Братья Орловы оказали ему самый радушный прием.Второй неожиданностью стало письмо от сына Александра.
«Дорогой отец!Уж сам и не знаю что, без сомнения, непредвиденный характер вашего призыва внушил мне мысль не останавливаться в доме ваших друзей Орловых. Я поселился у посла Соединенных провинций, проживающего в этом же городе, и готов поступить в ваше распоряжение. Мне не терпится заключить вас в свои объятия. Вчера на улице какой-то человек, по виду дворянин, остановил и сердечно поприветствовал меня, между тем как я его не узнал. Он смутился и спросил меня, не граф ли я Сен-Жермен. Когда я уверил его, что нет, он извинился и пошел дальше.Ваш любящий сын Александр».
Себастьян не мог не одобрить проницательности сына. В самом деле было бы лучше, если бы он не показывался в особняке Орловых. Все правильно, он достойный сын своего отца.Третьим сюрпризом стало письмо от баронессы Вестерхоф, с пометкой «Прочесть сразу же по получении».
«Дорогой друг!Не задерживайтесь ни у Орловых, ни вообще в Москве. Приезжайте к нам в Петербург как можно скорее. Мы с принцессой проживаем в Зимнем дворце. Граф Ротари, живущий в особняке в Графском переулке, возле Невского проспекта, был бы счастлив предложить вам свое гостеприимство. Как только вы прибудете, он мне сообщит.Остаюсь верная вам госпожа де Суверби». Адрес Сен-Жермена в Петербурге также взят из книги Пыляева. (Прим. автора.)
Граф Григорий Орлов еще не вернулся из казарм гвардейского полка, чтобы прояснить ситуацию. Но вскоре Себастьян понял, что имела в виду баронесса, когда советовала ему не задерживаться в Москве. Во дворе крепостные слуги ликвидировали следы пожара, заново белили стены, восстанавливали лепнину и меняли окна на фасадах.– Неделю назад какие-то неизвестные попытались поджечь особняк, – объяснил Барбере. – Похоже, у наших друзей Орловых в Москве имеются непримиримые враги. Вы именно поэтому меня сюда позвали?– Не совсем, хотя нечто такое я предполагал. Я вам сейчас все объясню.Вещи графа были уже выгружены и сложены в вестибюле. Однако по причинам, которые становились все более очевидны, Себастьян не захотел поселиться в тех же апартаментах, которые были ему предоставлены несколько месяцев назад братьями Орловыми, и теперь он не знал, куда ему направиться. Он ожидал в гостиной, потягивая чай, предложенный ему дворецким, когда Григорий Орлов появился в сопровождении человека, которого Себастьяну никогда видеть не приходилось и который был представлен как князь Федор Барятинский. Темноволосый и серьезный, с лицом волевым и решительным, он неотрывно смотрел на Себастьяна. После первых приветствий, которые оказались необычайно сердечными и еще раз продемонстрировали, что чувства Григория к нему нисколько не изменились, Себастьян поблагодарил Орлова за гостеприимство, которое братья оказали шевалье де Барбере, затем попросил дозволения побеседовать наедине.– Мы вполне можем разговаривать в присутствии князя, – заявил Григорий. – Он наш верный друг. Должен предупредить, что вы оказались точнехонько в пороховом погребе. Поскольку немец, – Себастьян догадался, что речь шла о царе, – упразднил государственную службу и дворянство получило возможность служить за границей, крестьяне воображают себе, что он их тоже освободит и они смогут покидать земли своих хозяев. То тут, то там вспыхивают мятежи. Мало этого, Петр конфисковал земли церкви, и опять-таки тысячи крестьян готовы восстать. После того как он велел публично выпороть священника за то, что тот раскритиковал религиозную политику царя, нет ни одного попа, который бы не предал немца анафеме. Сенат не знает, что и думать, а Священный синод вне себя от ярости. Что же касается армии, он навязал нам немецкие мундиры и командиров, которые только и мечтают разрушить русские традиции. Можно подумать, что все мы теперь находимся на службе у прусского короля.Себастьян слушал, пораженный.– И при дворе не лучше, – продолжал Григорий, – царь вопит направо и налево, что собирается развестись с императрицей и отнять у своего сына Павла титул наследника трона.