- "Каким образом?" - спросишь ты. - Если будешь определять благо
и зло не по мерке толпы. Смотреть нужно не на начало, а на конец пути.
Что может сделать нашу жизнь блаженной, то и есть благо, ни от чего не
зависимое. Во зло его извратить нельзя. (7) В чем же заблуждаются все
люди, когда желают счастливой жизни? В том, что принимают средства к ней
за нее самое и чем больше к ней стремятся, тем дальше от нее оказывают-
ся. Ведь начало и конец блаженства в жизни - безмятежность и непоколеби-
мая уверенность, а люди копят причины для тревог и не то что несут, а
волокут свой груз по жизненному пути, полному засад. Так они уходят все
дальше от цели и чем больше тратят труда, тем больше себе мешают и самих
себя отбрасывают вспять. Так бывает с теми, кто торопится пройти через
лабиринт: сама спешка их запутывает. Будь здоров.
Письмо XLV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты жалуешься, что тебе там не хватает книг. Но ведь дело не в
том, чтобы книг было много, а в том, чтоб они были хорошие: от чтенья с
выбором мы получаем пользу, от разнообразного - только удовольствие. Кто
хочет дойти до места, тот выбирает одну дорогу, а не бродит по многим,
потому что это называется не идти, а блуждать. - (2) Но ты скажешь: "Мне
нужны от тебя не советы, а книги". - Я готов тебе послать все, сколько
имею, и вытрясти закрома. Да и сам бы я отправился туда, будь у меня си-
лы, и приказал бы себе совершить этот старческий поход, если бы не наде-
ялся, что ты скоро добьешься осво вождения от должности. Меня не испуга-
ли бы ни Сцилла, ни Харибда, ни прославленный в преданиях пролив: я бы
пересек его даже не на корабле, а вплавь, лишь бы обнять тебя и увидеть
вблизи, насколько ты вырос духом.
(3) Из-за того, что ты хочешь получить и мои сочинения, я не стану
считать себя красноречивым, как не счел бы себя красавцем, попроси ты
мой портрет. Я знаю, что причиною тут снисходительность, а не здравая
оценка, а если и оценка, то тебе ее внушила снисходительность. (4) Но
каковы бы они ни были, прочти мои книги, видя в них поиски истины, кото-
рой я не знаю, но ищу упорно. Ведь я никому не отдался во власть,
ничьего имени не принял и, хотя верю суждениям великих людей, признаю
некоторые права и за моими собственными. Сами великие оставили нам не
только открытия, но и много ненайденного. Может быть, они и нашли бы не-
обходимое, если бы не искали лишнего. (5) Но много времени отняли у них
словесные тонкости и полные ловушек рассуждения, лишь оттачивающие пус-
тое остроумие. Мы запутываем узлы, навязывая словам двойной смысл, а по-
том распутываем их. Неужели так много у нас свободного времени? Неужели
.мы уже знаем, как жить, как умирать? Вот к чему следует направить все
мысли. Не в словах, а в делах нужна зоркость, чтобы не быть обманутым.
(6) Зачем ты указываешь мне различия между сходными речениями, когда
тут, если не пускаться в рассуждения, в ловушку не попадешься? Различай
предметы: они нас обманывают! Дурное мы любим как хорошее, одной молит-
вой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями, замыслы - с
замыслами. (7) А как похожа лесть на дружбу! Она не только ей подражает,
но и побеждает ее, и обгоняет: ведь для нее-то и открыт благосклонный
слух, она-то и проникает в глубину сердца, приятная нам как раз тем, чем
вредит. Научи меня различать это сходство! Вкрадчивый враг подошел ко
мне под личиной друга, пороки подбираются к нам под именем добродетелей;
наглость прикрывается прозвищем смелости, лень зовется умеренностью,
трусливого принимают за осторожного. Здесь-то нам блуждать всего опас-
ней, - так отметь каждый предмет явным знаком. (8) Все равно спрошенный
о том, "есть ли у него рога", не будет так глуп, чтобы ощупать себе
лоб1, не будет так глуп и слабоумен, чтобы не знать правды, даже если ты
приведешь в доказательство свое хитрое умозаключенье. Это - обман безо-
бидный, как чашки и камешки фокусников, где само надувательство достав-
ляет удовольствие: сделай так, чтобы я понял, как все получается, - и
пропал весь интерес. То же самое и с этими ловушками (а как иначе мне
назвать софизм?): не знающему они не вредят, знающему - не доставляют
удовольствия. (9) А если ты все-таки хочешь разбираться в словах двояко-
го смысла, то объясни нам, что блажен не тот, кого толпа считает блажен-
ным, к кому стекается много денег, но тот, чье благо все внутри, кто
прям и высок духом и презирает то, что других восхищает, кто ни с кем не
хотел бы поменяться местами, кто ценит человека лишь как человека, кто
избирает наставницей природу, сообразуется с ее законами, живет так, как
она предписывает, у кого никакая сила не отнимет его блага, кто и беды
обернет ко благу, кто тверд в суждениях, непоколебим и бесстрашен, кого
иная сила и взволнует, но никакая не приведет в смятение, кого фортуна,
изо всех сил метнув самое зловредное свое копье, не ранит, а только оца-
рапает, да и то редко, Потому что прочие ее копья, которыми она валит
наземь род людской, отскакивают, словно град, который, ударяясь о крышу,
шумит и тает без ущерба для обитателей дома.
