Он с испугу выронил ведерко, и на каменных плитах вырос зыбкий серый холмик. Сквозняк тут же сделал свое дело, разнеся пепел по всему залу. Избегая взгляда Лианны, Эдит принялась снова мести каменные плиты.
Молодой хозяйке замка опять вспомнились рассказы о своей матери. Говорили, что леди Ирэн не отличалась красотой, но обладала прекрасными душевными качествами и умела непостижимым образом располагать к себе людей. Муж очень любил ее, да и все в замке, от мала до велика, обожали свою госпожу. Гай до сих пор с восторгом вспоминал леди Ирэн, искренне скорбя о том, что она так рано ушла из жизни.
Лианна знала, что сильно проигрывает в сравнении с матерью, совершенно не умея ладить с людьми. Обитатели замка вряд ли любили ее. Она требовала от всех беспрекословного подчинения, а ее придирчивость удивляла даже самых преданных слуг и пугала тех, кто пытался увильнуть от выполнения своих обязанностей.
Но никто, возможно, даже и Шионг, не подозревал, что под этой холодной высокомерной маской скрывается одинокая ранимая душа. Лианна сама ужасно страдала оттого, что не знала, как открыться людям, дать им хоть каплю своей доброты и нежности.
* * *
Лианна в гордом одиночестве скакала по окрестностям Буа-Лонга, погруженная в невеселые мысли о своем будущем.
Переехав по мосту через Сомму, она оглянулась на замок: спокойная неприступность величественных стен и башен воодушевила девушку. Еще месяц назад Лианна не знала других врагов, кроме засухи и заморозков, которые грозили только урожаю. Теперь же враги подстерегают ее везде: и внутри, и снаружи.
Лианяа поклялась себе, что справится и с теми, и с другими. Она никогда не позволит сыну Лазаря Мондрагона завладеть замком и не допустит, чтобы леопард Лонгвуда занял место золотой лилии Буа-Лонга!
Девушка направила своего коня к морю. Окружающий пейзаж действовал на нее успокаивающе; огромные старые буки вселяли уверенность, а плывущие по небу облака давали надежду, от сочных заливных лугов веяло спокойствием и умиротворением…
Лианна скакала без остановок, пока не достигла обветренных прибрежных скал, о которые с ревом разбивались волны. Ее страх перед водой таил в себе что-то ужасающе непостижимое; одного взгляда на гребешки волн было достаточно, чтобы девушку начинала охватывать нервная дрожь. И все же море притягивало ее.
Лианна легко спрыгнула с лошади и поднялась на мыс; ладони тут же стали влажными от волнения, дыхание участилось. Она поспешно села, обхватив руками колени, не в силах оторвать глаз от волн, разбивающихся о скалы.
Мысли девушки опять вернулись к злополучной вчерашней ночи. Во время свадебной мессы при упоминании о Пресвятой Деве Лианна мечтала о детях, которые будут у них с Лазарем, о детях, которым она покажет эту красоту, с которыми сможет поделиться своими мечтами…
«От нашего союза не должно быть детей». Слова мужа похоронным звоном отдавались у нее в голове. Никогда еще Лианна не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, и она горько заплакала от обиды и безысходности.
Неожиданно на горизонте появился какой-то корабль. Слезы туманили взор и мешали хорошо рассмотреть красивое четырехмачтовое судно с причудливыми драконами на парусах, но леопарда она увидела сразу. Сердце Лианны упало.
Прибыл английский барон.
Глава 2
Ранд стоял на палубе «Туасон д'Ор» и, заслонив ладонью глаза от слепящего солнца, с тревогой всматривался в нормандский берег. Ему удалось разглядеть удаляющуюся фигурку всадника. Еще мгновение — и тот исчез из виду подобно серебряной тени.
Юноша тяжело вздохнул, расстроенный тем, что их прибытие вызвало такую панику. Место, куда они собирались причалить, было уже совсем недалеко. Их взорам предстало унылое зрелище: опустошенные сады и сожженные поля свидетельствовали о том, что перед ними враждебная и истерзанная страна. Простой народ Франции неимоверно страдал от двойного гнета и одинаково ненавидел и своих, и английских феодалов.
Между тем босые загорелые матросы уже быстро и ловко карабкались на мачты, спускали паруса; длинная цепь с якорем должна была вот-вот лечь на дно. Ранд рассеянно наблюдал, как кто-то из команды измерял глубину завязанным многочисленными узлами канатом. Лошади, чувствуя приближение суши, нервно переступали с ноги на ногу и тихо ржали.