– Почему?– Он вообразил, что Павел – это сын бывшего любовника императрицы Салтыкова.– И кого он собирается поставить на его место?– Ивана Шестого Антоновича.– Это еще кто такой?– Немец, разумеется. Принц Брауншвейг-Вольфенбрюттель, сын Анны Леопольдовны.– Сколько ему?– Двадцать лет. А канцлер Воронцов поддерживает его планы.– Почему?– Да потому что у Петра связь с его дочерью Елизаветой, если вообще он может иметь связь с женщиной. Он и не скрывает своей мечты: стереть прошлое, как если бы его не было вовсе. Если бы царь развелся, эта Елизавета, вероятно, стала бы императрицей.– Но что же настоящая императрица?– А что она может? – пожимая плечами, ответил Григорий Орлов. – Ничего. Вся власть в руках царя, которого она теперь и не видит. В ее непосредственном окружении есть лишь несколько человек, на которых она может положиться: ее мать, которую вы знаете, воспитатель ее сына Никита Панин и две-три фрейлины. Даже мне запрещен к ней доступ.Себастьян молчал, обдумывая услышанное. В самом деле, с минуты на минуту пороховой погреб должен взлететь на воздух. Петр III мог развестись, упрочить свое положение и заключить еще более тесный альянс с Фридрихом. Но скандал, вызванный указами, и намерения царя могли спровоцировать настоящий бунт. И тогда никто не сможет вмешаться. Тем временем в помещение вошел Алексей Орлов, вид у него был подавленный.– У императрицы и в самом деле нет никакой поддержки? – спросил Себастьян.– У нее есть гвардейские полки, – ответил князь Барятинский. – Но что, по-вашему, нам делать? Все не так, как было двадцать лет назад! 25 ноября 1741 г. Елизавета, дочь Петра Великого, которой опасалась регентша Анна Леопольдовна и грозила ей ссылкой, отправилась в место расквартирования Преображенского полка, представилась законной наследницей династии и повела полк к Зимнему дворцу, где проживала регентша Анна. Анна и ее министры были арестованы, а три дня спустя Елизавету провозгласили самодержавной императрицей. (Прим. автора.)
– Вы могли бы вознести ее к власти.– Да. Как Елизавету. – Григорий Орлов покачал головой. – Но у Екатерины нет никакого политического опыта.– Сейчас это не имеет значения. Иначе бедствие, катастрофа! – воскликнул Себастьян. – Неужели вы этого не понимаете? Это будет всемирная катастрофа!Воцарилось молчание.– Мы были бы счастливы, если бы вы высказали свое мнение, – произнес наконец Григорий Орлов.– Оно вам хорошо известно. Впрочем, мне нужно принять одно важное решение. Баронесса Вестерхоф в своем письме настоятельно советует мне не задерживаться в Москве, а выезжать в Санкт-Петербург.– И, я полагаю, не ночевать в нашем доме, – с понимающей улыбкой добавил Григорий. – Ее советы имеют под собой основание. Императрица в Санкт-Петербурге, и я не сомневаюсь, что она будет рада вас видеть, если, конечно, предположить, что вас до нее допустят.– А вы?– Мы с Алексеем тоже вскоре отправимся в Санкт-Петербург с нашим гвардейским полком. Остальные полки уже там. Там же и два других наших брата.– Но я не могу уехать в Петербург прямо сейчас. Не посоветуете ли какую-нибудь гостиницу, где можно было бы провести эту и, пожалуй, следующую ночь?– Вам нет никакой необходимости отправляться ночевать в гостиницу. Дворец Голицыных сейчас пуст, поскольку княжна Мария в Санкт-Петербурге. Баронесса предупредила ее о вашем приезде, и Мария уже распорядилась, чтобы вы были там размещены со всеми подобающими удобствами.Себастьян склонил голову в знак признательности.– Чтобы мы смогли продолжить наш разговор, – вмешался князь Барятинский, – коль скоро вы будете проживать во дворце Голицыных, окажите мне честь отужинать со мной. Я пришлю за вами карету и распоряжусь, чтобы она оставалась в вашем распоряжении вплоть до вашего отъезда в Петербург.– Благодарю вас, – ответил Себастьян. – Вы позволите мне пригласить моего сына, которого я попросил приехать ко мне в Москву? Он живет у посла Соединенных провинций.– Почту за честь, граф.
