А также отмечал волны жгучей боли, которые волнами расходились от сломанного запястья, и, что еще хуже – страшную, безнадежную муку, поселившуюся в его левом плече. Все кончено! Локки осознал весь ужас своего поражения, и это понимание породило в нем такой стыд, что даже заставило на время забыть о боли. Трое его друзей так и останутся не отмщенными, их души обречены вечно скитаться по земле – а все потому, что засранец Локки Ламора ПРОИГРАЛ.
Он с шумом втянул в себя воздух, и этот полувздох-полувсхлип породил новую вспышку боли. Кажется, в груди… или в спине? Теперь Локки уже не мог обозначить источник боли – всё его существо превратилось в единый сгусток бесконечных, невыносимых страданий. Кроваво-красное безумие захлестнуло его разум, но эта же багровая волна будоражила его, поднимала с полу. С мучительным нечленораздельным воем Локки подтянул ноги к животу и резко их выпрямил, метя в грудь Серому Королю.
Тот как раз готовился нанести последний смертельный удар поверженному противнику. Благодаря толчку Локки острие рапиры, метившее прямо в сердце, отклонилось и обрушилось на многострадальную левую руку. О, это был знатный удар! Анатолиус вложил в него всю свою силу и ярость. Стальное лезвие насквозь проткнуло не столь уж мощное предплечье Локки и вышло с другой стороны. Обезумев от боли, Локки рванул руку вверх, мешая освободить клинок. Он чувствовал, как зазубренные края рапиры ворочаются внутри его плоти, совершают свою ужасную работу – рвут мышцы, скребут кость, но не могут выйти наружу.
Но у Серого Короля оставался еще кинжал – Локки видел чужую руку, сжимающую рукоять. Спасительное звериное чутье подсказало ему использовать единственное доступное в таком положении оружие. Он впился зубами в пальцы Серого Короля, ощутив на языке вкус чужой крови. Анатолиус вскрикнул и от неожиданности разжал кулак. Кинжал выпал и полетел на пол, по пути ударившись о левое плечо Локки. Серый Король с силой выдернул руку, а Локки выплюнул ему в лицо оставшиеся во рту кровь и ошметки кожи.
– Сдавайся! – заорал Король, нанося удары по лицу и по черепу противника. Здоровой правой рукой Локки ухватился за второй кинжал Анатолиуса, остававшийся в ножнах на поясе. Тот рассмеялся и ударил его по руке, пытаясь освободиться.
– Брось, Ламора! Что за чушь! Ты же все равно не сможешь победить! – каждая фраза сопровождалась градом ударов, но Локки словно оглох и потерял чувствительность. Он намертво вцепился в своего противника – так тонущий человек цепляется за оказавшееся поблизости бревно. Серый Король продолжал со смехом колотить его по лицу, ушам, плечам, несколько раз угодил по кровоточащей ране… – Ты… не в состоянии… меня побить!
– А мне и не нужно бить тебя, гнилой урод, – прошептал Локки. На лице его – со сломанным носом, с разбитыми в мясо губами – застыла блаженная улыбка сумасшедшего. Почти теряя сознание, он тем не менее продолжал повторять: – Мне не обязательно бить тебя… Нужно только продержать на месте… пока сюда не доберется Жеан.
Когда смысл этих слов дошел до Серого Короля, он усилил свой натиск. Удары один за другим сыпались на Локки, но, судя по всему, не производили никакого эффекта. Он лишь заливался безумным пронзительным смехом и все крепче сжимал хватку.
– Я должен просто удерживать тебя… пока не подоспеет Жеан!
Злобно зашипев, Серый Король попытался оторвать от себя этого сумасшедшего. Ему пришлось выпустить правую руку Локки, и тот воспользовался моментом, чтобы незаметно вытряхнуть в ладонь золотой тирин, припасенный в рукаве. Последним усилием он швырнул его через плечо противника, и монета громко звякнула, ударившись об стену.
– А вот и он, гнусная тварь! – завопил Локки, разбрызгивая кровь на серую рубашку врага. – На помощь, Жеан!
И Серый Король попался на эту нехитрую уловку. Напуганный неожиданным появлением Жеана Таннена, он резко развернулся, потащив за собой и Локки. Это заняло всего долю секунды – ту самую, о которой тот возносил отчаянные мольбы всем богам без разбору. Похоже, небесные покровители его услышали и подарили Локки это мгновение, которое стоило целой жизни.
Ламора протянул освободившуюся руку к кинжалу на поясе Серого Короля, выхватил его из ножен и глубоко, по самую рукоять погрузил под лопатку противника.
