Вы назвали меня по имени, Мириам, — презрительно сказал он.
— Прежде чем мы ушли с праздника, я передала Бенджамину послание с Паоло, в котором просила встречи с ним здесь. Как вы узнали об этом? Почему вы так решили отплатить ему? — в отчаянии спрашивала она, мучимая своей собственной виной.
«Риго. Я сказала это вслух. Он знает!»
— Бенджамина не было дома. Как только бал закончился, он отправился к больному, — гневно произнес он. — Ни он, ни я не получали никаких записок. Это вы, а не я предали моего брата, миледи. Я просто ждал шлюху в условленном месте. — В его голосе мешались гнев и насмешка. — Итак, вы ожидали увидеть моего брата, но вместо него разделили ложе со мной. В темноте мы очень похожи. Ну и как, хорошо ли я заменил его? — спросил он жестко.
Горло Мириам сдавило от подступивших слез.
— Бенджамин был всегда нежен и чист со мной. Он совсем не такой, как ты!
— Однако вы позволили мне переспать с вами. Я не принуждал вас изменять брату, — сказал он. Холодная ярость росла в нем в ответ на ее слова.
Теперь она уже не могла сдержать слез, смывавших часть стыда, горячим огнем охватившего ее. Но голос ее не дрогнул, когда она сказала:
— Да, испанец, я позволила тебе осквернить себя, к моему вечному стыду.
— Я не болен французской заразой, если ты имеешь в виду это, — сказал он, в изнеможении теребя рукав камзола.
Очень редко за свою жизнь Мириам Талон поддавалась гневу. Но этот человек выводил ее из себя. Он прошелся по комнате, остановившись перед ней, и в этот момент она ударила его по надменному, ненавистному лицу.
— Это не французская, а испанская чума попала к нам от варваров-индейцев!
Риго схватил ее за руку и крепко сжал хрупкую кисть, Одним движением своей руки он мог сломать ее.
— Итак, теперь, когда ваша страсть утолена, вы вернулись к прежнему мнению обо мне. Я не только отвратительный испанский идолопоклонник и ублюдок, но еще и грязный туземец в придачу!
Несмотря на боль в руке, она не вырывалась.
— Почему, ради всего святого, Бенджамин не оставил тебя подыхать после той битвы!
Он слегка разжал руку, разглядывая ее изящные пальцы.
— Нет, это вы, а не Бенджамин, спасли мне жизнь. Вините в этом и себя, а не только его, миледи.
— Охотно, уверяю вас. Освобождая руку от его слишком нежных прикосновений, она подумала:
«Я попала под твои чары еще во время болезни».
Встретившись с ним взглядом, Мириам удивилась перемене его настроения. Риго видел слезинки на ее щеках. Сейчас она выглядела раскаявшейся. Он пробормотал какое-то проклятие и отвернулся, огорченно взъерошив волосы.
— Мы посягнули на честь человека, который заслуживает лучшего, — горько произнес он. «И я все еще хочу тебя».
Приблизившись к двери, Патрис Феррье услышала два тихих, гневных голоса. Один их них, определенно, принадлежал женщине. Сначала она в гневе повернула обратно, но потом изящный выговор говорящей возбудил ее любопытство. Женщина не была служанкой, которую Риго мог притащить сюда, не дождавшись ее. Знаком приказав слугам ждать, она подняла засов и вошла.
Когда она увидела дочь Иуды Талона, надменную иудейскую докторшу, глаза у нее чуть не полезли на лоб. Хитрая кошачья усмешка искривила ее губы, и она промурлыкала:
— Ну, Родриго, ты, кажется, заболел от нетерпения, ожидая меня? — И, повернувшись к Мириам, добавила: — Я думала, вы лечите только женщин и детей.
— Этот человек не нуждается в моем врачебном искусстве, уверяю вас. Может, вы собираетесь попрактиковать на нем свое? Уверена, у вас в этом деле гораздо больше опыта, чем у меня, — с презрением в голосе ответила Мириам, надев накидку и не обращая внимания на непристойные испанские ругательства, которыми Риго встретил приход Патрис. Потом она повернулась к нему и спокойно добавила: — Не бойся за честь своего брата. Утром я разорву нашу помолвку. Оставляю тебя с этой шлюхой, которую ты так ждал. — С этими словами Мириам направилась к двери.
Не обращая внимания на хихиканье Патрис, Риго загородил рукой дверной проем, не позволяя Мириам уйти.
— Не делай глупостей. Ты не можешь идти домой ночью совсем одна.