Попутный ветер и отличная погода сократили плавание от Саутгемптона до Франции до трех дней. Однако Ранд не спешил добраться до своих новых владений, хотя король Генрих проявлял явное нетерпение, стремясь как можно скорее проложить своим войскам путь в самое сердце Франции.
«Что ж, если мне суждено стать бароном Буа-Лонга, — покоряясь судьбе, размышлял Энгуиранд Фицмарк, — я постараюсь сначала завоевать доверие и любовь его жителей».
Неожиданно за его спиной послышался чей-то стон. Ранд оглянулся: с зеленовато-бледным лицом к нему, пошатываясь, приближался Джек Кейд, оруженосец рыцаря.
— Никогда не смогу привыкнуть к этим чертовым морским путешествиям, — хмуро проворчал он. — Хвала Святому Георгию, еще до захода солнца я, наконец, ступлю на твердую землю, а потом с наслаждением лягу в мягкую постель и… если повезет, подо мной окажется женщина.
Ранд рассмеялся.
— Женщины! Ты используешь их слишком легкомысленно.
— А вы вообще не используете их, мой господин, — не остался в долгу оруженосец.
— Я считаю, что женщин нужно защищать и почитать.
Джек громко рыгнул, поморщился и поскреб небритую щеку.
— Клянусь, господин, не представляю, как вам удается подавить зов плоти?!
— Это часть рыцарской дисциплины.
— Упаси меня Бог стать рыцарем! Золотые шпоры вряд ли принесут мне утешение.
Ранд всегда с большой теплотой относился к своему верному оруженосцу. На забавной физиономии Джека особенно выделялись веселые живые глаза, в которых светился здоровый житейский юмор. Это был человек, прочно стоящий на земле, счастливо избавленный от всех обязательств, которыми так опутан рыцарь.
— Не так уж это и страшно, — заметил Ранд, — пожертвовать своим полнейшим отвращением ко всему, что напоминает высокие идеалы и святое поклонение.
— Проклятое требование, — усмехнулся Джек и тут же перевесился за борт. Его опять вырвало.
За его спиной раздался звонкий смех одного из матросов. Джек с нарочитой небрежностью повернулся к нему и спустил штаны, демонстрируя насмешнику голый зад.
Гогот и свист буквально потрясли корабль.
— Да ты не сможешь поймать даже рыбку на этот сморщенный червячок, — давясь от смеха, проговорил один из матросов.
Джек неторопливо подтянул штаны и показал всем «нос».
Ранд, улыбнувшись, покачал головой и снова перенес все свое внимание на берег, который становился все ближе и ближе. Сотни раз пересекал он этот пролив под флагами герцога Кларенского и всегда его охватывало волнение, словно должно было произойти что-то необычное, но на этот раз сердце Ранда молчало.
Юношу томили неясные тревожные предчувствия. Прибытие во Францию означало конец всем мечтам, связанным с Джасси, круто меняло жизнь Энгуиранда Фицмарка. Оно знаменовало начало осуществления грандиозного плана короля Генриха, в котором ему, Ранду, отводилась значительная роль. Однако для юноши это было слабым утешением.
— Господин мой, — голос Джека вывел его из задумчивости. — В последние дни вы так молчаливы. Не хотите ли со мной поделиться своими заботами? Скажите, что так тревожит вашу прелестную головку?
Ранд крепко сжал поручни.
— Почему я? Почему именно меня выбрал король для защиты этих французских земель? — удрученно спросил он.
Все еще бледное лицо Джека расплылось в довольной улыбке. Пригладив растрепанные ветром рыжие волосы, оруженосец поучительным тоном произнес:
— Это награда за то, что вы разоблачили заговор против короля Генриха и его брата. Кроме того, мой господин, посланник герцога Бургундского совершенно ясно дал понять, что герцог согласится только на лучшего из лучших для своей любимой племянницы.
Ранд оставил без ответа столь длинную тираду своего слуги. Рыцарская честь не позволяла ему высказать вслух все, что он думал о Генрихе и герцоге Бургундском, и о том, что они сделали с его жизнью.
— Вы должны быть благодарны, — продолжал Джек. — Ведь ваше новое положение дает вам богатую жену и ее замок. А что вы имели в Аранделе кроме клочка скудной земли и дармовой работы на графа?
