствовать короля. Генрих благословил младенцев, вынесенных родителями, чтобы он мог возложить руку на каждую чумазую голову. Полузаросшая тропа шла к берегу реки. Здесь еще не спавшая вода омывала высокую траву. Но брод был довольно неглубок, всадники остались совершенно сухими, промокли лишь «львы».Перед ними на склоне виднелись груды развалин, увенчанных поставленными кольцом камнями. Когда-то здесь стояли здания, построенные неизвестно кем. Были ли то люди, воздвигнувшие кольцо камней? А может, другие существа, которые пришли позже, чтобы поддерживать влияние камней — или, наоборот, защищать от него окружающий мир? Рядом река, хорошие земли вокруг. Место вполне пригодное для жизни, о чем свидетельствуют пережившие все это деревни. Но мало кто захотел бы без крайней надобности селиться вплотную к каменной короне.Генрих спешился и направился вверх в сопровождении одного лишь Виллама.— И вот они оба оплакивают своих сыновей, — изрек брат Фортунатус, с любопытством оглядываясь вокруг. — Именно здесь исчезла женщина Аои?— Наверное, в кольце камней, — предположила Амабилия. — И бедный Виллам потерял своего сына в каменном кольце.— Неужели? — спросил брат Константин. — Я не знал.— Это было до того, как вы у нас появились, брат, — елейным голосом сказала Амабилия, не упускавшая возможности не только напомнить молодому человеку, что он еще юнец, но и подчеркнуть, что он сын варрской леди, симпатизировавшей Сабеле. — Молодой Бертольд был прекрасный молодой человек, настоящий ученый. Такая жалость, просто позор, что ему не дали присоединиться к Церкви, а вместо этого женили.— Но что с ним случилось?Брат Фортунатус повернулся, предвкушая удовольствие от возможности посплетничать:— Он собрался с группой слуг и сопровождающих исследовать кольцо камней над монастырем Херсфельда. — Он замолчал, наслаждаясь широко раскрытыми глазами Константина, понизил голос до драматического шепота и закончил: — И все они пропали бесследно.— Тихо! — прикрикнула Росвита, удивившись собственной резкости. — Бертольд был хороший мальчик. Не надо делать игру из его исчезновения и горя отца. — Она увидела, что Хью уселся на развалинах стены поодаль и раскрыл книгу.— Посмотрите-ка лучше развалины. Брат Константин, здесь вы можете найти камни с дарийскими надписями. Не приближайтесь к королю и не навязывайтесь, разве что он сам пригласит вас.Тем временем король вместе с Вилламом исчез в круге камней, со своим любимым «орлом» и полудюжиной «львов». Клирики рассыпались по склону, а сама Росвита как бы ненароком направилась в сторону Хью, пробираясь между кучами камней и ямами.— Отец Хью! — обратилась она к нему, усаживаясь на ровный участок стены.— Ваша мать была столь любезна, отправив своего медика к принцессе Сапиентии.С улыбкой обернувшись к ней, он аккуратно закрыл книгу. Она успела заметить лишь неровные колонки каракулей, набросанных на странице спешащей, но смелой рукой.— Да, конечно, хотя мне кажется, что моя мать вскоре вернется ко двору, закончив свои дела в Австре.— Ну да, замужество. У вас есть какие-нибудь новости? — Так как любые новости в самый момент их прибытия стали бы известны ее клирикам, эта фраза была лишь уловкой. Она это знала и полагала, что он тоже это понимает, хотя по всегда любезному лицу Хью трудно было что-нибудь понять.— Увы, нет. Может быть, — он хитро улыбнулся, — брат Фортунатус уже что-то знает, что еще не дошло до нас с вами.