Может, причина теперь не так важна. Когда с горы сходит лавина, не сидишь и не размышляешь о геофизических и атмосферных условиях, которые ее вызвали. Просто пытаешься убраться с ее пути к чертовой матери. Когда-нибудь выявят генетическую предрасположенность к моему недугу, но я не могу ждать, пока наука допрет до этого открытия. Пора действовать.
Если это означает в Японию не соваться, – смирюсь. Есть о чем писать в Китае, Корее, Вьетнаме. Азия – огромный регион, и журнал всегда найдет, кого послать в Японию.
Приняв такое решение, я принялся вычищать из башки мысли о Флердоранж. «Извини, детка, – сказал я ее образу, – Спиши на тяжелые времена». Повернул дверную ручку и представил, как она выходит из мозга, точно из комнаты.
Но воображаемая дверь не закрыта, в нее падает свет из коридора. В уме я все еще гоняюсь за Флердоранж.

Оставалось только ждать. Я убивал время, отжимаясь и делая приседания – вполне тюремные занятия. Чтобы взбодриться, вспоминал всех знаменитых личностей, которые побывали в заключении. Мохаммед Али, Ганди, Достоевский, Малколм X. Даже Пол Маккартни не избежал тюрьмы – кстати, именно здесь, в Японии, – за то, что при нем нашли марихуану. Он даже написал о своем заключении книжку, так и не опубликованную, под названием «Японский арестант». Ну, если уж такие тузы попсы не теряют после этого чувства юмора, мне и беспокоиться нечего.
Не знаю, сколько прошло времени, – внезапно в коридоре возник одинокий тюремный надзиратель. Заключенные орали, но он, не обращая внимания, нес поднос с едой к моей камере.
– Где якитори, твою мать? – завопил кто-то под крики и аплодисменты.
Надзиратель медленно и размеренно шагал сквозь строй отборной ругани. Он, очевидно, серьезно занимался дзэн-медитацией, чтобы так держать себя в руках, – или просто оглох.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он материализовался перед моей камерой. Я взглянул на него, затем снова уставился в пол.
– Пора обедать, – тихо сказал надзиратель.
– Отдайте это кому-нибудь другому, – сказал я.
– Но эта еда предназначена для вас, – ответил он, по-солдатски стоя навытяжку.
– Слушай, коп, – я ухмыльнулся, – я не голоден.
– Вам нужно есть, чтобы выжить, – сказал он в замешательстве.
Я быстро окинул его взглядом. Гладкое моложавое лицо, темные глаза, отрешенный взгляд. Ему скорее пристало служить в монастыре, чем в тюрьме – хотя, по-моему, у них много общего.
– Я не нуждаюсь в спецобслуживании. Поем вместе с другими, – сказал я.
– Они уже поели. Эта еда для вас.
Есть я не хотел, но и препираться с ним весь день не планировал. Я встал и подошел к решетке. Когда я приблизился, он открыл дверь.
Ну и глупо. Пару раз быстро ему врезать – и можно бежать. Но куда? Я спокойно впустил его в камеру. Он стоял в метре от меня, будто ждал чего-то.
– В чем дело? – спросил я.
– Пожалуйста, возьмите у меня поднос, – сказал он. Я посмотрел ему в лицо, но там ничего не обнаружилось. Я протянул руки.
Он рывком схватил меня за кисть. Не успел я отпрянуть, как другой рукой он резко ткнул мне чем-то острым в плечо. Слабо кольнуло, а поднос с грохотом упал на пол.
– Что за… – я в смятении поднял на него взгляд. Лицо по-прежнему девственно пусто. Я приготовился атаковать его, применив Путь Птицы в Клетке, но понял, что уже никого не атакую, потому что голова кружится как черт знает что.
Он отпустил мою руку, и я, кренясь назад, попятился. Ноги подкосились, и я беспомощно рухнул на пол, прямо на поднос с обедом. Медленно развернувшись, надзиратель вышел из камеры и запер за собой дверь.
Это было последнее, что я увидел. Затем картинку выключили.

