– Билли, ты не хочешь потратить на это весь день, поверь мне. – В голосе Ихары звучала искренняя забота. Я посмотрел влево и заметил скрытую дверь, через которую ворвались его головорезы. Интересно, это плата за то, что я воспользовался лестницей? – Снова спрашиваю – кто тебя прислал? – Ихара пристально смотрел на меня через стол. Может, потерять сознание, подумал я, но решил, что пока не время.
– Я сам себя прислал, – ответил я и повернул голову, чтобы сплюнуть кровь. Коротышка-боксер взглянул на Ихару, нетерпеливо ожидая разрешения снова мне врезать. Ихара знаком велел ему подождать.
– Зачем? – спросил Ихара. Я ждал, что он сам ответит на свой вопрос, но он молчал. Я понял, что обратился за помощью не к тому парню.
– Мне нужна информация. Это частное дело.
– Эти люди не частного порядка, – немного смягчился Ихара.
Я снова сплюнул, стараясь потянуть время. Рассказывать историю про гейшу не с руки. Примут за выдумку и снова по-любительски врежут по морде.
– Наверное, им меня заказали, – сказал я.
– Если бы эти парни захотели, тебя уже давно бы стерли в порошок, – ухмыльнулся он.
– Кто они?
– Билли, мне не хочется говорить на эту тему.
– За тобой должок, Ихара, – сказал я, взывая к его чувству гири. Внутренний долг (яп.).

Все равно что взывать к чувству сострадания акулы.
Ихара вздохнул и сделал знак помощникам. Те зашаркали в свое укрытие за ложной стеной. Интересно, они стоят в шкафу целый день или там целая комната? Я не мог повернуть голову, поэтому и разглядеть толком не мог.
– Может, должок, а может, и нет, – прошептал Ихара, наклонившись ко мне, – но если ты попрешь против этих парней, все долги отменяются.
– Ты все же дай мне хоть какую-нибудь ниточку, иначе я отсюда не уйду. Тебе придется заставить этих парней в шкафу работать сверхурочно. Рот мне быстро не заткнешь, особенно когда я сам не хочу, а истекать кровью я умею. В этом смысле я редкостный зануда.
Пригрозить убедительнее я не мог: я получил по шее, а руки у меня по-прежнему связаны за спиной.
– Где ты видел эту эмблему?
Я изложил ему половину того, что произошло на соревнованиях.
Ихара нервно огляделся и покачал головой, тяжело дыша сквозь зубы.
– Эти якудза из Токио? – спросил я.
– Не болтай, Билли. Они не якудза.
– Политики?
– Нет, гораздо хуже, – сказал он. – Члены религиозного ордена.
– Сайентологи, – сказал я. У меня трещала голова, и я почти ничего не соображал. Привязанный к стулу, избитый и ошарашенный – разве так я планировал провести день?
– Это не смешно, Чака. Не знаю, где ты видел эту эмблему, но я бы ее никому не показывал. Говорю это тебе как человеколюбивый друг.
Друзей потребно сменить, иначе у человека нет ни единого шанса. По зрелом размышлении я сделал вывод, что Ихара не врет и отмутузил меня не ради собственного удовольствия. Он не изверг – просто бизнесмен. А в его бизнесе разница очень тонка.
– Скажи мне хотя бы их название, – попросил я.
– Не выйдет. Для девятисот девяноста девяти людей из тысячи оно ничего не значит, но узнай об этом один оставшийся – и тебя забьют до смерти твоей же отрезанной башкой.
– Они пришли ко мне…
– Это твои похороны, парень, не мои. И ни слова больше.
– Ладно, – сказал я. – Любопытство не порок.
– Этот бизнес мне доказал, что любопытство перехваливают, – сказал Ихара.
И еще что лифты безопасны.
– А эти придурки? – спросил я, показывая на дверь. – Они что, так и торчат там целый день, ждут, когда клиент упомянет не тот клан?
– Они там живут, – небрежно сказал Ихара, будто они его соседи.
– В шкафу?
– Это не просто шкаф. Там есть откидная кровать, раскладушка, туалет. Все бесплатно, а найти комнату в этом городе проблема. Я им даю приличные суммы на расходы, предоставляю крышу над головой. А они меня за это охраняют.
– Видимо, бизнес процветает, раз ты нуждаешься в охране, – рискнул заметить я. Ихара вышел из-за стола и освободил меня от наручников.
– Они помогают мне сказать то, что я иногда не могу выразить словами.
Знакомое чувство. Я владел несколькими языками, однако сейчас мне тоже хотелось объяснить кое-что Ихаре невербальным образом. Но это подождет.
Он протянул мне полотенце, и я стал вытирать кровь с лица. Громадные красные кляксы.
– Я тебе не верю, Билли. И в то же время не понимаю. Но это твои дела. Если речь об этих людях, действуй самостоятельно.
– Я к этому привык. – Я проверил карманы – убедиться, что эти курвецы ничего не стибрили, пока меня обрабатывали.
– Я не могу взять с тебя денег, потому что мы не встречались, – сказал Ихара. Он что, думал, я ему заплачу за то, что мне набили морду? – Уходи по лестнице, чтобы тебя никто не видел, – продолжал он. Как я понял, моя безопасность его больше не беспокоит.
– Рад был повидаться, Ихара. – Пожав плечами, я развернулся и направился к выходу. Задержавшись у потайной двери, я коротко стукнул. Внутри послышался шорох, будто чьи-то шаги. Дверь слегка приоткрылась, и высунулся клок черных волос.
– Да? – начал было парень за дверью. Сильным боковым ударом ноги я врезал ему дверью в висок. Раздался громкий вопль, и я услышал, как на пол грохнулось тело. Закрыв потайную дверь, я вышел из офиса Ихары.
Надеюсь, это был коротышка.