Спина Серого Короля выгнулась дугой, рот приоткрылся в беззвучном крике. Обеими руками он попытался оттолкнуть голову Локки, словно освободиться от этого маленького коварного прилипалы означало бы перечеркнуть и полученное ранение. Однако освободиться не удалось: Локки по-прежнему держался насмерть. Тихим, почти загробным голосом он прошептал:
– За Кало Санцу, моего друга и брата.
Серый Король начал заваливаться назад. Но прежде, чем он упал, Локки успел выдернуть кинжал из его спины. Оказавшись в результате падения поверх своего соперника, он размахнулся и снова всадил в него кинжал – теперь уже в живот, в самое солнечное сплетение. Кровь брызнула во все стороны, и Серый Король забился, как жук, насаженный на булавку. И вновь раздался голос Локки Ламоры:
– За Гальдо Санцу, моего друга и брата.
Двигаясь уже скорее в предсмертной судороге, Серый Король обеими руками схватился за рукоять кинжала. Но Локки еще не закончил. Всхлипывая и задыхаясь, он правой, здоровой рукой выдернул лезвие из живота врага, размахнулся и всадил его в горло Серому Королю. Собравшись с последними силами, он перерезал ему трахею и долго смотрел, как кровь вытекает из раны на дощатый пол. Тело Серого Короля содрогнулось в последний раз, и он умер. Глядя в его открытые глаза, Локки прошептал:
– За Жука. На самом деле его звали Бертилион Гладек. Он был моим учеником, братом и другом… – силы покинули Локки, он безвольно упал на тело своего врага и, уткнувшись носом в его окровавленную грудь, повторил: – Ты слышишь… он был моим другом.
Но мертвый, как водится, ничего не ответил. Локки вдруг остро поразило это абсолютное безмолвие внутри человеческого тела – ни вздоха, ни удара сердца… Охваченный странной смесью горя и триумфа, он горько и безудержно разрыдался. Так он и лежал поверх трупа своего злейшего врага – содрогаясь всем телом от плача, разбавляя собственными слезами его застывающую кровь.
Не имея сил подняться, Локки остался в тронном зале Плавучей Могилы. Он лежал в свете красных алхимических ламп, наедине со своей победой… и со своей угасающей жизнью, которая вместе с кровью утекала из многочисленных ран.
10
Там его и нашел появившийся вскоре Жеан. Он стащил друга на пол, перевернул на спину и запричитал:
– О боги, ну что же ты за идиот несчастный! Проклятый чертов ублюдок… – он сжимал раны Локки, будто пытаясь вогнать кровь обратно в бесчувственное тело друга. – Ну почему ты меня не подождал? Неужели так трудно было подождать полчаса?
Локки приоткрыл мутные глаза, губы его изогнулись в страдальческой гримасе.
– Жеан… – с трудом прошептал он. – Ты… все равно не смог бы сражаться. А Серый Король… он был такой сговорчивый. Не сумел мне отказать.
– Черт тебя побери, Локки Ламора, – прорычал Жеан. – Я ведь нарочно отправил ему послание! Надеялся задержать…
– Ты молодец, Жеан… Вот я… и достал мерзавца. Достал… и сжег его корабль.
– Ах, вот оно что! – кивнул Жеан. – А я-то думал, что за пожар… Я наблюдал за ним с того берега Деревяшек. Потом увидел, как ты идешь к Плавучей Могиле – спокойно так, словно к себе домой – и поспешил следом. Но ты, похоже, обошелся и без моей помощи.
– О нет, – Локки поморщился, проглотив скопившуюся во рту кровь. – Я как раз воспользовался тобой… вернее, твоей блестящей репутацией.
Жеан промолчал, но выражение, мелькнувшее в его глазах, заставило Локки похолодеть.
– Вот и свершилась наша месть, – пробормотал он.
– Да… – слезы снова навернулись на глаза Локки, и он помотал головой, чтобы не расплакаться. – Дерьмовое дело.
– Не стану спорить.
– Ты лучше… оставь меня здесь.
Стоявший на коленях Жеан отшатнулся, будто его неожиданно ударили.
– Что ты такое говоришь?
– Оставь меня, Жеан. Я все равно умру… через несколько минут. Они ничего от меня не узнают. А ты успеешь убежать. Пожалуйста, друг… оставь меня.
