Причем все они были точной копией той, от которой я только что «благополучно избавился».
Сделав осторожный шаг вперед, я чуть было не пропорол ступню об острый обломок. При таком раскладе перемещаться с места на место можно было только по воздуху или в стальных ботфортах. Но так как я был все-таки человеком, а не птицей, к тому же не собирался обрекать себя на ношение громоздкой экипировки тяжеловооруженных рыцарей, оставалось только одно – попытаться договориться, а точнее, как-то поладить с проклятой стрелой.
Я наклонился, взяв в руку первый попавшийся обломок. Мир по-прежнему остался бесцветно-серым, но ковер из миллиардов сломанных стрел исчез. Чем бы или кем бы ни являлась эта загадочная вещь, насквозь пропитанная ядом неведомой древней магии, судя по всему, мне не удастся избавиться от нее. По крайней мере, пока я не прогоню тень мерзкой жабы со стальными глазами – отвратительной твари, сдавившей измученное страданием сердце безжалостными тисками. Печально вздохнув, я положил обломок стрелы в колчан, решив разобраться с этой проблемой позже, и зашагал к нагромождению трупов – страшной бесформенной массе, которая совсем недавно жила и дышала, будучи отрядом людей, отданных под мое начало. Воинами, не по своей воле пришедшими на поле битвы, чтобы бесславно пасть на чужбине под сводом равнодушно-серого неба.
Я шел совершенно открыто, ни от кого не таясь, потому что поле боя подобно землетрясению: только что это было смертельно опасное место, а проходит несколько минут, и все резко меняется. Опасности больше нет, а гигантская волна из сплава боли и насилия перемещается дальше, оставляя после себя лишь бесплодную вымершую пустыню, в которой чувствуют себя вольготно только пожиратели падали.
Лавина тяжеловооруженных конников, вспоровших острием своего клина слабый заслон из нескольких сотен легких лучников, обрушилась на имуров, но, встретив хорошо организованный отпор, не стала упорствовать, а отступила, понеся незначительные потери.
Но скажите на милость, что значат несколько десятков жизней на поле брани, когда каждая из противоборствующих сторон насчитывает около сотни тысяч бойцов? Абсолютно ничего.
Рыцари настолько торопились достичь боевых порядков имуров, что даже не стали отвлекаться на жалкую кучку несчастных гоблинов, ощетинившихся заслоном из пик чуть в стороне от направления главного удара. Именно это и спасло гвардию Мгхама.
Впрочем, сейчас мне было не до гоблинов. Остановившись в полусотне шагов от страшного места, где на пропитанной кровью земле лежала пятая часть племени Сави, не в силах идти дальше, я застыл ледяной статуей, чувствуя, как все внутри постепенно заполняет какая-то всеобъемлющая, необъяснимая пустота.
– Смерть – это не зло, а скорее избавление.
Повернув голову в сторону звука, я увидел Мгхама, стоящего неподалеку.
Вождь гоблинов выглядел отрешенно спокойным, но кто знает, чего ему это стоило.
– Думаешь, меня это может утешить?
Казалось, слова срываются с губ помимо воли хозяина, так как мое сознание по-прежнему пребывало во власти гулкой, словно упругая поверхность натянутого барабана, пустоты.
– Я пришел не для того, чтобы утешать. Под твоим началом была тысяча лучников, из которых если кто и уцелел, то единицы, а я в общей сложности потерял около трех когорт. Это как минимум вдвое больше.
– Трусы пали, а настоящие храбрецы выжили. Еще несколько таких битв – и раса гоблинов в корне изменится.
Если бы на его месте был кто-нибудь другой, то, пожалуй, короткий удар боевого копья быстро и эффективно смыл бы кровью оскорбление. Но этот странный гоблин был не такой, как все, поэтому, учитывая состояние собеседника, он нашел в себе силы сдержаться.
– Я пришел, чтобы ответить на вопрос, заданный тобой перед битвой.
– Ты уже ответил на него.
– Да, но, судя по твоему виду, ты так и не понял, что я имел в виду.
– Разве сейчас это столь важно?
– Думаю, что да.
Я равнодушно-вежливо пожал плечами, всем своим видом давая понять, что из уважения к союзнику готов выслушать все, что он скажет.
