А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Забрался на гребень холма, пошел по нему, пока не нашел подходящее место. Отсюда у него был великолепный обзор. Он видел реку, а его самого видно не было. Он припал к земле и стал ждать. С каждым мгновением силы возвращались к нему. Но он все равно понимал – одной физической силы будет мало.
Он прислонился спиной к пню, ощутил пьянящий аромат коричневых сосновых иголок, густо устилавших землю вокруг нею, услышал в вышине среди ветвей печальный зов козодоя. Посмотрел наверх и увидел рядом пятнистую сову. Но было во всем этом нечто странное. Он снова посмотрел. Глаза совы были закрыты. Но сова – ночная птица и не должна в такое время спать. Почему она не бодрствует?
Он нашел ответ и вместе с ним – ощущение победы. Теперь у него появился шанс. Один из десяти тысяч. Но это лучше, чем отсутствие шансов вообще. Однако у него не было времени на раздумья.
Луна. Пусть и неполная, она все равно парила в этом странном краю, и ее кровавый свет был так силен, что сове пришлось закрыть глаза.
Лунный свет играл на воде быстрой реки.
Как будто какойто ключ внезапно отпер замок у него в памяти. «Одна из причин того, – сказал ему однажды Коссори, – что овладевать коппоприходится так долго, заключается в том, что это искусство более чем наполовину духовное. Необходимо научиться достигать спокойствия, подобного лунному свету. Это состояние бесстрастности позволяет одновременно ощущать окружающее, как в целом, так и в мелочах. И когда такое состояние достигнуто, мастер коппоможет считаться непобедимым. Но если хоть чтото его отвлечет, выведет из этого состояния, то, как облако, затенив луну, погружает мир во тьму, так и он может погибнуть».
Око Демона разбилось на тысячи осколков, когда Хелльстурм прыгнул в воду и добрался до берега. Он остановился там, выискивая жертву.
Мойши сидел неподвижно. Только рука медленно двигалась по ковру из сосновых игл, пока не нашарила то, что он искал. Он взял его в левую руку, взвесил и засунул за пояс сзади, чтобы не было видно. Но в это время его локоть мелькнул в пятнышке лунного света, и. словно пес на запах, Хелльстурм повернул свою красивую голову к нему.
Хелльстурм взлетел по склону так быстро, что Мойши даже и представить такого не мог. Его длинные стройные ноги, казалось, вообще не ощущали земного притяжения.
Руки взметнулись в смертоносном ударе, и Мойши подался назад. Споткнулся и был вынужден блокировать удар, падая навзничь.
Этот человек был страшно силен даже в таком положении, и Мойши чуть было не потерял самообладания под напором этой демонической атаки. Удары сыпались без перерыва, и времени больше не было. Через мгновение он превратит его в месиво. Стиснув зубы, Мойши правой рукой, той, что была вывихнута, блокировал удары. Боль, словно живое существо, пожирала ею, но он ничего не мог сделать, поскольку ему нужна была левая рука. Он быстро сунул руку за пояс, сомкнул пальцы на холодной твердой поверхности и вытащил его. Сейчас.
Голова была в огне изза лишь частично отклоненного удара, подобного удару тигриной лапы.
Сейчас, сейчас, сейчас…
– Цуки! – крикнул он. – Сюда! Быстрее!
Это был жест отчаяния, уловка, которую раньше использовали так часто, что теперь уже никто ею не пользовался.
Хелльстурм дернул головой, глаза его приоткрылись чуть шире, руки на миг застыли – облако затенило луну. Мойши вынырнул из тени и. прижав правую руку Хелльстурма к стволу сосны, со всей силой ударил по ней острым камнем, зажатым в кулаке левой руки.
Раздался острый треск, словно рубили дерево. Кожа лопнула, и Мойши снова вогнал камень в кость, один за другим мозжа пальцы. Брызнула кровь. Хелльстурм закинул голову, оскалился, глаза его вылезли из орбит. Мойши ощутил острый запах его пота.
Но левая рука Хелльстурма была все еще цела, он вырвал камень из руки Мойши и, невзирая на боль, словно палицей ударил им своего противника. Мойши ногой двинул Хелльстурма в живот, но кольчуга смягчила удар, и тот, будто не ощущая боли, бросился на Мойши. Вцепился пальцами в поврежденное плечо Мойши.
Боль словно покровом накрыла его. На глаза навернулись слезы, он закричал, рука его онемела от боли и бессильно повисла. Но теперь его левая рука схватилась за рукоять одного из кинжалов. Он попытался вынуть его, но во время схватки тот запутался в одежде.