Даже в свете красных фонарей было видно, как побагровело лицо Жеана. Брови поползли вверх, а все складочки и морщинки так затвердели, что Локки даже испугался. Это действительно было устрашающее зрелище: челюсти сжаты, скулы, будто два утеса, выступают над мягким овалом полных щек.
– И это все, что ты, засранец, хочешь мне сказать? – произнес он таким ровным и безжизненным голосом, какого Локки никогда у него не слышал.
– Прости меня, Жеан, – заторопился он. – Я совершил ошибку. Серый Король оказался слишком сильным противником. Он сделал меня… не дав и слова сказать. Хочу попросить тебя – обещай, что разыщешь Сабету и…
– Ты сам разыщешь ее, придурок несчастный – после того, как мы уберемся отсюда ко всем чертям.
– Жеан! – правой рукой Локки судорожно вцепился в отвороты куртки друга. – Прости меня, дурака, за то, что подставился. Уходи, пожалуйста… я не хочу, чтобы тебя арестовали. «Черные куртки» появятся здесь с минуты на минуту. Будет совсем хреново, если они тебя схватят. Просто оставь меня здесь и уходи… Ты же видишь, я не могу идти сам.
– Заткнись, идиот, – прошептал Жеан, смахивая злые слезы. – Тебе и не надо идти.
Действуя неумело, но быстро, он стащил плащ с мертвого Серого Короля и обернул вокруг себя, соорудив из него нечто вроде кокона. Затем, поднатужившись, переложил своего хрупкого друга на плащ, подхватил под колени и, натягивая ткань, поднял на уровень груди. Локки застонал.
– Кончай ныть, мелочь нахальная, – проворчал Жеан, направляясь к выходу из галеона. – В тебе еще осталось, по крайней мере, с полстакана крови.
Однако Локки его не слышал. Сейчас он окончательно впал в беспамятство – то ли от боли, то ли от потери крови. Жеан не знал, но с опаской поглядывал на неестественно бледное лицо друга. Такого цвета кожи он не видел ни у кого и никогда. Глаза открытые, но незрячие, остекленевшие, а из разверстого рта тянется ниточка кровавой слюны…
Жеан понимал, что надо спешить. Он и спешил, как мог – шел, почти бежал, пошатываясь и оступаясь на неровной почве, зубами придерживая край плаща, чтобы не выронить друга…
А за их спиной на палубе Плавучей Могилы в свете красных фонарей осталось лежать тело Серого Короля – забытое, никому не нужное.
Интерлюдия. Небольшое пророчество
Отец Цепп сидел на крыше храма Переландро и смотрел на удивительно самонадеянного четырнадцатилетнего подростка, в которого превратился маленький заморыш, некогда проданный ему Делателем Воров.
– Когда-нибудь, Локки Ламора, – медленно произнес он, – ты так грандиозно влипнешь… Это будет сногсшибательное, ошеломляющее зрелище, от которого небеса перевернутся, а боги начнут испражняться кометами. Я от души надеюсь оказаться где-нибудь поблизости, чтобы увидеть это собственными глазами.
– Да ладно вам, – отмахнулся Локки. – Такого никогда не случится.
Эпилог. Лжесвет
1
На дворе стояло влажное каморрское лето – было восемнадцатое Парфиса семьдесят восьмого года Азы Гуиллы. С утра весь город (а вместе с ним и небеса) маялся похмельем.
Шел теплый дождь. Косые искрящиеся струйки, подобно тонким полупрозрачным зеркалам, впитывали в себя призрачный Лжесвет и превращались в восхитительные, но недолговечные произведения искусства, которые на доли секунды зависали в воздухе. Только бы и любоваться, но люди все равно брюзжали – им не нравилось ощущать, что их волосы промокли.
– Сержант! Сержант Видрик! – орал часовой перед постом, расположенным в южной части Муравейника.
– В чем дело, сынок? – тощий немолодой Видрик высунулся в окно и немедленно был вознагражден ушатом воды, вылившимся ему на голову из водостока. Оглушительно прогремел гром.
Часовой по имени Констанцо, недавно устроившийся в патрульную службу Северного Угла, приблизился к зданию. Он вел за собой Кроткого ослика, впряженного в повозку с открытым верхом. Сзади повозку конвоировали еще двое «желтых курток». Судя по всему, они являлись весьма чувствительными личностями, поскольку кутались в непромокаемые плащи и вообще имели жалкий вид.
– Мы тут кое-что нашли, сержант, – доложил Констанцо. – Кое-что довольно странное.
