..
— Пожалуйста, — Сандра почти умоляла. — Ему действительно нужно сказать вам пару слов.
— Пару слов? — повторил вслед за ней Рубенс, широко открыв глаза. Он точно пережевывал эту фразу во рту. — Ну что ж, мне кажется, при таких обстоятельствах...
Дайна покачала головой.
— Простите, мисс Оберет, мы и так, заговорившись с вами, опаздываем на встречу. Пожалуйста, передайте Буззу, что мы зайдем к нему попозже.
Сандра сделала шаг навстречу к ним.
— Господи, не уходите теперь. Он убьет меня.
— Пожалуй, вам следовало раньше подумать об этом, — заметил Рубенс. — Теперь уже слишком поздно.
Сандра жалко улыбнулась. На ее лице было написано отчаяние. Она взяла их обеих за руки.
— Это всего лишь недоразумение, произошедшее целиком по моей вине, — сказала она. — Правда. Эта неделя была такой ужасной, что я сегодня просто не в состоянии сосредоточиться. Я должна была провести вас к мистеру Бейллиману тотчас же, как вы пришли. Просто ума не приложу, почему я этого не сделала. — Дайна отлично понимала, что всему виной инструкции, полученные ею от Бузза. — Это просто один из таких дней. — Она сжала руку Дайне, точно обращаясь к ней как женщина к женщине. — Я думаю, вы понимаете меня, мисс Уитней.
— Боже мой, Дайна, — сказал Рубенс, — Дай бедняжке перевести дух.
Вечно насупленному и недовольному Буззу Бейллиману уже давно перевалило за пятый десяток. Его седые, коротко подстриженные волосы имели стальной отлив, а плотная кожа была красноватого оттенка из-за вечного загара. Он хорошо играл в гольф и даже еще лучше справлялся со своими профессиональными обязанностями в тех случаях, когда не попадал под перекрестный огонь. Он был выше всяких похвал, если речь заходила об идеях и цифрах. С людьми дело обстояло гораздо хуже.
Очутившись в кабинете, Дайна и Рубенс увидели его тяжеловесную, наполовину спрятанную за массивным столом, фигуру на фоне высокого окна, обращенного на запад. Последнее обстоятельство было отнюдь не случайным: Бейллиман предпочитал, чтобы солнечные лучи светили прямо в глаза посетителям (по утрам он принимал у себя только сотрудников «Твентиз»).
— Дайна, Рубенс, — сердечно приветствовал он их. — Что вас так задержало в приемной? Едва я услышал, что вы там, как сразу же распорядился, чтобы Сандра впустила вас. — Когда они приблизились, он прищурил глаза, изобразив при этом мучительную гримасу на лице, словно ему не давала покоя особенно неприятная проблема. — Я не знаю, что сделаю с ней. — Он покачал головой. — Ей действительно следует лучше понимать, что к чему.
Выйдя из-за стола, он подошел к ним и, обращаясь к Рубенсу, поинтересовался.
— Что ты думаешь насчет нее?
— Да в общем-то ничего плохого сказать не могу, — ответил тот, глядя на Дайну.
Но Бейллимана этот ответ не удовлетворил. Он по-прежнему выглядел расстроенным.
— Не знаю. Она совсем не та женщина, какой была когда-то. Скажи мне, Рубенс...
Однако Рубенс, не обращая на него внимания, отошел к окну. Казалось, он полностью ушел в себя, разглядывая вереницу пальм, протянувшуюся вдоль улицы и непрерывный поток сверкающих «Мерседесов». Не оборачиваясь, он поднял руку и сказал.
— Поговори с Дайной, Бузз. Спроси ее мнения. Она разбирается в женщинах гораздо лучше, чем я.
— А что думаешь ты, Дайна? — спросил Бейллиман, направляясь к бару. — Кто-нибудь хочет выпить?
— Я думаю, — ответила Дайна, что тебе следует сказать Джорджу, что его имя будет стоять под моим, как было решено раньше. — Бейллиман замер, держа на весу бутылку виски. — И, начиная с настоящего момента, пусть мисс Оберет возьмет под свою опеку Дика Рейнольдса, чтобы у нас больше не возникло недоразумений.
Поставив бутылку на место, Бейллиман повернулся к ней.
— Дайна, давай не будем горячиться и совершать неразумных поступков, ладно? Ты не хуже моего знаешь, что иногда происходит с людьми за один вечер, но есть предел, дальше которого никому из нас не следует заходить. — Он приблизился к ней. — Я хочу сказать, — он широко развел руками, — деньги есть деньги, а бизнес есть бизнес. Ты со мной согласен, Рубенс? — Рубенс не удостоил его ответом и даже не повернул головы. Бейллиман, постаравшись этого не заметить, продолжал. — Я согласен, что «это» — это совсем неплохая вещь. Что касается актера, то ему просто не выжить, если у него его нет. — Он ткнул себя в грудь большим пальцем, похожим на обрубок. — Господи, я сам знаю это прекрасно. Ты думаешь, я такое бесчувственное бревно? Я поступил так только для того, чтобы спасти картину. Мы все — одна большая семья. Когда кто-то является ко мне с законной жалобой...