Я спустился по лестнице, как проинструктировал Ихара, но не встретил ни преступников, ни еще кого-нибудь. Снаружи меня ждал Синто. Нельзя не восхититься его умением всегда припарковаться у тротуара в этом переполненном городе – честно говоря, я не понимал, как он умудряется.
Когда я сел в машину, он дважды глянул на меня в зеркало заднего вида. И, конечно, ни слова не сказал.
– Мне досталось по морде, – сообщил я.
– Правда?
Я кивнул. И мы поехали в гостиницу.
У Ихары явно наблюдался острый приступ культовой паранойи. Она охватила всю Японию в 1995 году после газовых атак в метро. В результате любая религиозная организация, которая просила своих членов не только периодически оплачивать чек, но и выполнять другие обязанности, попадала в разряд фанатичных организаций, способных пойти даже на убийства. И все равно опасение Ихары, что его могут отколошматить отрезанной головой, видимо, породили мрачные газетные заголовки. Странно: вообще-то Ихара – довольно рассудительный парень. Да, параноик – но у него работа такая: совать нос в чужие дела и раскрывать неприятные факты. Чуточка осторожности не запрещена.
Кого бы эта странная эмблема ни представляла, они не якудза. В этом я с Ихарой согласен. Они не похожи на якудза и ведут себя не как любые якудза, которых я встречал. Насчет секретной, страшно религиозной культовой части я не был уверен, но они определенно не простые граждане.
Однако те бандиты, которых я отметелил в баре Бхуто, несомненно, были на все сто типичными, готовыми отсечь себе палец прожженными якудза, любителями фильмов с Такакурой Кэном Такакура Кэн (р. 1931) – известный японский актер, исполнитель главнных ролей в фильмах про якудза, «японский Клинт Иствуд».