В тот вечер, 7 июня 1762 года, в библиотеке дворца Барятинского их было шестеро. Четверо, включая шевалье де Барбере, едва могли прийти в себя от изумления, увидев графа де Сен-Жермена и его сына, князя Полиболоса. За исключением нескольких незначительных отличий, едва различимых при свете свечей, сын был копией отца. Вплоть до тембра голоса и манеры держать себя. Они походили друг на друга как две капли воды.Каждый из присутствующих задавал себе вопрос, зачем Себастьян пригласил сына в Москву. Их исключительное сходство могло быть использовано во многих обстоятельствах, но никто не решался спросить, что обо всем этом думал сам Сен-Жермен.За ужином разговор зашел об угрозах, которые царь высказывал в адрес датского короля Фридриха V. Вне всякого сомнения, поскольку Петр являлся по рождению герцогом Гольштейн-Готторпским, недавно приобретенная власть вызывала в царе желание отомстить тому, кто отнял у него Шлезвиг. А поскольку русская армия была гораздо сильнее, чем датская, и, более того, Петр был союзником короля Пруссии, он с трудом сдерживал нетерпение: царь жаждал как можно быстрее свести счеты.– Он пьет еще больше, чем прежде. Из-за этого его агрессивность представляется весьма опасной, – заметил Барятинский. – Не стоит сомневаться, его нападение на Данию – вопрос нескольких дней или недель, он твердо намерен отобрать Шлезвиг. Можно не сомневаться, что прусский король с удовольствием его поддержит.После этого заявления за столом повисла напряженная тишина. Из окна было видно, как маленькие красноватые облачка едва касались колоколен Архангельской и Благовещенской церквей.– Кого здесь можно назвать его союзниками? – поинтересовался Себастьян.– Петр назначил кучу бездарных советников, весьма довольных, что могут сделать карьеру, выражая свою преданность пруссакам, – с усмешкой ответил Барятинский. – Но хуже всех его канцлер Михаил Воронцов.– Воронцов? Но разве не он был канцлером при императрице Елизавете?– Вот именно, и не кто иной, как он, ведет сейчас политику, диаметрально противоположную той, которой придерживался многие годы. Никто не знает, что и думать. Этот скандал лишь усилил враждебность дворянства и администрации к режиму. Что же касается армии, Григорий рассказал вам о ее реакции на происходящую сейчас «пруссификацию». Армия не желает, чтобы прусский король занял в русской истории место Петра Великого.Себастьян задумался над услышанным. Александр, так же как и Барбере, не говорил по-русски; Сен-Жермен перевел сыну то, что было только что сказано.– Нам известна позиция Франции и Австрии, – заметил Себастьян. – А что можно сказать про англичан?– Они в замешательстве, – ответил Барятинский. – Поначалу они радовались разрушению альянса Согласно Версальскому договору (1756), подписанному в правление Елизаветы, Россия в союзничестве с Францией и Австрией выступала против Пруссии и Англии. (Прим. автора.)
и рассчитывали привлечь нового царя на свою сторону. Они намеревались предложить ему субсидии, как прежде…– Субсидии?– Ни для кого не секрет, что императорская казна пуста, – мрачно заметил Григорий. – Великий князь и его супруга тратили так, будто никакого завтра не будет. Она сама брала деньги у англичан. В действительности до Версальского договора Екатерина получала займы через посредничество своего любовника, английского посла Хенбери Уильямса. Чтобы Екатерине можно было сохранить хорошую мину, британская казна распространяла свои щедроты и на великого князя Петра. (Прим. автора.)