Это заставило ее засмеяться. Хью был похож на своего отца. Альбский раб и в то же время любовник маркграфини Джудит был еще притчей во языцех при дворе во время прибытия туда сестры Росвиты, в конце правления короля Арнульфа. Он не мог остаться незамеченным ни одной молодой женщиной, пусть даже и посвященной Церкви. При ближайшем знакомстве он оказывался, однако, глупым и тщеславным созданием. Он погиб в результате несчастного случая на охоте, а его сына отдали в церковь. Хью не обладал такой поразительной мужской красотой, какая была свойственна его отцу, но был достаточно хорош собою, чтобы не удивляться, что принцесса Сапиентия его соблазнила. Если, конечно, соблазнение было односторонним, в чем Росвита сомневалась. При всем своем высокомерии Хью был известен как заботливый сын. Становясь фаворитом и советчиком Сапиентии, он усиливал позиции матери при дворе.— Отличная погода, не правда ли, отец Хью? — Она повернула лицо к солнцу.— Жаль, что король грустит в такой день. — Он указал на кольцо камней. Можно было видеть Генриха и Виллама, переходящих с места на место. Король держал у лица тряпицу, которую время от времени прижимал к глазам.— Он должен упокоить память принца в своем сердце, — сказала она, отвлекаясь от своего намерения, — прежде чем принц сможет найти покой там, вверху.— Но принц наполовину эльф, а говорят, что эльфы после смерти обречены скитаться по земле в виде темных теней.— Лишь Господь может ответить на этот вопрос. Вы с Санглантом одного возраста, не так ли?— Да, — кратко ответил он.— Но вы посещали королевскую школу, а он нет.Хью посмотрел в сторону камней. Он был высокого роста, хотя и не столь высок, как Санглант. Отличались они и цветом волос: Хью светловолосый, а Санглант был брюнетом. Как священник, он не носил бороды, этим напоминая покойного принца. Во всех остальных отношениях они были совершенно различны. Росвита хорошо помнила, что Санглант был всеобщим любимцем при дворе, Хью же терпели, ему завидовали, иногда скрепя сердце даже восхищались, но не любили. До недавних пор.— Не стоит говорить дурно о покойниках, — сказал он после некоторого колебания. Рука его перехватила книгу, вернув к ней ее внимание.— Верные слова, отец Хью. Что это у вас за книга?Он моргнул, опустил глаза на книгу, крепче сжал пальцами потрескавшийся кожаный переплет и снова посмотрел на нее:— Я уже довольно давно тщательно изучаю эту книгу.— Очень интересно. Могла бы поклясться, что видела эту книгу до возвращения принцессы Сапиентии ко двору. До того, как вы прибыли с нею. — Она сделала вид, что сомневается, отвела глаза, осмотрела окрестности, созерцая руины, отдаленные деревья, реку и деревни, как бы позабыв о книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Вздрогнув, он поднял глаза. Полускрученный в веревку лен болтается в его руке.— Что это? — спрашивает он. — Я тебя раньше видел. Она смотрит сквозь горящее перед ней пламя, питаемое деревом, но видит также огонь, горящий на вертикальном каменном столбе. Эта тайна привлекает ее внимание. Она должна говорить, даже если это привлечет тех, кто ее ищет. Но ее первые слова не те, которых она сама ожидала:— Почему горит камень?— Говоришь не подумав, — отвечает он. И начинает скатывать веревку на бедре. Но, кажется, он одновременно размышляет. Он без улыбки смотрит на нее сквозь пламя, но в его взгляде нет враждебности. — Ты — человек, — определяет он.— Как ты сюда попала? Я вижу, что мой подарок дошел до тебя. — (Она крепко сжимает золотое перо, подобное тем, что окаймляют его кожаные рукавицы.)— Ты коснулась того же, чего коснулся и я. Я не знаю, как это истолковать.— Прошу вас, мне нужна помощь. Я сотворила огонь.— Сотворила огонь? — Он резко и кратко усмехнулся. — Огонь существует в большинстве вещей. Его нельзя сотворить.— Нет, нет! — Она торопится, потому что не знает, сколько времени им с Аланом осталось, пока их найдут, а этот человек — нет, не человек, этот волшебник Аои — единственное существо, к которому она может обратиться. — Я вызвала огонь. То есть элемент огня покоится в дереве, вспоминает свою силу и оживает.