— Я уже сделала одну глупость… больше, чем глупость. Мириам надеялась, что ее верные слуги правильно поняли ее приказ и придут с носилками на холм. — У меня есть сопровождающие. Пожалуйста, Риго, позволь мне уйти.
— Что ты скажешь Бенджамину? — спросил он мрачно.
— Это тебя не касается. Он хочет вернуться в Новый Свет? Теперь он сможет сделать это и остаться там. Поезжай со своим братом, испанец. Я хочу, чтобы ты никогда больше не попадался мне на глаза. — С этими словами она обошла его, опустив на голову капюшон, и направилась к носилкам.
Рука Патрис, мерцавшая в темноте от множества украшавшие ее тяжелых дорогих колец, опустилась на плечо Риго, затем скользнула выше, лаская его заросшее щетиной лицо.
— . Иди же, не думаю, что эта девчонка могла насытить такого жеребца, как ты… да? — В ее голосе была одновременно и насмешка, и лесть.
Он взглянул на нее, пытаясь подавить неприязнь.
— Если вы думаете польстить моему мужскому тщеславию, не пытайтесь. Я знаю, что могу сейчас заняться любовью еще, но не стану это делать для того, чтобы поднять себя в собственных глазах. — Он смотрел на ее слуг, терпеливо ждавших с носилками в конце аллеи. Призывно помахав им рукой, он начал мягко подталкивать ее к выходу.
— Мне нужно о многом подумать, миледи. Он с важным видом пожал ей руку. Патрис вздохнула.
— Может быть, в другой раз, — пробормотала она, когда он помогал ей сесть в носилки, понимая, что другого раза уже не будет. По пути домой она проклинала своего толстого глупого мужа, который единственный раз за свою несчастную жизнь не мог напиться вовремя!
Иуда Талон сидел во главе полированного стола эбенового дерева в просторной столовой своего дворца, давно уже не замечая окружавшего его богатства. Перед ним был сыр и свежие апельсины, которыми он привык заканчивать завтрак. В немом изумлении он смотрел на свою единственную дочь.
— Ты сошла с ума. Я предостерегал тебя об опасностях работы с бедными женщинами и детьми в городе.
Мириам неподвижно сидела на краю стула, не притрагиваясь к еде.
— Нет, отец, я не повредилась в уме и не переоценила свои силы, просто я должна разорвать помолвку. Мы с Бенджамином поссорились прошлой ночью. Тоска по родному дому всегда будет непреодолимой преградой между нами. Он не может быть счастлив нигде, кроме Эспаньолы. — Она очень тщательно отрепетировала свою речь. Он человек чести и хочет быть верен своему миру. Я же хочу хранить верность себе, и требую, чтобы ты аннулировал сделку. Раввин не может объявить наш брак законным раньше, чем через месяц. Поэтому наша честь не будет задета, если мы расторгнем договор раньше этого срока. — Ее голос был таким же спокойным, как и ее холодные темные глаза. Она стоически выдержала его взгляд. — Большим бесчестьем было бы заключить этот брак и обречь Бенджамина на годы несчастья.
Иуда поднялся и нетерпеливо заходил по комнате.
— Бенджамин не будет несчастлив. Я знаю, что пошел на хитрость, использовав Дюбэ, но это только доказало, что Бенджамин любит тебя. Он не переживет, если ты выйдешь замуж за кого-нибудь другого.
— Он будет несчастлив. Неужели ты не понял этого, отец? Он только хотел избавить меня от брака против моей воли. Потом он горько сожалел бы об этом.
— Ты хочешь сказать, что он мог бы нарушить слово и увезти тебя против твоей воли? — скептически спросил Иуда.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, конечно нет. Он вернулся бы сюда после того, как познакомил меня со своими родителями, но, побывав в своем родном доме, он постоянно испытывал бы боль.
— Не стоит больше говорить об этом. Все уже решено.
Я всегда позволял поступать тебе так, как ты хочешь, Мириам, но сейчас ты заходишь слишком далеко.
Я не выйду за Бенджамина . — Она поднялась и посмотрела ему спокойно в глаза. — Сегодня я собираюсь отказать ему. Потом ты убедишься, что это только к лучшему — И с этими словами она вышла из комнаты.
В дверях он остановил ее.
— Если ты разорвешь соглашение с домом Торресов, я буду вынужден еще раз поговорить с Дюбэ. Он все еще хочет жениться на тебе. У тебя есть кое-какие обязательства передо мной, перед нашей семьей. Я всю жизнь много работал, чтобы собрать это богатство, и не желаю, чтобы после моей смерти его разделили между бедными иудеями, я хочу видеть наследников, Мириам.