в главной роли. Либо совпадения трудятся сверхурочно, либо тем якудза тоже нужна Флердоранж. Популярная девочка.
Только теперь я начинал понимать, во что вляпался. Мертвый друг, красивая женщина, секретные организации и всем известные бандиты. А я-то всего лишь хотел посмотреть соревнования по боевым искусствам и сходить на пару кукольных спектаклей бунраку. А тут все это. Может, Сара права, что избегает Японии. Или, может, она просто избегает меня. Как ни крути – умная деточка.
Я задумался, что еще приятного я мог бы сделать в командировке, но потом заставил себя остановиться. Бесполезно. Я просто ехал, забыв о Сато, Флердоранж, Ихаре и обо всем, блин, остальном, мысль плыла, а за окном автомобиля Токио занимался тем, чем занимаются все большие города ранним вечером поздней осенью.
В гостинице на автоответчике меня ждали два сообщения, а в вестибюле – двое посланцев.
В якудза есть нечто такое, что выделяет их в любой толпе. Даже когда они разодеты в пух и прах и изображают респектабельность, это все равно не срабатывает. У них слишком много понтов и такая показная самоуверенность, что всем вокруг ясно: этим типам плевать, принимает их вежливое японское общество или нет, ибо они – пожизненные члены единственного клуба, куда стоит попасть. Прекрасные костюмы и отличные часы никого не обманывают. Все равно что натянуть на крокодила цилиндр.
Худощавый, стриженный под бобрик якудза, развалившись в мягком кресле и небрежно перекинув ноги через журнальный столик, медленно пускал дым из носа. Другой, прислонившись к колонне, углубился в манга под названием «Девственница с автоматом». Он был постарше и со смешной короткой перманентной завивкой на голове, которая была так популярна среди якудза в восьмидесятые.
Я, может, прошел бы, не заметив их, но регистратор гостиницы косился нервно, и я понял, что эти парни здесь по мою душу. Поэтому, не говоря ни слова, я подошел, встал перед ними, да так и стоял, пока они не обратили на меня внимание.
Наконец тот, что сидел в кресле, соизволил это сделать. Вскочив, он потушил сигарету, словно караульный, которого застукали спящим на посту. Парень с комиксами вел себя поспокойнее.
– Господин Чака! – сказал тот, что помоложе.
– Да?
Он, кажется, не знал, что говорить дальше, и я собрался уходить. Парень с перманентом угрожающе посмотрел на напарника.
– Простите его за грубость, господин Чака. Он стукнутый мешком с картошкой. – Молодой вскипел, но промолчал. Я опять повернулся к ним.
– Вы что хотите, парни?
– Вас не было сегодня на соревнованиях.
– Не было.
– А мы вас там искали.
– Да?
– И вас нигде не было…
– Вас не было! – влез молодой.
Перманент грозно зыркнул на него и опять повернулся ко мне:
– Нам нужно кое-что обсудить. И очень срочно.
– Кто вы вообще такие?
– Я просто человек. А он никто, – ответил он, показав на партнера. – Но здесь мы по поручению очень важной персоны.
– И что господин Важная Персона от меня хочет?
– Думаю, он сам скажет, что ему от вас нужно, – ухмыльнулся Перманент. И затем вручил мне визитку с единственным отпечатанным на ней словом:

КВАЙДАН

О Квайдане я знал всё. О нем все знали всё. Стареющий глава Ямагама-гуми, одного из самых известных преступных синдикатов Японии. Был даже мелкой знаменитостью, пока не начал косить под Говарда Хьюза. Говард Робард Хьюз (1905–1976) – американский мультимиллионер, кинопродюсер, владелец авиакомпании и нескольких отелей в Лас-Вегасе. Последние годы жил в полном уединении.

Слухи ходили разные. Одни говорили, что он разжирел до четырехсот фунтов. Другие заявляли, что он стал худым как щепка. Утверждали, что он живет в постоянном страхе перед вулканами, землетрясениями или СПИДом или перед всем вместе – в зависимости от того, какую желтую газетенку вы прочитали.
– Я полагал, что Квайдан умер, – сказал я Перманенту.
– Херня, – рявкнул он. Так, один из слухов может отдыхать.
– Эти слухи распространяют лживые писаки вроде вас, – раздражительно бросил Бобрик.
У меня был трудный день, и я был не в настроении выслушивать, как полуграмотная шпана оскорбляет мою журналистскую честность. Потому я и сказал то, что сказал. Невозмутимо:
– А я и не знал, что ваши в Мацуда-гуми умеют читать.
Мацуда были ненавистными соперниками Ямагама, их заклятыми врагами на японском дне. Спутать их с соперниками – наихудшее оскорбление, какое только можно придумать.
Глаза парня постарше загорелись, грозя подпалить его спутанные кустистые волосы. Парень помоложе шагнул вперед, жилы на тонкой шее, пульсируя, вспухли жирными червяками. Руки, вытянутые по швам, сжались в кулаки.
– Что вы сказали?
Молчание бывает разным, и о наступившем хайку не напишешь. Никто не знал, что произойдет дальше, но вторых кровавых разборок за день я не желал. С другой стороны, мне не хотелось вырубать этих придурков прямо в гостиничном вестибюле. Гостиница неплоха, а мне еще освещать соревнования.
Так что я разыграл дежурную карту – карту гайдзина:
– Ну, якудза, а я подумал, вы клан Мацуды? Мафия, да?
Бобрик глянул на Перманента. Замешательство уже охлаждало их гнев.
– Думаю, – начал Перманент, чье лицо остывало до нормального оттенка, – возникло какое-то недопонимание.
– Мы не гребаные Мацуда-гуми! – брызгая слюной, заорал Бобрик. Перманент поднял руку, чтобы тот умолк.
– Только дурак или гайдзин может по ошибке принять нас за этих подонков. Я думаю, вы и тот и другой. Но я бы таких ошибок больше не совершал. А то можете опять по носу получить.
Заметили, значит.
– Или по я… – угрожающе пробормотал Бобрик.
– Иди, подгони тачку, – сказал Перманент.
– Она прямо у входа.
– Тогда иди и посиди там.
– Но… – Сказать Бобрику было нечего. Главным был Перманент, так что Бобрик молча побрел из вестибюля.
– Прошу его извинить. – Перманент покачал головой. – Он у нас недавно, новичок с Кюсю. Вы же знаете этих южан – не чувствуют разницы между дружественным бизнесом и вымогательством.
– А в данном случае что?
– Приходите завтра в нашу штаб-квартиру в Икебукуро. Спросите любого, кто не выглядит респектабельно, и он скажет, как пройти. Не заставляйте вас искать.
– А если завтра я занят? – спросил я.
– Тогда впредь будете печатать статьи одной рукой, – сказал он, повернулся и направился к выходу.
Якудза – остроумнейшие люди.

