С тех пор король и его два сына – заклятые враги.
Жанна вздрогнула. Ей стало не по себе от всех этих ужасов. Да, Карл был гораздо опаснее, чем казалось. Она и вправду вела себя опрометчиво.
– Отчего это дело назвали «Прагерией»? – спросила она.
– В память одного из бунтов в Праге.
Жанна не знала, где находился город, в котором родился Исаак, но вдруг осознала, какое место он занял в ее сердце. Жанна снова и снова вспоминала ту ночь на постоялом дворе «Спутники святого Иакова»…
По ровному дыханию Бартелеми Жанна поняла, что тот крепко спит.
Где-то вдали прокричала сова. Мать говорила Жанне, что совы переносят души умерших и тот, кто поймет их язык, узнает немало тайн. Какой новый расклад карт таро предвещал этот крик? У Жанны и так голова шла кругом от всего того, что она пережила за последние дни. Смерть Агнессы Сорель. Благосклонность самого короля. И вот теперь – неожиданное возвращение в Париж. Наконец она задремала, удивляясь, что не испытывает любовного влечения к красивому мужчине, спящему рядом. И решила, что виной тому беременность.
Похороны потрясли Жанну своей скромностью и искренним горем девочек, старшей из которых было всего пять лет. Лица их были залиты слезами. Агнесса жила с королем с 1444-го по 1450 год, и эти девочки были плодом их любви. С точки зрения законов наследования и салического права они как бы и не существовали, ибо королева давно подарила Карлу двух детей мужского пола, Людовика и Карла. Девочки до конца своих дней так и останутся всего лишь незаконнорожденными.
Хозяйка Боте лежала перед алтарем и казалась еще бледнее, чем раньше, в затянутом белым шелком гробу. Руки ее были связаны лентой, а подол платья усыпан белыми розами.
Отец Эстрад произнес проповедь.
Силы Небесные, сказал он, решили через нее явить свою милость всем, кто к ней приближался. Настало время простить ей все земные прегрешения. Священник ловко выпутался из затруднительного положения – воздал должное усопшей, не задев ни веру, ни личность монарха.
Потом деревянный гроб вложили в другой, свинцовый, и захоронили в часовне замка.
Король удалился в свои покои, а Жанна и Бартелеми пустились в обратный путь.
19
Отец Мартино удивляется
– Вы уже снова здесь? – в один голос воскликнули Гийоме и его сестра Сидони, увидев Жанну в крытой повозке на улице Галанд. Жанна спустилась на землю, отряхивая соломинки, приставшие к ее платью. Прозвонили к вечерне. Судьбе было угодно, чтобы путешественники добрались домой засветло и без приключений. Возница и два лучника выгрузили сундуки из повозки.
У короля траур, объяснила Жанна. Она выйдет замуж в Париже. Гийоме и Сидони с любопытством и немного смущенно разглядывали Бартелеми.
– Передаю тебя с рук на руки, – сказал тот. – Мне нужно во дворец Турнель. Отдыхай, а завтра мы вместе поужинаем.
Жанна кивнула. Она знала, что не одна пара глаз наблюдает за ними из окон. Они еще не обвенчались, а значит, не могли слишком явно выказывать нежность друг к другу. Не могло быть и речи о том, чтобы жить под одной крышей. С простолюдинами все, возможно, и обошлось бы, но только не с высокопоставленным придворным и девушкой, отмеченной королевской милостью. Бартелеми подождал, пока лучники и Гийоме затаскивали наверх сундук Жанны, потом расплатился с возницей, поклонился девушке и уехал.
– Сидони, раз уж я вернулась, то какое-то время поживу наверху, – сказала Жанна. – Я буду помогать тебе с тестом.
Она не добавила «пока смогу…», ведь они ничего не знали о ребенке.
Сидони была совсем не похожа на Гийоме. Мальчик подрос, но у него не было ни грамма жира. Сидони, напротив, в свои шестнадцать лет была толстушкой с лицом в ямочках. Она радостно улыбнулась:
– Моя госпожа слишком добра.
Гийоме дал Жанне отчет о делах. Пока ее не было, он придумал и стал готовить новый вид пирожков с сыром и резаным луком. Доходы лавки возросли на четверть.
– Сыр к тому же, – добавил он, – хранится дольше, чем мясо.
Жанна взяла пирожок. Гийоме и Сидони возбужденно следили за ней. Тесто просто таяло во рту, заполняя его воздушной массой. Наслаждение было сродни любви. Жанна почувствовала жажду и попросила стакан вина.