Она на мгновение опустила голову, потом сказала:
— Дюбэ хочет только богатства, о котором ты говорил, но если после всего, что произошло между мной и Бенджамином, ты все еще считаешь, что я должна выйти за него, я сделаю это. — Она повернулась и вышла из комнаты, моля, чтобы время смягчило ее отца. Если же нет, то лучше уж все-таки этот холодный самодовольный Дюбэ, которого она презирала, чем благородный друг, перед которым она всегда будет испытывать чувство вины.
Глава 7
Мириам не пришлось ни обдумывать то, что она скажет Бенджамину, ни идти через весь город, чтобы поговорить с ним. Едва она опомнилась от ужасного разговора с отцом, как голоса в прихожей оповестили ее о том, что ее жених сам пришел к ней.
Как преступник при виде топора и палача, она поспешно покинула свои комнаты на втором этаже и сбежала с лестницы навстречу ему. Несомненно, пациент, у которого он был нынешней ночью, был смертельно болен. Потом она увидела свое письмо в его руке, и сердце ее замерло. Его ясные синие глаза, полные заботы и нежности, смотрели на нее.
«Господи, помоги мне. Подскажи, что делать», — в отчаянии молилась Мириам.
— Мириам, мы должны поговорить. Ты можешь выйти в сад? — спросил он.
Она молча кивнула и на негнущихся ногах спустилась с лестницы. Они прошли по длинному коридору и вышли во двор. Присев на каменную скамью в тени пинии, он наклонился к ней и протянул письмо.
— Паоло дал мне это, когда я пришел домой. И я сразу отправился сюда. Вчера, когда все уже разошлись, мне пришлось навестить старого Жана Ле Бража. — Он повернулся к ней и, виновато улыбнувшись, добавил: — Конечно, я с большим удовольствием провел бы эту ночь с тобой. Пожалуйста, прости меня.
Он обнял ее и прижался губами к ее губам прежде, чем она успела понять, что происходит. Бенджамин не сдерживал своей страсти, его губы показались ей дерзкими и… такими знакомыми!
I «В темноте мы похожи еще больше», — вспомнила Мириам.
Она окаменела от ужаса, не в силах что-либо предпринять.
— Я так боялся, что ты была ночью в городе и некому было защитить тебя, кроме слуг… — Он замолчал, заметив ее замешательство. — Я обидел тебя?
Она наконец пришла в себя и нежно коснулась его щеки.
— Нет, Бенждамин, это я обидела тебя. Видишь ли, после этой неудавшейся встречи сегодня ночью я много думала о нашем предстоящем браке. — «Ну, по крайней мере, в этом я не лгу». — И о нашей ссоре. — Она высвободилась из его объятий и, пытаясь взять себя в руки, сказала: — Эта записка была ошибкой. — «Это еще слабо сказано», — горько подумала она про себя. — Я просто хотела попытаться в последний раз закрепить нашу помолвку в надежде, что это привяжет меня к тебе и твоему миру. Если… если бы ты пришел и мы сделали бы то, о чем я просила, это не спасло бы ничего, все стало бы еще хуже. — Она почувствовала, что лицо ее пылает. Заниматься с Бенджамином тем же, чем с Риго, казалось ей невозможным. Бенджамин был ее другом и коллегой, ее защитником в Падуе, ее героем, но, как внезапно поняла Мириам, она не думала о нем как о любовнике.
— Я не уверен, что когда-нибудь сам мог оценить свою мужскую привлекательность, — сказал он, чувствуя, определенно, некоторый дискомфорт. Он с растущим беспокойством смотрел, как она поднялась и отошла от него.
— Нет, дело совсем не в том. Дело в том, что… — Она не могла больше вымолвить ни слова. Как объяснить ему?
— Итак, ты опять передумала и хочешь остаться в Марселе. — Его голос задрожал от гнева, когда он встал и подошел к ней ближе. — Ты никогда не была склонна менять решения, Мириам. Но в последнее время мне кажется, что ты просто раздваиваешься.
«Неужели он догадывается?» — Она взглянула ему в лицо.
— Да, я была очень… нерешительной. Но с тех пор как этот брак стал навязываться нас с помощью хитроумных манипуляций моего отца, я стала смотреть на чувства, которые мы испытываем друг к другу, по-другому.
«Пока этот испанец не разрушил все!»
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, и в его голосе послышалась ярость. — Мы дали обет, Мириам. — Он напряженно посмотрел ей в глаза.
Она тихо вздохнула.