(10) Зачем ты занимаешь меня так долго тем, что сам именуешь "лже-
цом"2 и о чем сочинили столько книг? Вся жизнь лжет мне: уличи-ка ее и
верни к правде, если ты так остер. Ведь она считает по большей части из-
лишнее - необходимым; но даже и не излишнее часто неспособно сделать нас
счастливыми и блаженными. Ведь то, что необходимо, не есть непременно
благо: мы унизим понятие блага, если назовем этим словом хлеб или мучную
похлебку, или что-нибудь еще, без чего не проживешь. (11) Что благо, то
всегда необходимо, что необходимо, то не всегда благо, коль скоро и са-
мые низменные вещи бывают необходимы. Нет такого, кто настолько не знал
бы достоинства блага, что мог унизить его до повседневных надобностей.
(12) Так не лучше ли перенести свои усилия и постараться доказать всем,
как много времени тратится на добывание ненужного, как много людей упус-
кает жизнь, добывая средства к жизни? Испытай каждого в отдельности, по-
размысли обо всех: жизнь любого занята завтрашним днем. - (13) Ты спро-
сишь, что тут плохого. - Очень много! Ведь эти люди не живут, а собира-
ются жить и все и вся откладывают. Сколько бы мы ни старались, жизнь бе-
жит быстрее нас, а если мы еще медлим, она проносится, словно и не была
нашей, и, хотя кончается в последний день, уходит от нас ежедневно. Но,
чтобы письмо, которому не положено не умещаться в левой руке читающего,
не оказалось чересчур большим, я отложу на другой раз мою тяжбу со слиш-
ком тонкими диалектиками, которым есть дело лишь до одного и нет до дру-
гого. Будь здоров.
Письмо XLVI
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Книгу, которую ты обещал мне, я получил и, намереваясь попозже
прочесть ее без помех, приоткрыл, желая только отведать... Но потом она
заманила меня дальше, я стал двигаться вперед; насколько она красноречи-
ва, ты поймешь вот из чего: мне она показалась короткой ' и такой, какая
не по плечу ни мне, ни тебе, но напоминающей на первый взгляд труд Тита
Ливия либо Эпикура. Словом, она меня не отпускала и увлекла такой прият-
ностью, что я прочел ее до конца, не откладывая. Солнце меня звало, го-
лод напоминал о себе, тучи мне грозили, но я проглотил все до конца. (2)
И не только получил от книги удовольствие, но и порадовался. Сколько в
нем дарованья, повторял я, сколько души! Какие порывы, сказал бы я. если
бы нашел между взлетами затишья. А так это не порывы, а плавный полет; и
весь слог мужественный, возвышенный, хотя есть в нем - всякий раз к мес-
ту - и мягкая приятность.
И сам ты величав и высок духом; таким и оставайся, так и шествуй
дальше! Но кое-что сделал и сам предмет книги; потому и нужно выбирать
предмет плодотворный, чтобы он не был тесен для нашего дарования я сам
его подстегивал. (3) О твоей книге я напишу больше, когда снова ею зай-
мусь, а пока я не успел оценить ее умом, словно не прочел все, а прослу-
шал. Позволь мне рассмотреть ее придирчивей. Бояться тебе нечего: ты ус-
лышишь правду. Ведь ты счастливец: ни у кого нет причин лгать тебе из
такой дали, - разве что мы лжем и без причин, по одной привычке. Будь
здоров.
Письмо XLVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Я с радостью узнаю от приезжающих из твоих мест, что ты обхо-
дишься со своими рабами, как с близкими. Так и подобает при твоем уме и
образованности. Они рабы? Нет, люди. Они рабы? Нет, твои соседи по дому.
Они рабы? Нет, твои смиренные друзья. Они рабы? Нет, твои товарищи по
рабству, если ты вспомнишь, что и над тобой, и над ними одинакова власть
фортуны.
(2) Мне смешны те, кто гнушается сесть за стол с рабом - и почему?
Только потому, что спесивая привычка окружила обедающего хозяина толпой
стоящих рабов! Он ест больше, чем может, в непомерной жадности отягощает
раздутый живот, до того отвыкший от своего дела, что ему труднее освобо-
диться от еды. чем вместить ее. (3) А несчастным рабам нельзя раскрыть
рот, даже чтобы сказать слово. Розга укрощает малейший шепот, даже слу-
чайно кашлянувший, чихнувший, икнувший не избавлен от порки: страданьем
искупается малейшее нарушение тишины. Так и простаивают они целыми ноча-
ми, молча и не евши. (4) Из-за этого и говорят о хозяевах те, кому при
хозяевах говорить запрещается. Зато другие, кому можно перемолвиться
словом не только при хозяине, но и с ним самим, кому не затыкали рта,
готовы бывали за хозяина подставить голову под меч, принять на себя
близкую опасность. За столом они говорили, под пыткой молчали1.