– Просто погибель христианской душе, – сказала она, – голода как не бывало! Отличная идея, ведь они стоят дороже. Да и пить после них хочется, так что вино пойдет лучше.
Жанна улыбнулась и объявила брату с сестрой, что впредь они будут получать на тридцать солей в месяц больше.
В ее отсутствие в лавку наведались два посетителя. Первым оказался опрятно одетый горожанин, осведомившийся, не продается ли лавка. Вторым был мужчина, которого Гийоме называл «учитель».
Монкорбье. Жанна насторожилась. Может, возобновить уроки? Как неприятно! Поглядим после свадьбы, сказала она себе. Лавка конечно же не продается.
Карл VII еще раз доказал, что внешность обманчива. Он оказался весьма распорядителен и объявил, что свадьба состоится в следующую пятницу, последний день июля.
Кого же ей пригласить? Она с болью вспомнила про Дени. Звать некого, кроме Гийоме, его сестры, суконщицы с мужем, ну и, конечно, отца Мартино.
Посыльный от короля принес Жанне шаль такой тонкой работы, что казалось, она соткана из воздуха и только золотые нити шитья мешают ей улететь. К подарку прилагались туфли, обтянутые белым шелком и украшенные перламутром. Голова и ноги, сказала себе Жанна. Есть ли за этим что-то? Посыльный пояснил, что это вещи хозяйки замка Боте и его величество дарит их мадемуазель Жанне Пэрриш. Жанна попросила засвидетельствовать королю ее глубочайшую благодарность.
Бартелеми настоял на том, чтобы в Турнель Жанна прибыла в носилках.
Госпожа Контривель сварила напиток с анисом и мятой. Выпив две порции, Жанна устроилась в носилках и в страшном волнении отправилась в путь. Когда носильщики откинули занавеси и объявили, что они прибыли, Жанна, спускаясь на землю, сказала себе, что нипочем не выдержит предстоящую церемонию. Сам король встречал ее у дверей часовни. По сторонам от него стояли Бартелеми и отец Эстрад. Отец Мартино держался позади, с серьезным и счастливым видом.
Король подал ей руку. Жанна сделала реверанс и поклонилась священнику. Бартелеми взял ее за руку, и они проследовали за королем по главному проходу. Король уселся в парадное кресло справа от алтаря, за ним встали два пажа. Бартелеми и Жанна сели у алтаря. Все было как во сне. Позже Жанна вспомнила, что отец Эстрад говорил что-то о союзе розы и меча. Что король показался ей весьма задумчивым. Что облатка долго не растворялась во рту. Что после венчания три юных мальчишеских голоса пели с хоров что-то грустное и прелестное. Что Бартелеми надел ей на палец кольцо с бриллиантом. Что в какое-то мгновение ей показалось, будто подле священника стоит ее улыбающаяся мать. Что присутствовавшие захлопали в ладоши и тогда король встал.
Жанна едва пришла в себя только тогда, когда Бартелеми за руку вывел ее из церкви и гости стали ее обнимать. Среди них был прелестный юноша, очень похожий на Бартелеми. Это оказался Годфруа де Бовуа. Надменная блондинка, его сестра Батильда. Жанну вернули на землю лишь Гийоме и Сидони, кинувшиеся ей на шею и вручившие свадебный подарок – четки из перламутра и серебра. Госпожа Контривель, улыбаясь сквозь слезы, по-матерински обняла девушку. Жанна почти не разобрала, что прошептал ей отец Мартино.
Бартелеми провел молодую супругу в одну из зал дворца, где были уже накрыты два стола. Там король преподнес Жанне подвеску с большой жемчужиной. Не зная, как выразить свою благодарность, она поцеловала его руку, что было вовсе не по этикету. Король сказал, что она стала ему как дочь и воплощает Францию его мечты.
Карл пригласил молодых к своему столу и усадил от себя по левую руку. Справа расположились отец Эстрад, придворный священник и отец Мартино.
Со своего места Жанна могла видеть Гийоме и Сидони, которых ужин у самого короля приводил в совершенный восторг, и суконщицу, не сводившую с нее глаз. Что ж, они стали ее новой семьей, и она видела, как приятно им смотреть на нее. Тут Жанна окончательно спустилась с небес на землю.