– Странно, но в отличие от всех остальных люди в подавляющем большинстве не знают, что именно от них произошли все существующие расы, как светлые, так и темные...
– И что с того? – Мне не хотелось ни думать, ни тем более говорить, потому что где-то вдалеке опять начали бить колокола, что опять могло перенести меня из этого страшного, пропахшего кровью и смертью места на луг, где, смешно поджав под себя ноги, сидела маленькая девочка, с которой интересно говорить на любые темы.
Но Мгхам заслуживал того, чтобы в ответ на его откровенность собеседник хотя бы элементарно поддержал разговор.
– Что с того? – удивленно переспросил он и сразу же ответил: – Ничего. Совсем ничего. Только когда люди с отвращением смотрят на гоблинов, орков, дроу и других представителей темных рас, им следует помнить, что они видят самих себя, только в искривленном зеркале времени.
– Всем известно, что дроу, темные эльфы, произошли от обычных эльфов. – Гул колоколов стал нарастать, поэтому в моем ответе промелькнули нотки нетерпения, неправильно истолкованные предводителем гоблинов.
– Но сами эльфы тоже когда-то были людьми. Человечество – это колыбель всех рас, ствол, на котором выросли побеги и ответвления остальных народов.
Окружающий пейзаж начал расплываться перед глазами, и я понял, что прямо сейчас упаду в глубокий колодец, на дне которого нет ни войны, ни боли потерь, ни горечи утрат, ни прочих невыносимо печальных вещей.
– Гоблины никогда не были людьми, – заплетающимся языком пробормотал я, чувствуя, как начинаю проваливаться в спасительное темное чрево тоннеля-колодца.
Я уже почти начал падать, видя, как приближается благословенная темнота, способная хотя бы На некоторое время принести покой и забвение, но в этот момент стальной зажим сдавил плечи и резко потащил тело вверх.
Мне не удалось переместиться туда, где вместо хаотично разбросанных трупов раскинулось огромное море цветов, но на землю я все же упал. Это стало ясно после того, как две сильные руки рывком приподняли мое тело, придав ему более или менее устойчивое сидячее положение.
– Посмотри в мои глаза! – До сего времени всегда спокойный и невозмутимый Мгхам захлебывался яростным криком, с ненавистью тряся меня за плечи, словно испорченную тряпичную куклу, виноватую лишь в том, что она оказалась слишком слабой для того, чтобы выдержать чудовищные перегрузки этой ненормальной жизни. – Посмотри мне в глаза!!! – Крик его сорвался на хрип.
Тяжелые веки с трудом поднялись, но прошло несколько долгих секунд, прежде чем мне удалось сфокусировать взгляд. А затем... В самой глубине огромных зрачков, приблизившихся ко мне чуть ли не вплотную, я увидел то, от чего мне стало еще хуже. Потому что в них угадывалось подтверждение слов вождя гоблинов: родоначальниками всех рас были именно люди.
Глаза – зеркало души, и, позволив заглянуть в себя настолько глубоко, как только это вообще было возможно, Мгхам добился того, что я уловил в нем слабую искру человеческой души.
– Нет... – прошептал я, не в силах принять эту ужасную истину.
Его напряженное лицо, напоминающее маску, вырезанную искусным мастером из дерева, сразу расслабилось. Предводитель презренного племени гоблинов взял себя в руки, обретя былое спокойствие.
– Да, – тихо, но веско произнес он, убирая руки с моих плеч. – Одни люди загнали других в гнилые болота, и тем не оставалось ничего другого, как умереть или приспособиться к этому аду, Так возникла раса гоблинов. Других прогнали на бесплодные пустоши, и они в конечном итоге превратились в орков, третьих...
– Не нужно продолжать, – с отчаянием в голосе попросил я, но он не услышал этой просьбы.
– Четвертых, пятых и всех остальных довели до такого состояния, что и они изменились – как внешне, так и внутренне. А победители – люди, оставшиеся жить на богатых и плодородных равнинах Алавии, – гордо провозгласили себя самой честной, доброй и справедливой расой, которая стала впоследствии называться светлой. Безжалостный человек прогнал слабого собрата из собственного дома, превратив его в вечно преследуемого загнанного зверя. Пробудив в душе несчастного все самые низменные и темные инстинкты, которые изменили даже его внешний облик. И после всего этого этот лицемер не постыдился назвать себя светлым. За моим народом числится множество черных дел и преступлений, о которых лучше не говорить вслух, но кто сделал нас такими? Кто сделал нас такими? – повторил он, пристально глядя на меня, будто именно я и был тем самым человеком, который прямо здесь и сейчас должен ответить за всех людей.