— Она незаконна, — перебила его Дайна.
— Я должен действовать так, чтобы было лучше всем. Я сам себе начинаю напоминать жонглера, Дайна. Однако, черт побери, я не жалуюсь. Мне за это платят, и я выполняю свою работу. Я просто хочу объяснить свою позицию. Мне приходится думать обо всех, а не только о ком-то одном.
— С вашим братом вечно возникают проблемы, но мы в состоянии управиться с чем угодно. Ты поедешь в Нью-Йорк и, вот увидишь, все будет в порядке. Поверь мне. — Он развел руками и в голосе промелькнули умиротворяющие нотки. — Я знаю, какое напряжение возникает перед окончанием работы над фильмом, и искренне сочувствую. Ты нервничаешь, и в этом нет ничего странного. Однако я попадал в такую ситуацию сотни раз и знаю, о чем говорю.
— Что произошло с первоначальным вариантом афиши? — поинтересовалась Дайна. — В моем контракте записаны определенные гарантии.
Улыбка на лице Бейллимана стала чуть шире, точно он почувствовал, что лед начал трескаться под его ударами.
— Я думаю, тебе стоит вернуться домой и как следует перечитать текст контракта. Там оговорен размер букв, но размещение надписей и фамилий определяются студией. Мы обдумали все заново и приняли решение, которое лично я считаю абсолютно верным. Есть смысл в том, что...
— Перестань, — фыркнула Дайна. — Рейнольдс пришел сюда, наступил тебе на мозоль, и ты раскис. Вот как было дело.
У Бейллимана отвисла челюсть. Его лицо приобрело багровый оттенок. Он в ярости молча скреб прыщ на лбу до тех пор, пока не содрал его.
— Что она несет, Рубенс?
Рубенс, по-прежнему наблюдавший за тем, что происходит за окном, оторвался от своего занятия.
— Причем тут я, Бузз? Она говорит сама за себя. Бейллиман опять повернулся к Дайне.
— Ты хочешь сказать, что я — слабак? К этому ты клонишь?
— Я клоню к тому, — отрезала Дайна, — что цвет, в который выкрашены внутри стены моего трейлера, никуда не годится. Я ненавижу его. Отвратительный... бледный персиковый оттенок. Я вернусь, когда его перекрасят.
Бейллиман вцепился в край стола.
— Что? Что ты сказала? — Его изумлению не было предела. — Что значит «я вернусь»?
— Боюсь, что я буду не в состоянии сосредоточиться, вновь очутившись в помещении со столь мерзким интерьером.
— Хм, какой цвет? — Он некоторое время смотрел на нее с подозрением, затем недоуменно пожал плечами, словно соглашаясь сделать большое одолжение. — Ладно. Пусть будет так. Ты получишь, что хочешь. — Он улыбнулся. — Что такое пара банок краски для нас? Ведь мы все — друзья, верно? — Он перевел взгляд на Рубенса, внимательно наблюдавшего за ним.
— Верно, Бузз. — Рубенс кивнул. — Теперь ты начал понимать, о чем идет речь.
Бейллиман, казалось, обрел прежнюю уверенность. Обойдя стол кругом, он уселся в свое кресло и протянул руку к телефону.
— Все, что мне надо сделать...
— И освещение тоже ни к черту, — продолжала Дайна, точно не прерываясь.
Бейллиман, не успев поднести трубку к уху, примерз к креслу.
— Какое освещение? Где — освещение?
— В моем трейлере, — холодно ответила Дайна. Она шагнула к столу. — Я полагаю, что он должен быть освещен гораздо лучше.
Опустив трубку, Бейллиман оторопело уставился на Дайну.
— Могу ли я поинтересоваться, зачем тебе понадобилось освещение в трейлере? — С большим трудом ему удавалось сдерживать себя и не сорваться на крик.
— Для того, чтобы гримерам было легче работать, для чего же еще? Я хочу, чтобы с этого дня мне накладывали грим в трейлере.
— Нет, постой. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, какую бурю вызовет...
— И весь этот лишний народ — студийный сброд, посылаемый тобой для слежки за съемками — должен убраться с площадки к чертовой матери.
— Да ты рехнулась! — Бейллиман поднялся во весь рост, словно цепляясь за последний клочок своей власти. Он вновь потер прыщ на лбу. — Это какое-то безумие, Рубенс! — воскликнул он. — Немедленно прекрати это!