– Это он, – услышал я откуда-то издалека. Мир перемещался в диком глубоководном темпе. Кто-то схватил меня за одну руку, кто-то еще – за другую, и я почувствовал, как меня тащат вверх.
– Как, вы говорите, это состояние называется, док?
– Принесите воды.
– Просто я о таком никогда не слышал.
– Вы услышите об этом очень много в суде, если не поможете мне вынести его отсюда. И немедленна.
– Вы же не можете взять и с ним отсюда выйти…
– Чака, вы меня слышите?
Я попытался что-нибудь сказать, но лишь замычал. Зрение еще не вернулось полностью, и я различал только силуэты. Три человека в сверкающих белых халатах. Огромные полицейские в синем по бокам от меня и мужчина в сером костюме напротив.
– Боже милосердный. Тагэморо – позвоните в клинику, пусть готовят изометафоническую камеру и двадцать кубиков бетадиолоксина во льду. Скажите, что мы уже в пути.
– Вы не можете его забрать. Он подозревается в убийстве…
– Он будет жертвой убийства, если мы не поедем. Быстро.
– Но, он… он… нам еще нужно его допросить. Он потенциальный свидетель.
– Если я не доставлю его в клинику в течение часа, у вас на руках будет мертвый свидетель, офицер… Арадзиро, правильно?
– Ч-черт.
Я никогда не слышал, чтобы яки увлекались смертельными инъекциями. Они предпочитали грубую физичность бейсбольных бит и пуль тонкому воздействию химии. Я бы предпочел умереть иначе, но и так неплохо. Все лучше, чем когда голову отрезают.
– Доктор Ояси, оставайтесь и оформляйте документы. Заполните от моего имени все бланки разрешений, которые понадобятся, и затем быстро в клинику. Нам потребуются все люди.
– Почему его не отвезти в муниципальную больницу? – вмешался Арадзиро.
– Потому что идиот, он будет мертв, прежде чем его занесут в здание.
Меня уложили на носилки и понесли по коридору с такой скоростью, что в животе аж закрутило. Зрение прояснялось.
Я видел, с каким презрением смотрит на меня Арадзиро, будто это моя вина, что я умираю. Может, и так. Разговорчивого доктора я пока не видел. Но слышал, как он отдает распоряжения, ровной скороговоркой, вселяя уверенность в окружающих. Если я и умираю, то, по крайней мере, в хороших руках.
Мы проскочили в дверь и очутились на свету. Несколько дней или часов назад, когда я в последний раз был на улице, шел дождь. А сейчас прекрасный осенний день. Солнце грело мне кожу, и я надеялся, что не в последний раз.
Два доктора, стоя по бокам от носилок, впихнули меня в карету «скорой помощи». Я услышал, как Арадзиро обращается к старшему врачу:
– Сопровождение я обеспечил. Одна машина – больше я сейчас не могу.
– Нет необходимости, – ответил доктор.
– Все равно, – отрезал Арадзиро.
– Я позвоню вам, как только его состояние стабилизируется.
– Не надо. Я еду с вами, – сказал Арадзиро. – Это для протокола.
Возникла короткая пауза. Интересно, доктора с копами всегда так, или я – особый случай?
– Запрыгивайте, – сказал доктор.
Арадзиро ничего не сказал. Он забрался в машину, и мы поехали.

Эта «скорая помощь» не походила на те, в которых я бывал прежде. Ни медицинских инструментов, ни памяток по неотложной помощи на стенках. Я не слышал сирены. Пол покрыт тусклым красным ковром. Наверное, чтобы пятна крови скрывать. Хотя тут лучше, чем в моей камере, а если я умираю, к чему жаловаться на ковры? Арадзиро беспокойно озирался.
– И где же эта клиника? – спросил он. Ответа не было.
– Доктор Ояси… Укол.
Доктор Ояси вынул из черной сумки шприц и наполнил его раствором из флакона. Посмотрев шприц на свет, он выдавил тоненькую струйку – она выгнулась в воздухе дугой, точно дельфин в прыжке.
– Мне нужно проинструктировать сопровождение. Куда мы едем? – спросил Арадзиро.
– Пока прямо, – ответил старший врач. Арадзиро стиснул зубы – кажется, я расслышал скрежет.
– Закатайте ему рукав, – велел доктор Ояси. – Быстро!
Арадзиро неохотно опустился возле меня на колени и закатал рукав. При этом он поглядывал на меня так, будто все эти старания ни к чему.
– Подержите ему руку, – сказал старший врач. В этом не было нужды, меня и так прикрутили к носилкам ремнями. Но Арадзиро сделал, что просили.
– Чего ждете? – раздался голос старшего врача позади меня. Голова побаливала, но для умирающего я чувствовал себя прекрасно. Подумал было опротестовать инъекцию – что-то тут не то. Но ничего не мог поделать.
Доктор Ояси поднял иглу, помедлил и вонзил шприц в руку Арадзиро.
– Бля, я так и знал… – заорал Арадзиро, когда доктор Ояси и старший врач завалили его на пол. – Бля… для протокола.
Он еще немного посопротивлялся и затих.
– Снимите его, – старший врач кивнул на меня. Как я и думал, врачи не настоящие.
«Доктор Ояси» развязал ремни.
– Какие у меня шансы, док? Только откровенно.
Старший врач посмотрел на меня, и я наконец разглядел его лицо. Тот странный человек с турнира, тот, который в очках и федоре. Человек в Шляпе. Видимо, двое других – его кореша в дешевых черных костюмах.
– Вы не умираете, господин Чака, – серьезно сказал он. – Но вот Флердоранж – да.

