Их сил могло и не хватить, но, к счастью, молва о подвигах Жанны привлекла добровольцев. Теперь уже с ней было человек двадцать. Жанне больше не приходилось самой возглавлять свое воинство каждый вечер, и она смогла вернуться к обычной домашней жизни и проводить больше времени с сыном. Все понимали, что очистить оставшиеся рассадники нищеты на Гревской площади, у Сент-Авуа, на главном рынке и у ворот Сен-Мартен не удастся раньше осени или даже начала зимы. Совет решил добавить денег на все предприятие. Нищим приходилось все труднее. Поговорив с одним из помощников прево, Жанна прикинула, что в городе их оставалось не меньше трех тысяч. За четыре недели «войны с нищими» удалось пристроить всего лишь две сотни людей. Единственным выходом было задерживать каждый вечер не меньше дюжины бедолаг.
Настала середина июня.
Как-то вечером, когда ставни в доме Жанны были уже закрыты, зазвонил колокольчик у входной двери. Удивленная Жанна выглянула в окно и увидела, что у двери стоит какой-то мужчина; узнать его под черной шапкой было невозможно. Взяв свечу, она спустилась приоткрыть потайное окошко в двери. Сердце ее едва не выскочило из груди. Жанна вынула брус и открыла дверь.
Исаак.
Не говоря ни слова, они долго смотрели друг на друга.
– Ну, заходи же, – выговорила наконец Жанна.
Она с трудом перевела дух. Исаак помог ей водрузить брус на место.
– Пойдем наверх, – сказала Жанна.
Исаак шел за ней, ступая неслышно и мягко. Жанна помнила эту его манеру. Наверху Исаак устроился за столом и, не говоря ни слова, внимательно посмотрел на Жанну. Наконец он сказал улыбаясь:
– Да, теперь ты вовсе не похожа на мальчишку.
Лицо Исаака сохранило прежнюю тонкость черт, а волосы остались все такими же темными. Скулы его обозначились резче, и с лица исчезло аскетическое выражение.
– Семь лет, – сказала Жанна.
– Словно все было вчера.
Жанна предложила вина.
– Отчего ты пришел так поздно?
– Сегодня или вообще? – спросил Исаак, пригубив из стакана.
– Сегодня.
– Отец сказал мне, что тебя знают в городе. Не хотелось осложнять тебе жизнь.
– Это как же?
– Нашивкой на плаще.
– Исаак! – сказала Жанна с упреком.
– Ты, видно, думаешь, что если это безразлично тебе, то и другие считают так же. Еврей, пришедший в христианский дом, выставляет его на всеобщее обозрение еще больше, чем себя самого.
Жанна не сводила с него глаз:
– Исаак, я думала о тебе все семь лет, даже когда была замужем.
– Сейчас у тебя нет мужа?
– Он умер.
– Вот мы и оба вдовцы. Моя жена, а с ней и ребенок умерли при родах за год до нашей встречи в Аржантане.
Он снова отхлебнул вина.
– Чем ты сейчас занимаешься?
Жанна вкратце рассказала о себе, ни словом не упомянув о Матье, Франсуа Вийоне и уж конечно о Филибере Бонсержане. Правду снова не следовало открывать целиком, да к тому же до срока.
– Отец сказал мне, что ты просила совета о вложении денег.
– Он ответил, что подумает об этом.
– Так и будет.
– Исаак, почему ты пришел?
– Неиспитая вечность, – ответил Исаак, грустно улыбаясь. – Мы познали друг друга плотски, а я храню воспоминания о том постоялом дворе как о чем-то неземном и ангельском. Я вернулся… словно паломник.
– Ничего не изменилось, – сказала Жанна.
Исаак покачал головой:
– Ты все время забываешь.
– Что? То, что ты еврей?
– Мы сможем видеться только ночами. Как летучие мыши. Но ведь ты не летучая мышь.
– Исаак, ты знаешь, что останешься сегодня здесь?
Он внимательно посмотрел на нее:
– А еще я знаю, что уйду до зари.
Так долго дремавшая страсть вспыхнула словно огонь, пожирающий смолистые бревна.
Он сказал, что в Аржантане они занимались любовью как ангелы. Это была правда, и Жанна поняла, почему привязалась к Исааку: он сам был словно серафим. Его гладкое и гибкое тело казалось пронизанным звездными лучами. Он был человеком-зеркалом, огнем в ночи, лунным светом. Жанне показалось, что она может видеть его в кромешной темноте.
Она слышала, как его крылья расправляются во мраке. Быть может, когда-то и вправду было много подобных людей, и как раз про них говорится в Писании.
Она попросила его довершить недовершенное.