— Огонь не может покоиться. Огонь пребывает в большинстве предметов, в некоторых глубже, чем в других.— Значит, в камне он глубже, чем я могу достать. Почему этот камень горит?Он молчит, веревка лежит на бедре.— Почему ты спрашиваешь, дитя?— Потому что мне нужно знать, мне нужен учитель.Он поднимает веревку и крутит ее между пальцами. Белые чешуйки его короткого плаща тихо шуршат одна о другую, напоминая шорох сухих листьев в зимнем лесу. Он оборачивается и смотрит назад, потом снова смотрит на нее:— Ты хочешь, чтобы я учил тебя?— Кто же еще сможет учить меня? — Надежда жжет ее сердце сильнее, чем огонь.Он размышляет. Ракушки, камешки, бусы мигают и переливаются в свете пламени. В его ушах торчат круглые нефритовые шпульки. Черные как смоль волосы собраны в узел на макушке, бороды нет. Темные глаза, не мигая, смотрят на Лиат.— Найди меня, и я буду тебя учить.Она не сразу справляется с голосом, как будто он куда-то исчез. Наконец, задыхаясь и торопясь, она выстреливает слова:— Как мне вас найти?Он поднимает руку, показывая ей веревку, и указывает на камень:— Иди. Портал уже существует.Она поднимается и делает шаг вперед. Жар останавливает ее. Она не может подойти ближе.— Не могу, — стонет она, чуть не плача. — Не могу. Что мне делать?— Одна прядь льна ничего не держит. — Он наворачивает прядку льна на палец, слегка натягивает — она рвется. Затем он оборачивает вокруг руки свитую веревку. — Свитые вместе, они выдерживают много. Но для того, чтобы свить веревку, нужно время, как и для того, чтобы пряди знания свить в мудрость.Он резко встает, оглядываясь, как будто что-то услыхав.— Они приближаются.В этот момент она видит за ним тропу, прихотливо вьющуюся между деревьями. Вдоль тропы растянулась короткая процессия, вроде походной колонны короля Генриха, только много короче. Яркие краски настолько ошеломляют ее зрение, что она не может понять, из кого состоит этот кортеж. Она видит лишь золотой диск на древке, окруженный радужно-зелеными перьями на ширину размаха рук рослого воина. Диск вращается, поражая ее своим сиянием.— Тебе пора, — твердо говорит волшебник. Коснувшись пальцем языка, он протягивает руку вперед, к Лиат, как будто хочет погасить мокрым пальцем свечку. Шипит, испаряясь, влага, горячая вода брызжет ей в лицо. Она отшатывается, потом снова приближается к огню, но завеса задернута, занавес опущен.
Она стоит перед огнем, из которого вверх, в прохладный весенний воздух, взвивается остаток влажной дымки.— Лиат! — На локоть ее ложится рука, но это лишь Алан, стоящий на коленях за ее спиной. — Мне показалось, ты сейчас шагнешь в огонь.Она лизнула палец и протянула его к огню — никакого действия.— Если бы только я могла…— Ну, ну, не расстраивайся, — успокаивал он, не обращая внимания на собак, рычащих на пламя.Она увернулась от его руки и шагнула назад. Кожа лица уже, кажется, испеклась, к ней было не прикоснуться.— Я видела волшебника Аои. Он сказал, что будет меня учить, если я смогу пробраться к нему.Он с подозрением посмотрел на огонь:— Следует ли доверять Погибшей Душе? Они ведь не верят в Бога Единства.— Может быть, именно поэтому, — медленно промолвила она, сама пытаясь понять причину. — Я для него просто любопытная вещица. Он ничего от меня не хочет, в отличие от остальных.— Но как ты можешь видеть сквозь огонь?— Этого я не знаю.— Это тайна, как и мои сны, — согласился Алан, оставляя этот вопрос. Он заслонился от жара рукой. — Как жжет! — воскликнул он, и Лиат опустила голову, пристыженная, думая, что он теперь понимает, какие ужасные вещи она творит, что он будет презирать невежественное, неученое, нетренированное дитя колдуна. — Подумать только, что бы ты могла сделать таким огнем!