Совместные команды «желтых» и «черных курток» усиленно прочесывали южную часть города, выискивая злоумышленников – прошел слух, будто прошлой ночью была совершена попытка нападения на Воронов Насест. Одним богам известно, что, по мнению Паука, могли найти солдаты под камнями и корягами Отстойника и Пепелища… Впрочем, Видрик не привык задаваться такими вопросами. Велено, значит, надо делать.
– Что значит «довольно странное»? – поинтересовался он. Накинув свой непромокаемый плащ и опустив капюшон, он прошел под дождем к повозке, помахав по дороге «желтым курткам», один из которых на прошлой неделе проиграл ему два барона в кости и до сих пор не отдал долг.
– Да вы сами взгляните, – ответил Констанцо, откидывая мокрое одеяло, которым была накрыта повозка.
Под ним лежал молодой человек – худощавый, лысоватый, с отросшей щетиной на невероятно бледном лице. Одет он был в изысканный серый камзол с алыми отворотами, местами забрызганный кровью. Незнакомец был жив, но, похоже, совершенно не в себе. Он лежал на дне повозки, прижимая к щекам лишенные пальцев руки и устремив на сержанта абсолютно безумный взгляд.
– Ммэ-о-ы-ы, – промычал он. – Мэ-э-о!
Видрик разглядел, что язык незнакомца отрезан под корень; в глубине рта виднелся темный шрам, все еще сочащийся кровью.
– Э-ы-ы-ы-ы!
– Спаси и помилуй, святой Переландро! – отпрянул сержант. – У него на запястье… это то, что я думаю?
– Да, сержант, – кивнул Констанцо. – Он контрмаг. Вернее, был им…
Он снова накинул одеяло на свою находку и полез в карман форменной куртки.
– Тут есть кое-что еще, – проговорил он с заговорщицким видом. – Давайте пройдем внутрь, в помещение.
Видрик провел юношу в свою сторожку, где они по крайней мере смогли скинуть капюшоны. Констанцо протянул сержанту кусочек пергамента, сложенный пополам.
– Мы обнаружили его в Пепелище, на одной из заброшенных вилл, – пояснил он. – Это уже само по себе странно. Парень валялся на полу, а это лежало у него на груди.
Видрик развернул пергамент и прочитал: «Просьба доставить лично Пауку господина герцога для возвращения в Картен»
– О боги! – окончательно расстроился сержант. – Он и в самом деле настоящий картенский контрмаг. Похоже, не слишком поладил с местной публикой.
– Что будем с ним делать, сержант?
С тяжелым вздохом Видрик сложил записку пополам и вернул ее молодому часовому.
– Самое правильное, что мы можем сделать – это поскорее сбыть его с рук и позабыть о том, что видели. Тащите парня прямо во Дворец Терпения, и пусть начальство само ломает голову над этой загадкой.
2
Донья Анджавеста Ворченца, вдовствующая графиня Янтарного Кубка, стояла на набережной, кутаясь в меховой плащ, и наблюдала, как команда солдат орудует на барже. В руках у них были длинные деревянные шесты, которыми они методично тыкали в размокшую жижу под ногами. Как и следовало ожидать, запах стоял умопомрачительный.
– Мне очень жаль, госпожа, но мы установили, что на тех двух баржах ничего нет, – проговорил сержант, стоящий рядом с графиней. – Что же касается этой… мои люди копаются здесь уже битых шесть часов. Мы, конечно, можем продолжить и дальше, но я сильно сомневаюсь, что здесь найдется что-либо ценное.
Донья Ворченца тяжело вздохнула и бросила взгляд в сторону кареты, стоящей поодаль на набережной. Она освещалась алхимическими фонарями гербовых цветов рода Ворченца. Внутри сидело трое пассажиров – супруги Сальвара и капитан Рейнарт. Ворченца кивком подозвала их к себе.
Первым подошел Рейнарт – одетый в непромокаемый плащ, он переносил проливной дождь с несгибаемой стойкостью. Лоренцо и София тоже были в плащах, а дон Сальвара дополнительно держал над головой жены широкий шелковый зонт.
– Позвольте, я угадаю, – сказал капитан. – В баржах одно дерьмо?
– Боюсь, что так, Стефан, – кивнула донья Ворченца. – Благодарю вас за потраченное время, сержант, можете отпустить своих людей. Не вижу смысла продолжать работу.
Обрадованные «желтые куртки» поспешили покинуть баржу, аккуратно неся на плечах перепачканные шесты. Донья Ворченца устало провела руками по лицу и вдруг согнулась пополам.
