Впечатление от смертной казни при всей силе его
эмоционального воздействия быстро забывается. Это
170
заложено в природе человека и касается даже самых
важных предметов. Процесс забывания усиливается
под воздействием страстей. Общее правило: сильные
страсти овладевают людьми лишь на непродолжитель-
ное время. При этом они способны превратить
обыкновенных людей в персов или спартанцев. Но
при свободном и спокойном образе правления впе-
чатления должны быть скорее часто повторяющими-
ся, нежели сильными.
Смертная казнь является для большинства людей
зрелищем. И лишь у немногих она вызывает состра-
дание, смешанное с негодованием. Оба эти чувства
охватывают души зрителей в большей мере, чем
страх, призванный, как на то рассчитывал законода-
тель, вводя смертную казнь, эти души спасти. Но
при умеренных и длящихся продолжительное время
наказаниях страх доминирует, поскольку он остается
единственным. Суровость наказания должна быть,
по-видимому, ограничена тем пределом, за которым
сострадание начинает превалировать над другими чув-
ствами людей, наблюдающих за казнью, ибо она со-
вершается скорее для них, чем для преступника.
Чтобы быть справедливым, наказание должно
быть строгим в той мере, поскольку это способствует
удержанию людей от совершения преступлений. Нет
человека, который, взвесив все и зная о грозящем
пожизненном лишении свободы, прельстился бы
призрачными выгодами задуманного им преступле-
ния. Таким образом, пожизненная каторга, заменив
171
смертную казнь, станет суровым наказанием, чтобы
удержать даже самую отчаянную душу от соверше-
ния преступления. Добавлю, более чем достаточно:
ведь очень многие смотрят в лицо смерти спокойно
и твердо, кто из фанатизма, кто из тщеславия, сопро-
вождающего почти всегда человека до могилы, а кто
и предпринимая последнюю отчаянную попытку по-
кончить счеты с жизнью или вырваться из тисков
своего бедственного положения. Но ни фанатизм, ни
тщеславие не выдержат кандалов или цепей, ударов
палкой, ярма, тюремной решетки. И это будет озна-
чать для отчаявшегося не конец его страданий, а
лишь начало. Наш дух более способен противиться
насилию и самым страшным, но непродолжитель-
ным болям, чем времени и постоянной тоске, ибо
он может сконцентрироваться, так сказать, на мгно-
вение, чтобы выдержать сиюминутную боль, но не
обладает достаточной силой натяжения, чтобы сопро-
тивляться продолжительному и повторяющемуся воз-
действию страданий второго рода. Смертная казнь,
как назидательный пример для народа, каждый раз
требует нового преступления. При замене ее пожиз-
ненной каторгой одно и то же преступление дает
многочисленные и длящиеся продолжительное время
примеры. И если важно продемонстрировать людям
могущество законов, смертные казни в качестве нака-
зания не должны совершаться с большим промежут-
ком одна от другой. А это предполагает, что и пре-
ступления должны совершаться часто. И следователь-
172
но, чтобы смертная казнь была полезной, необходи-
мо, чтобы она не производила на людей того впечат-
ления, которое она должна была бы производить, то
есть чтобы она была в одно и то же время и полез-
ной и бесполезной. Тому, кто скажет мне, что пожизг
ненная каторга столь же ужасна, как и смертная
казнь, а потому и столь же жестока, я отвечу, что ес-
ли суммировать все самые несчастные моменты раб-
ской жизни на каторге, то это может быть превзой-
дет по своей жестокости смертную казнь, ибо эти
моменты сопровождают человека всю его оставшую-
ся жизнь, в то время как смертная казнь реализует
свою силу в один миг. И в этом преимущество нака-
зания пожизненной каторгой. Оно устрашает более
того, кто наблюдает, чем того, кто от нее страдает,
ибо первый представляет себе всю совокупность не-
счастливых мгновений рабства, а второго переживае-
мое им в данный момент несчастье отвлекает от бу-
дущих страданий. Все старания представляются нам в
нашем воображении преувеличенными. Тот же, кто
переживает эти страдания, находит в них утешения,
неизвестные и непонятные зрителям со стороны, ибо
они наделяют чувствительностью своей души очерст-
велую душу несчастного каторжника.