— Рубенс не имеет к этому никакого отношения, — яростно возразила Дайна. — Это касается только тебя и меня.
Однако до Бейллимана все еще не доходил смысл ее слов.
— Рубенс, — повторил он. — Что, черт возьми, здесь происходит?
— Она — твоя звезда, — ответил Рубенс. — Ко мне это, действительно, не имеет ни малейшего отношения.
— Но она — твоя собственность! — завопил Бейллиман.
— Нет, — возразил Рубенс. — Она — твоя звезда, черт побери, и тебе пора брать ответственность на себя. Она принесет тебе добрую сотню миллионов, а то и больше.
— Журавль в небе. Рубенс отошел от окна.
— Если ты даже не в состоянии понять это, мне жаль тебя. Пройдет год, и ты увидишь, во что обойдется тебе отказ от этого нового проекта. — Он прошел мимо Дайны и Бейллимана, направляясь к двери. — Пошли, Дайна. Ты оказалась права, в конце концов. Здесь нам больше нечего обсуждать.
— Рубенс, постой! Куда ты уходишь? — Дверь захлопнулась за спиной у продюсера. — Проклятье! — Бейллиман в бессильной ярости стискивал кулаки. Потом он взглянул на Дайну. — Кто ты, черт возьми, такая, чтобы, явившись сюда...
— Я знаю, кто я такая, Бузз, — ответила Дайна ледяным тоном. — Это ты не имеешь даже отдаленного представления о своем положении в данном случае. Что ты станешь делать, когда я выйду вслед за Рубенсом?
— Ты — просто глупая девчонка. — Бейллимана всего трясло. Его челюсти ходили ходуном. — Я не веду переговоров с девчонками.
— Вот что я скажу тебе, Бузз, — произнося эту фразу, она слегка наклонилась вперед. — Ты мне не нравишься с профессиональной точки зрения, не говоря уже о том, что ты ничего из себя не представляешь как личность. Да, я — женщина, а тебе лучше вбить в свои ископаемые мозги, что здесь нет никого, кроме нас. — Ее глаза впились в его лицо. — Меня и тебя. И либо мы уладим все вопросы прямо сейчас, либо тебе больше никогда не придется вести со мной никаких переговоров.
На мгновение ей показалось, что он готов взорваться. Однако ему все же удалось взять себя в руки.
— Ладно, — сказал он. — Ты получишь освещение и закрытую от посторонних площадку. — Проведя рукой по влажным от пота волосам, он опустился в кресло, громко выдохнув. — Господи! — ему казалось, что наконец-то кончилось.
— Отлично, — нежным голосом отозвалась Дайна. — Ну а теперь, почему бы тебе не набрать номер Рейнольдса и не сказать, что ты передумал. — Она подошла к бару и открыла его. — В противном случае, проект с участием Брандо достанется «Коламбии». — Налив виски в два стакана, она повернулась к Бейллиману. Тот сидел, раскрыв рот, уставившись на нее в немом изумлении. — Я уверена, что глава совета директоров придет в настоящее восхищение, узнав, что ты пропустил эту ленту между пальцев. — Дайна поставила перед ним стакан. Бейллиман продолжал смотреть на нее. На лице его застыло выражение беспредельного ужаса.
— Боже мой! — Он отшатнулся и, повернувшись спиной к Дайне, долгое время оставался неподвижным. Когда он наконец вновь повернулся к ней, на его лице играла улыбка. Он потянулся за стаканом. Руки его тряслись, и от этого льдинки стучали о вспотевшее стекло.
— Разумеется, — заявил он совершенно расслабленным тоном. — У Рейнольдса на руках ни единого козыря. — Он вновь взялся за трубку телефона. — Ни единого. — Он повертел указательным пальцем. — Я предупреждал ребят из рекламного агентства, что рискованно связывать картину с именем Алтавоса. — Сказав это, он заговорил в трубку. — Дотти, найди мне Дика Рейнольдса. Да, немедленно. Попробуй его домашний номер, если он не в офисе. Нет, нет. Я не хочу сейчас беседовать с ней. И пока не соединяй меня ни с кем. — Он повесил трубку и некоторое время задумчиво рассматривал светлые кнопки у основания телефона. Увидев, что одна из них замигала и услышав сигнал, означавший, что связь установлена, он отхлебнул из стакана и, подняв голову, посмотрел Дайне в глаза.
— В конечном счете, Рейнольдс знал, что все так и будет, разве нет?
* * *
Ночь. Все огни на вилле были погашены с наступлением сумерек. Единственным источником света остались лишь карманные фонарики террористов.