Ужин тянулся бесконечно, и Жанна не знала, куда себя девать. Не могло быть и мысли о том, чтобы встать раньше короля. Наконец, молитвы ее были услышаны, и в пятом часу был дан сигнал к окончанию трапезы. Жанна хотела вернуться со своим мужем на улицу Галанд, но не тут-то было. Бартелеми объявил, что старое жилье для них слишком тесно. Но куда же они отправятся? В особняк Барбет на улице Фран-Буржуа, который король унаследовал от своей матери. Его величество специально для них велел протопить его и привести в порядок. Не имея сил спорить, Жанна последовала за мужем.
В тот вечер ей было не до роскоши старой королевской резиденции. Едва поднявшись наверх в отведенные им покои, Жанна разделась и улеглась в огромную кровать. Она закрыла глаза и тотчас уснула.
Когда Жанна проснулась, почувствовав желание выйти, она увидела обнаженного мужчину, который шумно посапывал подле нее. В подсвечнике горела свеча. Прихватив ее, Жанна отправилась на поиски чулана. В нем оказалось окно, в которое виднелось прозрачное летнее небо. Вдруг с окрестных колоколен прозвонили четыре раза.
Четыре часа! Господи, она проспала без просыпа десять часов! Но сон не проходил, и Жанна вернулась в постель с твердым намерением еще поспать. Улегшись, она едва успела подумать, что зовется теперь не Жанна Пэрриш, а Жанна де Бовуа, как сознание ее затуманилось.
Рано утром ее разбудил поцелуй. За ним последовали ласки. Они овладели друг другом, или, вернее, отдались друг другу.
– Ты словно само лето, – сказала Жанна.
– А ты как весна.
Вечером, когда супруги собрались удалиться к себе, под окнами раздались звуки дудок и тамбуринов. Голоса выкрикивали слова песенки, которую Жанна не могла разобрать за закрытыми окнами.
– Не подходите к окнам, дорогая. Этот жуткий гвалт только усилится, если они вас увидят.
– Что там такое?
– Эти фигляры прослышали о свадьбе и делают то, что велит обычай. Народ хочет, чтобы его мнение об этом союзе было услышано.
Несмотря на предупреждение, Жанна прошла по коридору и высунулась из окна в его дальнем конце. Она увидела на улице пару десятков людей, которые потрясали факелами и, похоже, от души веселились.
Королевский кречет,
У тебя коготок увяз в тесте,
Ловкий кречет,
Ты попался в силки к невесте!
Крикуны притопывали в такт песне, махали руками, ухмылялись и пели хором:
Королевский кречет
Поймал воробьишку,
Ловкий кречет,
Вот тебе и крышка!
Итак, кречет с коготком в тесте – это Бартелеми. Шум и гвалт развеселили Жанну. Народ насмехался над ним. Бартелеми со смущенным видом присоединился к Жанне. Балаган продолжался почти до полуночи, пока городская стража не положила конец забаве. Так народ брал свое у сеньоров. Люди давали понять, что от их взгляда не ускользает даже отпразднованная в узком кругу свадьба. У них в запасе всегда были песни.
На золотых крыльях пролетел август. Виноград налился соком, буйно цвели глицинии, клематисы и пассифлоры. Потяжелели колосья ржи, пшеницы и ячменя. Закраснели на деревьях яблоки.
В чреве Жанны созревало дитя.
Я перестала быть самой собой, думала иногда Жанна. Я живу для него. Только для него. Как дерево для плода. Мысль о том, что в ней существует иная жизнь, погружала Жанну в раздумья. Она и ее ребенок не принадлежали миру людей.
Время от времени она возвращалась в лавку на улице Галанд, где ее окружали заботой и почтением. Казалось, что Жанна попала в сверкающую паутину. Теперь ее вполголоса называли не просто пирожницей, а Великой пирожницей или Королевской пирожницей. Теперь Жанна месила тесто лишь для того, чтобы вспомнить о прошлом.
Всякий раз она заходила повидать Донки, единственного, кому не было дела до ее нового имени.
– Ты помнишь Бук-де-Шен, Донки? – говорила Жанна, поглаживая морду ослика.
Когда Бартелеми не оставался на ужин у коннетабля де Ришмона и не был в отъезде, супруги садились за стол вместе. Бартелеми бывал в Гиени, Нормандии, других провинциях. Он формировал военные отряды, следил за отливкой пушек, которые, по его словам, нигде не делали лучше, чем во Франции.
Пушки. Узнав об их роли при Форминьи в сражении против англичан, чей разгром привел опосредованным образом к гибели ее родителей, Жанна воспылала ненавистью к пушкам, которых, к слову сказать, никогда не видела. Бартелеми рассказал ей, как они выглядят.