— Я не выйду за тебя, Бенджамин. Ты будешь несчастлив в Марселе. Я буду несчастна в Новом Свете. Из этого тупика нет выхода.
— И ты думаешь, я поверю в то, что все это ты решила за одну ночь? Скажи… ты больше не любишь меня?
— Я люблю тебя, Бенджамин, но как друга — хорошего, доброго и верного друга, но… не как мужа, — поспешно добавила она.
— Большинство браков держатся даже на еще более шатких основаниях, чем дружба, — возразил он.
Раньше это устраивало ее. Но сейчас его аргументы явно ни к чему не привели. «Хочу ли я знать, почему она передумала?» — подумал Бенджамин.
Мириам видела по его лицу, как он растерян и обижен; голос его звенел от гнева.
— Мне очень жаль, Бенджамин.
— Я уже написал родителям о нашей свадьбе. Они будут ждать, что ты приедешь вместе со мной.
— Я прошу у тебя прощения за это. Но ты ведь написал им и о Риго. Возьми его с собой, Бенджамин. Попытай счастья в Новом Свете и, быть может, время от времени ты будешь приезжать и сюда, чтобы повидать нас.
Он вспомнил все: и как она помогала его брату, и полные ненависти взгляды, которыми обменивались они, помнил ее нелестные слова о нем, ее замешательство на балу, когда она искала Риго глазами, и ее отрицательный ответ, когда он побескоился о том, не обидел ли тот ее — все это промелькнуло перед мысленным взором Бенджамина, оглушив его неожиданным открытием.
— Это Риго, Мириам? — Он ждал реакции на свой вопрос.
Даже если бы он ударил ее, она не почувствовала бы такой боли. Мириам пыталась взять себя в руки.
«Господи, пожалуйта, не позволь мне обидеть его еще сильнее!» — молила она.
— Ты ведь не, думаешь, что я могу любить этого… этого испанца! Он презирает меня, смеется над моей работой, относится ко мне, как к своей лошади!
Он видел, как боль и гнев вспыхнули в ее глазах, отчего они потемнели подобно олову.
— Даже если все это правда, вы могли бы полюбить его, — спокойно сказал он. Потом попытался улыбнуться. — Но вы правы, это было бы совсем… неосуществимо!
Оставив ее одну, он вспомнил ее слова: «Это только к лучшему». Предпочла ли она лучшему выходу из положения просто меньшее из зол?
Риго все утро упражнялся в верховой езде, насколько позволял его бок, и чуть не падал с седла от усталости. Но ухаживать за лошадью было для него привычным и знакомым занятием, давало время сосредоточиться и обдумать происходящее.
Чудесная гнедая лошадь, которую он сейчас чистил, принадлежала его брату.
«Искупление греха?» — подумал он с усмешкой, выскребая блестящую шкуру лошади.
Перед его глазами все еще пылало лицо Мириам в бледном лунном свете, и он слышал ее жестокие слова: «Почему Господь не позволил Бенджамину дать тебе умереть в том сражении!» Что за безумие было покуситься на ее девственность! На женщину его брата! Бенджамин заслуживал лучшего. Однако, хотя чувство вины мучило его, он все еще тонул в чудесном запахе Мириам и ее ясных серых глазах, чувствовал мягкость ее кожи и знал, что она была так же не в силах остановить его, как и он сам.
Теперь она будет вынуждена разорвать помолвку с Бенджамином, лучшим из людей, кого он когда-либо встречал, и который мог любить ее, как она того заслуживала. Оба они предали его, и теперь оба должны расплачиваться за свое вероломство.
Риго чувствовал обиду на Аарона и настороженность по отношению к Исааку, понимая его неприязнь. Он был лишним в этом иудейском доме, к которому принадлежал Бенджамин. Но Риго полюбил своего брата, несмотря на то, что не доверял и стеснялся остальной семьи.
«Два брата, любящие одну и ту же женщину», — горько подумал он и замер от неожиданно определившегося чувства. — «Любят?» — Он желал ее, она казалась ему привлекательной, необычной, лишала его привычной рассудительности — но любить? Нет!
В это время в конюшню вошел Бенджамин, прервав тревожные размышления Риго.
— Тетя Руфь сказала, что ты здесь. — Он разглядывал покрытое потом тело Риго, одетого только в штаны и сапоги для верховой езды. Белая льняная туника и черный камзол висели на барьере стойла. — У нас есть слуги, чтобы ухаживать за лошадьми, — сказал он, но сразу вспомнил, что их отец любил делать это сам.