Хэтер спала прямо на голом полу. Рейчел лежала прямо возле нее, свернувшись калачиком, положив голову ей на сгиб локтя. От дальней стены отделилась тень. Она беззвучно двигалась по комнате, осторожно переступая через тела спящих, пока не приблизилась к Хэтер. Достав фонарик, тень нагнулась, не сгибая при этом ног, и рывком заставила девушку сесть. В то же мгновение яркий луч из фонаря ударил прямо в моргающие со сна глаза Хэтер.
Та, вскрикнув, зажмурилась и подняла руку, стараясь загородить свет. Резким ударом, от которого мотнулась голова Хэтер, ее рука была отброшена в сторону.
— Уже утро? — хрипло спросила девушка. — Кажется, я спала всего несколько минут.
— Тридцать, — уточнила Рита, разбудившая Хэтер.
— Что тебе нужно? — Она отвернулась, стараясь спрятать лицо от яркого света.
— Вам запрещено спать больше тридцати минут за один раз.
— Но почему?
— Засыпай опять, — Рита выключила фонарик. — Ты теряешь время.
Хэтер заснула, но по мере того, как Рита вновь и вновь возвращалась к ней через каждые полчаса, она постепенно приходила во все более возбужденное состояние. Она едва успевала погрузиться в сон, как тут же чувствовала, что ее дергают за руку, и видела сноп нестерпимого резкого света, направленный ей в глаза. В конце концов, ей вообще больше не удавалось заснуть.
— Зачем они делают это? — шепотом спросила у нее Рейчел в тот момент, когда Риты не было поблизости.
— Не знаю, — последовал ответ.
— Каждый раз, закрывая глаза, я только и думаю о том, что она вот-вот вернется и разбудит меня. — Рейчел пододвинулась поближе к Хэтер. — Это гораздо хуже, чем не спать совсем.
— Да. — Хэтер повернула голову и взглянула на девочку. Да, ты права. Ожидание делает сон невозможным.
— Хэтер?
— Да?
— Я боюсь.
Хэтер обняла девочку и прижала ее к себе.
— Я знаю, Рейчел. В этом нет ничего плохого. Это, пожалуй, даже хорошо в нашем положении — немного бояться.
— Я думаю, что я боюсь не немного.
— Послушай меня, Рейчел. Джеймс перед смертью сказал мне, что я должна бороться с этими людьми. Они должны держать под контролем все, что окружает их, — говорил он. И в том их сила. Как только этот контроль начнет слабеть, они станут уязвимыми.
— Я не понимаю, — голос Рейчел был очень слабым.
— Это значит, что мы должны не позволить им отобрать лучшее, что у нас есть. Именно это сейчас они и пытаются сделать. Ты помогла мне понять это. К чему сводятся их действия: невозможность остаться наедине, короткие периоды сна и так далее. Все это входит в программу, рассчитанную на то, чтобы сломать нас. Нам нельзя позволить им преуспеть в этом.
На мгновение они обе замолкли. Потом Рейчел подняла голову.
— Ты ведь очень любила Джеймса? Хэтер закрыла глаза, но ей все равно не удалось сдержать слезы.
— Да, Рейчел.
— Фредди Бок был для меня как родной дядя. Даже больше. У меня есть дядя в Тель-Авиве, которого я ненавижу. — Ее взгляд блуждал по лицу Хэтер. Взяв ладонь собеседницы в свою, Рейчел прижалась к ней щекой, мокрой от слез. — Что нам надо делать?
— Постарайся поспать хоть немного. Яркая вспышка света ослепила их обеих на несколько мгновений.
— О чем это вы двое тут шепчетесь? — раздался голос Эль-Калаама.
— Женские сплетни, — ответила Хэтер, и тут же получила сильную пощечину.
— Чертова сука! — Это был Фесси, ударивший ее. Только сейчас Хэтер смогла разглядеть его за сверкающим кольцом света. Чуть позади его стоял Эль-Калаам.
— О чем вы разговаривали? — повторил вопрос предводитель террористов.
— Я старалась успокоить ее. Девочка напугана.
— У нее есть все основания бояться, — заявил Эль-Калаам. — Ваше положение поистине угрожающее. До сих пор мы не услышали ни слова в ответ на наши требования, а между тем завтра в восемь утра истекает срок ультиматума.
— Эль-Калаам, — произнесла Хэтер. — Ты не сможешь причинить ей вред. Ведь она еще ребенок. Даже ты, наверняка...
— Это война. Не забывай об этом. На воине детям приходится разделять судьбу взрослых. Невозможно отделить одних от других, — он говорил точно в лихорадке все громче, и громче. — Наша война священна. Наша цель справедлива. Аллах говорит нам, что невинных нет и не может быть.