Это называлось займами.Это сообщение обрушилось на Себастьяна, как ушат холодной воды. Выходит, англичане просто-напросто купили чету великих князей? Это наводило на размышления. Скорее всего, дворец Орловых был выстроен на деньги, выплаченные англичанами Екатерине и которые она затем передавала своему любовнику. Царь и царица вели себя как последние щеголи и вертопрахи.В данный момент моральные рассуждения были весьма неуместны, хотя именно сейчас нравственность, как никогда, мешалась с политикой.– Стало быть, императорская гвардия вскоре в полном составе окажется в Санкт-Петербурге?– Да.– На каком расстоянии казармы находятся от Зимнего дворца?– Не так далеко.– Все полки преданы императрице?Григорий Орлов не мог скрыть замешательства, он помедлил с ответом.– Они преданы России, которую представляет императрица…– Но не самой императрице?– Никто в гвардии… То есть почти никто не верит, что придется вмешаться, чтобы защитить лично императрицу…Встревоженный Себастьян попытался представить себе контрзаговор, о котором знал бы лишь ограниченный круг людей.– Но сколько человек были бы готовы немедленно выступить, причем на ее стороне?Трое русских обменялись взглядами.– Человек сорок, – произнес наконец Барятинский.– Всего лишь четыре десятка людей, готовых действовать?Русские покачали головами.– Сорок против всей машины царской власти, вместе с канцлером и генералами? – настаивал Себастьян, все еще не веря.– Такова реальность, граф. Было бы слишком неблагоразумно лгать вам.Все были подавлены. После молчания, еще более длительного, чем прежде, Себастьян заявил:– Все в руках императрицы.– Что вы хотите этим сказать?– Ей придется предстать перед всей гвардией и объявить себя спасительницей, защищающей Россию от иноземца. Как это сделала когда-то императрица Елизавета.Это заявление повергло всех в шок.– Что вы задумали? – спросил Григорий Орлов.– Захват власти императрицей. Он должен произойти самое большее за несколько часов.– Но кто ей все это объяснит? – недоумевал Григорий. – Никто из нас к ней не допущен, кроме графа Панина. Дорога в Петергоф, где она в данный момент проживает, охраняется преданными немцу людьми.– А где сам царь?– Если он находится не в Санкт-Петербурге, чтобы принять посла или что-то в этом роде, то пребывает в Ораниенбауме, это на Финском заливе, прямо напротив Кронштадта, в замке, который охраняет голштинский полк.– Если я вас правильно понял, – подвел итог Себастьян, – при дворе зреет заговор против царя и канцлера Воронцова, но с вашей стороны никакой организации не существует. Вы практически ничего и никого не представляете. Я могу только повторить: одна лишь императрица может действовать законно.Барятинский и Григорий растерянно посмотрели на него.Они походили на мышей, которых смертельно пугает и в то же время завораживает огромный кот. И оказались настолько парализованы этим страхом, что, похоже, потеряли всякую способность действовать.– Так не может более продолжаться, – властно произнес Себастьян. – Нам нужно добиться через Панина доступа к императрице.– Но Панин тоже в Петергофе, – заметил Алексей.– Может быть, к нему можно добраться через Разумовского? – предположил Барятинский.– Кто это?– Президент Академии наук.– Тогда сделайте это, прошу вас, причем прямо завтра, – заявил Себастьян. – Я хотел бы получить от него рекомендательное письмо к Панину до моего отъезда в Санкт-Петербург. Мы все должны собраться там как можно раньше. Я буду у графа Ротари, в его особняке в Графском переулке, это возле Невского проспекта.Распростившись с гостями, Сен-Жермен в сопровождении Александра и шевалье де Барбере вышел из дворца.Садясь в карету, Себастьян еще думал о том, что английская корона поддерживала безумства будущей императорской четы России. Он поведал об этом Александру и шевалье де Барбере.Положение было чрезвычайно рискованным. Во всяком случае, для него. 12. УРОК ГЕРОИЗМА В КРУГЛОЙ БЕСЕДКЕ Гвардейцы бросили внимательный взгляд внутрь великолепной кареты. Они увидели там элегантную даму в дорогих украшениях, которая обмахивалась веером, спасаясь от жары, уже довольно чувствительной даже в такое раннее утро. Роскошное ожерелье с бриллиантами и рубинами переливалось на белой припудренной шее. Из-под серой, расшитой бисером тафты юбки виднелась крошечная ножка в сатиновой туфельке цвета слоновой кости.– Я графиня Безбородко, – произнесла женщина тонким голоском, – еду на один день навестить свою племянницу, госпожу де Суверби.Один из гвардейцев достал из кармана истрепанный листок бумаги и сверился – или сделал вид, что сверился, – с чем-то похожим на список; наверняка имена людей, которым был запрещен доступ в Зимний дворец и Петергоф. Затем он махнул кучеру, давая дозволение проезжать.Карета снова покатилась по дороге и несколько минут спустя остановилась перед лестницей великолепного дворца. Лакей, сидящий рядом с кучером, проворно спрыгнул на землю, открыл дверцу и спустил приставную ступеньку. Пассажирка не спеша вышла из кареты, опираясь на руку своего лакея, восхищенно огляделась вокруг и поднялась на крыльцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
«Дорогой отец!Уж сам и не знаю что, без сомнения, непредвиденный характер вашего призыва внушил мне мысль не останавливаться в доме ваших друзей Орловых. Я поселился у посла Соединенных провинций, проживающего в этом же городе, и готов поступить в ваше распоряжение. Мне не терпится заключить вас в свои объятия. Вчера на улице какой-то человек, по виду дворянин, остановил и сердечно поприветствовал меня, между тем как я его не узнал. Он смутился и спросил меня, не граф ли я Сен-Жермен. Когда я уверил его, что нет, он извинился и пошел дальше.Ваш любящий сын Александр».