Первое сообщение на автоответчике было от Брандо Набико. Он доложил, что достал «нужный документ» и попросил меня быть на западном выходе станции Синдзюку в девять утра. Добавил, что найдет меня сам. Все засекречено, как в шпионском фильме.
Второе прислала Сара. Трудно было понять, что она говорит, – не из-за плохой связи, а потому, что ее напичкали лекарствами. Она путалась и невнятно бубнила. Пулеметными очередями она выдавала чепуху, а потом на пару секунд замолкала. Я прослушал ее сообщение раз пять или шесть; кажется, в одном месте она сказала: «Хочу тебя возненавидеть». Но это также могло быть «форели в речке не увидеть». Прослушав несколько раз, я так и не понял, что это было. Все равно что прокручивать запись наоборот, ища скрытое послание.
Я страшно скучал по Саре. Мы были вместе с того момента, когда она вошла в редакцию «Молодежи Азии» – амбициозная девятнадцатилетняя девчонка с отвратительной прической под панка и соответствующими повадками.
С тех пор прошли годы, но, хотя многое в ней изменилось, я все еще видел ее девятнадцатилетней стажеркой, юной красоткой с живым умом и темпераментом еще живее.
И отчасти в этом проблема, причина, отчего она отказалась ехать со мной в Японию. Она заявила, что ей надоела роль индейца Тонто при мне, Одиноком Рейнджере. Можно ли ее винить? Но и я ни на что не променяю свою маску и серебряные пули – тем более что читатели «Молодежи Азии» неизменно жаждут первоклассных искрометных статей об удивительном микрокосме азиатских тинэйджеров.
К тому же на горизонте появилась таинственная гейша Флердоранж, которая так и манила меня последовать за ней в зловещий туман.

7

Для встречи с Набико возле станции Синдзюку я выбрал весьма неудачное место. Я сел как раз слева от торговых автоматов, которые работали по принципу мини-«7-11»: прохладительные и спиртные напитки, крем для бритья, тюбики с зубной пастой, газеты, комиксы и последний диск группы «О'кей! Душевные страдания». Я даже как-то видел автоматы, торгующие якобы пользованными трусиками японских школьниц. Я набил ими целый чемодан: хотел, когда таможенник спросит, что из моих вещей подлежит декларированию, ответить «Женские трусики!» Правда, шутка не удалась. Таможенник даже не улыбнулся. Бухгалтер Чак – тоже.
Торговые автоматы раздражали имитацией навязчивой вежливости токийских продавщиц. Всякий раз, выдавая очередную чашечку кофе, автомат электронным голосом заунывно гнусавил: «аригато годзаймасита». Большое спасибо (яп.).

Каждый следующий автомат старался перещеголять предыдущий по части вежливости. Автомат с кока-колой гундел: «Спасибо, уважаемый покупатель. Наслаждайтесь колой», а автомат с «Покари-Свит»: «Спасибо многоуважаемый покупатель. Наш лимонад – сплошное наслаждение». Был даже один автомат, который выражал свою благодарность после каждой монеты: «Вы самый щедрый. Опустите, пожалуйста, еще триста иен. Вы самый щедрый. Опустите, пожалуйста, еще двести иен». Щедрость покупателя восхвалялась раз десять, пока он наконец не получал свою порцию подогретого риса, и вдогонку фразу: «Большое спасибо. Нам было очень приятно подать вам поджаренный рис „Гэндэки“».
Большинство принимали благодарность за чистую монету. Я не раз слышал, как люди отвечали говорливой машине: «Пожалуйста» или даже машинально слегка ей кланялись. Один знакомый социолог развил целую теорию о том. что любовь японцев к говорящим машинам уходит корнями в анимистические верования синтоизма и в буддистские догматы, которые наделяют статусом разумных существ даже камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30