– Донья Ворченца? – бросилась к ней испуганная София. Мужчины осторожно поддержали старую графиню за плечи, но та внезапно выпрямилась и разразилась глухим, кудахчущим смехом. Не в силах сдержаться, она утирала слезы и махала сухонькими кулачками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Он с шумом втянул в себя воздух, и этот полувздох-полувсхлип породил новую вспышку боли. Кажется, в груди… или в спине? Теперь Локки уже не мог обозначить источник боли – всё его существо превратилось в единый сгусток бесконечных, невыносимых страданий. Кроваво-красное безумие захлестнуло его разум, но эта же багровая волна будоражила его, поднимала с полу. С мучительным нечленораздельным воем Локки подтянул ноги к животу и резко их выпрямил, метя в грудь Серому Королю.
Тот как раз готовился нанести последний смертельный удар поверженному противнику. Благодаря толчку Локки острие рапиры, метившее прямо в сердце, отклонилось и обрушилось на многострадальную левую руку. О, это был знатный удар! Анатолиус вложил в него всю свою силу и ярость. Стальное лезвие насквозь проткнуло не столь уж мощное предплечье Локки и вышло с другой стороны. Обезумев от боли, Локки рванул руку вверх, мешая освободить клинок. Он чувствовал, как зазубренные края рапиры ворочаются внутри его плоти, совершают свою ужасную работу – рвут мышцы, скребут кость, но не могут выйти наружу.
Но у Серого Короля оставался еще кинжал – Локки видел чужую руку, сжимающую рукоять. Спасительное звериное чутье подсказало ему использовать единственное доступное в таком положении оружие. Он впился зубами в пальцы Серого Короля, ощутив на языке вкус чужой крови. Анатолиус вскрикнул и от неожиданности разжал кулак. Кинжал выпал и полетел на пол, по пути ударившись о левое плечо Локки. Серый Король с силой выдернул руку, а Локки выплюнул ему в лицо оставшиеся во рту кровь и ошметки кожи.
– Сдавайся! – заорал Король, нанося удары по лицу и по черепу противника. Здоровой правой рукой Локки ухватился за второй кинжал Анатолиуса, остававшийся в ножнах на поясе. Тот рассмеялся и ударил его по руке, пытаясь освободиться.
– Брось, Ламора! Что за чушь! Ты же все равно не сможешь победить! – каждая фраза сопровождалась градом ударов, но Локки словно оглох и потерял чувствительность. Он намертво вцепился в своего противника – так тонущий человек цепляется за оказавшееся поблизости бревно. Серый Король продолжал со смехом колотить его по лицу, ушам, плечам, несколько раз угодил по кровоточащей ране… – Ты… не в состоянии… меня побить!
– А мне и не нужно бить тебя, гнилой урод, – прошептал Локки. На лице его – со сломанным носом, с разбитыми в мясо губами – застыла блаженная улыбка сумасшедшего. Почти теряя сознание, он тем не менее продолжал повторять: – Мне не обязательно бить тебя… Нужно только продержать на месте… пока сюда не доберется Жеан.
Когда смысл этих слов дошел до Серого Короля, он усилил свой натиск. Удары один за другим сыпались на Локки, но, судя по всему, не производили никакого эффекта. Он лишь заливался безумным пронзительным смехом и все крепче сжимал хватку.
– Я должен просто удерживать тебя… пока не подоспеет Жеан!
Злобно зашипев, Серый Король попытался оторвать от себя этого сумасшедшего. Ему пришлось выпустить правую руку Локки, и тот воспользовался моментом, чтобы незаметно вытряхнуть в ладонь золотой тирин, припасенный в рукаве. Последним усилием он швырнул его через плечо противника, и монета громко звякнула, ударившись об стену.
– А вот и он, гнусная тварь! – завопил Локки, разбрызгивая кровь на серую рубашку врага. – На помощь, Жеан!
И Серый Король попался на эту нехитрую уловку. Напуганный неожиданным появлением Жеана Таннена, он резко развернулся, потащив за собой и Локки. Это заняло всего долю секунды – ту самую, о которой тот возносил отчаянные мольбы всем богам без разбору. Похоже, небесные покровители его услышали и подарили Локки это мгновение, которое стоило целой жизни.
Ламора протянул освободившуюся руку к кинжалу на поясе Серого Короля, выхватил его из ножен и глубоко, по самую рукоять погрузил под лопатку противника.