Себастьян не мог не одобрить проницательности сына. В самом деле было бы лучше, если бы он не показывался в особняке Орловых. Все правильно, он достойный сын своего отца.Третьим сюрпризом стало письмо от баронессы Вестерхоф, с пометкой «Прочесть сразу же по получении».
«Дорогой друг!Не задерживайтесь ни у Орловых, ни вообще в Москве. Приезжайте к нам в Петербург как можно скорее. Мы с принцессой проживаем в Зимнем дворце. Граф Ротари, живущий в особняке в Графском переулке, возле Невского проспекта, был бы счастлив предложить вам свое гостеприимство. Как только вы прибудете, он мне сообщит.Остаюсь верная вам госпожа де Суверби». Адрес Сен-Жермена в Петербурге также взят из книги Пыляева. (Прим. автора.)
Граф Григорий Орлов еще не вернулся из казарм гвардейского полка, чтобы прояснить ситуацию. Но вскоре Себастьян понял, что имела в виду баронесса, когда советовала ему не задерживаться в Москве. Во дворе крепостные слуги ликвидировали следы пожара, заново белили стены, восстанавливали лепнину и меняли окна на фасадах.– Неделю назад какие-то неизвестные попытались поджечь особняк, – объяснил Барбере. – Похоже, у наших друзей Орловых в Москве имеются непримиримые враги. Вы именно поэтому меня сюда позвали?– Не совсем, хотя нечто такое я предполагал. Я вам сейчас все объясню.Вещи графа были уже выгружены и сложены в вестибюле. Однако по причинам, которые становились все более очевидны, Себастьян не захотел поселиться в тех же апартаментах, которые были ему предоставлены несколько месяцев назад братьями Орловыми, и теперь он не знал, куда ему направиться. Он ожидал в гостиной, потягивая чай, предложенный ему дворецким, когда Григорий Орлов появился в сопровождении человека, которого Себастьяну никогда видеть не приходилось и который был представлен как князь Федор Барятинский. Темноволосый и серьезный, с лицом волевым и решительным, он неотрывно смотрел на Себастьяна. После первых приветствий, которые оказались необычайно сердечными и еще раз продемонстрировали, что чувства Григория к нему нисколько не изменились, Себастьян поблагодарил Орлова за гостеприимство, которое братья оказали шевалье де Барбере, затем попросил дозволения побеседовать наедине.– Мы вполне можем разговаривать в присутствии князя, – заявил Григорий. – Он наш верный друг. Должен предупредить, что вы оказались точнехонько в пороховом погребе. Поскольку немец, – Себастьян догадался, что речь шла о царе, – упразднил государственную службу и дворянство получило возможность служить за границей, крестьяне воображают себе, что он их тоже освободит и они смогут покидать земли своих хозяев. То тут, то там вспыхивают мятежи. Мало этого, Петр конфисковал земли церкви, и опять-таки тысячи крестьян готовы восстать. После того как он велел публично выпороть священника за то, что тот раскритиковал религиозную политику царя, нет ни одного попа, который бы не предал немца анафеме. Сенат не знает, что и думать, а Священный синод вне себя от ярости. Что же касается армии, он навязал нам немецкие мундиры и командиров, которые только и мечтают разрушить русские традиции. Можно подумать, что все мы теперь находимся на службе у прусского короля.Себастьян слушал, пораженный.– И при дворе не лучше, – продолжал Григорий, – царь вопит направо и налево, что собирается развестись с императрицей и отнять у своего сына Павла титул наследника трона.– Почему?– Он вообразил, что Павел – это сын бывшего любовника императрицы Салтыкова.– И кого он собирается поставить на его место?– Ивана Шестого Антоновича.– Это еще кто такой?– Немец, разумеется. Принц Брауншвейг-Вольфенбрюттель, сын Анны Леопольдовны.– Сколько ему?