Ранд бросил пронзительный взгляд на своего верного оруженосца, чувствуя, как сердце сильнее забилось в груди.
— У меня там было гораздо большее… — со значением ответил он.
Уголки губ Джека поползли вниз.
— Понимаю, ваша Джастин. А как она приняла новость о готовящейся помолвке с мадемуазель де Буа-Лонг?
Ранд задумчиво смотрел на гребешки волн, с шумом разбивающихся о прибрежные скалы. Этот пейзаж напомнил ему Джасси, такую же свежую и чистую, как море. Она была невинна, словно ребенок.
Еще будучи детьми, они часто, смеясь, носились среди зарослей спелой пшеницы, которая золотилась на зеленых холмах Сассекса, а в юности робко целовались, шепча друг другу клятвы верности.
Девушка любила слушать его песни и игру на арфе. Ранд делился с ней своими планами и мечтами, с удовольствием наблюдая, как ее ловкие пальцы прядут или вяжут.
Юноша глубоко привязался к Джасси. Он чувствовал если не любовь, то нежность, достаточную, чтобы сдерживать свои мужские желания и не принуждать девушку к более тесной близости. Ранд уже давно подумывал о помолвке, но что он мог предложить Джасси, кроме неопределенного положения жены воина?
А теперь уже было слишком поздно. Ранд с силой сжал поручень, вспомнив прощание с возлюбленной. Джастин приняла новость об отъезде с удивительным спокойствием.
— Это как раз то, что тебе нужно, — только и сказала она. — Твой отец был благородный человек, и к тому же ты — француз.
Подобная реакция несколько смутила Ранда. Он ожидал чего угодно: слез, гнева или иного проявления чувств, но не такой сдержанности. Поразмыслив, юноша посчитал такое стойкое поведение Джастин проявлением огромной внутренней силы, и это еще больше восхитило его.
Джасси, действительно, очень спокойно попрощалась с Рандом, но про себя твердо решила уйти в монастырь…
Юноша с трудом очнулся от воспоминаний и повернулся, чтобы ответить на вопрос Джека. На его красивом лице лежала печать безнадежной тоски.
— Джастин все поняла, — тихо проговорил он..
— Возможно, это даже и к лучшему. Я всегда считал, что вы совсем не подходите друг другу, — ободряюще подмигнул Джек.
Ранд вспыхнул от негодования.
— Я только хотел сказать, что вы очень разные, ну просто как ястреб и певчая птичка, — поспешил пояснить оруженосец. — Джастин — слабое, безвольное существо, в то время как вы — человек действия!
— Неправда, она очень даже подходила мне, — продолжал настаивать Ранд.
Джек лукаво выгнул бровь.
— Неужели? Ха! Единственное, что могла Джасси, так это держать вас в нечеловеческих муках воздержания, но настоящей власти над вами у нее не было. Поэтому-то она и сдалась без боя.
— Если бы кто-нибудь другой, а не ты, Джек, осмелился бы сказать мне подобное, я тут же разбил бы ему лицо! — вспылил Ранд.
Джек помахал перед ним своей покалеченной рукой — вместо трех пальцев на ней были уродливые обрубки — и с притворным смирением протянул:
— Вы всегда так терпимы к несчастному калеке!
Ранд виновато пожал покалеченную кисть. Когда-то Джек был отличным стрелком, пока его руку не изуродовал мстительный французский рыцарь, чтобы он уже никогда больше не смог натянуть тетиву.
— Что-то нас ждет в этой враждебной стране? — меняя тему разговора, спросил Ранд.
— Опасаетесь, что мадемуазель будет настроена против вас?
— Не знаю. Но ей уже двадцать один год. Почему она никогда не была замужем?
— Не пытайтесь обмануть меня: вы думаете совсем о другом, — проницательно заметил Джек. — Кажется, вы испытываете неприязнь к невесте, еще совершенно не зная ее. Не так ли, мой господин?
— А как она может понравиться мне, если стоит между Джасси и мною?
Джек с досадой покачал кудлатой головой.
— Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Ведь с Джасси вас разлучила не эта девушка, а королевский приказ.
— Да, конечно, знаю, — тяжело вздохнул Ранд.
Он вспомнил о своей рыцарской клятве верности Богу и королю и твердо произнес:
— Я не имею права упрекать в случившемся короля Генриха. Лонгвуд имеет для него жизненно важное значение. Он хочет заполучить его мирным путем, и этот брак — блестящий выход из положения.