Спина Серого Короля выгнулась дугой, рот приоткрылся в беззвучном крике. Обеими руками он попытался оттолкнуть голову Локки, словно освободиться от этого маленького коварного прилипалы означало бы перечеркнуть и полученное ранение. Однако освободиться не удалось: Локки по-прежнему держался насмерть. Тихим, почти загробным голосом он прошептал:
– За Кало Санцу, моего друга и брата.
Серый Король начал заваливаться назад. Но прежде, чем он упал, Локки успел выдернуть кинжал из его спины. Оказавшись в результате падения поверх своего соперника, он размахнулся и снова всадил в него кинжал – теперь уже в живот, в самое солнечное сплетение. Кровь брызнула во все стороны, и Серый Король забился, как жук, насаженный на булавку. И вновь раздался голос Локки Ламоры:
– За Гальдо Санцу, моего друга и брата.
Двигаясь уже скорее в предсмертной судороге, Серый Король обеими руками схватился за рукоять кинжала. Но Локки еще не закончил. Всхлипывая и задыхаясь, он правой, здоровой рукой выдернул лезвие из живота врага, размахнулся и всадил его в горло Серому Королю. Собравшись с последними силами, он перерезал ему трахею и долго смотрел, как кровь вытекает из раны на дощатый пол. Тело Серого Короля содрогнулось в последний раз, и он умер. Глядя в его открытые глаза, Локки прошептал:
– За Жука. На самом деле его звали Бертилион Гладек. Он был моим учеником, братом и другом… – силы покинули Локки, он безвольно упал на тело своего врага и, уткнувшись носом в его окровавленную грудь, повторил: – Ты слышишь… он был моим другом.
Но мертвый, как водится, ничего не ответил. Локки вдруг остро поразило это абсолютное безмолвие внутри человеческого тела – ни вздоха, ни удара сердца… Охваченный странной смесью горя и триумфа, он горько и безудержно разрыдался. Так он и лежал поверх трупа своего злейшего врага – содрогаясь всем телом от плача, разбавляя собственными слезами его застывающую кровь.
Не имея сил подняться, Локки остался в тронном зале Плавучей Могилы. Он лежал в свете красных алхимических ламп, наедине со своей победой… и со своей угасающей жизнью, которая вместе с кровью утекала из многочисленных ран.
10
Там его и нашел появившийся вскоре Жеан. Он стащил друга на пол, перевернул на спину и запричитал:
– О боги, ну что же ты за идиот несчастный! Проклятый чертов ублюдок… – он сжимал раны Локки, будто пытаясь вогнать кровь обратно в бесчувственное тело друга. – Ну почему ты меня не подождал? Неужели так трудно было подождать полчаса?
Локки приоткрыл мутные глаза, губы его изогнулись в страдальческой гримасе.
– Жеан… – с трудом прошептал он. – Ты… все равно не смог бы сражаться. А Серый Король… он был такой сговорчивый. Не сумел мне отказать.
– Черт тебя побери, Локки Ламора, – прорычал Жеан. – Я ведь нарочно отправил ему послание! Надеялся задержать…
– Ты молодец, Жеан… Вот я… и достал мерзавца. Достал… и сжег его корабль.
– Ах, вот оно что! – кивнул Жеан. – А я-то думал, что за пожар… Я наблюдал за ним с того берега Деревяшек. Потом увидел, как ты идешь к Плавучей Могиле – спокойно так, словно к себе домой – и поспешил следом. Но ты, похоже, обошелся и без моей помощи.
– О нет, – Локки поморщился, проглотив скопившуюся во рту кровь. – Я как раз воспользовался тобой… вернее, твоей блестящей репутацией.
Жеан промолчал, но выражение, мелькнувшее в его глазах, заставило Локки похолодеть.
– Вот и свершилась наша месть, – пробормотал он.
– Да… – слезы снова навернулись на глаза Локки, и он помотал головой, чтобы не расплакаться. – Дерьмовое дело.
– Не стану спорить.
– Ты лучше… оставь меня здесь.
Стоявший на коленях Жеан отшатнулся, будто его неожиданно ударили.
– Что ты такое говоришь?
– Оставь меня, Жеан. Я все равно умру… через несколько минут. Они ничего от меня не узнают. А ты успеешь убежать. Пожалуйста, друг… оставь меня.
Даже в свете красных фонарей было видно, как побагровело лицо Жеана. Брови поползли вверх, а все складочки и морщинки так затвердели, что Локки даже испугался. Это действительно было устрашающее зрелище: челюсти сжаты, скулы, будто два утеса, выступают над мягким овалом полных щек.