– Двадцать лет. А канцлер Воронцов поддерживает его планы.– Почему?– Да потому что у Петра связь с его дочерью Елизаветой, если вообще он может иметь связь с женщиной. Он и не скрывает своей мечты: стереть прошлое, как если бы его не было вовсе. Если бы царь развелся, эта Елизавета, вероятно, стала бы императрицей.– Но что же настоящая императрица?– А что она может? – пожимая плечами, ответил Григорий Орлов. – Ничего. Вся власть в руках царя, которого она теперь и не видит. В ее непосредственном окружении есть лишь несколько человек, на которых она может положиться: ее мать, которую вы знаете, воспитатель ее сына Никита Панин и две-три фрейлины. Даже мне запрещен к ней доступ.Себастьян молчал, обдумывая услышанное. В самом деле, с минуты на минуту пороховой погреб должен взлететь на воздух. Петр III мог развестись, упрочить свое положение и заключить еще более тесный альянс с Фридрихом. Но скандал, вызванный указами, и намерения царя могли спровоцировать настоящий бунт. И тогда никто не сможет вмешаться. Тем временем в помещение вошел Алексей Орлов, вид у него был подавленный.– У императрицы и в самом деле нет никакой поддержки? – спросил Себастьян.– У нее есть гвардейские полки, – ответил князь Барятинский. – Но что, по-вашему, нам делать? Все не так, как было двадцать лет назад! 25 ноября 1741 г. Елизавета, дочь Петра Великого, которой опасалась регентша Анна Леопольдовна и грозила ей ссылкой, отправилась в место расквартирования Преображенского полка, представилась законной наследницей династии и повела полк к Зимнему дворцу, где проживала регентша Анна. Анна и ее министры были арестованы, а три дня спустя Елизавету провозгласили самодержавной императрицей. (Прим. автора.)
– Вы могли бы вознести ее к власти.– Да. Как Елизавету. – Григорий Орлов покачал головой. – Но у Екатерины нет никакого политического опыта.– Сейчас это не имеет значения. Иначе бедствие, катастрофа! – воскликнул Себастьян. – Неужели вы этого не понимаете? Это будет всемирная катастрофа!Воцарилось молчание.– Мы были бы счастливы, если бы вы высказали свое мнение, – произнес наконец Григорий Орлов.– Оно вам хорошо известно. Впрочем, мне нужно принять одно важное решение. Баронесса Вестерхоф в своем письме настоятельно советует мне не задерживаться в Москве, а выезжать в Санкт-Петербург.– И, я полагаю, не ночевать в нашем доме, – с понимающей улыбкой добавил Григорий. – Ее советы имеют под собой основание. Императрица в Санкт-Петербурге, и я не сомневаюсь, что она будет рада вас видеть, если, конечно, предположить, что вас до нее допустят.– А вы?– Мы с Алексеем тоже вскоре отправимся в Санкт-Петербург с нашим гвардейским полком. Остальные полки уже там. Там же и два других наших брата.– Но я не могу уехать в Петербург прямо сейчас. Не посоветуете ли какую-нибудь гостиницу, где можно было бы провести эту и, пожалуй, следующую ночь?– Вам нет никакой необходимости отправляться ночевать в гостиницу. Дворец Голицыных сейчас пуст, поскольку княжна Мария в Санкт-Петербурге. Баронесса предупредила ее о вашем приезде, и Мария уже распорядилась, чтобы вы были там размещены со всеми подобающими удобствами.Себастьян склонил голову в знак признательности.– Чтобы мы смогли продолжить наш разговор, – вмешался князь Барятинский, – коль скоро вы будете проживать во дворце Голицыных, окажите мне честь отужинать со мной. Я пришлю за вами карету и распоряжусь, чтобы она оставалась в вашем распоряжении вплоть до вашего отъезда в Петербург.– Благодарю вас, – ответил Себастьян. – Вы позволите мне пригласить моего сына, которого я попросил приехать ко мне в Москву? Он живет у посла Соединенных провинций.– Почту за честь, граф.