Ранд тщетно старался заполнить пустоту, возникшую в его сердце после прощания с Джастин и отъезда из Англии, чувством ответственности за высокую миссию, возложенную на него королем, но… не мог. Ощущение было такое, словно после кубка теплого медового напитка он сделал глоток холодного горького эля…
— Я полагаю, что завоевание французской короны важнее, чем желания одного человека.
* * *
Вскоре «Туасон д'Ор» бросил якорь в небольшой тихой бухте, от которой к городу вела дорога, зажатая с обеих сторон суровыми гранитными скалами. Город казался совершенно безлюдным.
Отряд, состоящий из восьми вооруженных до зубов воинов, еще одного оруженосца Симона и священника Батсфорда, во главе с Рандом осторожно продвигался вперед. К седлам лошадей были приторочены огромные луки, на случай неожиданного нападения неприятеля. Ранд с тревогой оглядывался вокруг, совершенно не узнавая знакомые места. От напряжения у него даже заныли плечи и спина.
— Проклятый город пуст, — заметил Джек. — Мне это совсем не нравится.
Было очень тихо, лишь ракушечник хрустел под копытами лошадей, и разлеталась во все стороны галька, да ветер печально завывал между каменными домами с соломенными крышами и плотно закрытыми ставнями.
Ранд спешился и направился к большому покосившемуся строению, судя по всему, таверне, придерживая рукой новенькую шпагу, которая хлопала по правому боку в такт его движению.
Над дверью висела покосившаяся грубоватая вывеска, с изображенным на ней снопом пшеницы. Вдруг сквозь завывание ветра послышалось жалобное слабое мяуканье. Ранд посмотрел вниз: к перевернутой вверх дном бочке прижался тощий черно-белый котенок. Юноша нагнулся и осторожно поднял его. Изголодавшийся по ласке, как впрочем и по еде, котенок тут же прильнул к его широкой теплой ладони и замурлыкал.
— Пока мы пересекали Ла-Манш, меня всю дорогу выворачивало наизнанку, и все ради чего? — недовольно проворчал Джек. — Ради этой проклятой кошки?
— Успокойся, Джек, — усмехнулся Ранд. — Возможно, она позволит тебе погреться у ее теплого бока.
Вокруг раздались смешки, но все продолжали настороженно оглядываться, словно опасаясь того, что они могли бы вдруг увидеть.
Ранд толкнул плечом дверь и вошел внутрь. Дневной свет проникал в помещение сквозь заделанные пергаментом два тусклых окна, открывая взору беспорядочно разбросанные скамейки, поваленные столы, битую глиняную посуду, пустой холодный очаг, в котором, точно серовато-белые призраки, лежали сгоревшие поленья, готовые рассыпаться от малейшего дуновения ветра.
Ранд рассеянно поглаживал котенка, задумчиво сдвинув брови.
— Очевидно, город подвергся нападению разбойников. Его жители пострадали от своих же французов, — заметил он.
— И для нас вряд ли что осталось, — с сокрушением произнес Джек, с тоской глядя на пустые полки. Вслед за ним и остальные ввалились в таверну. — И что теперь, мой господин?
В этот момент с потолка сорвался кусок алебастра и упал прямо на голову оруженосца. Тот закашлялся от белой пыли и длинно выругался.
Ранд внимательно осмотрел потолок и в дальнем углу обнаружил небольшое прикрытое досками отверстие.
— На чердаке кто-то есть, — тихо проговорил он и, сделав всем знак оставаться на месте, пошел вперед.
Ему пришлось наклоняться под перекладинами, которые оказались слишком низкими для его огромного роста. Добравшись до стены, Ранд поднял руку и легонько постучал по доскам.
— Мы пришли с миром, — произнес он по-французски. — Покажитесь нам. Мы не причиним вам никакого вреда.
Он задел головой перекладину, и сверху снова посыпалась штукатурка. Но вот доски зашевелились; сначала Ранд увидел большой крючковатый нос, затем показалось худое обветренное лицо; высокий морщинистый лоб обрамляли завитки бесцветных волос. Проницательные глаза старика, не мигая, уставились на Ранда.
— Вы англичанин?
Ранд спокойно почесал у котенка за тощими ушками.
— Я друг. Спускайтесь, сэр.
Лицо исчезло. Наверху завязалась оживленная беседа; приглушенные мужские голоса изредка прерывались женскими и детскими возгласами. Наконец, из отверстия в потолке показалась грубо сколоченная лестница, по которой первым спустился старик.