– И это все, что ты, засранец, хочешь мне сказать? – произнес он таким ровным и безжизненным голосом, какого Локки никогда у него не слышал.
– Прости меня, Жеан, – заторопился он. – Я совершил ошибку. Серый Король оказался слишком сильным противником. Он сделал меня… не дав и слова сказать. Хочу попросить тебя – обещай, что разыщешь Сабету и…
– Ты сам разыщешь ее, придурок несчастный – после того, как мы уберемся отсюда ко всем чертям.
– Жеан! – правой рукой Локки судорожно вцепился в отвороты куртки друга. – Прости меня, дурака, за то, что подставился. Уходи, пожалуйста… я не хочу, чтобы тебя арестовали. «Черные куртки» появятся здесь с минуты на минуту. Будет совсем хреново, если они тебя схватят. Просто оставь меня здесь и уходи… Ты же видишь, я не могу идти сам.
– Заткнись, идиот, – прошептал Жеан, смахивая злые слезы. – Тебе и не надо идти.
Действуя неумело, но быстро, он стащил плащ с мертвого Серого Короля и обернул вокруг себя, соорудив из него нечто вроде кокона. Затем, поднатужившись, переложил своего хрупкого друга на плащ, подхватил под колени и, натягивая ткань, поднял на уровень груди. Локки застонал.
– Кончай ныть, мелочь нахальная, – проворчал Жеан, направляясь к выходу из галеона. – В тебе еще осталось, по крайней мере, с полстакана крови.
Однако Локки его не слышал. Сейчас он окончательно впал в беспамятство – то ли от боли, то ли от потери крови. Жеан не знал, но с опаской поглядывал на неестественно бледное лицо друга. Такого цвета кожи он не видел ни у кого и никогда. Глаза открытые, но незрячие, остекленевшие, а из разверстого рта тянется ниточка кровавой слюны…
Жеан понимал, что надо спешить. Он и спешил, как мог – шел, почти бежал, пошатываясь и оступаясь на неровной почве, зубами придерживая край плаща, чтобы не выронить друга…
А за их спиной на палубе Плавучей Могилы в свете красных фонарей осталось лежать тело Серого Короля – забытое, никому не нужное.
Интерлюдия. Небольшое пророчество
Отец Цепп сидел на крыше храма Переландро и смотрел на удивительно самонадеянного четырнадцатилетнего подростка, в которого превратился маленький заморыш, некогда проданный ему Делателем Воров.
– Когда-нибудь, Локки Ламора, – медленно произнес он, – ты так грандиозно влипнешь… Это будет сногсшибательное, ошеломляющее зрелище, от которого небеса перевернутся, а боги начнут испражняться кометами. Я от души надеюсь оказаться где-нибудь поблизости, чтобы увидеть это собственными глазами.
– Да ладно вам, – отмахнулся Локки. – Такого никогда не случится.
Эпилог. Лжесвет
1
На дворе стояло влажное каморрское лето – было восемнадцатое Парфиса семьдесят восьмого года Азы Гуиллы. С утра весь город (а вместе с ним и небеса) маялся похмельем.
Шел теплый дождь. Косые искрящиеся струйки, подобно тонким полупрозрачным зеркалам, впитывали в себя призрачный Лжесвет и превращались в восхитительные, но недолговечные произведения искусства, которые на доли секунды зависали в воздухе. Только бы и любоваться, но люди все равно брюзжали – им не нравилось ощущать, что их волосы промокли.
– Сержант! Сержант Видрик! – орал часовой перед постом, расположенным в южной части Муравейника.
– В чем дело, сынок? – тощий немолодой Видрик высунулся в окно и немедленно был вознагражден ушатом воды, вылившимся ему на голову из водостока. Оглушительно прогремел гром.
Часовой по имени Констанцо, недавно устроившийся в патрульную службу Северного Угла, приблизился к зданию. Он вел за собой Кроткого ослика, впряженного в повозку с открытым верхом. Сзади повозку конвоировали еще двое «желтых курток». Судя по всему, они являлись весьма чувствительными личностями, поскольку кутались в непромокаемые плащи и вообще имели жалкий вид.
– Мы тут кое-что нашли, сержант, – доложил Констанцо. – Кое-что довольно странное.
Совместные команды «желтых» и «черных курток» усиленно прочесывали южную часть города, выискивая злоумышленников – прошел слух, будто прошлой ночью была совершена попытка нападения на Воронов Насест. Одним богам известно, что, по мнению Паука, могли найти солдаты под камнями и корягами Отстойника и Пепелища… Впрочем, Видрик не привык задаваться такими вопросами. Велено, значит, надо делать.