Мне нечего было сказать.
– Ты считаешь, что тысячу твоих лучников обманули и предали, заставив умереть за чужие интересы на этой безумной войне. – Мгхам уже полностью справился с чувствами, обретя былое спокойствие. – А что тогда ты можешь сказать о паре тысяч моих воинов?
– Смерть – это не зло, а скорее избавление...
– Ну, вот видишь, мы пришли к тому, с чего начали. – В его голосе не было ни капли удовлетворения от того, что он оказался прав. – Вставай – пойдем посмотрим, может быть, кто-нибудь выжил.
Я отрицательно покачал головой. Слишком много событий разом обрушились на меня, и прямо сейчас я был не в состоянии идти на пиршество смерти, чтобы попытаться отыскать там хотя бы слабую искру едва теплящейся жизни.
– Вставай! – Голос прозвучал неожиданно властно. – Ты все еще остаешься ответственным за подвластных тебе людей. И кроме тебя, некому помочь им избавиться от мучений.
Я сразу понял, о чем он говорит, и с ужасом посмотрел на этого странного гоблина.
«Нет!» – хотел было крикнуть я ему прямо в лицо, но Мгхам опередил меня всего лишь на миг:
– Хочешь, чтобы презренные гоблины выполнили за тебя всю грязную работу?
Его вежливая улыбка совершенно не вязалась с холодным, презрительным взглядом.
– Нет, – выдохнул я едва слышно, имея в виду не ответ на этот вопрос, а то, что я не буду добивать смертельно раненных людей своего племени, избавляя их от мучений.
– Ты все еще отвечаешь за каждого из них, и только в твоей власти принести страждущим успокоение. – Возьми. – Он протянул мне короткий, слегка изогнутый кинжал, – Эта древняя вещь поможет тебе.
Наверняка это был чрезвычайно дорогой подарок, ценность которого заключалась не в золоте, его украшающем, а в его свойствах. И мне не хотелось ни принимать этот дар, ни тем более брать в руки зловещий ритуальный клинок. Но, как будто предугадав мой отказ, Мгхам пояснил:
– Ты первый и единственный человек, который сумел примирить меня с мыслью о том, что наших рас общие корни.
После этого я уже просто не смог отказаться. Рука моя бережно обхватила темную рукоять кинжала.
– Смерть – это не зло, а скорее избавление, – едва слышно прошептал я, и с этими словами какая-то часть моей души умерла, а та, что осталась, закаменела, став холодной и твердой, словно курок горного хрусталя.
Стрелки часов вселенной сделали полный круг, и все встало на свои места. Человек, взявший чужое имя, перевоплотился из обычного смертного в существо с хрустальной душой. Став именно тем, кем однажды назвался, – Хрустальным Принцем.
* * *
Вражда демонов Тоннеса и фарий (огромных доисторических ящеров, чья плоть состояла не иначе как из частиц звездной пыли, смешанных со светом неведомых солнц) уходит своими корнями чуть ли не к самым истокам мира. На вопрос, из-за чего она началась и почему до сих пор продолжается, сейчас, пожалуй, никто уже не ответит. Впрочем, это не так важно. Главное, что Мелиус, отставший от беглецов, чтобы задержать демона, не только вспомнил об этом немаловажном факте, но успел принять форму фарии до того, как из-за ближайшего поворота вынырнул опьяненный жаждой крови Исбит.
Слишком поздно заметив ненавистного врага, демон затормозил настолько резко, что чуть было не потерял равновесие, с огромным трудом удержавшись на ногах. Он был весь во власти охотничьего азарта, но все же не настолько ослеплен яростью, чтобы сразу же броситься на неожиданно возникшее препятствие. Преградивший дорогу ящер был слишком силен, чтобы с ходу вступать в бой, поэтому для начала Исбит решил проверить врага старым испытанным методом. Дикий рев огласил своды лабиринта, в котором так неожиданно встретились два извечных противника. Казалось бы, демон вложил в этот устрашающий вопль всю свою силу, но фария в ответ промолчала.