— Я — Ладжой, владелец «Снопа пшеницы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Молодой хозяйке замка опять вспомнились рассказы о своей матери. Говорили, что леди Ирэн не отличалась красотой, но обладала прекрасными душевными качествами и умела непостижимым образом располагать к себе людей. Муж очень любил ее, да и все в замке, от мала до велика, обожали свою госпожу. Гай до сих пор с восторгом вспоминал леди Ирэн, искренне скорбя о том, что она так рано ушла из жизни.
Лианна знала, что сильно проигрывает в сравнении с матерью, совершенно не умея ладить с людьми. Обитатели замка вряд ли любили ее. Она требовала от всех беспрекословного подчинения, а ее придирчивость удивляла даже самых преданных слуг и пугала тех, кто пытался увильнуть от выполнения своих обязанностей.
Но никто, возможно, даже и Шионг, не подозревал, что под этой холодной высокомерной маской скрывается одинокая ранимая душа. Лианна сама ужасно страдала оттого, что не знала, как открыться людям, дать им хоть каплю своей доброты и нежности.
* * *
Лианна в гордом одиночестве скакала по окрестностям Буа-Лонга, погруженная в невеселые мысли о своем будущем.
Переехав по мосту через Сомму, она оглянулась на замок: спокойная неприступность величественных стен и башен воодушевила девушку. Еще месяц назад Лианна не знала других врагов, кроме засухи и заморозков, которые грозили только урожаю. Теперь же враги подстерегают ее везде: и внутри, и снаружи.
Лианяа поклялась себе, что справится и с теми, и с другими. Она никогда не позволит сыну Лазаря Мондрагона завладеть замком и не допустит, чтобы леопард Лонгвуда занял место золотой лилии Буа-Лонга!
Девушка направила своего коня к морю. Окружающий пейзаж действовал на нее успокаивающе; огромные старые буки вселяли уверенность, а плывущие по небу облака давали надежду, от сочных заливных лугов веяло спокойствием и умиротворением…
Лианна скакала без остановок, пока не достигла обветренных прибрежных скал, о которые с ревом разбивались волны. Ее страх перед водой таил в себе что-то ужасающе непостижимое; одного взгляда на гребешки волн было достаточно, чтобы девушку начинала охватывать нервная дрожь. И все же море притягивало ее.
Лианна легко спрыгнула с лошади и поднялась на мыс; ладони тут же стали влажными от волнения, дыхание участилось. Она поспешно села, обхватив руками колени, не в силах оторвать глаз от волн, разбивающихся о скалы.
Мысли девушки опять вернулись к злополучной вчерашней ночи. Во время свадебной мессы при упоминании о Пресвятой Деве Лианна мечтала о детях, которые будут у них с Лазарем, о детях, которым она покажет эту красоту, с которыми сможет поделиться своими мечтами…
«От нашего союза не должно быть детей». Слова мужа похоронным звоном отдавались у нее в голове. Никогда еще Лианна не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, и она горько заплакала от обиды и безысходности.
Неожиданно на горизонте появился какой-то корабль. Слезы туманили взор и мешали хорошо рассмотреть красивое четырехмачтовое судно с причудливыми драконами на парусах, но леопарда она увидела сразу. Сердце Лианны упало.
Прибыл английский барон.
Глава 2
Ранд стоял на палубе «Туасон д'Ор» и, заслонив ладонью глаза от слепящего солнца, с тревогой всматривался в нормандский берег. Ему удалось разглядеть удаляющуюся фигурку всадника. Еще мгновение — и тот исчез из виду подобно серебряной тени.
Юноша тяжело вздохнул, расстроенный тем, что их прибытие вызвало такую панику. Место, куда они собирались причалить, было уже совсем недалеко. Их взорам предстало унылое зрелище: опустошенные сады и сожженные поля свидетельствовали о том, что перед ними враждебная и истерзанная страна. Простой народ Франции неимоверно страдал от двойного гнета и одинаково ненавидел и своих, и английских феодалов.
Между тем босые загорелые матросы уже быстро и ловко карабкались на мачты, спускали паруса; длинная цепь с якорем должна была вот-вот лечь на дно. Ранд рассеянно наблюдал, как кто-то из команды измерял глубину завязанным многочисленными узлами канатом. Лошади, чувствуя приближение суши, нервно переступали с ноги на ногу и тихо ржали.