Человек в Шляпе и один из его помощников подняли онемевшее тело Арадзиро и привязали его к носилкам, на которых только что лежал я.
– Мы надеялись, нам не придется этого делать, но он сам захотел поехать с нами, – пояснил Человек в Шляпе. – Главное было спасти вас. Ситуация критическая. У нас нет времени на вмешательство полиции.
– Так теперь они оставят вас в покое?
Их идея спасения чревата гигантскими неприятностями. Полицейские в машине сопровождения, которая шла впереди, не знали, что главный инспектор Арадзиро без сознания и привязан к носилкам, но вскоре обнаружат.
– Вы должны уйти в подполье. Мы уже все устроили, так что не беспокойтесь.
Ну да. Сказал паук мухе…
– Так как вас зовут? – спросил я Человека в Шляпе.
– Не важно, – ответил он, вынул из халата крошечный мобильник и набрал номер.
Потом передал телефон водителю.
Водитель сказал в телефон примерно три слова, а затем, сухо кивнув, отдал его обратно. Человек в Шляпе сунул телефон в карман и посмотрел сквозь ветровое стекло.
– Взгляните, вам будет интересно, – сказал он.
Наклонившись вперед, я уставился в окно. Как по команде, наш водитель резко крутанул руль влево, и я треснулся головой об стенку. Мгновением раньше я успел увидеть, как белый грузовик врезался в полицейскую машину перед нами. Машина полетела кубарем, отплевываясь осколками стекла.
Мы умчались в другую сторону, а прохожие и выскочившие из машин автомобилисты бросились на дорогу, чтобы оценить повреждения. Нас, кажется, никто и не заметил. Мы уже исчезли.
Человек в Шляпе почти улыбнулся.
– Что у вас, бля, происходит? Где вы, черт побери? Арадзиро! – затрещала переносная рация. Человек в Шляпе опустил стекло и с элегантной небрежностью выкинул рацию в окно.
Я наблюдал, как она поскакала по дороге и остановилась прямо перед малышом лет пяти. Он присел на корточки на обочине и с любопытством вытаращился, боясь поднять. Вероятно, учил разнообразнейшие новые слова.
Несколько минут спустя после множества изгибов и поворотов – я их даже не считал, – мы остановились на непримечательной улочке Токио, которую я не смог бы назвать. Человек в Шляпе сбросил медицинское облачение и выпрыгнул из микроавтобуса. Ассистент последовал его примеру и схватил меня за руку, чтобы я наверняка последовал за ним. В этом не было необходимости. Я не собирался оставаться в машине и ждать, когда Арадзиро очнется.
Водитель уехал, увозя с собой Арадзиро, вырубленного и привязанного к носилкам. А может, и мертвого. Что, интересно, они с ним сделают? Я не стал спрашивать. Абсолютно ясно, кто тут командует.
Я огляделся. Я понятия не имел, куда нас занесло. Мы в Токио, но в безымянном Токио киносъемочных площадок и манга, где все знакомо, но жутко. Городского шума не слышно, даже небо не того цвета. Будто кто-то, набрасывая реальность, упустил несколько деталей.
Двое моих конвоиров повели меня к безликому корпоративному небоскребу. Очередной трудовой концлагерь из стекла и бетона, какие капитализм оставляет за собой по всему миру. Не говоря ни слова, мы вошли в здание. Вахтер посмотрел и тут же забыл о нас, а мы направились к лифту.
Пока мы молча ждали лифт, я вспомнил свою дискуссию с Ихарой на тему «лестницы-против-лифтов». Меня бросило в дрожь: похоже, я всю дорогу был прав.
Лифт прибыл, и мы вошли. Ассистент вынул ключ и открыл панель управления. Затем Человек в Шляпе вынул другой ключ и вставил его в замок под кнопками. Повернул его, и мы поехали.
В воздухе звенела безобидная прилизанная версия «Глупых песен о любви». Тихо жужжал трудолюбивый лифт. И не скажешь, едем мы вверх или вниз. Ладно, что делать – подождем.
Я разглядывал свои ботинки. С учетом обстоятельств, они были в прекрасной форме.