— Будь проклят Аллах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Пожалуйста, — Сандра почти умоляла. — Ему действительно нужно сказать вам пару слов.
— Пару слов? — повторил вслед за ней Рубенс, широко открыв глаза. Он точно пережевывал эту фразу во рту. — Ну что ж, мне кажется, при таких обстоятельствах...
Дайна покачала головой.
— Простите, мисс Оберет, мы и так, заговорившись с вами, опаздываем на встречу. Пожалуйста, передайте Буззу, что мы зайдем к нему попозже.
Сандра сделала шаг навстречу к ним.
— Господи, не уходите теперь. Он убьет меня.
— Пожалуй, вам следовало раньше подумать об этом, — заметил Рубенс. — Теперь уже слишком поздно.
Сандра жалко улыбнулась. На ее лице было написано отчаяние. Она взяла их обеих за руки.
— Это всего лишь недоразумение, произошедшее целиком по моей вине, — сказала она. — Правда. Эта неделя была такой ужасной, что я сегодня просто не в состоянии сосредоточиться. Я должна была провести вас к мистеру Бейллиману тотчас же, как вы пришли. Просто ума не приложу, почему я этого не сделала. — Дайна отлично понимала, что всему виной инструкции, полученные ею от Бузза. — Это просто один из таких дней. — Она сжала руку Дайне, точно обращаясь к ней как женщина к женщине. — Я думаю, вы понимаете меня, мисс Уитней.
— Боже мой, Дайна, — сказал Рубенс, — Дай бедняжке перевести дух.
Вечно насупленному и недовольному Буззу Бейллиману уже давно перевалило за пятый десяток. Его седые, коротко подстриженные волосы имели стальной отлив, а плотная кожа была красноватого оттенка из-за вечного загара. Он хорошо играл в гольф и даже еще лучше справлялся со своими профессиональными обязанностями в тех случаях, когда не попадал под перекрестный огонь. Он был выше всяких похвал, если речь заходила об идеях и цифрах. С людьми дело обстояло гораздо хуже.
Очутившись в кабинете, Дайна и Рубенс увидели его тяжеловесную, наполовину спрятанную за массивным столом, фигуру на фоне высокого окна, обращенного на запад. Последнее обстоятельство было отнюдь не случайным: Бейллиман предпочитал, чтобы солнечные лучи светили прямо в глаза посетителям (по утрам он принимал у себя только сотрудников «Твентиз»).
— Дайна, Рубенс, — сердечно приветствовал он их. — Что вас так задержало в приемной? Едва я услышал, что вы там, как сразу же распорядился, чтобы Сандра впустила вас. — Когда они приблизились, он прищурил глаза, изобразив при этом мучительную гримасу на лице, словно ему не давала покоя особенно неприятная проблема. — Я не знаю, что сделаю с ней. — Он покачал головой. — Ей действительно следует лучше понимать, что к чему.
Выйдя из-за стола, он подошел к ним и, обращаясь к Рубенсу, поинтересовался.
— Что ты думаешь насчет нее?
— Да в общем-то ничего плохого сказать не могу, — ответил тот, глядя на Дайну.
Но Бейллимана этот ответ не удовлетворил. Он по-прежнему выглядел расстроенным.
— Не знаю. Она совсем не та женщина, какой была когда-то. Скажи мне, Рубенс...
Однако Рубенс, не обращая на него внимания, отошел к окну. Казалось, он полностью ушел в себя, разглядывая вереницу пальм, протянувшуюся вдоль улицы и непрерывный поток сверкающих «Мерседесов». Не оборачиваясь, он поднял руку и сказал.
— Поговори с Дайной, Бузз. Спроси ее мнения. Она разбирается в женщинах гораздо лучше, чем я.
— А что думаешь ты, Дайна? — спросил Бейллиман, направляясь к бару. — Кто-нибудь хочет выпить?
— Я думаю, — ответила Дайна, что тебе следует сказать Джорджу, что его имя будет стоять под моим, как было решено раньше. — Бейллиман замер, держа на весу бутылку виски. — И, начиная с настоящего момента, пусть мисс Оберет возьмет под свою опеку Дика Рейнольдса, чтобы у нас больше не возникло недоразумений.
Поставив бутылку на место, Бейллиман повернулся к ней.
— Дайна, давай не будем горячиться и совершать неразумных поступков, ладно? Ты не хуже моего знаешь, что иногда происходит с людьми за один вечер, но есть предел, дальше которого никому из нас не следует заходить. — Он приблизился к ней. — Я хочу сказать, — он широко развел руками, — деньги есть деньги, а бизнес есть бизнес. Ты со мной согласен, Рубенс? — Рубенс не удостоил его ответом и даже не повернул головы. Бейллиман, постаравшись этого не заметить, продолжал. — Я согласен, что «это» — это совсем неплохая вещь. Что касается актера, то ему просто не выжить, если у него его нет. — Он ткнул себя в грудь большим пальцем, похожим на обрубок. — Господи, я сам знаю это прекрасно. Ты думаешь, я такое бесчувственное бревно? Я поступил так только для того, чтобы спасти картину. Мы все — одна большая семья. Когда кто-то является ко мне с законной жалобой...