Попутный ветер и отличная погода сократили плавание от Саутгемптона до Франции до трех дней. Однако Ранд не спешил добраться до своих новых владений, хотя король Генрих проявлял явное нетерпение, стремясь как можно скорее проложить своим войскам путь в самое сердце Франции.
«Что ж, если мне суждено стать бароном Буа-Лонга, — покоряясь судьбе, размышлял Энгуиранд Фицмарк, — я постараюсь сначала завоевать доверие и любовь его жителей».
Неожиданно за его спиной послышался чей-то стон. Ранд оглянулся: с зеленовато-бледным лицом к нему, пошатываясь, приближался Джек Кейд, оруженосец рыцаря.
— Никогда не смогу привыкнуть к этим чертовым морским путешествиям, — хмуро проворчал он. — Хвала Святому Георгию, еще до захода солнца я, наконец, ступлю на твердую землю, а потом с наслаждением лягу в мягкую постель и… если повезет, подо мной окажется женщина.
Ранд рассмеялся.
— Женщины! Ты используешь их слишком легкомысленно.
— А вы вообще не используете их, мой господин, — не остался в долгу оруженосец.
— Я считаю, что женщин нужно защищать и почитать.
Джек громко рыгнул, поморщился и поскреб небритую щеку.
— Клянусь, господин, не представляю, как вам удается подавить зов плоти?!
— Это часть рыцарской дисциплины.
— Упаси меня Бог стать рыцарем! Золотые шпоры вряд ли принесут мне утешение.
Ранд всегда с большой теплотой относился к своему верному оруженосцу. На забавной физиономии Джека особенно выделялись веселые живые глаза, в которых светился здоровый житейский юмор. Это был человек, прочно стоящий на земле, счастливо избавленный от всех обязательств, которыми так опутан рыцарь.
— Не так уж это и страшно, — заметил Ранд, — пожертвовать своим полнейшим отвращением ко всему, что напоминает высокие идеалы и святое поклонение.
— Проклятое требование, — усмехнулся Джек и тут же перевесился за борт. Его опять вырвало.
За его спиной раздался звонкий смех одного из матросов. Джек с нарочитой небрежностью повернулся к нему и спустил штаны, демонстрируя насмешнику голый зад.
Гогот и свист буквально потрясли корабль.
— Да ты не сможешь поймать даже рыбку на этот сморщенный червячок, — давясь от смеха, проговорил один из матросов.
Джек неторопливо подтянул штаны и показал всем «нос».
Ранд, улыбнувшись, покачал головой и снова перенес все свое внимание на берег, который становился все ближе и ближе. Сотни раз пересекал он этот пролив под флагами герцога Кларенского и всегда его охватывало волнение, словно должно было произойти что-то необычное, но на этот раз сердце Ранда молчало.
Юношу томили неясные тревожные предчувствия. Прибытие во Францию означало конец всем мечтам, связанным с Джасси, круто меняло жизнь Энгуиранда Фицмарка. Оно знаменовало начало осуществления грандиозного плана короля Генриха, в котором ему, Ранду, отводилась значительная роль. Однако для юноши это было слабым утешением.
— Господин мой, — голос Джека вывел его из задумчивости. — В последние дни вы так молчаливы. Не хотите ли со мной поделиться своими заботами? Скажите, что так тревожит вашу прелестную головку?
Ранд крепко сжал поручни.
— Почему я? Почему именно меня выбрал король для защиты этих французских земель? — удрученно спросил он.
Все еще бледное лицо Джека расплылось в довольной улыбке. Пригладив растрепанные ветром рыжие волосы, оруженосец поучительным тоном произнес:
— Это награда за то, что вы разоблачили заговор против короля Генриха и его брата. Кроме того, мой господин, посланник герцога Бургундского совершенно ясно дал понять, что герцог согласится только на лучшего из лучших для своей любимой племянницы.
Ранд оставил без ответа столь длинную тираду своего слуги. Рыцарская честь не позволяла ему высказать вслух все, что он думал о Генрихе и герцоге Бургундском, и о том, что они сделали с его жизнью.
— Вы должны быть благодарны, — продолжал Джек. — Ведь ваше новое положение дает вам богатую жену и ее замок. А что вы имели в Аранделе кроме клочка скудной земли и дармовой работы на графа?
Ранд бросил пронзительный взгляд на своего верного оруженосца, чувствуя, как сердце сильнее забилось в груди.
— У меня там было гораздо большее… — со значением ответил он.