Вот приблизительно как рассуждает разбойник или
убийца, которых ничто, кроме виселицы или колеса,
не сможет удержать от нарушения законов. Я знаю:
утонченность души достигается только воспитанием
чувств. Но если разбойник не способен правильно
173
выразить свои принципы, это не значит, что от этого
они становятся для него менее действенными: "Поче-
му я должен уважат> закони, которие проводят между
мною и Лiатим такое резкое различие? Он отказивает
мне в iроше, которий я у нею прошу, оправдивая это
тем, что дает мне работу, хотя не имеет о ней никако-
10 понятия. Кто написал эти закони? - Лiатме и моiу-
щественние. Они ни разу не удостоили своим посещением
хижини бедняка. И им никогда не приходилои делите ку-
сок заплесневелою хлеа под крики невинных и юлодних де-
тей и слеза жени. Порвем эти цепи, iибелiиме для (Голiт
шинства и виюдние только кучке праздних тиранов.
Уничтожим несправедливостi в зародыше. И тоiда я
вновб обрету свою естественную независимость заживу
приволбно и счастливо, доживая на хле6 насущний своей
удалбю и ловкостю. Может быть, и придет денб рас-
каяния и скорби, но это будет лишь миi. За столб дол-
iие юдм своЛди и удоволствий лиши один День мук рас-
платм. Во iлаве юрстки людей, я исправлю оши6ки суДьбы
и увижу этих тиранов ледними и дрожащими от стра-
ха перед тем, кою они с оскорителеним вмсокомерием
считали ничтожнее своих лошадей и соак". Туг злодей,
для которого нег ничего святого, вспомнит о рели-
гии, и она придет ему на помощь, предоставив воз-
можность легкого покаяния и почти несомненное
вечное блаженство, что сильно ослабит ужас послед-
ней трагедии.
Но тот, перед чьим мысленным взором пройдет
длинная череда лет или даже вся жизнь, загубленная
174
на каторге, на виду у сограждан, среди которых он
жил свободным и полноправным, тот, кто предста-
вит себя узником тех законов, которые его защища-
ли, тот с пользой для себя сравнит это с неяс-
ным исходом своих преступлений, с краткостью ми-
га, в течение которого он мог бы воспользовать-
ся их плодами. Продолжительность несчастий, кото-
рую являет пример людей, сделавшихся жертвой
своих необдуманных поступков, произведет на него
гораздо более сильное впечатление, чем зрелище
смертной казни, которое скорее ожесточит, чем исп-
равит его.
Смертная казнь бесполезна и потому, что дает лю-
дям пример жестокости. Если страсти и жажда войн
научили проливать человеческую кровь, то законы,
создаваемые, между прочим, для смягчения нравов,
не должны множить примеры зверства, что особенно
гибельно, ибо смерть в силу закона свершается мето-
дически и с соблюдением правовых формальностей.
Мне кажется абсурдом, когда законы, представляю-
щие собой выражение воли всего общества, законы,
которые порицают убийства и карают за него, сами
совершают то же самое. И для того, чтобы удержать
граждан от убийства, предписывают властям убивать.
Какие законы истинны и наиболее полезны? Это те
договоры и те условия, которые все готовы были бы
соблюдать и предлагать, пока молчит всевластный го-
лос частного интереса, или когда он совпадает с инте-
ресом общественным. Какие чувства возбуждает в
175
каждом смертная казнь? Мы узнаем эти чувства в не-
годовании и презрении, с которым каждый смотрит
на палача, хотя тот лишь невинный исполнитель во-
ли общества. Он - добрый гражданин, служащий об-
щественному благу, необходимое орудие внутренней
безопасности государства. Такой же как доблестные
воины, охраняющие его внешние рубежи. Отчего же
происходит это противоречие? И почему это чувство,
к стыду разума, неискоренимо? Потому что люди в
глубине души, которая более чем что-либо продолжа-
ет оставаться сколком первозданной природы, всегда
верили, что их жизнь не подвластна никому, кро-
ме необходимости, которая твердой рукой правит
миром.