— Она незаконна, — перебила его Дайна.
— Я должен действовать так, чтобы было лучше всем. Я сам себе начинаю напоминать жонглера, Дайна. Однако, черт побери, я не жалуюсь. Мне за это платят, и я выполняю свою работу. Я просто хочу объяснить свою позицию. Мне приходится думать обо всех, а не только о ком-то одном.
— С вашим братом вечно возникают проблемы, но мы в состоянии управиться с чем угодно. Ты поедешь в Нью-Йорк и, вот увидишь, все будет в порядке. Поверь мне. — Он развел руками и в голосе промелькнули умиротворяющие нотки. — Я знаю, какое напряжение возникает перед окончанием работы над фильмом, и искренне сочувствую. Ты нервничаешь, и в этом нет ничего странного. Однако я попадал в такую ситуацию сотни раз и знаю, о чем говорю.
— Что произошло с первоначальным вариантом афиши? — поинтересовалась Дайна. — В моем контракте записаны определенные гарантии.
Улыбка на лице Бейллимана стала чуть шире, точно он почувствовал, что лед начал трескаться под его ударами.
— Я думаю, тебе стоит вернуться домой и как следует перечитать текст контракта. Там оговорен размер букв, но размещение надписей и фамилий определяются студией. Мы обдумали все заново и приняли решение, которое лично я считаю абсолютно верным. Есть смысл в том, что...
— Перестань, — фыркнула Дайна. — Рейнольдс пришел сюда, наступил тебе на мозоль, и ты раскис. Вот как было дело.
У Бейллимана отвисла челюсть. Его лицо приобрело багровый оттенок. Он в ярости молча скреб прыщ на лбу до тех пор, пока не содрал его.
— Что она несет, Рубенс?
Рубенс, по-прежнему наблюдавший за тем, что происходит за окном, оторвался от своего занятия.
— Причем тут я, Бузз? Она говорит сама за себя. Бейллиман опять повернулся к Дайне.
— Ты хочешь сказать, что я — слабак? К этому ты клонишь?
— Я клоню к тому, — отрезала Дайна, — что цвет, в который выкрашены внутри стены моего трейлера, никуда не годится. Я ненавижу его. Отвратительный... бледный персиковый оттенок. Я вернусь, когда его перекрасят.
Бейллиман вцепился в край стола.
— Что? Что ты сказала? — Его изумлению не было предела. — Что значит «я вернусь»?
— Боюсь, что я буду не в состоянии сосредоточиться, вновь очутившись в помещении со столь мерзким интерьером.
— Хм, какой цвет? — Он некоторое время смотрел на нее с подозрением, затем недоуменно пожал плечами, словно соглашаясь сделать большое одолжение. — Ладно. Пусть будет так. Ты получишь, что хочешь. — Он улыбнулся. — Что такое пара банок краски для нас? Ведь мы все — друзья, верно? — Он перевел взгляд на Рубенса, внимательно наблюдавшего за ним.
— Верно, Бузз. — Рубенс кивнул. — Теперь ты начал понимать, о чем идет речь.
Бейллиман, казалось, обрел прежнюю уверенность. Обойдя стол кругом, он уселся в свое кресло и протянул руку к телефону.
— Все, что мне надо сделать...
— И освещение тоже ни к черту, — продолжала Дайна, точно не прерываясь.
Бейллиман, не успев поднести трубку к уху, примерз к креслу.
— Какое освещение? Где — освещение?
— В моем трейлере, — холодно ответила Дайна. Она шагнула к столу. — Я полагаю, что он должен быть освещен гораздо лучше.
Опустив трубку, Бейллиман оторопело уставился на Дайну.
— Могу ли я поинтересоваться, зачем тебе понадобилось освещение в трейлере? — С большим трудом ему удавалось сдерживать себя и не сорваться на крик.
— Для того, чтобы гримерам было легче работать, для чего же еще? Я хочу, чтобы с этого дня мне накладывали грим в трейлере.
— Нет, постой. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, какую бурю вызовет...
— И весь этот лишний народ — студийный сброд, посылаемый тобой для слежки за съемками — должен убраться с площадки к чертовой матери.
— Да ты рехнулась! — Бейллиман поднялся во весь рост, словно цепляясь за последний клочок своей власти. Он вновь потер прыщ на лбу. — Это какое-то безумие, Рубенс! — воскликнул он. — Немедленно прекрати это!