– Убивать столько людей разом! Это и вправду дьявольское оружие! – объявила она, к большому удивлению своего мужа.
– Дорогая моя, это орудие нашего величия.
Величие Франции занимало его сутки напролет. «Сможет ли муж быть при рождении моего ребенка?» – спрашивала себя Жанна.
Раз или два она пригласила на ужин суконщицу, но ей было немного стыдно внезапно свалившейся на нее роскоши, навощенного паркета, затянутых тканью стен и серебряной посуды. Раз в неделю Жанна брала Сидони в баню, не обращая внимания на то, что там частенько встречались женщины легкого поведения. Смыв с себя итальянское мыло, они натирались самыми дорогими ароматическими веществами вовсе не из кокетства, а потому, что не было лучшей защиты от паразитов. Камфора уничтожала вшей, кедровое масло отпугивало блох, а вместе они были грозой клопов. В особняке Барбет Жанна окуривала белье и платье, вызывая неуемный кашель прислуги. Зато первый же опыт оказался на редкость удачным: с окуренного ароматическими маслами балдахина кровати посыпались испускающие дух клопы.
Ожидая дитя, Жанна просто помешалась на чистоте, и это в городе, где от людей разило потом, а в канавах встречались плоды несчастной любви.
– Паразиты для тела – то же, что смертные грехи для души! – заявляла она ошарашенным слугам.
У отца Эстрада Жанна спросила, как ей пополнить образование; тот рекомендовал учителя грамматики и закона Божьего.
– Для женщины довольно уметь читать и писать. Зачем им учиться дальше? Вспомните историю Евы в раю! Она привела мир к грехопадению. Науки только отвращают женщин от Господа и от супругов.
Жанна мысленно послала его ко всем чертям.
К ней явился учитель: запаршивевший человечек, набитый заумными выражениями и что-то бормочущий на латыни. С него было нечего взять, кроме умения писать получше и знания нескольких правил грамматики. Устав от непрошеных рассуждений о Троице, пресуществлении тела Христова и смертном грехе, печатью которого отмечена каждая женщина, Жанна попросила познакомить ее с начатками географии. С тем же успехом она могла попросить у него преподать курс алхимии. Учитель вытаращил глаза и поведал, что солнце вращается вокруг земли, а Господь сотворил семь морей, вот так. На востоке живут желтушные люди и те, что скачут на одной ноге, на западе расположен Финистер, на севере – Туле и вечные льды, а на юге люди черные, словно сам дьявол.
Назавтра Жанна сослалась на нездоровье и распрощалась с беднягой.
Однажды она подумала, не съездить ли в Ла-Кудрэ, но отбросила эту мысль. Ее появление там будет сродни чуду, и она только ранит сердца простых людей, которые помнят ее крестьянкой, а не госпожой. Кроме того, она вряд ли вынесла бы долгую дорогу.
– Господин мой, – сказала Жанна однажды Бартелеми, – теперь, когда ты помощник самого коннетабля де Ришмона, я прошу тебя о милости. Я хотела бы, чтобы ты установил к его пользе границы прихода Сен-Северен, не ущемляя притом прав общины Сен-Жюльен-Оспиталье.
Бартелеми удивился.
– Но это дело архиепископства, – заметил он. – Эшевен не захочет обидеть клир.
– Он может его убедить. А что, если мне самой отправиться к королю с просьбой?
Бартелеми улыбнулся.
– Госпожа баронесса, – улыбнулся он чуть насмешливо, – я разузнаю, что можно сделать, дабы угодить вам.
Через две недели Жанне нанес визит отец Мартино.
– Дочь моя, – сказал он, – я хочу отдать должное вашей набожности, доброте и настойчивости. Этим утром я получил распоряжение эшевена, подтвержденное архиепископством и касающееся границ прихода Сен-Северен. В них включена улица Галанд и еще пять других улиц. Это весьма утешительно. Я прошу вас принять этот дар в память о решении, в принятии которого вы, без сомнения, сыграли важную роль.
С этими словами священник вынул из кармана четки с серебряным крестом и вложил их в руку Жанны. Потом он внимательно посмотрел на нее.
– Смею ли я, так сказать, foras officium , признаться, что вы меня удивляете?
Жанна с улыбкой ждала продолжения.
– Я знаю вашу историю. По правде сказать, она не предвещала ничего хорошего. Вам только сравнялось пятнадцать, а это скорее возраст глупостей, чем добродетельных деяний. Между тем ваши ум и проницательность, подкрепленные добрыми советами, позволили в несколько дней совершить то, чего нам не удалось сделать за двадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Жанна вздрогнула. Ей стало не по себе от всех этих ужасов. Да, Карл был гораздо опаснее, чем казалось. Она и вправду вела себя опрометчиво.