Это было нетипично не только для этой особи, но и вообще для любого другого хищника, встретившего достойного противника. Демон взревел в очередной раз, но и после этого ящер не принял вызова, продолжая все так же молчать.
Файт был в состоянии принять практически любую форму, не выходящую за определенные рамки, но при всем желании не мог воспроизводить речь или звуки существ, в которых превращался благодаря своему удивительному дару.
Он не проронил ни единого звука, перевоплотившись в мага, молчал и сейчас, приняв образ огромного ящера. Впрочем, если присмотреться внимательно, то не такого уж и огромного.
Исбит только сейчас заметил, что противник не соответствует размерам нормальной взрослой особи, и, посчитав молчание за естественный признак слабости, намеревался уже напасть, но...
В последний момент в сознании Мелиуса промелькнула спасительная мысль – и он слегка подкорректировал свой образ.
Демон уже сделал шаг вперед, одновременно с чем фария слегка приоткрыла пасть – немного, но вполне достаточно, чтобы можно было увидеть едва заживший обрубок на месте языка. А затем яростно ударила хвостом по земле.
Отсутствие языка объясняло молчание ящера, но вряд ли могло повлиять на решимость Исбита атаковать. Зато удар хвостом в корне менял расстановку сил. Потому что на нем отчетливо виднелись два фиолетовых кольца, нагляднее всяких речей свидетельствующих о том, что эта фария недавно отложила яйца.
Она была ниже среднего роста и, возможно, кроме недавно оторванного языка имела и более серьезные увечья, но даже при таком, в общем-то, благоприятном для себя раскладе демон Тоннеса не решился напасть на эту дикую самку.
Мать, защищающая свое потомство, бьется неистово. И даже если противник превосходит ее в силе, это еще не значит, что он может рассчитывать на легкую победу.
По инерции Исбит все-таки сделал еще один шаг вперед, после чего остановился, не вполне представляя себе дальнейшие действия. Сражаться с бешеной самкой он уже не хотел, а отступить ему не позволяла гордость. Неизвестно, как долго могло продлиться это немое противостояние, если бы глаза фарии не стали наливаться темно-бордовым оттенком бешенства. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы вплотную подойти к той роковой черте, за которой кровавый туман застилает глаза, начисто стирая грань между здравым смыслом и безумием.
Теперь уже она была в полушаге от того, чтобы самой броситься на противника. И ее совершенно не волновало, что эта попытка может оказаться самоубийственной, ведь материнский инстинкт сильнее инстинкта самосохранения.
В конечном итоге демон, не выдержав этого противостояния, счел за благо отступить. Медленно пятясь, он все больше удалялся от места встречи с безумной самкой, не переставая удерживать ее в поле зрения. А когда неуравновешенная мать наконец скрылась за поворотом, Исбит развернулся и постарался как можно быстрее покинуть этот район. Кто знает, что может прийти в голову фарии, защищающей гнездо?
Никто.
В том числе и она сама.
Мелиус постоял еще некоторое время, боясь лишний раз вздохнуть, как будто слабое колебание воздуха могло разрушить иллюзию и натолкнуть скрывшегося за поворотом демона на мысль, что его обманули.
А затем, когда стало ясно, что опасность миновала, файт, только что переигравший судьбу благодаря уму, железной выдержке и колоде крапленых карт, поспешил вдогонку своему господину. Туда, где в хитросплетении лабиринтов сферы Хаоса находились Врата Печали, отворить которые под силу лишь небожителям. Перед мощью этой преграды бледнели и меркли способности даже могущественнейших из смертных. Но Мелиус свято верил, что для Этана нет ничего невозможного. И, может быть, именно в этой вере человек без сердца, некогда бывший богом, черпал вдохновение для своих разрушительных замыслов.