— Я уже достаточно натворила, — горько пробормотала она. В памяти всплыло лицо «льва», одного из погибших при пожаре.Никто из нас не без греха, — заметил он. — Но если ты научишься делать что-то полезное…— Вызвать огонь на Эйка? Сжечь Гент и всех бедняг, которые гниют в нем?— Нет, перестань. Если хотя бы испугать их огнем, обратить в бегство…— Алан, ты же воевал против Эйка. Ты же знаешь, что они не боятся огня.— Да. Я знаю, в городе рабы. Так, во всяком случае, говорят. Если сгорит город, сгорят и они. — Он нахмурился, посмотрел на нее: — Надо сказать отцу.— Нет! — В этом вопросе у нее не было сомнений. — Если король узнает, что я сожгла дворец в Аугенсбурге, если узнают епископы, — как ты думаешь, что они со мной сделают?Он озабоченно отряхивал плащ от пепла.— Они арестуют тебя как злодейку и пошлют на суд скопоса, — согласился он.— Но я буду тебя защищать. Я тебе верю.— Это только добавит еще одно обвинение: что я околдовала тебя. Нет, они ни за что не поверят злодейке, вызывающей огонь. Кроме того, они не поверят, что я не могу им управлять. Они будут уверены, что я просто не хочу или что я еще опаснее из-за того, что разучилась управлять огнем.— А ты совсем не можешь управлять им? — Он нервно посмотрел на бушующее пламя.— Я даже не могу его погасить, — сказала она с отвращением. — Я могу только зажечь его.— Но отцу сказать надо, Лиат. Он тебя не осудит. У него слишком много на совести, чтобы осуждать других.— Но он может приказать мне сжечь Гент. Если он это сделает и если это сделаю я, сколько погибнет рабов?Он заколебался. Он достаточно хорошо знал графа, чтобы понимать, что она права. Исходя из военно-тактических соображений, граф без колебаний пожертвует рабами, да и вообще мирными жителями, ради взятия Гента. Да еще к тому же за Гентом маячила благородная невеста для сына.Из завесы дождя и тумана послышались крики.— Они обнаружили мое отсутствие, — сказал Алан. — Срежь путь, тогда они вообще не заметят, что тебя не было. Если они и найдут огонь, тебя никто не заподозрит.— Хорошо, милорд. — Она сама не поняла, была ли она ему благодарна за заботу или ее смешило вдруг проявившееся в нем высокомерие. У Алана совершенно не было присущего аристократам зазнайства, но, как и у Па, было у него какое-то чувство собственного достоинства, заставлявшее и других уважать его.Рванувшись к огню, он схватил две горящие ветви в обе руки и отпрыгнул.— Мы разожжем еще пару костров, нечего бедным солдатам мерзнуть. Пошли!— Как вы это объясните? — указала она на огонь в его руках, но он лишь улыбнулся, потешаясь больше над собой, чем над ней.— Кто же будет спрашивать у наследника, кроме его отца? А у графа есть другие заботы. Естественно, я никому не скажу о том, что сегодня видел.Он ринулся в направлении криков, обе собаки устремились за ним. Она задержалась у огня, не ожидая от этого никакой пользы. Завеса больше не поднимется, портал не откроется. Со вздохом она поплелась к лагерю. Колено промокло, при каждом шаге ткань отлипала и приклеивалась обратно к коже, холодная и скользкая.Но неудобство это мало что значило в сравнении с проблемой, поставленной перед нею волшебником Аои: «Найди меня». 3 Росвите казалось, что она узнала книгу, с которой не расставался отец Хью. Но он так элегантно держал ее при себе, прятал в резной сундучок, который постоянно носил за ним один из слуг, так мягко, как бы не думая, закрывал ее, так небрежно клал руку поверх переплета, что никогда нельзя было как следует ее рассмотреть. Она не была вполне уверена, что это та самая книга, которая была у Лиат в день прибытия ко двору принцессы Сапиентии.Росвита ненавидела свое любопытство, но научилась смиряться с ним и уже привыкла удовлетворять это противное чувство.