– Что значит «довольно странное»? – поинтересовался он. Накинув свой непромокаемый плащ и опустив капюшон, он прошел под дождем к повозке, помахав по дороге «желтым курткам», один из которых на прошлой неделе проиграл ему два барона в кости и до сих пор не отдал долг.
– Да вы сами взгляните, – ответил Констанцо, откидывая мокрое одеяло, которым была накрыта повозка.
Под ним лежал молодой человек – худощавый, лысоватый, с отросшей щетиной на невероятно бледном лице. Одет он был в изысканный серый камзол с алыми отворотами, местами забрызганный кровью. Незнакомец был жив, но, похоже, совершенно не в себе. Он лежал на дне повозки, прижимая к щекам лишенные пальцев руки и устремив на сержанта абсолютно безумный взгляд.
– Ммэ-о-ы-ы, – промычал он. – Мэ-э-о!
Видрик разглядел, что язык незнакомца отрезан под корень; в глубине рта виднелся темный шрам, все еще сочащийся кровью.
– Э-ы-ы-ы-ы!
– Спаси и помилуй, святой Переландро! – отпрянул сержант. – У него на запястье… это то, что я думаю?
– Да, сержант, – кивнул Констанцо. – Он контрмаг. Вернее, был им…
Он снова накинул одеяло на свою находку и полез в карман форменной куртки.
– Тут есть кое-что еще, – проговорил он с заговорщицким видом. – Давайте пройдем внутрь, в помещение.
Видрик провел юношу в свою сторожку, где они по крайней мере смогли скинуть капюшоны. Констанцо протянул сержанту кусочек пергамента, сложенный пополам.
– Мы обнаружили его в Пепелище, на одной из заброшенных вилл, – пояснил он. – Это уже само по себе странно. Парень валялся на полу, а это лежало у него на груди.
Видрик развернул пергамент и прочитал: «Просьба доставить лично Пауку господина герцога для возвращения в Картен»
– О боги! – окончательно расстроился сержант. – Он и в самом деле настоящий картенский контрмаг. Похоже, не слишком поладил с местной публикой.
– Что будем с ним делать, сержант?
С тяжелым вздохом Видрик сложил записку пополам и вернул ее молодому часовому.
– Самое правильное, что мы можем сделать – это поскорее сбыть его с рук и позабыть о том, что видели. Тащите парня прямо во Дворец Терпения, и пусть начальство само ломает голову над этой загадкой.
2
Донья Анджавеста Ворченца, вдовствующая графиня Янтарного Кубка, стояла на набережной, кутаясь в меховой плащ, и наблюдала, как команда солдат орудует на барже. В руках у них были длинные деревянные шесты, которыми они методично тыкали в размокшую жижу под ногами. Как и следовало ожидать, запах стоял умопомрачительный.
– Мне очень жаль, госпожа, но мы установили, что на тех двух баржах ничего нет, – проговорил сержант, стоящий рядом с графиней. – Что же касается этой… мои люди копаются здесь уже битых шесть часов. Мы, конечно, можем продолжить и дальше, но я сильно сомневаюсь, что здесь найдется что-либо ценное.
Донья Ворченца тяжело вздохнула и бросила взгляд в сторону кареты, стоящей поодаль на набережной. Она освещалась алхимическими фонарями гербовых цветов рода Ворченца. Внутри сидело трое пассажиров – супруги Сальвара и капитан Рейнарт. Ворченца кивком подозвала их к себе.
Первым подошел Рейнарт – одетый в непромокаемый плащ, он переносил проливной дождь с несгибаемой стойкостью. Лоренцо и София тоже были в плащах, а дон Сальвара дополнительно держал над головой жены широкий шелковый зонт.
– Позвольте, я угадаю, – сказал капитан. – В баржах одно дерьмо?
– Боюсь, что так, Стефан, – кивнула донья Ворченца. – Благодарю вас за потраченное время, сержант, можете отпустить своих людей. Не вижу смысла продолжать работу.
Обрадованные «желтые куртки» поспешили покинуть баржу, аккуратно неся на плечах перепачканные шесты. Донья Ворченца устало провела руками по лицу и вдруг согнулась пополам.
– Донья Ворченца? – бросилась к ней испуганная София. Мужчины осторожно поддержали старую графиню за плечи, но та внезапно выпрямилась и разразилась глухим, кудахчущим смехом. Не в силах сдержаться, она утирала слезы и махала сухонькими кулачками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73