— Мне нужны упражнения. Последние несколько недель я чувствую, что слабею и теряю форму, — сказал Риго, отбрасывая волосы со лба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Прежде чем мы ушли с праздника, я передала Бенджамину послание с Паоло, в котором просила встречи с ним здесь. Как вы узнали об этом? Почему вы так решили отплатить ему? — в отчаянии спрашивала она, мучимая своей собственной виной.
«Риго. Я сказала это вслух. Он знает!»
— Бенджамина не было дома. Как только бал закончился, он отправился к больному, — гневно произнес он. — Ни он, ни я не получали никаких записок. Это вы, а не я предали моего брата, миледи. Я просто ждал шлюху в условленном месте. — В его голосе мешались гнев и насмешка. — Итак, вы ожидали увидеть моего брата, но вместо него разделили ложе со мной. В темноте мы очень похожи. Ну и как, хорошо ли я заменил его? — спросил он жестко.
Горло Мириам сдавило от подступивших слез.
— Бенджамин был всегда нежен и чист со мной. Он совсем не такой, как ты!
— Однако вы позволили мне переспать с вами. Я не принуждал вас изменять брату, — сказал он. Холодная ярость росла в нем в ответ на ее слова.
Теперь она уже не могла сдержать слез, смывавших часть стыда, горячим огнем охватившего ее. Но голос ее не дрогнул, когда она сказала:
— Да, испанец, я позволила тебе осквернить себя, к моему вечному стыду.
— Я не болен французской заразой, если ты имеешь в виду это, — сказал он, в изнеможении теребя рукав камзола.
Очень редко за свою жизнь Мириам Талон поддавалась гневу. Но этот человек выводил ее из себя. Он прошелся по комнате, остановившись перед ней, и в этот момент она ударила его по надменному, ненавистному лицу.
— Это не французская, а испанская чума попала к нам от варваров-индейцев!
Риго схватил ее за руку и крепко сжал хрупкую кисть, Одним движением своей руки он мог сломать ее.
— Итак, теперь, когда ваша страсть утолена, вы вернулись к прежнему мнению обо мне. Я не только отвратительный испанский идолопоклонник и ублюдок, но еще и грязный туземец в придачу!
Несмотря на боль в руке, она не вырывалась.
— Почему, ради всего святого, Бенджамин не оставил тебя подыхать после той битвы!
Он слегка разжал руку, разглядывая ее изящные пальцы.
— Нет, это вы, а не Бенджамин, спасли мне жизнь. Вините в этом и себя, а не только его, миледи.
— Охотно, уверяю вас. Освобождая руку от его слишком нежных прикосновений, она подумала:
«Я попала под твои чары еще во время болезни».
Встретившись с ним взглядом, Мириам удивилась перемене его настроения. Риго видел слезинки на ее щеках. Сейчас она выглядела раскаявшейся. Он пробормотал какое-то проклятие и отвернулся, огорченно взъерошив волосы.
— Мы посягнули на честь человека, который заслуживает лучшего, — горько произнес он. «И я все еще хочу тебя».
Приблизившись к двери, Патрис Феррье услышала два тихих, гневных голоса. Один их них, определенно, принадлежал женщине. Сначала она в гневе повернула обратно, но потом изящный выговор говорящей возбудил ее любопытство. Женщина не была служанкой, которую Риго мог притащить сюда, не дождавшись ее. Знаком приказав слугам ждать, она подняла засов и вошла.
Когда она увидела дочь Иуды Талона, надменную иудейскую докторшу, глаза у нее чуть не полезли на лоб. Хитрая кошачья усмешка искривила ее губы, и она промурлыкала:
— Ну, Родриго, ты, кажется, заболел от нетерпения, ожидая меня? — И, повернувшись к Мириам, добавила: — Я думала, вы лечите только женщин и детей.
— Этот человек не нуждается в моем врачебном искусстве, уверяю вас. Может, вы собираетесь попрактиковать на нем свое? Уверена, у вас в этом деле гораздо больше опыта, чем у меня, — с презрением в голосе ответила Мириам, надев накидку и не обращая внимания на непристойные испанские ругательства, которыми Риго встретил приход Патрис. Потом она повернулась к нему и спокойно добавила: — Не бойся за честь своего брата. Утром я разорву нашу помолвку. Оставляю тебя с этой шлюхой, которую ты так ждал. — С этими словами Мириам направилась к двери.
Не обращая внимания на хихиканье Патрис, Риго загородил рукой дверной проем, не позволяя Мириам уйти.
— Не делай глупостей. Ты не можешь идти домой ночью совсем одна.