Красивое лицо Хелльстурма превратилось в маску ненависти и кровожадности. Он все глубже вдавливал пальцы в плечо Мойши. Еще мгновение – и кость снова выйдет из сустава, и боль одолеет его. Если он сейчас потеряет сознание…
Получилось! Кинжал выпутался из складок одежды, и. не раздумывая. Мойши нанес удар, даже не особо целясь – времени не было. Кость выворачивалась, терлась о сустав, он взвыл от боли. Кинжал сверкнул в ночи, располосовав лицо Хелльстурма от правого глаза до левого.
Тот завыл, словно зверь, дернулся назад, зажав изуродованное лицо покалеченной рукой. Почти выпрямился, но склон был слишком крут и слишком много крови было на лице – она заливала ему глаза, уши, рот, и он не смог удержать равновесия. Он рухнул вниз, ударился спиной о ствол сосны. Позвоночник треснул. Он шатнулся, инерция увлекла его дальше, он перевернулся, покатился к берегу реки и рухнул в поток, прямо на камни. Кровавый свет Ока Демона пятнами играл на мертвом теле, словно ничто и не потревожило спокойствия ночного пейзажа.
НАКОВАЛЬНЯ
За равниной лежал небольшой лес, а за ним – сверкающий берег Моря Смерти.
Они выбрались на противоположный край леса только в полдень. Место тут было мрачное, густо заросшее лиственными деревьями, переплетенными виноградными лозами и колючим терновником. Земля была покрыта огромными противными грибами, белесыми, словно снег. Но животных тут, похоже, было мало. Птицы тут жили только ночные, они исчезли еще до того, как солнце взошло над рваным горизонтом.
Они оба с радостью выбрались из гнетущей лесной тьмы. Но то, что они увидели, просто поразило их, поскольку Море Смерти было глубоким безводным шрамом на лике земли, скелетом без кожи и костей.
Только пыль и пепел кружились на ветру, однообразно сверкая на солнце. Пыль и пепел тянулись холмами, а солнце превращало их склоны в раскаленную печь.
Они постояли на краю Моря. На дальнем его конце виднелись темные башни и окна Мистраля – твердыни Сардоникс.
Почти сразу же они решили идти самым коротким путем – через Море Смерти. В ширину оно раза в два было больше, чем в длину, и они прикинули, что огибать его им придется добрых четыре дня.
Как только они спустились к пескам, сразу стало жарче, и Мойши даже решил повернуть назад, но не мог заставить себя высказать свои мысли вслух. А его мысли все время обращались к Офейе и к тому, что ей сейчас, может быть, приходится терпеть в лапах Сардоникс, и его решимость укреплялась.
Чем больше они углублялись в пустыню, тем нестерпимее становилась жара, пока им не стало казаться, будто их поджаривают на вертеле. Но они продолжали путь.
Раскаленное добела, распухшее солнце неподвижно висело над ними. Мойши. который был хорошо знаком с жутким жаром южных пустынь, обмотал голову и лоб запасной рубахой и велел Чиизаи сделать то же самое. Он не хотел, чтобы ктонибудь из них получил солнечный удар.
Говорили они мало, перебрасывались отдельными словами – и только. По большей части изза жары, поскольку выматывала она до невозможности. Но были и другие причины.
Сразу после полудня они перекусили без всякого аппетита. Чиизаи вообще обошлась бы без скудной трапезы, если бы он не настоял, – солнце слишком быстро вытягивало из тела силы.
Теперь дно Моря Смерти стало ровнее, но, как им казалось, они были все еще на прибрежном шельфе. И вот они уже спускаются с шельфа по ступенчатому откосу на истинное дно Моря Смерти.
Они остановились один раз после полудня, чтобы напоить лум, которые, как верблюды, умели сохранять большую часть жизненно необходимой влаги в своем теле. Чиизаи сделала пару глотков теплой воды, но Мойши отказался. Сводя к минимуму расход сил, он знал, как сохранять в своем теле волу, и потому почти не пил.
Они прошли мимо скелета какогото животного величиной с лум. Скелет отбрасывал решетчатую тень на дно Моря. Огромный череп, полузасыпанный пылью, был длинным и узким, почти весь – зубастая челюсть. Двойные ряды зубов, и совсем нет полости для мозга.