Что скажут люди о мудрых властях и чопорных
жрецах правосудия, посылающих с невозмутимым
спокойствием преступника на смерть, обрамленную
торжественными формальностями, о судье, который
с бесчувственной холодностью, а может быть, и с за-
таенным самодовольством от осознания собственно-
го всесилия отправляется наслаждаться радостями
жизни, в то время как обреченный судорожно вздра-
гивает в предсмертной тоске, ожидая рокового уда-
ра? "А, - скажут они, - эти законы - не что иное, как
ширма, скрывающая насилие и продуманные и жестокие
формалбности правосудия; они не что иное, как услоении
язмк, применяемый для Ллiшей безопасности при унич-
тожении нас, как жертв, приносимих на заклание нена-
сытному Молоху деспотизма".
176
Убийство нам преподносили как ужасное злодеяние, но
мм видим, что оно совершается Уез малейших колебаний
и (Гез отвращения. Воспользуемся следующим примером:
насилiственная смертi по описанию очевидцев представля-
ется нам ужасной, но ми видим, что это - минутное де-
ло. Насколiко же леiче будет перенести ее, если не будет
томителбноiо ожидания и почти всею тою, что естi в
ней мучителбноiо\ Таковы пагубные и ложные умозак-
лючения, к которым всегда, правда, не вполне осоз-
нанно, приходят люди, предрасположенные к преуве-
личениям, люди, которые, как мы видели, предпочи-
тают скорее нарушать религиозные заповеди, чем сле-
довать им.
Если мне попытаются возразить с помощью при-
меров, доказывающих, что во все времена и у всех
народов существовала смертная казнь за некоторые
виды преступлений, я отвечу: эти примеры ничего не
значат перед лицом истины, не подвластной никаким
срокам давности, ибо история человечества представ-
ляет собой необозримое море заблуждений, на повер-
хности которого на большом расстоянии друг от
друга едва угадываются смутные очертания весьма ре-
дких истин. Человеческие жертвоприношения богам
были присущи почти всем народам. Но кто осмелит-
ся оправдать их? И то, что лишь немногие сообщест-
ва людей и только на короткое время воздержива-
лись от применения смертной казни, скорее свиде-
тельствует в мою пользу, ибо это подтверждает судь-
бу великих истин, которые подобны .мгновенной
177
вспышке молнии по сравнению с длинной непрог-
лядной ночью, поглотившей человечество. Еще не
пришло время той счастливой эпохи, когда истина,
как до сих пор заблуждение, станет принадлежать
большинству. Из этого общего правила делались
лишь редкие исключения в пользу тех истин, которые
Бесконечная Божественная Мудрость решила выде-
лить среди других, открыв ее людям.
Голос философа, слишком слабый, потонет в шу-
ме и гвалте многих, которые идут на поводу у сле-
пой привычки. Но голос мой найдет отклик в серд-
цах немногих мудрецов, рассеянных по лику земли.
И если бы истине, несмотря на бесконечные препят-
ствия, мешающие ей приблизиться к монарху, уда-
лось, даже вопреки его воли, достичь его трона,
то пусть он знает, что она явилась, чтобы поведать о
потаенных чаяниях всего народа. Пусть также знает,
что перед лицом ее меркнет кровавая слава завоевате-
лей и что справедливое потомство отведет ей первое
место среди мирных трофеев Титов, Антон инов и
Траянов.
Счастливо было бы человечество, если бы лишь те-
перь для него издавались впервые законы, ибо имен-
но сейчас мы видим восседающими на престолах Ев-
ропы благодетельных монархов, отцов своих наро-
дов, венценосных граждан, покровительствующих
мирным добродетелям, наукам и искусствам. Усиле-
ние их власти составляет счастье подданных, так как
тем самым устраняется насилие, стоящее между наро-
178
дом и престолом. И оно тем более жестоко, чем сла-
бее монарх, и удушает всегда искренние голоса наро-
да, которые становятся плодотворными, если будут
услышаны на престоле! Я утверждаю, что если эти
монархи и оставляют действующими устаревшие за-
коны, то причиной этого являются неимоверные
трудности, с которыми приходится сталкиваться при
удалении многовековой, а потому и почитаемой
ржавчины веков. Вот почему просвещенные граждане
должны с еще большим рвением желать постоянного
усиления их власти.