– Отчего это дело назвали «Прагерией»? – спросила она.
– В память одного из бунтов в Праге.
Жанна не знала, где находился город, в котором родился Исаак, но вдруг осознала, какое место он занял в ее сердце. Жанна снова и снова вспоминала ту ночь на постоялом дворе «Спутники святого Иакова»…
По ровному дыханию Бартелеми Жанна поняла, что тот крепко спит.
Где-то вдали прокричала сова. Мать говорила Жанне, что совы переносят души умерших и тот, кто поймет их язык, узнает немало тайн. Какой новый расклад карт таро предвещал этот крик? У Жанны и так голова шла кругом от всего того, что она пережила за последние дни. Смерть Агнессы Сорель. Благосклонность самого короля. И вот теперь – неожиданное возвращение в Париж. Наконец она задремала, удивляясь, что не испытывает любовного влечения к красивому мужчине, спящему рядом. И решила, что виной тому беременность.
Похороны потрясли Жанну своей скромностью и искренним горем девочек, старшей из которых было всего пять лет. Лица их были залиты слезами. Агнесса жила с королем с 1444-го по 1450 год, и эти девочки были плодом их любви. С точки зрения законов наследования и салического права они как бы и не существовали, ибо королева давно подарила Карлу двух детей мужского пола, Людовика и Карла. Девочки до конца своих дней так и останутся всего лишь незаконнорожденными.
Хозяйка Боте лежала перед алтарем и казалась еще бледнее, чем раньше, в затянутом белым шелком гробу. Руки ее были связаны лентой, а подол платья усыпан белыми розами.
Отец Эстрад произнес проповедь.
Силы Небесные, сказал он, решили через нее явить свою милость всем, кто к ней приближался. Настало время простить ей все земные прегрешения. Священник ловко выпутался из затруднительного положения – воздал должное усопшей, не задев ни веру, ни личность монарха.
Потом деревянный гроб вложили в другой, свинцовый, и захоронили в часовне замка.
Король удалился в свои покои, а Жанна и Бартелеми пустились в обратный путь.
19
Отец Мартино удивляется
– Вы уже снова здесь? – в один голос воскликнули Гийоме и его сестра Сидони, увидев Жанну в крытой повозке на улице Галанд. Жанна спустилась на землю, отряхивая соломинки, приставшие к ее платью. Прозвонили к вечерне. Судьбе было угодно, чтобы путешественники добрались домой засветло и без приключений. Возница и два лучника выгрузили сундуки из повозки.
У короля траур, объяснила Жанна. Она выйдет замуж в Париже. Гийоме и Сидони с любопытством и немного смущенно разглядывали Бартелеми.
– Передаю тебя с рук на руки, – сказал тот. – Мне нужно во дворец Турнель. Отдыхай, а завтра мы вместе поужинаем.
Жанна кивнула. Она знала, что не одна пара глаз наблюдает за ними из окон. Они еще не обвенчались, а значит, не могли слишком явно выказывать нежность друг к другу. Не могло быть и речи о том, чтобы жить под одной крышей. С простолюдинами все, возможно, и обошлось бы, но только не с высокопоставленным придворным и девушкой, отмеченной королевской милостью. Бартелеми подождал, пока лучники и Гийоме затаскивали наверх сундук Жанны, потом расплатился с возницей, поклонился девушке и уехал.
– Сидони, раз уж я вернулась, то какое-то время поживу наверху, – сказала Жанна. – Я буду помогать тебе с тестом.
Она не добавила «пока смогу…», ведь они ничего не знали о ребенке.
Сидони была совсем не похожа на Гийоме. Мальчик подрос, но у него не было ни грамма жира. Сидони, напротив, в свои шестнадцать лет была толстушкой с лицом в ямочках. Она радостно улыбнулась:
– Моя госпожа слишком добра.
Гийоме дал Жанне отчет о делах. Пока ее не было, он придумал и стал готовить новый вид пирожков с сыром и резаным луком. Доходы лавки возросли на четверть.
– Сыр к тому же, – добавил он, – хранится дольше, чем мясо.
Жанна взяла пирожок. Гийоме и Сидони возбужденно следили за ней. Тесто просто таяло во рту, заполняя его воздушной массой. Наслаждение было сродни любви. Жанна почувствовала жажду и попросила стакан вина.