Дальше они нашли иссохший остов еще одной твари. У этой, похоже, были крылья по обе стороны скелета лежали хрупкие круглые кости, на изломе было видно, что они пустые. Сухость воздуха делала Море Смерти прекрасным местом для сохранения останков этих некогда живых существ.
Небо нал их головами было безоблачным, белым вокруг солнца и бледноголубым по краям, но теперь впереди он заметил какуюто дымку, висевшую между ними и дальним берегом. Он помотал головой и прикрыл глаза, опасаясь, что жара порождает миражи. Он толкнул Чиизаи и указал вперед. Она кивнула.
Это было облако. Оно лежало так низко, что почти везло брюхом по дну Моря. Его верхушка была не выше береговой линии. Создавалось впечатление, что оно двигалось, както расплывчато, но явно направляясь к ним.
Однако быстро достигло их – внезапно они очутились в туче огромных насекомых. Насекомые монотонно жужжали в ушах, но двигались твари слишком быстро, так что рассмотреть их как следует не удавалось. Какието жужжащие мазки. Но ни одно насекомое не подлетало достаточно близко, чтобы коснуться их, так что эти твари оказались довольно безобидными.
Они пришпорили дум и вскоре миновали рой. Оглянулись. Насекомые медленно пересекали Море Смерти. Мойши подумал: «Чем же они кормятся, тут же нечего есть?»
Стемнело рано, как только солнце опустилось на западе за кромкой Моря. Их вечер начался тогда, когда остальной мир еще купался в солнечном свете. И это было благом, поскольку, как только тени начали наползать на морское дно, вместе с ними пришла и прохлада. Похоже, что то, из чего это дно состояло, недолго держало накопленное за день тепло. Вскоре пала тьма.
Они остановились, измотанные не только дневным переходом, но и испытаниями предыдущей ночи. Весь день Мойши прижимал к себе поврежденную руку, тепло хорошо действовало на нее.
Они разбили лагерь среди костей еще одной гигантской твари. Ребра сходились над их головами, как своды собора. Череп твари был широким и толстым, на лбу торчал огромный рог. Жара резко спала, похолодало, но костер не из чего было разводить. Было невозможно вообразить, что совсем недавно эти пыль и воздух прямо пылали жаром. Лумы стояли рядом, пофыркивали, из их ноздрей выходили облачка пара. Мойши и Чиизаи последовали примеру животных – прижались друг к другу, чтобы согреться.
Они поели. Можно было бы поговорить, но, похоже, желания не было ни у кого. – Мойши видел, что Чиизаи сделала с тульком, но до сих пор не знал, что тот сделал с ней. Он достаточно хорошо был знаком с Чиизаи и знал, что она довольно разговорчивая девушка, и потому это молчание тревожило его. И все равно он удерживался от вопросов, осознавая инстинктивно, что очень важно ей первой начать разговор. А что у нее чтото на душе есть, он даже и не сомневался.
– Как твое плечо? – тихо и приглушенно спросила она. – Сильно болит?
– Не очень. Тепло здорово помогло. Надо повесить руку на перевязь.
– Если вспомнить, куда мы направляемся, то вряд ли это хорошая мысль.
– В любом случае она мало чем тебе поможет.
– Посмотрим завтра, смогу ли я поднять ее над головой.
– Ты спятил.
– Может быть.
Она рассмеялась, но смех прозвучал придушенным кашлем, и она молча заплакала, припав к его плечу. Слезы катились по ее высоким скулам.
– Все кончилось, Чиизаи. – Ему самому эти слова показались глупыми.
– Самое страшное на свете, – сказала она, – это узреть воочию свои собственные страхи. Это буджунская поговорка. Я много раз ее слышала, но так и не понимала ее смысла. До прошлой ночи. Я смотрела в лицо смерти, Мойши, и не боялась. Но этот тульк… – Она замялась, и он понял: ее гложет то, что было причиной ее задумчивого молчания. Все вокруг было исчерчено красными и черными полосами – кровавый свет луны и тени от ребер гигантской твари, в костяке которой они ютились. Его дума топнул ногой и снова застыл. – Этот тульк изнасиловал бы меня. Живую или мертвую. Думаю, ему было все равно. Может, он даже хотел видеть, как я умру во время… – Она замолкла, не в состоянии продолжать. Помолчала несколько минут. И все же она держала себя в руках – тело ее было спокойным. Чиизаи крепче сжала его руки, и он понял, что она еще не дошла до самого для нее трудного. – Я никогда… никогда не была с мужчиной. И когда я увидела его над собой… он стоял… я не могла допустить, чтобы это случилось. Я… мне было страшно… и стыдно. – Последнее слово она выпалила, словно враз решившись все рассказать ему, словно осознав, что не пойдет на попятный в последнее мгновение. – Я сорвалась.