Уголки губ Джека поползли вниз.
— Понимаю, ваша Джастин. А как она приняла новость о готовящейся помолвке с мадемуазель де Буа-Лонг?
Ранд задумчиво смотрел на гребешки волн, с шумом разбивающихся о прибрежные скалы. Этот пейзаж напомнил ему Джасси, такую же свежую и чистую, как море. Она была невинна, словно ребенок.
Еще будучи детьми, они часто, смеясь, носились среди зарослей спелой пшеницы, которая золотилась на зеленых холмах Сассекса, а в юности робко целовались, шепча друг другу клятвы верности.
Девушка любила слушать его песни и игру на арфе. Ранд делился с ней своими планами и мечтами, с удовольствием наблюдая, как ее ловкие пальцы прядут или вяжут.
Юноша глубоко привязался к Джасси. Он чувствовал если не любовь, то нежность, достаточную, чтобы сдерживать свои мужские желания и не принуждать девушку к более тесной близости. Ранд уже давно подумывал о помолвке, но что он мог предложить Джасси, кроме неопределенного положения жены воина?
А теперь уже было слишком поздно. Ранд с силой сжал поручень, вспомнив прощание с возлюбленной. Джастин приняла новость об отъезде с удивительным спокойствием.
— Это как раз то, что тебе нужно, — только и сказала она. — Твой отец был благородный человек, и к тому же ты — француз.
Подобная реакция несколько смутила Ранда. Он ожидал чего угодно: слез, гнева или иного проявления чувств, но не такой сдержанности. Поразмыслив, юноша посчитал такое стойкое поведение Джастин проявлением огромной внутренней силы, и это еще больше восхитило его.
Джасси, действительно, очень спокойно попрощалась с Рандом, но про себя твердо решила уйти в монастырь…
Юноша с трудом очнулся от воспоминаний и повернулся, чтобы ответить на вопрос Джека. На его красивом лице лежала печать безнадежной тоски.
— Джастин все поняла, — тихо проговорил он..
— Возможно, это даже и к лучшему. Я всегда считал, что вы совсем не подходите друг другу, — ободряюще подмигнул Джек.
Ранд вспыхнул от негодования.
— Я только хотел сказать, что вы очень разные, ну просто как ястреб и певчая птичка, — поспешил пояснить оруженосец. — Джастин — слабое, безвольное существо, в то время как вы — человек действия!
— Неправда, она очень даже подходила мне, — продолжал настаивать Ранд.
Джек лукаво выгнул бровь.
— Неужели? Ха! Единственное, что могла Джасси, так это держать вас в нечеловеческих муках воздержания, но настоящей власти над вами у нее не было. Поэтому-то она и сдалась без боя.
— Если бы кто-нибудь другой, а не ты, Джек, осмелился бы сказать мне подобное, я тут же разбил бы ему лицо! — вспылил Ранд.
Джек помахал перед ним своей покалеченной рукой — вместо трех пальцев на ней были уродливые обрубки — и с притворным смирением протянул:
— Вы всегда так терпимы к несчастному калеке!
Ранд виновато пожал покалеченную кисть. Когда-то Джек был отличным стрелком, пока его руку не изуродовал мстительный французский рыцарь, чтобы он уже никогда больше не смог натянуть тетиву.
— Что-то нас ждет в этой враждебной стране? — меняя тему разговора, спросил Ранд.
— Опасаетесь, что мадемуазель будет настроена против вас?
— Не знаю. Но ей уже двадцать один год. Почему она никогда не была замужем?
— Не пытайтесь обмануть меня: вы думаете совсем о другом, — проницательно заметил Джек. — Кажется, вы испытываете неприязнь к невесте, еще совершенно не зная ее. Не так ли, мой господин?
— А как она может понравиться мне, если стоит между Джасси и мною?
Джек с досадой покачал кудлатой головой.
— Вы сами прекрасно знаете, что это не так. Ведь с Джасси вас разлучила не эта девушка, а королевский приказ.
— Да, конечно, знаю, — тяжело вздохнул Ранд.
Он вспомнил о своей рыцарской клятве верности Богу и королю и твердо произнес:
— Я не имею права упрекать в случившемся короля Генриха. Лонгвуд имеет для него жизненно важное значение. Он хочет заполучить его мирным путем, и этот брак — блестящий выход из положения.