— Я уже сделала одну глупость… больше, чем глупость. Мириам надеялась, что ее верные слуги правильно поняли ее приказ и придут с носилками на холм. — У меня есть сопровождающие. Пожалуйста, Риго, позволь мне уйти.
— Что ты скажешь Бенджамину? — спросил он мрачно.
— Это тебя не касается. Он хочет вернуться в Новый Свет? Теперь он сможет сделать это и остаться там. Поезжай со своим братом, испанец. Я хочу, чтобы ты никогда больше не попадался мне на глаза. — С этими словами она обошла его, опустив на голову капюшон, и направилась к носилкам.
Рука Патрис, мерцавшая в темноте от множества украшавшие ее тяжелых дорогих колец, опустилась на плечо Риго, затем скользнула выше, лаская его заросшее щетиной лицо.
— . Иди же, не думаю, что эта девчонка могла насытить такого жеребца, как ты… да? — В ее голосе была одновременно и насмешка, и лесть.
Он взглянул на нее, пытаясь подавить неприязнь.
— Если вы думаете польстить моему мужскому тщеславию, не пытайтесь. Я знаю, что могу сейчас заняться любовью еще, но не стану это делать для того, чтобы поднять себя в собственных глазах. — Он смотрел на ее слуг, терпеливо ждавших с носилками в конце аллеи. Призывно помахав им рукой, он начал мягко подталкивать ее к выходу.
— Мне нужно о многом подумать, миледи. Он с важным видом пожал ей руку. Патрис вздохнула.
— Может быть, в другой раз, — пробормотала она, когда он помогал ей сесть в носилки, понимая, что другого раза уже не будет. По пути домой она проклинала своего толстого глупого мужа, который единственный раз за свою несчастную жизнь не мог напиться вовремя!
Иуда Талон сидел во главе полированного стола эбенового дерева в просторной столовой своего дворца, давно уже не замечая окружавшего его богатства. Перед ним был сыр и свежие апельсины, которыми он привык заканчивать завтрак. В немом изумлении он смотрел на свою единственную дочь.
— Ты сошла с ума. Я предостерегал тебя об опасностях работы с бедными женщинами и детьми в городе.
Мириам неподвижно сидела на краю стула, не притрагиваясь к еде.
— Нет, отец, я не повредилась в уме и не переоценила свои силы, просто я должна разорвать помолвку. Мы с Бенджамином поссорились прошлой ночью. Тоска по родному дому всегда будет непреодолимой преградой между нами. Он не может быть счастлив нигде, кроме Эспаньолы. — Она очень тщательно отрепетировала свою речь. Он человек чести и хочет быть верен своему миру. Я же хочу хранить верность себе, и требую, чтобы ты аннулировал сделку. Раввин не может объявить наш брак законным раньше, чем через месяц. Поэтому наша честь не будет задета, если мы расторгнем договор раньше этого срока. — Ее голос был таким же спокойным, как и ее холодные темные глаза. Она стоически выдержала его взгляд. — Большим бесчестьем было бы заключить этот брак и обречь Бенджамина на годы несчастья.
Иуда поднялся и нетерпеливо заходил по комнате.
— Бенджамин не будет несчастлив. Я знаю, что пошел на хитрость, использовав Дюбэ, но это только доказало, что Бенджамин любит тебя. Он не переживет, если ты выйдешь замуж за кого-нибудь другого.
— Он будет несчастлив. Неужели ты не понял этого, отец? Он только хотел избавить меня от брака против моей воли. Потом он горько сожалел бы об этом.
— Ты хочешь сказать, что он мог бы нарушить слово и увезти тебя против твоей воли? — скептически спросил Иуда.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, конечно нет. Он вернулся бы сюда после того, как познакомил меня со своими родителями, но, побывав в своем родном доме, он постоянно испытывал бы боль.
— Не стоит больше говорить об этом. Все уже решено.
Я всегда позволял поступать тебе так, как ты хочешь, Мириам, но сейчас ты заходишь слишком далеко.
Я не выйду за Бенджамина . — Она поднялась и посмотрела ему спокойно в глаза. — Сегодня я собираюсь отказать ему. Потом ты убедишься, что это только к лучшему — И с этими словами она вышла из комнаты.
В дверях он остановил ее.
— Если ты разорвешь соглашение с домом Торресов, я буду вынужден еще раз поговорить с Дюбэ. Он все еще хочет жениться на тебе. У тебя есть кое-какие обязательства передо мной, перед нашей семьей. Я всю жизнь много работал, чтобы собрать это богатство, и не желаю, чтобы после моей смерти его разделили между бедными иудеями, я хочу видеть наследников, Мириам.