* * *
Первый день битвы не принес ощутимого перевеса ни одной из сторон. Да, атаку по центру с участием гвардии орков можно было назвать относительно успешной, так как на этом участке фронта со стороны людей и гномов были большие потери. Но светлые расы имели в активе фланговый удар из леса, в результате которого зомби и некроманты пали, а три когорты гоблинов и тысяча лучников-ренегатов были практически полностью уничтожены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Сделав осторожный шаг вперед, я чуть было не пропорол ступню об острый обломок. При таком раскладе перемещаться с места на место можно было только по воздуху или в стальных ботфортах. Но так как я был все-таки человеком, а не птицей, к тому же не собирался обрекать себя на ношение громоздкой экипировки тяжеловооруженных рыцарей, оставалось только одно – попытаться договориться, а точнее, как-то поладить с проклятой стрелой.
Я наклонился, взяв в руку первый попавшийся обломок. Мир по-прежнему остался бесцветно-серым, но ковер из миллиардов сломанных стрел исчез. Чем бы или кем бы ни являлась эта загадочная вещь, насквозь пропитанная ядом неведомой древней магии, судя по всему, мне не удастся избавиться от нее. По крайней мере, пока я не прогоню тень мерзкой жабы со стальными глазами – отвратительной твари, сдавившей измученное страданием сердце безжалостными тисками. Печально вздохнув, я положил обломок стрелы в колчан, решив разобраться с этой проблемой позже, и зашагал к нагромождению трупов – страшной бесформенной массе, которая совсем недавно жила и дышала, будучи отрядом людей, отданных под мое начало. Воинами, не по своей воле пришедшими на поле битвы, чтобы бесславно пасть на чужбине под сводом равнодушно-серого неба.
Я шел совершенно открыто, ни от кого не таясь, потому что поле боя подобно землетрясению: только что это было смертельно опасное место, а проходит несколько минут, и все резко меняется. Опасности больше нет, а гигантская волна из сплава боли и насилия перемещается дальше, оставляя после себя лишь бесплодную вымершую пустыню, в которой чувствуют себя вольготно только пожиратели падали.
Лавина тяжеловооруженных конников, вспоровших острием своего клина слабый заслон из нескольких сотен легких лучников, обрушилась на имуров, но, встретив хорошо организованный отпор, не стала упорствовать, а отступила, понеся незначительные потери.
Но скажите на милость, что значат несколько десятков жизней на поле брани, когда каждая из противоборствующих сторон насчитывает около сотни тысяч бойцов? Абсолютно ничего.
Рыцари настолько торопились достичь боевых порядков имуров, что даже не стали отвлекаться на жалкую кучку несчастных гоблинов, ощетинившихся заслоном из пик чуть в стороне от направления главного удара. Именно это и спасло гвардию Мгхама.
Впрочем, сейчас мне было не до гоблинов. Остановившись в полусотне шагов от страшного места, где на пропитанной кровью земле лежала пятая часть племени Сави, не в силах идти дальше, я застыл ледяной статуей, чувствуя, как все внутри постепенно заполняет какая-то всеобъемлющая, необъяснимая пустота.
– Смерть – это не зло, а скорее избавление.
Повернув голову в сторону звука, я увидел Мгхама, стоящего неподалеку.
Вождь гоблинов выглядел отрешенно спокойным, но кто знает, чего ему это стоило.
– Думаешь, меня это может утешить?
Казалось, слова срываются с губ помимо воли хозяина, так как мое сознание по-прежнему пребывало во власти гулкой, словно упругая поверхность натянутого барабана, пустоты.
– Я пришел не для того, чтобы утешать. Под твоим началом была тысяча лучников, из которых если кто и уцелел, то единицы, а я в общей сложности потерял около трех когорт. Это как минимум вдвое больше.
– Трусы пали, а настоящие храбрецы выжили. Еще несколько таких битв – и раса гоблинов в корне изменится.
Если бы на его месте был кто-нибудь другой, то, пожалуй, короткий удар боевого копья быстро и эффективно смыл бы кровью оскорбление. Но этот странный гоблин был не такой, как все, поэтому, учитывая состояние собеседника, он нашел в себе силы сдержаться.
– Я пришел, чтобы ответить на вопрос, заданный тобой перед битвой.
– Ты уже ответил на него.
– Да, но, судя по твоему виду, ты так и не понял, что я имел в виду.
– Разве сейчас это столь важно?
– Думаю, что да.
Я равнодушно-вежливо пожал плечами, всем своим видом давая понять, что из уважения к союзнику готов выслушать все, что он скажет.