В тот вечер, 7 июня 1762 года, в библиотеке дворца Барятинского их было шестеро. Четверо, включая шевалье де Барбере, едва могли прийти в себя от изумления, увидев графа де Сен-Жермена и его сына, князя Полиболоса. За исключением нескольких незначительных отличий, едва различимых при свете свечей, сын был копией отца. Вплоть до тембра голоса и манеры держать себя. Они походили друг на друга как две капли воды.Каждый из присутствующих задавал себе вопрос, зачем Себастьян пригласил сына в Москву. Их исключительное сходство могло быть использовано во многих обстоятельствах, но никто не решался спросить, что обо всем этом думал сам Сен-Жермен.За ужином разговор зашел об угрозах, которые царь высказывал в адрес датского короля Фридриха V. Вне всякого сомнения, поскольку Петр являлся по рождению герцогом Гольштейн-Готторпским, недавно приобретенная власть вызывала в царе желание отомстить тому, кто отнял у него Шлезвиг. А поскольку русская армия была гораздо сильнее, чем датская, и, более того, Петр был союзником короля Пруссии, он с трудом сдерживал нетерпение: царь жаждал как можно быстрее свести счеты.– Он пьет еще больше, чем прежде. Из-за этого его агрессивность представляется весьма опасной, – заметил Барятинский. – Не стоит сомневаться, его нападение на Данию – вопрос нескольких дней или недель, он твердо намерен отобрать Шлезвиг. Можно не сомневаться, что прусский король с удовольствием его поддержит.После этого заявления за столом повисла напряженная тишина. Из окна было видно, как маленькие красноватые облачка едва касались колоколен Архангельской и Благовещенской церквей.– Кого здесь можно назвать его союзниками? – поинтересовался Себастьян.– Петр назначил кучу бездарных советников, весьма довольных, что могут сделать карьеру, выражая свою преданность пруссакам, – с усмешкой ответил Барятинский. – Но хуже всех его канцлер Михаил Воронцов.– Воронцов? Но разве не он был канцлером при императрице Елизавете?– Вот именно, и не кто иной, как он, ведет сейчас политику, диаметрально противоположную той, которой придерживался многие годы. Никто не знает, что и думать. Этот скандал лишь усилил враждебность дворянства и администрации к режиму. Что же касается армии, Григорий рассказал вам о ее реакции на происходящую сейчас «пруссификацию». Армия не желает, чтобы прусский король занял в русской истории место Петра Великого.Себастьян задумался над услышанным. Александр, так же как и Барбере, не говорил по-русски; Сен-Жермен перевел сыну то, что было только что сказано.– Нам известна позиция Франции и Австрии, – заметил Себастьян. – А что можно сказать про англичан?– Они в замешательстве, – ответил Барятинский. – Поначалу они радовались разрушению альянса Согласно Версальскому договору (1756), подписанному в правление Елизаветы, Россия в союзничестве с Францией и Австрией выступала против Пруссии и Англии. (Прим. автора.)
и рассчитывали привлечь нового царя на свою сторону. Они намеревались предложить ему субсидии, как прежде…– Субсидии?– Ни для кого не секрет, что императорская казна пуста, – мрачно заметил Григорий. – Великий князь и его супруга тратили так, будто никакого завтра не будет. Она сама брала деньги у англичан. В действительности до Версальского договора Екатерина получала займы через посредничество своего любовника, английского посла Хенбери Уильямса. Чтобы Екатерине можно было сохранить хорошую мину, британская казна распространяла свои щедроты и на великого князя Петра. (Прим. автора.)