По прошествии семи дней новорожденная девочка была помазана святою водой и благовониями и получила предложенное ее отцом имя: Ипполита, в честь небесной покровительницы монастыря. Крепкий, здоровый младенец вовсю орал от прикосновения холодной воды, с головы до пят покраснев от напряжения. Сапиентия вышла в свет и сразу же обратилась к отцу с просьбой совершить четырехдневный переход в Терсу, где условия были намного лучше, чем в монастыре.Эта просьба вряд ли могла улучшить настроение Генриха, но Росвита заметила, что человек, который держит в руках дитя своего ребенка, ощущает некоторое торжество, как бы победу над хрупкостью бытия на этой смертной земле. Он сразу согласился, и двор снова собрал пожитки и пустился в путь. Погода в течение всего путешествия была, благодарение Богу, мягкой и солнечной. В Терсе они собирались задержаться на три недели, чтобы Сапиентия и ее дитя набрались сил для продолжения пути к Генту.— Может быть, настало время дать покой его памяти, — тихо сказал Генрих однажды вечером, и Росвита просто пробормотала что-то одобрительное.Так и было устроено. Следующим утром маленький кортеж в составе короля Генриха, Гельмута Виллама, Росвиты с тремя клириками, отца Хью, одного «орла» и группы «львов» вышел из дворца. Дорога вела мимо зеленеющих полей в деревню, жители которой высыпали наружу, чтобы приветствовать короля. Генрих благословил младенцев, вынесенных родителями, чтобы он мог возложить руку на каждую чумазую голову. Полузаросшая тропа шла к берегу реки. Здесь еще не спавшая вода омывала высокую траву. Но брод был довольно неглубок, всадники остались совершенно сухими, промокли лишь «львы».Перед ними на склоне виднелись груды развалин, увенчанных поставленными кольцом камнями. Когда-то здесь стояли здания, построенные неизвестно кем. Были ли то люди, воздвигнувшие кольцо камней? А может, другие существа, которые пришли позже, чтобы поддерживать влияние камней — или, наоборот, защищать от него окружающий мир? Рядом река, хорошие земли вокруг. Место вполне пригодное для жизни, о чем свидетельствуют пережившие все это деревни. Но мало кто захотел бы без крайней надобности селиться вплотную к каменной короне.Генрих спешился и направился вверх в сопровождении одного лишь Виллама.— И вот они оба оплакивают своих сыновей, — изрек брат Фортунатус, с любопытством оглядываясь вокруг. — Именно здесь исчезла женщина Аои?— Наверное, в кольце камней, — предположила Амабилия. — И бедный Виллам потерял своего сына в каменном кольце.— Неужели? — спросил брат Константин. — Я не знал.— Это было до того, как вы у нас появились, брат, — елейным голосом сказала Амабилия, не упускавшая возможности не только напомнить молодому человеку, что он еще юнец, но и подчеркнуть, что он сын варрской леди, симпатизировавшей Сабеле. — Молодой Бертольд был прекрасный молодой человек, настоящий ученый. Такая жалость, просто позор, что ему не дали присоединиться к Церкви, а вместо этого женили.— Но что с ним случилось?Брат Фортунатус повернулся, предвкушая удовольствие от возможности посплетничать:— Он собрался с группой слуг и сопровождающих исследовать кольцо камней над монастырем Херсфельда. — Он замолчал, наслаждаясь широко раскрытыми глазами Константина, понизил голос до драматического шепота и закончил: — И все они пропали бесследно.— Тихо! — прикрикнула Росвита, удивившись собственной резкости. — Бертольд был хороший мальчик. Не надо делать игру из его исчезновения и горя отца. — Она увидела, что Хью уселся на развалинах стены поодаль и раскрыл книгу.— Посмотрите-ка лучше развалины. Брат Константин, здесь вы можете найти камни с дарийскими надписями. Не приближайтесь к королю и не навязывайтесь, разве что он сам пригласит вас.