Ранд тщетно старался заполнить пустоту, возникшую в его сердце после прощания с Джастин и отъезда из Англии, чувством ответственности за высокую миссию, возложенную на него королем, но… не мог. Ощущение было такое, словно после кубка теплого медового напитка он сделал глоток холодного горького эля…
— Я полагаю, что завоевание французской короны важнее, чем желания одного человека.
* * *
Вскоре «Туасон д'Ор» бросил якорь в небольшой тихой бухте, от которой к городу вела дорога, зажатая с обеих сторон суровыми гранитными скалами. Город казался совершенно безлюдным.
Отряд, состоящий из восьми вооруженных до зубов воинов, еще одного оруженосца Симона и священника Батсфорда, во главе с Рандом осторожно продвигался вперед. К седлам лошадей были приторочены огромные луки, на случай неожиданного нападения неприятеля. Ранд с тревогой оглядывался вокруг, совершенно не узнавая знакомые места. От напряжения у него даже заныли плечи и спина.
— Проклятый город пуст, — заметил Джек. — Мне это совсем не нравится.
Было очень тихо, лишь ракушечник хрустел под копытами лошадей, и разлеталась во все стороны галька, да ветер печально завывал между каменными домами с соломенными крышами и плотно закрытыми ставнями.
Ранд спешился и направился к большому покосившемуся строению, судя по всему, таверне, придерживая рукой новенькую шпагу, которая хлопала по правому боку в такт его движению.
Над дверью висела покосившаяся грубоватая вывеска, с изображенным на ней снопом пшеницы. Вдруг сквозь завывание ветра послышалось жалобное слабое мяуканье. Ранд посмотрел вниз: к перевернутой вверх дном бочке прижался тощий черно-белый котенок. Юноша нагнулся и осторожно поднял его. Изголодавшийся по ласке, как впрочем и по еде, котенок тут же прильнул к его широкой теплой ладони и замурлыкал.
— Пока мы пересекали Ла-Манш, меня всю дорогу выворачивало наизнанку, и все ради чего? — недовольно проворчал Джек. — Ради этой проклятой кошки?
— Успокойся, Джек, — усмехнулся Ранд. — Возможно, она позволит тебе погреться у ее теплого бока.
Вокруг раздались смешки, но все продолжали настороженно оглядываться, словно опасаясь того, что они могли бы вдруг увидеть.
Ранд толкнул плечом дверь и вошел внутрь. Дневной свет проникал в помещение сквозь заделанные пергаментом два тусклых окна, открывая взору беспорядочно разбросанные скамейки, поваленные столы, битую глиняную посуду, пустой холодный очаг, в котором, точно серовато-белые призраки, лежали сгоревшие поленья, готовые рассыпаться от малейшего дуновения ветра.
Ранд рассеянно поглаживал котенка, задумчиво сдвинув брови.
— Очевидно, город подвергся нападению разбойников. Его жители пострадали от своих же французов, — заметил он.
— И для нас вряд ли что осталось, — с сокрушением произнес Джек, с тоской глядя на пустые полки. Вслед за ним и остальные ввалились в таверну. — И что теперь, мой господин?
В этот момент с потолка сорвался кусок алебастра и упал прямо на голову оруженосца. Тот закашлялся от белой пыли и длинно выругался.
Ранд внимательно осмотрел потолок и в дальнем углу обнаружил небольшое прикрытое досками отверстие.
— На чердаке кто-то есть, — тихо проговорил он и, сделав всем знак оставаться на месте, пошел вперед.
Ему пришлось наклоняться под перекладинами, которые оказались слишком низкими для его огромного роста. Добравшись до стены, Ранд поднял руку и легонько постучал по доскам.
— Мы пришли с миром, — произнес он по-французски. — Покажитесь нам. Мы не причиним вам никакого вреда.
Он задел головой перекладину, и сверху снова посыпалась штукатурка. Но вот доски зашевелились; сначала Ранд увидел большой крючковатый нос, затем показалось худое обветренное лицо; высокий морщинистый лоб обрамляли завитки бесцветных волос. Проницательные глаза старика, не мигая, уставились на Ранда.
— Вы англичанин?
Ранд спокойно почесал у котенка за тощими ушками.
— Я друг. Спускайтесь, сэр.
Лицо исчезло. Наверху завязалась оживленная беседа; приглушенные мужские голоса изредка прерывались женскими и детскими возгласами. Наконец, из отверстия в потолке показалась грубо сколоченная лестница, по которой первым спустился старик.
— Я — Ладжой, владелец «Снопа пшеницы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48