– Нет, – ответил он. Они сидели так близко, что его голос казался ей лишь намеком на звук. – Это спасло тебе жизнь. И нет в этом стыда.
– Я недостойна быть воином, пусть я и шуджин.
– Послушай меня, Чиизаи. – сказал он, взяв ее за подбородок так, что она теперь смотрела ему прямо в глаза. – В ранней юности я усвоил одну вещь: иногда здоровый страх – единственное, что может спасти тебе жизнь. Подумай. Ты ведь сейчас живаздорова. Если бы ты не испугалась…
Она все равно молчала. Возможно, ей просто нужно время. Мойши мысленно пожал плечами. Его собственная битва была настоящим испытанием. Оно помогло ему избавиться от многих теней. Но много их еще оставалось у него в душе.
В ту ночь ему снился дом. Это были не просто яркие бессвязные картинки, а словно он бодрствовал и вспоминал события прошлого.
Ветер говорил с ним. По крайней мере, именно так он всегда вспоминал об этом.
Он пробудился при наступлении часа баклана и вышел на палубу. Это был его первый корабль. «Бийхи». Море было спокойно, как сланец, солнце еще не поднялось над горизонтом, оповещая о своем приходе лишь бледным пламенем на востоке, хотя ночь уже отступила.
Но все было не таким, как когда он лег спать. Ветер был другим. Он успел смениться за короткую южную ночь и теперь дул с юга.
Он глубоко вздохнул и почуял в воздухе нечто, какуюто легкую дымку. Он подошел к поручням правого борта, окинул взглядом горизонт. Только море и небо. Море и небо. И все равно – здесь чтото было не так.
Он повернулся и велел рулевому сменить курс, затем, сложив руки рупором, крикнул, и через несколько мгновений все паруса были повернуты. Мгновением позже появился первый помощник, и Мойши сказал ему о смене курса.
Ему мнилось, что он очень давно не был дома, но оказалось, что Алаарат ни капли не изменился. Искаильский порт, откуда он так давно ушел в море, кишел жизнью. И все же, подводя «Бийхи» к пристани, он тут и лам замечал новые величественные здания, а там, где раньше были пустоши, – орошаемые земли, площади пли крытые рынки. Но это было естественно, ведь все народы должны со временем расселяться шире. Высокие тенистые пальмы, однако, все так же росли вдоль берега перед ближайшими к морю домами.
Последним, кого он видел, когда мальчиком уплывал от этих берегов, был его отец. Он тогда поднял лицо, послав ему последний прощальный поцелуй скорее по обычаю, чем от сердца.
И теперь именно отец привел его домой, потому что ветер принес ему весть о том, что он умирает.
Так и было. Главный зал лома его семьи был освещен тысячами погребальных свечей.
Было позднее утро, жизнь в доме текла вяло. Никто не обращал на него внимания, пока его младший брат Йеса не открыл кедровую дверь в комнату отца.
Они стояли, глядя друг на друга, пока вокруг суетились слуги. Братья были так непохожи и лицом, и душой. Хотя Мойши и был человеком крупным и крепким, в присутствии младшего брата он как бы уменьшался – тот был просто гигантом среди людей. И, конечно, Йеса во всем следовал отцу. Он всегда пренебрежительно относился к интересам старшего брата, считая, что они недостойны того, кто мог бы – нет, долженбыл взять на свои плечи ответственность как будущий глава семьи.
– Что же, – прочистил горло Йеса, – ты вернулся домой, Мойши. Очень вовремя.
– Я приехал потому, что он умирает, Йеса.
– О да. – Брат подчеркнуто сложил руки на груди, уверенный, что это придаст ему торжественности. Мойши же казалось, что он так становится похожим на чопорного школьного учителя. – Ну и из каких же дальних краев ты вернулся?
– Я был в открытом море, в семнадцати днях пути от Билантеан.
– Далеко. Удивляюсь, как это ты вообще сюда добрался.
– Он мой отец.
– Да. Яэто знаю.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты долго отсутствовал, но, вижу, не изменился.
– Я сделал только то, что мог. Либо я, либо ты. Ты никогда не умел как следует защитить себя. Тот мальчик погиб. Один из нас был обязан принять на себя вину и покинуть Искаиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30