— Рубенс не имеет к этому никакого отношения, — яростно возразила Дайна. — Это касается только тебя и меня.
Однако до Бейллимана все еще не доходил смысл ее слов.
— Рубенс, — повторил он. — Что, черт возьми, здесь происходит?
— Она — твоя звезда, — ответил Рубенс. — Ко мне это, действительно, не имеет ни малейшего отношения.
— Но она — твоя собственность! — завопил Бейллиман.
— Нет, — возразил Рубенс. — Она — твоя звезда, черт побери, и тебе пора брать ответственность на себя. Она принесет тебе добрую сотню миллионов, а то и больше.
— Журавль в небе. Рубенс отошел от окна.
— Если ты даже не в состоянии понять это, мне жаль тебя. Пройдет год, и ты увидишь, во что обойдется тебе отказ от этого нового проекта. — Он прошел мимо Дайны и Бейллимана, направляясь к двери. — Пошли, Дайна. Ты оказалась права, в конце концов. Здесь нам больше нечего обсуждать.
— Рубенс, постой! Куда ты уходишь? — Дверь захлопнулась за спиной у продюсера. — Проклятье! — Бейллиман в бессильной ярости стискивал кулаки. Потом он взглянул на Дайну. — Кто ты, черт возьми, такая, чтобы, явившись сюда...
— Я знаю, кто я такая, Бузз, — ответила Дайна ледяным тоном. — Это ты не имеешь даже отдаленного представления о своем положении в данном случае. Что ты станешь делать, когда я выйду вслед за Рубенсом?
— Ты — просто глупая девчонка. — Бейллимана всего трясло. Его челюсти ходили ходуном. — Я не веду переговоров с девчонками.
— Вот что я скажу тебе, Бузз, — произнося эту фразу, она слегка наклонилась вперед. — Ты мне не нравишься с профессиональной точки зрения, не говоря уже о том, что ты ничего из себя не представляешь как личность. Да, я — женщина, а тебе лучше вбить в свои ископаемые мозги, что здесь нет никого, кроме нас. — Ее глаза впились в его лицо. — Меня и тебя. И либо мы уладим все вопросы прямо сейчас, либо тебе больше никогда не придется вести со мной никаких переговоров.
На мгновение ей показалось, что он готов взорваться. Однако ему все же удалось взять себя в руки.
— Ладно, — сказал он. — Ты получишь освещение и закрытую от посторонних площадку. — Проведя рукой по влажным от пота волосам, он опустился в кресло, громко выдохнув. — Господи! — ему казалось, что наконец-то кончилось.
— Отлично, — нежным голосом отозвалась Дайна. — Ну а теперь, почему бы тебе не набрать номер Рейнольдса и не сказать, что ты передумал. — Она подошла к бару и открыла его. — В противном случае, проект с участием Брандо достанется «Коламбии». — Налив виски в два стакана, она повернулась к Бейллиману. Тот сидел, раскрыв рот, уставившись на нее в немом изумлении. — Я уверена, что глава совета директоров придет в настоящее восхищение, узнав, что ты пропустил эту ленту между пальцев. — Дайна поставила перед ним стакан. Бейллиман продолжал смотреть на нее. На лице его застыло выражение беспредельного ужаса.
— Боже мой! — Он отшатнулся и, повернувшись спиной к Дайне, долгое время оставался неподвижным. Когда он наконец вновь повернулся к ней, на его лице играла улыбка. Он потянулся за стаканом. Руки его тряслись, и от этого льдинки стучали о вспотевшее стекло.
— Разумеется, — заявил он совершенно расслабленным тоном. — У Рейнольдса на руках ни единого козыря. — Он вновь взялся за трубку телефона. — Ни единого. — Он повертел указательным пальцем. — Я предупреждал ребят из рекламного агентства, что рискованно связывать картину с именем Алтавоса. — Сказав это, он заговорил в трубку. — Дотти, найди мне Дика Рейнольдса. Да, немедленно. Попробуй его домашний номер, если он не в офисе. Нет, нет. Я не хочу сейчас беседовать с ней. И пока не соединяй меня ни с кем. — Он повесил трубку и некоторое время задумчиво рассматривал светлые кнопки у основания телефона. Увидев, что одна из них замигала и услышав сигнал, означавший, что связь установлена, он отхлебнул из стакана и, подняв голову, посмотрел Дайне в глаза.
— В конечном счете, Рейнольдс знал, что все так и будет, разве нет?
* * *
Ночь. Все огни на вилле были погашены с наступлением сумерек. Единственным источником света остались лишь карманные фонарики террористов.