– Просто погибель христианской душе, – сказала она, – голода как не бывало! Отличная идея, ведь они стоят дороже. Да и пить после них хочется, так что вино пойдет лучше.
Жанна улыбнулась и объявила брату с сестрой, что впредь они будут получать на тридцать солей в месяц больше.
В ее отсутствие в лавку наведались два посетителя. Первым оказался опрятно одетый горожанин, осведомившийся, не продается ли лавка. Вторым был мужчина, которого Гийоме называл «учитель».
Монкорбье. Жанна насторожилась. Может, возобновить уроки? Как неприятно! Поглядим после свадьбы, сказала она себе. Лавка конечно же не продается.
Карл VII еще раз доказал, что внешность обманчива. Он оказался весьма распорядителен и объявил, что свадьба состоится в следующую пятницу, последний день июля.
Кого же ей пригласить? Она с болью вспомнила про Дени. Звать некого, кроме Гийоме, его сестры, суконщицы с мужем, ну и, конечно, отца Мартино.
Посыльный от короля принес Жанне шаль такой тонкой работы, что казалось, она соткана из воздуха и только золотые нити шитья мешают ей улететь. К подарку прилагались туфли, обтянутые белым шелком и украшенные перламутром. Голова и ноги, сказала себе Жанна. Есть ли за этим что-то? Посыльный пояснил, что это вещи хозяйки замка Боте и его величество дарит их мадемуазель Жанне Пэрриш. Жанна попросила засвидетельствовать королю ее глубочайшую благодарность.
Бартелеми настоял на том, чтобы в Турнель Жанна прибыла в носилках.
Госпожа Контривель сварила напиток с анисом и мятой. Выпив две порции, Жанна устроилась в носилках и в страшном волнении отправилась в путь. Когда носильщики откинули занавеси и объявили, что они прибыли, Жанна, спускаясь на землю, сказала себе, что нипочем не выдержит предстоящую церемонию. Сам король встречал ее у дверей часовни. По сторонам от него стояли Бартелеми и отец Эстрад. Отец Мартино держался позади, с серьезным и счастливым видом.
Король подал ей руку. Жанна сделала реверанс и поклонилась священнику. Бартелеми взял ее за руку, и они проследовали за королем по главному проходу. Король уселся в парадное кресло справа от алтаря, за ним встали два пажа. Бартелеми и Жанна сели у алтаря. Все было как во сне. Позже Жанна вспомнила, что отец Эстрад говорил что-то о союзе розы и меча. Что король показался ей весьма задумчивым. Что облатка долго не растворялась во рту. Что после венчания три юных мальчишеских голоса пели с хоров что-то грустное и прелестное. Что Бартелеми надел ей на палец кольцо с бриллиантом. Что в какое-то мгновение ей показалось, будто подле священника стоит ее улыбающаяся мать. Что присутствовавшие захлопали в ладоши и тогда король встал.
Жанна едва пришла в себя только тогда, когда Бартелеми за руку вывел ее из церкви и гости стали ее обнимать. Среди них был прелестный юноша, очень похожий на Бартелеми. Это оказался Годфруа де Бовуа. Надменная блондинка, его сестра Батильда. Жанну вернули на землю лишь Гийоме и Сидони, кинувшиеся ей на шею и вручившие свадебный подарок – четки из перламутра и серебра. Госпожа Контривель, улыбаясь сквозь слезы, по-матерински обняла девушку. Жанна почти не разобрала, что прошептал ей отец Мартино.
Бартелеми провел молодую супругу в одну из зал дворца, где были уже накрыты два стола. Там король преподнес Жанне подвеску с большой жемчужиной. Не зная, как выразить свою благодарность, она поцеловала его руку, что было вовсе не по этикету. Король сказал, что она стала ему как дочь и воплощает Францию его мечты.
Карл пригласил молодых к своему столу и усадил от себя по левую руку. Справа расположились отец Эстрад, придворный священник и отец Мартино.
Со своего места Жанна могла видеть Гийоме и Сидони, которых ужин у самого короля приводил в совершенный восторг, и суконщицу, не сводившую с нее глаз. Что ж, они стали ее новой семьей, и она видела, как приятно им смотреть на нее. Тут Жанна окончательно спустилась с небес на землю.