– Странно, но в отличие от всех остальных люди в подавляющем большинстве не знают, что именно от них произошли все существующие расы, как светлые, так и темные...
– И что с того? – Мне не хотелось ни думать, ни тем более говорить, потому что где-то вдалеке опять начали бить колокола, что опять могло перенести меня из этого страшного, пропахшего кровью и смертью места на луг, где, смешно поджав под себя ноги, сидела маленькая девочка, с которой интересно говорить на любые темы.
Но Мгхам заслуживал того, чтобы в ответ на его откровенность собеседник хотя бы элементарно поддержал разговор.
– Что с того? – удивленно переспросил он и сразу же ответил: – Ничего. Совсем ничего. Только когда люди с отвращением смотрят на гоблинов, орков, дроу и других представителей темных рас, им следует помнить, что они видят самих себя, только в искривленном зеркале времени.
– Всем известно, что дроу, темные эльфы, произошли от обычных эльфов. – Гул колоколов стал нарастать, поэтому в моем ответе промелькнули нотки нетерпения, неправильно истолкованные предводителем гоблинов.
– Но сами эльфы тоже когда-то были людьми. Человечество – это колыбель всех рас, ствол, на котором выросли побеги и ответвления остальных народов.
Окружающий пейзаж начал расплываться перед глазами, и я понял, что прямо сейчас упаду в глубокий колодец, на дне которого нет ни войны, ни боли потерь, ни горечи утрат, ни прочих невыносимо печальных вещей.
– Гоблины никогда не были людьми, – заплетающимся языком пробормотал я, чувствуя, как начинаю проваливаться в спасительное темное чрево тоннеля-колодца.
Я уже почти начал падать, видя, как приближается благословенная темнота, способная хотя бы На некоторое время принести покой и забвение, но в этот момент стальной зажим сдавил плечи и резко потащил тело вверх.
Мне не удалось переместиться туда, где вместо хаотично разбросанных трупов раскинулось огромное море цветов, но на землю я все же упал. Это стало ясно после того, как две сильные руки рывком приподняли мое тело, придав ему более или менее устойчивое сидячее положение.
– Посмотри в мои глаза! – До сего времени всегда спокойный и невозмутимый Мгхам захлебывался яростным криком, с ненавистью тряся меня за плечи, словно испорченную тряпичную куклу, виноватую лишь в том, что она оказалась слишком слабой для того, чтобы выдержать чудовищные перегрузки этой ненормальной жизни. – Посмотри мне в глаза!!! – Крик его сорвался на хрип.
Тяжелые веки с трудом поднялись, но прошло несколько долгих секунд, прежде чем мне удалось сфокусировать взгляд. А затем... В самой глубине огромных зрачков, приблизившихся ко мне чуть ли не вплотную, я увидел то, от чего мне стало еще хуже. Потому что в них угадывалось подтверждение слов вождя гоблинов: родоначальниками всех рас были именно люди.
Глаза – зеркало души, и, позволив заглянуть в себя настолько глубоко, как только это вообще было возможно, Мгхам добился того, что я уловил в нем слабую искру человеческой души.
– Нет... – прошептал я, не в силах принять эту ужасную истину.
Его напряженное лицо, напоминающее маску, вырезанную искусным мастером из дерева, сразу расслабилось. Предводитель презренного племени гоблинов взял себя в руки, обретя былое спокойствие.
– Да, – тихо, но веско произнес он, убирая руки с моих плеч. – Одни люди загнали других в гнилые болота, и тем не оставалось ничего другого, как умереть или приспособиться к этому аду, Так возникла раса гоблинов. Других прогнали на бесплодные пустоши, и они в конечном итоге превратились в орков, третьих...
– Не нужно продолжать, – с отчаянием в голосе попросил я, но он не услышал этой просьбы.
– Четвертых, пятых и всех остальных довели до такого состояния, что и они изменились – как внешне, так и внутренне. А победители – люди, оставшиеся жить на богатых и плодородных равнинах Алавии, – гордо провозгласили себя самой честной, доброй и справедливой расой, которая стала впоследствии называться светлой. Безжалостный человек прогнал слабого собрата из собственного дома, превратив его в вечно преследуемого загнанного зверя. Пробудив в душе несчастного все самые низменные и темные инстинкты, которые изменили даже его внешний облик. И после всего этого этот лицемер не постыдился назвать себя светлым. За моим народом числится множество черных дел и преступлений, о которых лучше не говорить вслух, но кто сделал нас такими? Кто сделал нас такими? – повторил он, пристально глядя на меня, будто именно я и был тем самым человеком, который прямо здесь и сейчас должен ответить за всех людей.