Через некоторое время лифт остановился. Двери бесшумно открылись, и ассистент молча вышел. Я было последовал за ним, но Человек в Шляпе положил руку мне на плечо и мягко втянул назад. Не наш этаж.
Мы продолжили спуск. Из динамиков напевал Пол Маккартни со своим бэндом. Свет замигал. Внезапно со всех сторон послышался неприятный скрежет, будто в системе пространственного звучания столкнулись два старинных корабля. Лифт покачнулся, и я едва не упал. Землетрясение, подумал я.
Я в панике покосился на Человека в Шляпе, но тот лишь улыбнулся и плотнее вжался в стенку. Внезапно пол словно провалился – лифт помчался вниз. Скрежет перешел в ритмичный скрип, точно у локомотива вместо колес оказались ногти, а вместо рельсов – классная доска. Скрип почти забил «Глупые песни о любви». А ведь это, возможно, последняя песня, которую я слышу.
Финиш был внезапный, как и старт. Несколько секунд ржавые шестеренки механизма выстукивали свою мелодию. Я посмотрел на Человека в Шляпе. Тот стоял недвижно, словно каменный Будда. Губы его шевельнулись, выдав одно слово, но я в грохоте не расслышал. Человек в Шляпе сардонически улыбнулся и больше ничего не сказал. Затем все смолкло. Ну, за исключением Пола Маккартни. Чтобы заткнуть суперзвезду попсы, раздолбанного лифта мало.
Двери открылись в тоннель инженерных сетей, полный труб, кабелей и пыли. В узком бетонном проходе лишь иногда попадалась заляпанная грязью лампочка. Либо «заброшенный индастриал» – последний писк моды в офисном интерьере, либо мы проскочили кабинет начальника.
– Так где же амонтильядо, Монтрезор? – съязвил я. Человек в Шляпе не ответил, только жестом велел идти дальше. Может, он не читал По. Может, я ему просто не нравился.
Он сворачивал влево, затем вправо, вправо, затем влево, и наши шаги эхом отдавались в лабиринте. Я попытался запоминать маршрут, но потом бросил. Настала пора признать, что я давно не контролирую ситуацию. Попытки запомнить все повороты и изгибы на дальнейшие события никак не повлияют. На них, по-моему, никак не повлияешь, что ни делай.
Это меня даже подбодрило. Если я беспомощен, так тому и быть. Вместо планирования следующего шага можно хоть расслабиться немного. Я плыл по темной быстрой реке. Для меня борьба закончилась.
Ситуация напомнила мне глупый анекдот, который я услышал много лет назад, когда писал статью о пятнадцатилетнем бенгальце, дрессировщике питонов. Я подумал, что Человеку в Шляпе анекдот не помешает, и стал рассказывать. И тут понял, что Человек в Шляпе исчез.

Я чуть не позвал его, но мне не хотелось, чтобы мой голос эхом гулял в пустых коридорах. Я еще не испугался, но эха бы хватило. Я остановился и плюхнулся на холодную землю.
Посидим. Где-то улыбались токийские продавщицы, молодые атлеты-инвалиды создавали мгновения, о которых будут помнить всю жизнь, а я… а я вообще где? Вряд ли это имело значение. «Глупые песни о любви» неотвязно крутились в голове, а мне было как-то безразлично. Всякий раз, когда я пытался проанализировать ситуацию, сладенький голосок Пола Маккартни отвечал: «Да что же тут плохого? Хотелось бы мне знать…» Может, он и прав.
Внезапно из темноты появилось призрачно-бледное лицо маленькой девочки. Заморгав, я торопливо проверил приборы – все ли нормально функционируют. Девочка улыбнулась и сдавленно хихикнула. Ее голова повернулась, и я, последовав за ее взглядом, увидел другую девчушку, стоявшую позади. Девочки были одеты в малиновые кимоно, а их тонкие темные волосы лежали на головах маленькими аккуратными холмиками. Посмотрев на меня, как на самое глупое создание в мире, двойное привидение засмеялось. Я закашлялся, но, отдышавшись, тоже рассмеялся. Абсолютно синхронно протянув крошечные ручки, девочки помогли мне подняться, проявив силу, не совместимую с их миниатюрностью. Либо у меня галлюцинации, либо я умер, рассуждал я, пока мы шли по темному коридору под звон собственного смеха, эхом разносящийся в безжизненном бетонном лабиринте.

Дорогу девчонки знали и шли быстро. Мне нравилась эта прогулка. Я представлял, будто мы в парке солнечным днем, а не застряли в унылых подземных катакомбах. Я уже состряпал целый сценарий: я – их дядя, и мы на пикнике весной среди цветущих вишен. Мы взяли с собой целый пакет сэндвичей, крекеров, баночку оливок, клубники и, по настоянию девочек, печенья «Орео».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30