Ужин тянулся бесконечно, и Жанна не знала, куда себя девать. Не могло быть и мысли о том, чтобы встать раньше короля. Наконец, молитвы ее были услышаны, и в пятом часу был дан сигнал к окончанию трапезы. Жанна хотела вернуться со своим мужем на улицу Галанд, но не тут-то было. Бартелеми объявил, что старое жилье для них слишком тесно. Но куда же они отправятся? В особняк Барбет на улице Фран-Буржуа, который король унаследовал от своей матери. Его величество специально для них велел протопить его и привести в порядок. Не имея сил спорить, Жанна последовала за мужем.
В тот вечер ей было не до роскоши старой королевской резиденции. Едва поднявшись наверх в отведенные им покои, Жанна разделась и улеглась в огромную кровать. Она закрыла глаза и тотчас уснула.
Когда Жанна проснулась, почувствовав желание выйти, она увидела обнаженного мужчину, который шумно посапывал подле нее. В подсвечнике горела свеча. Прихватив ее, Жанна отправилась на поиски чулана. В нем оказалось окно, в которое виднелось прозрачное летнее небо. Вдруг с окрестных колоколен прозвонили четыре раза.
Четыре часа! Господи, она проспала без просыпа десять часов! Но сон не проходил, и Жанна вернулась в постель с твердым намерением еще поспать. Улегшись, она едва успела подумать, что зовется теперь не Жанна Пэрриш, а Жанна де Бовуа, как сознание ее затуманилось.
Рано утром ее разбудил поцелуй. За ним последовали ласки. Они овладели друг другом, или, вернее, отдались друг другу.
– Ты словно само лето, – сказала Жанна.
– А ты как весна.
Вечером, когда супруги собрались удалиться к себе, под окнами раздались звуки дудок и тамбуринов. Голоса выкрикивали слова песенки, которую Жанна не могла разобрать за закрытыми окнами.
– Не подходите к окнам, дорогая. Этот жуткий гвалт только усилится, если они вас увидят.
– Что там такое?
– Эти фигляры прослышали о свадьбе и делают то, что велит обычай. Народ хочет, чтобы его мнение об этом союзе было услышано.
Несмотря на предупреждение, Жанна прошла по коридору и высунулась из окна в его дальнем конце. Она увидела на улице пару десятков людей, которые потрясали факелами и, похоже, от души веселились.
Королевский кречет,
У тебя коготок увяз в тесте,
Ловкий кречет,
Ты попался в силки к невесте!
Крикуны притопывали в такт песне, махали руками, ухмылялись и пели хором:
Королевский кречет
Поймал воробьишку,
Ловкий кречет,
Вот тебе и крышка!
Итак, кречет с коготком в тесте – это Бартелеми. Шум и гвалт развеселили Жанну. Народ насмехался над ним. Бартелеми со смущенным видом присоединился к Жанне. Балаган продолжался почти до полуночи, пока городская стража не положила конец забаве. Так народ брал свое у сеньоров. Люди давали понять, что от их взгляда не ускользает даже отпразднованная в узком кругу свадьба. У них в запасе всегда были песни.
На золотых крыльях пролетел август. Виноград налился соком, буйно цвели глицинии, клематисы и пассифлоры. Потяжелели колосья ржи, пшеницы и ячменя. Закраснели на деревьях яблоки.
В чреве Жанны созревало дитя.
Я перестала быть самой собой, думала иногда Жанна. Я живу для него. Только для него. Как дерево для плода. Мысль о том, что в ней существует иная жизнь, погружала Жанну в раздумья. Она и ее ребенок не принадлежали миру людей.
Время от времени она возвращалась в лавку на улице Галанд, где ее окружали заботой и почтением. Казалось, что Жанна попала в сверкающую паутину. Теперь ее вполголоса называли не просто пирожницей, а Великой пирожницей или Королевской пирожницей. Теперь Жанна месила тесто лишь для того, чтобы вспомнить о прошлом.
Всякий раз она заходила повидать Донки, единственного, кому не было дела до ее нового имени.
– Ты помнишь Бук-де-Шен, Донки? – говорила Жанна, поглаживая морду ослика.
Когда Бартелеми не оставался на ужин у коннетабля де Ришмона и не был в отъезде, супруги садились за стол вместе. Бартелеми бывал в Гиени, Нормандии, других провинциях. Он формировал военные отряды, следил за отливкой пушек, которые, по его словам, нигде не делали лучше, чем во Франции.
Пушки. Узнав об их роли при Форминьи в сражении против англичан, чей разгром привел опосредованным образом к гибели ее родителей, Жанна воспылала ненавистью к пушкам, которых, к слову сказать, никогда не видела. Бартелеми рассказал ей, как они выглядят.
– Убивать столько людей разом! Это и вправду дьявольское оружие! – объявила она, к большому удивлению своего мужа.