XXIX О ВЗЯТИИ
ПОД СТРАЖУ

уществует довольно распространенное заблуж-
дение, которое заключается в том, что решение воп-
росов тюремного заключения граждан, лишения сво-
боды под любым предлогом своих противников и
безнаказанности своих друзей, несмотря на явные до-
казательства вины последних, следует оставлять на ус-
мотрение судьи, который является лишь исполните-
лем законов. Это противоречит самой цели обще-
ства - обеспечивать личную безопасность граждан.
Взятие под стражу в отличие от всех других наказа-
180
ний должно в силу необходимости предшествовать
предъявлению обвинения. Но эта отличительная чер-
та не лишает данный вид наказания других важных
признаков, а именно: только закон устанавливает слу-
чаи, в которых человек заслуживает наказания. Таким
образом, в законе должны быть указаны те самые
признаки преступления, на основании которых лицо,
его совершившее, заслуживает содержания под стра-
жей, подлежит допросу и наказанию. Будоражащие
общественность слухи, побет, внесудебное признание
самого обвиняемого или его сообщника, угрозы и
постоянная вражда с потерпевшим, состав преступле-
ния и другие улики - все это является достаточным
основанием для личного задержания гражданина. Од-
нако данные основания должны быть зафиксирова-
ны в законе, а не определяться судьями, решения ко-
торых всегда ущемляют гражданские свободы, за иск-
лючением случаев, когда они прямо вытекают из об-
щих принципов действующего законодательства. По
мере смягчения суровости наказания, исчезновения
голода и других мерзостей в тюрьмах, а также по ме-
ре проникновения за их запертые двери и в души не-
умолимых и черствых служителей правосудия чувства
сострадания и гуманного отношения к заключенным
законы смогут смягчить требования, служащие осно-
ванием для личного задержания. Обвиняемый, под-
вергшийся заключению и впоследствии оправданный,
нс должен поэтому носить бремя бесчестия. Сколько
римлян, обвиненных в тягчайших преступлениях, но
181
признанных невиновными, приобрело впоследствии
уважение народа и удостоено почетных должностей!
Но почему же иная судьба ожидает признанного не-
виновным в наше время? Да потому что в нынеш-
ней уголовной системе идея насилия и власти, по об-
щему мнению, превалирует, по-видимому, над идеей
справедливости, потому что в одну и ту же камеру
сажают без" разбора и обвиняемых и осужденных, по-
тому что содержание подсудимого в тюрьме стало
скорее наказанием, чем предварительным заключени-
ем. И потому еще что силы внутренней без-
опасности, охраняющей законы, отделены от сил
внешней обороны, стоящих на страже престола и
отечества, в то время как они должны быть объеди-
нены. Тогда бы законы, служа общей опорой для
сил внутренней безопасности и судебной власти, сое-
диняли бы их, не ставя первые в прямую зависи-
мость от последних. А слава, сопровождающая пыш-
ность и блеск военного сословия, смыла бы позор
бесчестия, который подвергается нападкам скорее с
точки зрения формы своего проявления, чем своей
сути, как и все наиболее распространенные челове-
ческие чувства. Доказано, что в глазах общественного
мнения пребывание в военных тюрьмах не столь по-
зорно, как в гражданских. Живы еще в народе, в
обычаях и законах варварские инстинкты и дикие
идеи наших предков, северных охотников, отбрасыва-
ющие на столетия назад современную просвещенную
нацию.
182
Некоторые придерживаются точки зрения, что
преступление, то есть противоправное деяние, может
быть наказуемо независимо от места его совершения,
как если бы подданство имело свойство клейма, то
есть было бы синонимом рабства и даже хуже рабст-
ва; как если бы человек мог быть подданным одного
государства, а жить в другом, и при этом его деяния
подчинялись бы суверенитету обоих государств, не
вызывая конфликта между ними, а также их законо-
дательствам, часто противоречащим друт другу. Точ-
но так же некоторые полагают, что преступление, со-
вершенное, например, в Константинополе, может
быть наказано в Париже на том абстрактном основа-
нии, что оскорбивший человечество заслуживает нена-
висти всего человечества и всеобщего проклятия. Как
будто судьи являются мстителями за оскорбление че-
ловеческих чувств, а не за попрание в первую очередь
того договора, который связывает людей между со-
бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21