Хэтер спала прямо на голом полу. Рейчел лежала прямо возле нее, свернувшись калачиком, положив голову ей на сгиб локтя. От дальней стены отделилась тень. Она беззвучно двигалась по комнате, осторожно переступая через тела спящих, пока не приблизилась к Хэтер. Достав фонарик, тень нагнулась, не сгибая при этом ног, и рывком заставила девушку сесть. В то же мгновение яркий луч из фонаря ударил прямо в моргающие со сна глаза Хэтер.
Та, вскрикнув, зажмурилась и подняла руку, стараясь загородить свет. Резким ударом, от которого мотнулась голова Хэтер, ее рука была отброшена в сторону.
— Уже утро? — хрипло спросила девушка. — Кажется, я спала всего несколько минут.
— Тридцать, — уточнила Рита, разбудившая Хэтер.
— Что тебе нужно? — Она отвернулась, стараясь спрятать лицо от яркого света.
— Вам запрещено спать больше тридцати минут за один раз.
— Но почему?
— Засыпай опять, — Рита выключила фонарик. — Ты теряешь время.
Хэтер заснула, но по мере того, как Рита вновь и вновь возвращалась к ней через каждые полчаса, она постепенно приходила во все более возбужденное состояние. Она едва успевала погрузиться в сон, как тут же чувствовала, что ее дергают за руку, и видела сноп нестерпимого резкого света, направленный ей в глаза. В конце концов, ей вообще больше не удавалось заснуть.
— Зачем они делают это? — шепотом спросила у нее Рейчел в тот момент, когда Риты не было поблизости.
— Не знаю, — последовал ответ.
— Каждый раз, закрывая глаза, я только и думаю о том, что она вот-вот вернется и разбудит меня. — Рейчел пододвинулась поближе к Хэтер. — Это гораздо хуже, чем не спать совсем.
— Да. — Хэтер повернула голову и взглянула на девочку. Да, ты права. Ожидание делает сон невозможным.
— Хэтер?
— Да?
— Я боюсь.
Хэтер обняла девочку и прижала ее к себе.
— Я знаю, Рейчел. В этом нет ничего плохого. Это, пожалуй, даже хорошо в нашем положении — немного бояться.
— Я думаю, что я боюсь не немного.
— Послушай меня, Рейчел. Джеймс перед смертью сказал мне, что я должна бороться с этими людьми. Они должны держать под контролем все, что окружает их, — говорил он. И в том их сила. Как только этот контроль начнет слабеть, они станут уязвимыми.
— Я не понимаю, — голос Рейчел был очень слабым.
— Это значит, что мы должны не позволить им отобрать лучшее, что у нас есть. Именно это сейчас они и пытаются сделать. Ты помогла мне понять это. К чему сводятся их действия: невозможность остаться наедине, короткие периоды сна и так далее. Все это входит в программу, рассчитанную на то, чтобы сломать нас. Нам нельзя позволить им преуспеть в этом.
На мгновение они обе замолкли. Потом Рейчел подняла голову.
— Ты ведь очень любила Джеймса? Хэтер закрыла глаза, но ей все равно не удалось сдержать слезы.
— Да, Рейчел.
— Фредди Бок был для меня как родной дядя. Даже больше. У меня есть дядя в Тель-Авиве, которого я ненавижу. — Ее взгляд блуждал по лицу Хэтер. Взяв ладонь собеседницы в свою, Рейчел прижалась к ней щекой, мокрой от слез. — Что нам надо делать?
— Постарайся поспать хоть немного. Яркая вспышка света ослепила их обеих на несколько мгновений.
— О чем это вы двое тут шепчетесь? — раздался голос Эль-Калаама.
— Женские сплетни, — ответила Хэтер, и тут же получила сильную пощечину.
— Чертова сука! — Это был Фесси, ударивший ее. Только сейчас Хэтер смогла разглядеть его за сверкающим кольцом света. Чуть позади его стоял Эль-Калаам.
— О чем вы разговаривали? — повторил вопрос предводитель террористов.
— Я старалась успокоить ее. Девочка напугана.
— У нее есть все основания бояться, — заявил Эль-Калаам. — Ваше положение поистине угрожающее. До сих пор мы не услышали ни слова в ответ на наши требования, а между тем завтра в восемь утра истекает срок ультиматума.
— Эль-Калаам, — произнесла Хэтер. — Ты не сможешь причинить ей вред. Ведь она еще ребенок. Даже ты, наверняка...
— Это война. Не забывай об этом. На воине детям приходится разделять судьбу взрослых. Невозможно отделить одних от других, — он говорил точно в лихорадке все громче, и громче. — Наша война священна. Наша цель справедлива. Аллах говорит нам, что невинных нет и не может быть.
— Будь проклят Аллах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78