Она на мгновение опустила голову, потом сказала:
— Дюбэ хочет только богатства, о котором ты говорил, но если после всего, что произошло между мной и Бенджамином, ты все еще считаешь, что я должна выйти за него, я сделаю это. — Она повернулась и вышла из комнаты, моля, чтобы время смягчило ее отца. Если же нет, то лучше уж все-таки этот холодный самодовольный Дюбэ, которого она презирала, чем благородный друг, перед которым она всегда будет испытывать чувство вины.
Глава 7
Мириам не пришлось ни обдумывать то, что она скажет Бенджамину, ни идти через весь город, чтобы поговорить с ним. Едва она опомнилась от ужасного разговора с отцом, как голоса в прихожей оповестили ее о том, что ее жених сам пришел к ней.
Как преступник при виде топора и палача, она поспешно покинула свои комнаты на втором этаже и сбежала с лестницы навстречу ему. Несомненно, пациент, у которого он был нынешней ночью, был смертельно болен. Потом она увидела свое письмо в его руке, и сердце ее замерло. Его ясные синие глаза, полные заботы и нежности, смотрели на нее.
«Господи, помоги мне. Подскажи, что делать», — в отчаянии молилась Мириам.
— Мириам, мы должны поговорить. Ты можешь выйти в сад? — спросил он.
Она молча кивнула и на негнущихся ногах спустилась с лестницы. Они прошли по длинному коридору и вышли во двор. Присев на каменную скамью в тени пинии, он наклонился к ней и протянул письмо.
— Паоло дал мне это, когда я пришел домой. И я сразу отправился сюда. Вчера, когда все уже разошлись, мне пришлось навестить старого Жана Ле Бража. — Он повернулся к ней и, виновато улыбнувшись, добавил: — Конечно, я с большим удовольствием провел бы эту ночь с тобой. Пожалуйста, прости меня.
Он обнял ее и прижался губами к ее губам прежде, чем она успела понять, что происходит. Бенджамин не сдерживал своей страсти, его губы показались ей дерзкими и… такими знакомыми!
I «В темноте мы похожи еще больше», — вспомнила Мириам.
Она окаменела от ужаса, не в силах что-либо предпринять.
— Я так боялся, что ты была ночью в городе и некому было защитить тебя, кроме слуг… — Он замолчал, заметив ее замешательство. — Я обидел тебя?
Она наконец пришла в себя и нежно коснулась его щеки.
— Нет, Бенждамин, это я обидела тебя. Видишь ли, после этой неудавшейся встречи сегодня ночью я много думала о нашем предстоящем браке. — «Ну, по крайней мере, в этом я не лгу». — И о нашей ссоре. — Она высвободилась из его объятий и, пытаясь взять себя в руки, сказала: — Эта записка была ошибкой. — «Это еще слабо сказано», — горько подумала она про себя. — Я просто хотела попытаться в последний раз закрепить нашу помолвку в надежде, что это привяжет меня к тебе и твоему миру. Если… если бы ты пришел и мы сделали бы то, о чем я просила, это не спасло бы ничего, все стало бы еще хуже. — Она почувствовала, что лицо ее пылает. Заниматься с Бенджамином тем же, чем с Риго, казалось ей невозможным. Бенджамин был ее другом и коллегой, ее защитником в Падуе, ее героем, но, как внезапно поняла Мириам, она не думала о нем как о любовнике.
— Я не уверен, что когда-нибудь сам мог оценить свою мужскую привлекательность, — сказал он, чувствуя, определенно, некоторый дискомфорт. Он с растущим беспокойством смотрел, как она поднялась и отошла от него.
— Нет, дело совсем не в том. Дело в том, что… — Она не могла больше вымолвить ни слова. Как объяснить ему?
— Итак, ты опять передумала и хочешь остаться в Марселе. — Его голос задрожал от гнева, когда он встал и подошел к ней ближе. — Ты никогда не была склонна менять решения, Мириам. Но в последнее время мне кажется, что ты просто раздваиваешься.
«Неужели он догадывается?» — Она взглянула ему в лицо.
— Да, я была очень… нерешительной. Но с тех пор как этот брак стал навязываться нас с помощью хитроумных манипуляций моего отца, я стала смотреть на чувства, которые мы испытываем друг к другу, по-другому.
«Пока этот испанец не разрушил все!»
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, и в его голосе послышалась ярость. — Мы дали обет, Мириам. — Он напряженно посмотрел ей в глаза.
Она тихо вздохнула.
— Я не выйду за тебя, Бенджамин. Ты будешь несчастлив в Марселе. Я буду несчастна в Новом Свете. Из этого тупика нет выхода.