Мне нечего было сказать.
– Ты считаешь, что тысячу твоих лучников обманули и предали, заставив умереть за чужие интересы на этой безумной войне. – Мгхам уже полностью справился с чувствами, обретя былое спокойствие. – А что тогда ты можешь сказать о паре тысяч моих воинов?
– Смерть – это не зло, а скорее избавление...
– Ну, вот видишь, мы пришли к тому, с чего начали. – В его голосе не было ни капли удовлетворения от того, что он оказался прав. – Вставай – пойдем посмотрим, может быть, кто-нибудь выжил.
Я отрицательно покачал головой. Слишком много событий разом обрушились на меня, и прямо сейчас я был не в состоянии идти на пиршество смерти, чтобы попытаться отыскать там хотя бы слабую искру едва теплящейся жизни.
– Вставай! – Голос прозвучал неожиданно властно. – Ты все еще остаешься ответственным за подвластных тебе людей. И кроме тебя, некому помочь им избавиться от мучений.
Я сразу понял, о чем он говорит, и с ужасом посмотрел на этого странного гоблина.
«Нет!» – хотел было крикнуть я ему прямо в лицо, но Мгхам опередил меня всего лишь на миг:
– Хочешь, чтобы презренные гоблины выполнили за тебя всю грязную работу?
Его вежливая улыбка совершенно не вязалась с холодным, презрительным взглядом.
– Нет, – выдохнул я едва слышно, имея в виду не ответ на этот вопрос, а то, что я не буду добивать смертельно раненных людей своего племени, избавляя их от мучений.
– Ты все еще отвечаешь за каждого из них, и только в твоей власти принести страждущим успокоение. – Возьми. – Он протянул мне короткий, слегка изогнутый кинжал, – Эта древняя вещь поможет тебе.
Наверняка это был чрезвычайно дорогой подарок, ценность которого заключалась не в золоте, его украшающем, а в его свойствах. И мне не хотелось ни принимать этот дар, ни тем более брать в руки зловещий ритуальный клинок. Но, как будто предугадав мой отказ, Мгхам пояснил:
– Ты первый и единственный человек, который сумел примирить меня с мыслью о том, что наших рас общие корни.
После этого я уже просто не смог отказаться. Рука моя бережно обхватила темную рукоять кинжала.
– Смерть – это не зло, а скорее избавление, – едва слышно прошептал я, и с этими словами какая-то часть моей души умерла, а та, что осталась, закаменела, став холодной и твердой, словно курок горного хрусталя.
Стрелки часов вселенной сделали полный круг, и все встало на свои места. Человек, взявший чужое имя, перевоплотился из обычного смертного в существо с хрустальной душой. Став именно тем, кем однажды назвался, – Хрустальным Принцем.
* * *
Вражда демонов Тоннеса и фарий (огромных доисторических ящеров, чья плоть состояла не иначе как из частиц звездной пыли, смешанных со светом неведомых солнц) уходит своими корнями чуть ли не к самым истокам мира. На вопрос, из-за чего она началась и почему до сих пор продолжается, сейчас, пожалуй, никто уже не ответит. Впрочем, это не так важно. Главное, что Мелиус, отставший от беглецов, чтобы задержать демона, не только вспомнил об этом немаловажном факте, но успел принять форму фарии до того, как из-за ближайшего поворота вынырнул опьяненный жаждой крови Исбит.
Слишком поздно заметив ненавистного врага, демон затормозил настолько резко, что чуть было не потерял равновесие, с огромным трудом удержавшись на ногах. Он был весь во власти охотничьего азарта, но все же не настолько ослеплен яростью, чтобы сразу же броситься на неожиданно возникшее препятствие. Преградивший дорогу ящер был слишком силен, чтобы с ходу вступать в бой, поэтому для начала Исбит решил проверить врага старым испытанным методом. Дикий рев огласил своды лабиринта, в котором так неожиданно встретились два извечных противника. Казалось бы, демон вложил в этот устрашающий вопль всю свою силу, но фария в ответ промолчала.