– Дорогая моя, это орудие нашего величия.
Величие Франции занимало его сутки напролет. «Сможет ли муж быть при рождении моего ребенка?» – спрашивала себя Жанна.
Раз или два она пригласила на ужин суконщицу, но ей было немного стыдно внезапно свалившейся на нее роскоши, навощенного паркета, затянутых тканью стен и серебряной посуды. Раз в неделю Жанна брала Сидони в баню, не обращая внимания на то, что там частенько встречались женщины легкого поведения. Смыв с себя итальянское мыло, они натирались самыми дорогими ароматическими веществами вовсе не из кокетства, а потому, что не было лучшей защиты от паразитов. Камфора уничтожала вшей, кедровое масло отпугивало блох, а вместе они были грозой клопов. В особняке Барбет Жанна окуривала белье и платье, вызывая неуемный кашель прислуги. Зато первый же опыт оказался на редкость удачным: с окуренного ароматическими маслами балдахина кровати посыпались испускающие дух клопы.
Ожидая дитя, Жанна просто помешалась на чистоте, и это в городе, где от людей разило потом, а в канавах встречались плоды несчастной любви.
– Паразиты для тела – то же, что смертные грехи для души! – заявляла она ошарашенным слугам.
У отца Эстрада Жанна спросила, как ей пополнить образование; тот рекомендовал учителя грамматики и закона Божьего.
– Для женщины довольно уметь читать и писать. Зачем им учиться дальше? Вспомните историю Евы в раю! Она привела мир к грехопадению. Науки только отвращают женщин от Господа и от супругов.
Жанна мысленно послала его ко всем чертям.
К ней явился учитель: запаршивевший человечек, набитый заумными выражениями и что-то бормочущий на латыни. С него было нечего взять, кроме умения писать получше и знания нескольких правил грамматики. Устав от непрошеных рассуждений о Троице, пресуществлении тела Христова и смертном грехе, печатью которого отмечена каждая женщина, Жанна попросила познакомить ее с начатками географии. С тем же успехом она могла попросить у него преподать курс алхимии. Учитель вытаращил глаза и поведал, что солнце вращается вокруг земли, а Господь сотворил семь морей, вот так. На востоке живут желтушные люди и те, что скачут на одной ноге, на западе расположен Финистер, на севере – Туле и вечные льды, а на юге люди черные, словно сам дьявол.
Назавтра Жанна сослалась на нездоровье и распрощалась с беднягой.
Однажды она подумала, не съездить ли в Ла-Кудрэ, но отбросила эту мысль. Ее появление там будет сродни чуду, и она только ранит сердца простых людей, которые помнят ее крестьянкой, а не госпожой. Кроме того, она вряд ли вынесла бы долгую дорогу.
– Господин мой, – сказала Жанна однажды Бартелеми, – теперь, когда ты помощник самого коннетабля де Ришмона, я прошу тебя о милости. Я хотела бы, чтобы ты установил к его пользе границы прихода Сен-Северен, не ущемляя притом прав общины Сен-Жюльен-Оспиталье.
Бартелеми удивился.
– Но это дело архиепископства, – заметил он. – Эшевен не захочет обидеть клир.
– Он может его убедить. А что, если мне самой отправиться к королю с просьбой?
Бартелеми улыбнулся.
– Госпожа баронесса, – улыбнулся он чуть насмешливо, – я разузнаю, что можно сделать, дабы угодить вам.
Через две недели Жанне нанес визит отец Мартино.
– Дочь моя, – сказал он, – я хочу отдать должное вашей набожности, доброте и настойчивости. Этим утром я получил распоряжение эшевена, подтвержденное архиепископством и касающееся границ прихода Сен-Северен. В них включена улица Галанд и еще пять других улиц. Это весьма утешительно. Я прошу вас принять этот дар в память о решении, в принятии которого вы, без сомнения, сыграли важную роль.
С этими словами священник вынул из кармана четки с серебряным крестом и вложил их в руку Жанны. Потом он внимательно посмотрел на нее.
– Смею ли я, так сказать, foras officium , признаться, что вы меня удивляете?
Жанна с улыбкой ждала продолжения.
– Я знаю вашу историю. По правде сказать, она не предвещала ничего хорошего. Вам только сравнялось пятнадцать, а это скорее возраст глупостей, чем добродетельных деяний. Между тем ваши ум и проницательность, подкрепленные добрыми советами, позволили в несколько дней совершить то, чего нам не удалось сделать за двадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33