– Нет, – ответил Исаак, – мы не можем произвести на свет еще одну жертву.
– Какую жертву?
– Ребенка еврея.
Грусть, охватившая Жанну, быстро растаяла в потоке ночной любви.
Он закричал: «Жанна!» Фениксы взмыли в самую высь.
Его крик впечатался в ее мозг, словно надпись, выбитая на камне. Всякий раз, когда Жанна Пэрриш вспоминала его, грусть поселялась в ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Настала середина июня.
Как-то вечером, когда ставни в доме Жанны были уже закрыты, зазвонил колокольчик у входной двери. Удивленная Жанна выглянула в окно и увидела, что у двери стоит какой-то мужчина; узнать его под черной шапкой было невозможно. Взяв свечу, она спустилась приоткрыть потайное окошко в двери. Сердце ее едва не выскочило из груди. Жанна вынула брус и открыла дверь.
Исаак.
Не говоря ни слова, они долго смотрели друг на друга.
– Ну, заходи же, – выговорила наконец Жанна.
Она с трудом перевела дух. Исаак помог ей водрузить брус на место.
– Пойдем наверх, – сказала Жанна.
Исаак шел за ней, ступая неслышно и мягко. Жанна помнила эту его манеру. Наверху Исаак устроился за столом и, не говоря ни слова, внимательно посмотрел на Жанну. Наконец он сказал улыбаясь:
– Да, теперь ты вовсе не похожа на мальчишку.
Лицо Исаака сохранило прежнюю тонкость черт, а волосы остались все такими же темными. Скулы его обозначились резче, и с лица исчезло аскетическое выражение.
– Семь лет, – сказала Жанна.
– Словно все было вчера.
Жанна предложила вина.
– Отчего ты пришел так поздно?
– Сегодня или вообще? – спросил Исаак, пригубив из стакана.
– Сегодня.
– Отец сказал мне, что тебя знают в городе. Не хотелось осложнять тебе жизнь.
– Это как же?
– Нашивкой на плаще.
– Исаак! – сказала Жанна с упреком.
– Ты, видно, думаешь, что если это безразлично тебе, то и другие считают так же. Еврей, пришедший в христианский дом, выставляет его на всеобщее обозрение еще больше, чем себя самого.
Жанна не сводила с него глаз:
– Исаак, я думала о тебе все семь лет, даже когда была замужем.
– Сейчас у тебя нет мужа?
– Он умер.
– Вот мы и оба вдовцы. Моя жена, а с ней и ребенок умерли при родах за год до нашей встречи в Аржантане.
Он снова отхлебнул вина.
– Чем ты сейчас занимаешься?
Жанна вкратце рассказала о себе, ни словом не упомянув о Матье, Франсуа Вийоне и уж конечно о Филибере Бонсержане. Правду снова не следовало открывать целиком, да к тому же до срока.
– Отец сказал мне, что ты просила совета о вложении денег.
– Он ответил, что подумает об этом.
– Так и будет.
– Исаак, почему ты пришел?
– Неиспитая вечность, – ответил Исаак, грустно улыбаясь. – Мы познали друг друга плотски, а я храню воспоминания о том постоялом дворе как о чем-то неземном и ангельском. Я вернулся… словно паломник.
– Ничего не изменилось, – сказала Жанна.
Исаак покачал головой:
– Ты все время забываешь.
– Что? То, что ты еврей?
– Мы сможем видеться только ночами. Как летучие мыши. Но ведь ты не летучая мышь.
– Исаак, ты знаешь, что останешься сегодня здесь?
Он внимательно посмотрел на нее:
– А еще я знаю, что уйду до зари.
Так долго дремавшая страсть вспыхнула словно огонь, пожирающий смолистые бревна.
Он сказал, что в Аржантане они занимались любовью как ангелы. Это была правда, и Жанна поняла, почему привязалась к Исааку: он сам был словно серафим. Его гладкое и гибкое тело казалось пронизанным звездными лучами. Он был человеком-зеркалом, огнем в ночи, лунным светом. Жанне показалось, что она может видеть его в кромешной темноте.
Она слышала, как его крылья расправляются во мраке. Быть может, когда-то и вправду было много подобных людей, и как раз про них говорится в Писании.
Она попросила его довершить недовершенное.
– Нет, – ответил Исаак, – мы не можем произвести на свет еще одну жертву.
– Какую жертву?
– Ребенка еврея.
Грусть, охватившая Жанну, быстро растаяла в потоке ночной любви.
Он закричал: «Жанна!» Фениксы взмыли в самую высь.
Его крик впечатался в ее мозг, словно надпись, выбитая на камне. Всякий раз, когда Жанна Пэрриш вспоминала его, грусть поселялась в ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33