Это было нетипично не только для этой особи, но и вообще для любого другого хищника, встретившего достойного противника. Демон взревел в очередной раз, но и после этого ящер не принял вызова, продолжая все так же молчать.
Файт был в состоянии принять практически любую форму, не выходящую за определенные рамки, но при всем желании не мог воспроизводить речь или звуки существ, в которых превращался благодаря своему удивительному дару.
Он не проронил ни единого звука, перевоплотившись в мага, молчал и сейчас, приняв образ огромного ящера. Впрочем, если присмотреться внимательно, то не такого уж и огромного.
Исбит только сейчас заметил, что противник не соответствует размерам нормальной взрослой особи, и, посчитав молчание за естественный признак слабости, намеревался уже напасть, но...
В последний момент в сознании Мелиуса промелькнула спасительная мысль – и он слегка подкорректировал свой образ.
Демон уже сделал шаг вперед, одновременно с чем фария слегка приоткрыла пасть – немного, но вполне достаточно, чтобы можно было увидеть едва заживший обрубок на месте языка. А затем яростно ударила хвостом по земле.
Отсутствие языка объясняло молчание ящера, но вряд ли могло повлиять на решимость Исбита атаковать. Зато удар хвостом в корне менял расстановку сил. Потому что на нем отчетливо виднелись два фиолетовых кольца, нагляднее всяких речей свидетельствующих о том, что эта фария недавно отложила яйца.
Она была ниже среднего роста и, возможно, кроме недавно оторванного языка имела и более серьезные увечья, но даже при таком, в общем-то, благоприятном для себя раскладе демон Тоннеса не решился напасть на эту дикую самку.
Мать, защищающая свое потомство, бьется неистово. И даже если противник превосходит ее в силе, это еще не значит, что он может рассчитывать на легкую победу.
По инерции Исбит все-таки сделал еще один шаг вперед, после чего остановился, не вполне представляя себе дальнейшие действия. Сражаться с бешеной самкой он уже не хотел, а отступить ему не позволяла гордость. Неизвестно, как долго могло продлиться это немое противостояние, если бы глаза фарии не стали наливаться темно-бордовым оттенком бешенства. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы вплотную подойти к той роковой черте, за которой кровавый туман застилает глаза, начисто стирая грань между здравым смыслом и безумием.
Теперь уже она была в полушаге от того, чтобы самой броситься на противника. И ее совершенно не волновало, что эта попытка может оказаться самоубийственной, ведь материнский инстинкт сильнее инстинкта самосохранения.
В конечном итоге демон, не выдержав этого противостояния, счел за благо отступить. Медленно пятясь, он все больше удалялся от места встречи с безумной самкой, не переставая удерживать ее в поле зрения. А когда неуравновешенная мать наконец скрылась за поворотом, Исбит развернулся и постарался как можно быстрее покинуть этот район. Кто знает, что может прийти в голову фарии, защищающей гнездо?
Никто.
В том числе и она сама.
Мелиус постоял еще некоторое время, боясь лишний раз вздохнуть, как будто слабое колебание воздуха могло разрушить иллюзию и натолкнуть скрывшегося за поворотом демона на мысль, что его обманули.
А затем, когда стало ясно, что опасность миновала, файт, только что переигравший судьбу благодаря уму, железной выдержке и колоде крапленых карт, поспешил вдогонку своему господину. Туда, где в хитросплетении лабиринтов сферы Хаоса находились Врата Печали, отворить которые под силу лишь небожителям. Перед мощью этой преграды бледнели и меркли способности даже могущественнейших из смертных. Но Мелиус свято верил, что для Этана нет ничего невозможного. И, может быть, именно в этой вере человек без сердца, некогда бывший богом, черпал вдохновение для своих разрушительных замыслов.
* * *
Первый день битвы не принес ощутимого перевеса ни одной из сторон. Да, атаку по центру с участием гвардии орков можно было назвать относительно успешной, так как на этом участке фронта со стороны людей и гномов были большие потери. Но светлые расы имели в активе фланговый удар из леса, в результате которого зомби и некроманты пали, а три когорты гоблинов и тысяча лучников-ренегатов были практически полностью уничтожены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33