Это называлось займами.Это сообщение обрушилось на Себастьяна, как ушат холодной воды. Выходит, англичане просто-напросто купили чету великих князей? Это наводило на размышления. Скорее всего, дворец Орловых был выстроен на деньги, выплаченные англичанами Екатерине и которые она затем передавала своему любовнику. Царь и царица вели себя как последние щеголи и вертопрахи.В данный момент моральные рассуждения были весьма неуместны, хотя именно сейчас нравственность, как никогда, мешалась с политикой.– Стало быть, императорская гвардия вскоре в полном составе окажется в Санкт-Петербурге?– Да.– На каком расстоянии казармы находятся от Зимнего дворца?– Не так далеко.– Все полки преданы императрице?Григорий Орлов не мог скрыть замешательства, он помедлил с ответом.– Они преданы России, которую представляет императрица…– Но не самой императрице?– Никто в гвардии… То есть почти никто не верит, что придется вмешаться, чтобы защитить лично императрицу…Встревоженный Себастьян попытался представить себе контрзаговор, о котором знал бы лишь ограниченный круг людей.– Но сколько человек были бы готовы немедленно выступить, причем на ее стороне?Трое русских обменялись взглядами.– Человек сорок, – произнес наконец Барятинский.– Всего лишь четыре десятка людей, готовых действовать?Русские покачали головами.– Сорок против всей машины царской власти, вместе с канцлером и генералами? – настаивал Себастьян, все еще не веря.– Такова реальность, граф. Было бы слишком неблагоразумно лгать вам.Все были подавлены. После молчания, еще более длительного, чем прежде, Себастьян заявил:– Все в руках императрицы.– Что вы хотите этим сказать?– Ей придется предстать перед всей гвардией и объявить себя спасительницей, защищающей Россию от иноземца. Как это сделала когда-то императрица Елизавета.Это заявление повергло всех в шок.– Что вы задумали? – спросил Григорий Орлов.– Захват власти императрицей. Он должен произойти самое большее за несколько часов.– Но кто ей все это объяснит? – недоумевал Григорий. – Никто из нас к ней не допущен, кроме графа Панина. Дорога в Петергоф, где она в данный момент проживает, охраняется преданными немцу людьми.– А где сам царь?– Если он находится не в Санкт-Петербурге, чтобы принять посла или что-то в этом роде, то пребывает в Ораниенбауме, это на Финском заливе, прямо напротив Кронштадта, в замке, который охраняет голштинский полк.– Если я вас правильно понял, – подвел итог Себастьян, – при дворе зреет заговор против царя и канцлера Воронцова, но с вашей стороны никакой организации не существует. Вы практически ничего и никого не представляете. Я могу только повторить: одна лишь императрица может действовать законно.Барятинский и Григорий растерянно посмотрели на него.Они походили на мышей, которых смертельно пугает и в то же время завораживает огромный кот. И оказались настолько парализованы этим страхом, что, похоже, потеряли всякую способность действовать.– Так не может более продолжаться, – властно произнес Себастьян. – Нам нужно добиться через Панина доступа к императрице.– Но Панин тоже в Петергофе, – заметил Алексей.– Может быть, к нему можно добраться через Разумовского? – предположил Барятинский.– Кто это?– Президент Академии наук.– Тогда сделайте это, прошу вас, причем прямо завтра, – заявил Себастьян. – Я хотел бы получить от него рекомендательное письмо к Панину до моего отъезда в Санкт-Петербург. Мы все должны собраться там как можно раньше. Я буду у графа Ротари, в его особняке в Графском переулке, это возле Невского проспекта.Распростившись с гостями, Сен-Жермен в сопровождении Александра и шевалье де Барбере вышел из дворца.Садясь в карету, Себастьян еще думал о том, что английская корона поддерживала безумства будущей императорской четы России. Он поведал об этом Александру и шевалье де Барбере.Положение было чрезвычайно рискованным. Во всяком случае, для него. 12. УРОК ГЕРОИЗМА В КРУГЛОЙ БЕСЕДКЕ Гвардейцы бросили внимательный взгляд внутрь великолепной кареты. Они увидели там элегантную даму в дорогих украшениях, которая обмахивалась веером, спасаясь от жары, уже довольно чувствительной даже в такое раннее утро. Роскошное ожерелье с бриллиантами и рубинами переливалось на белой припудренной шее. Из-под серой, расшитой бисером тафты юбки виднелась крошечная ножка в сатиновой туфельке цвета слоновой кости.– Я графиня Безбородко, – произнесла женщина тонким голоском, – еду на один день навестить свою племянницу, госпожу де Суверби.Один из гвардейцев достал из кармана истрепанный листок бумаги и сверился – или сделал вид, что сверился, – с чем-то похожим на список; наверняка имена людей, которым был запрещен доступ в Зимний дворец и Петергоф. Затем он махнул кучеру, давая дозволение проезжать.Карета снова покатилась по дороге и несколько минут спустя остановилась перед лестницей великолепного дворца. Лакей, сидящий рядом с кучером, проворно спрыгнул на землю, открыл дверцу и спустил приставную ступеньку. Пассажирка не спеша вышла из кареты, опираясь на руку своего лакея, восхищенно огляделась вокруг и поднялась на крыльцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43