Тем временем король вместе с Вилламом исчез в круге камней, со своим любимым «орлом» и полудюжиной «львов». Клирики рассыпались по склону, а сама Росвита как бы ненароком направилась в сторону Хью, пробираясь между кучами камней и ямами.— Отец Хью! — обратилась она к нему, усаживаясь на ровный участок стены.— Ваша мать была столь любезна, отправив своего медика к принцессе Сапиентии.С улыбкой обернувшись к ней, он аккуратно закрыл книгу. Она успела заметить лишь неровные колонки каракулей, набросанных на странице спешащей, но смелой рукой.— Да, конечно, хотя мне кажется, что моя мать вскоре вернется ко двору, закончив свои дела в Австре.— Ну да, замужество. У вас есть какие-нибудь новости? — Так как любые новости в самый момент их прибытия стали бы известны ее клирикам, эта фраза была лишь уловкой. Она это знала и полагала, что он тоже это понимает, хотя по всегда любезному лицу Хью трудно было что-нибудь понять.— Увы, нет. Может быть, — он хитро улыбнулся, — брат Фортунатус уже что-то знает, что еще не дошло до нас с вами.Это заставило ее засмеяться. Хью был похож на своего отца. Альбский раб и в то же время любовник маркграфини Джудит был еще притчей во языцех при дворе во время прибытия туда сестры Росвиты, в конце правления короля Арнульфа. Он не мог остаться незамеченным ни одной молодой женщиной, пусть даже и посвященной Церкви. При ближайшем знакомстве он оказывался, однако, глупым и тщеславным созданием. Он погиб в результате несчастного случая на охоте, а его сына отдали в церковь. Хью не обладал такой поразительной мужской красотой, какая была свойственна его отцу, но был достаточно хорош собою, чтобы не удивляться, что принцесса Сапиентия его соблазнила. Если, конечно, соблазнение было односторонним, в чем Росвита сомневалась. При всем своем высокомерии Хью был известен как заботливый сын. Становясь фаворитом и советчиком Сапиентии, он усиливал позиции матери при дворе.— Отличная погода, не правда ли, отец Хью? — Она повернула лицо к солнцу.— Жаль, что король грустит в такой день. — Он указал на кольцо камней. Можно было видеть Генриха и Виллама, переходящих с места на место. Король держал у лица тряпицу, которую время от времени прижимал к глазам.— Он должен упокоить память принца в своем сердце, — сказала она, отвлекаясь от своего намерения, — прежде чем принц сможет найти покой там, вверху.— Но принц наполовину эльф, а говорят, что эльфы после смерти обречены скитаться по земле в виде темных теней.— Лишь Господь может ответить на этот вопрос. Вы с Санглантом одного возраста, не так ли?— Да, — кратко ответил он.— Но вы посещали королевскую школу, а он нет.Хью посмотрел в сторону камней. Он был высокого роста, хотя и не столь высок, как Санглант. Отличались они и цветом волос: Хью светловолосый, а Санглант был брюнетом. Как священник, он не носил бороды, этим напоминая покойного принца. Во всех остальных отношениях они были совершенно различны. Росвита хорошо помнила, что Санглант был всеобщим любимцем при дворе, Хью же терпели, ему завидовали, иногда скрепя сердце даже восхищались, но не любили. До недавних пор.— Не стоит говорить дурно о покойниках, — сказал он после некоторого колебания. Рука его перехватила книгу, вернув к ней ее внимание.— Верные слова, отец Хью. Что это у вас за книга?Он моргнул, опустил глаза на книгу, крепче сжал пальцами потрескавшийся кожаный переплет и снова посмотрел на нее:— Я уже довольно давно тщательно изучаю эту книгу.— Очень интересно. Могла бы поклясться, что видела эту книгу до возвращения принцессы Сапиентии ко двору. До того, как вы прибыли с нею. — Она сделала вид, что сомневается, отвела глаза, осмотрела окрестности, созерцая руины, отдаленные деревья, реку и деревни, как бы позабыв о книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59