— И ты думаешь, я поверю в то, что все это ты решила за одну ночь? Скажи… ты больше не любишь меня?
— Я люблю тебя, Бенджамин, но как друга — хорошего, доброго и верного друга, но… не как мужа, — поспешно добавила она.
— Большинство браков держатся даже на еще более шатких основаниях, чем дружба, — возразил он.
Раньше это устраивало ее. Но сейчас его аргументы явно ни к чему не привели. «Хочу ли я знать, почему она передумала?» — подумал Бенджамин.
Мириам видела по его лицу, как он растерян и обижен; голос его звенел от гнева.
— Мне очень жаль, Бенджамин.
— Я уже написал родителям о нашей свадьбе. Они будут ждать, что ты приедешь вместе со мной.
— Я прошу у тебя прощения за это. Но ты ведь написал им и о Риго. Возьми его с собой, Бенджамин. Попытай счастья в Новом Свете и, быть может, время от времени ты будешь приезжать и сюда, чтобы повидать нас.
Он вспомнил все: и как она помогала его брату, и полные ненависти взгляды, которыми обменивались они, помнил ее нелестные слова о нем, ее замешательство на балу, когда она искала Риго глазами, и ее отрицательный ответ, когда он побескоился о том, не обидел ли тот ее — все это промелькнуло перед мысленным взором Бенджамина, оглушив его неожиданным открытием.
— Это Риго, Мириам? — Он ждал реакции на свой вопрос.
Даже если бы он ударил ее, она не почувствовала бы такой боли. Мириам пыталась взять себя в руки.
«Господи, пожалуйта, не позволь мне обидеть его еще сильнее!» — молила она.
— Ты ведь не, думаешь, что я могу любить этого… этого испанца! Он презирает меня, смеется над моей работой, относится ко мне, как к своей лошади!
Он видел, как боль и гнев вспыхнули в ее глазах, отчего они потемнели подобно олову.
— Даже если все это правда, вы могли бы полюбить его, — спокойно сказал он. Потом попытался улыбнуться. — Но вы правы, это было бы совсем… неосуществимо!
Оставив ее одну, он вспомнил ее слова: «Это только к лучшему». Предпочла ли она лучшему выходу из положения просто меньшее из зол?
Риго все утро упражнялся в верховой езде, насколько позволял его бок, и чуть не падал с седла от усталости. Но ухаживать за лошадью было для него привычным и знакомым занятием, давало время сосредоточиться и обдумать происходящее.
Чудесная гнедая лошадь, которую он сейчас чистил, принадлежала его брату.
«Искупление греха?» — подумал он с усмешкой, выскребая блестящую шкуру лошади.
Перед его глазами все еще пылало лицо Мириам в бледном лунном свете, и он слышал ее жестокие слова: «Почему Господь не позволил Бенджамину дать тебе умереть в том сражении!» Что за безумие было покуситься на ее девственность! На женщину его брата! Бенджамин заслуживал лучшего. Однако, хотя чувство вины мучило его, он все еще тонул в чудесном запахе Мириам и ее ясных серых глазах, чувствовал мягкость ее кожи и знал, что она была так же не в силах остановить его, как и он сам.
Теперь она будет вынуждена разорвать помолвку с Бенджамином, лучшим из людей, кого он когда-либо встречал, и который мог любить ее, как она того заслуживала. Оба они предали его, и теперь оба должны расплачиваться за свое вероломство.
Риго чувствовал обиду на Аарона и настороженность по отношению к Исааку, понимая его неприязнь. Он был лишним в этом иудейском доме, к которому принадлежал Бенджамин. Но Риго полюбил своего брата, несмотря на то, что не доверял и стеснялся остальной семьи.
«Два брата, любящие одну и ту же женщину», — горько подумал он и замер от неожиданно определившегося чувства. — «Любят?» — Он желал ее, она казалась ему привлекательной, необычной, лишала его привычной рассудительности — но любить? Нет!
В это время в конюшню вошел Бенджамин, прервав тревожные размышления Риго.
— Тетя Руфь сказала, что ты здесь. — Он разглядывал покрытое потом тело Риго, одетого только в штаны и сапоги для верховой езды. Белая льняная туника и черный камзол висели на барьере стойла. — У нас есть слуги, чтобы ухаживать за лошадьми, — сказал он, но сразу вспомнил, что их отец любил делать это сам.
— Мне нужны упражнения. Последние несколько недель я чувствую, что слабею и теряю форму, — сказал Риго, отбрасывая волосы со лба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40