(5) Часто повторяют бесстыдную пословицу: "Сколько рабов, столько
врагов". Они нам не враги - мы сами делаем их врагами. Я не говорю о
жестокости и бесчеловечности, - но мы и так обращаемся с ними не как с
людьми, а как со скотами. Мы возлежим за столом, а из них один подтирает
плевки, другой, согнувшись, собирает оброненные пьяными объедки, (6)
третий разрезает дорогую птицу и уверенными движениями умелых рук членит
на доли то грудку, то гузку. Несчастен живущий только ради того, чтобы
по правилам резать откормленную птицу, но тот, кто обучает этому ради
собственного удовольствия, более жалок, чем обучающийся по необходимос-
ти. (7) А этот - виночерпий в женском уборе - воюет с возрастом, не име-
ет права выйти из отрочества, снова в него загоняемый; годный уже в сол-
даты, он гладок, так как стирает все волоски пемзой или вовсе выщипывает
их; он не спит целыми ночами, деля их между пьянством и похотью хозяина,
в спальне - мужчина, в столовой - мальчик. (8) А тот несчастный, назна-
ченный цензором над гостями, стоит и высматривает, кто лестью и невоз-
держностью в речах или в еде заслужит приглашения на завтра. Вспомни о
тех, на ком лежит закупка снеди, кто до тонкости знает хозяйский вкус:
какая еда раздразнит его запахом, какая понравится на вид, какая своей
новизной пробудит убитый тошнотой голод, на что он, пресытившись, не мо-
жет смотреть и чего ему сегодня хочется. И с ними он не в силах пообе-
дать, считая, что унизит свое величие, если сядет за стол с рабом. Вели-
кие боги! (9) А сколько людей служит хозяевам, вышедшим из рабов! Я ви-
дел, как хозяин стоял у порога Каллиста2, и когда другие входили, он,
когда-то повесивший на Каллиста объявление, выводивший его на продажу
среди негодных рабов, не был допущен. Раб, выброшенный в первую десят-
ку3, на которой глашатай пробует голос, отблагодарил хозяина сполна, от-
казав ему и не сочтя его достойным войти в дом. Хозяин продал Каллиста;
но Каллист хозяину продал куда больше 4.
(10) Изволь-ка подумать: разве он, кого ты зовешь своим рабом, не ро-
дился от того же семени, не ходит под тем же небом, не дышит, как ты, не
живет, как ты, не умирает, как ты? Равным образом и ты мог бы видеть его
свободнорожденным, и он тебя - рабом. Когда разбит был Вар 5, фортуна
унизила многих блестящих по рождению, готовых через военную службу войти
в сенат: одних она сделала пастухами, других - сторожами при хижинах.
Вот и презирай человека того состояния, в которое ты сам, покуда прези-
раешь его, можешь перейти. (11) Я не хочу заниматься этим чересчур об-
ширным предметом и рассуждать насчет обращения с рабами, с которыми мы
так надменны, жестоки и сварливы. Но вот общая суть моих советов: обхо-
дись со стоящими ниже так, как ты хотел бы. чтобы с тобою обходились
стоящие выше. Вспомнив, как много власти дано тебе над рабом, вспомни,
что столько же власти над тобою у твоего господина. - (12) "Но надо мною
господина нет!" - Ты еще молод; а там, глядишь, и будет. Разве ты не
знаешь, в каких летах попала в рабство Гекуба, в каких - Крез, и мать
Дария, и Платон, и Диоген?6
(13) Будь милосерден с рабом, будь приветлив, допусти его к себе и
собеседником, и советчиком, и сотрапезником. - Тут и закричат мне все
наши привередники: "Да ведь это самое унизительное, самое позорное!" - А
я тут же поймаю их с поличным, когда они целуют руку чужому рабу.
(14) И разве вы не видите, как наши предки старались избавить хозяев
- от ненависти, рабов - от поношения? Хозяина они называли "отцом се-
мейства", рабов (это до сих пор удержалось в мимах) - домочадцами. Ими
был установлен праздничный день7 - не единственный, когда хозяева сади-
лись за стол с рабами, но такой, что садились непременно, и еще оказы
вали им в доме всякие почести, позволяли судить да рядить, объявляя дом
маленькой республикой. - (15) "Что же, надо допустить всех моих рабов к
столу?" - Нет, так же как не всех свободных. Но ты ошибаешься, полагая,
будто я отправлю некоторых прочь за то, что они заняты грязными работа-
ми: этот, мол, погонщик мулов, а тот пасет коров. Знай: не по занятию, а
по нравам буду я их ценить. Нравы каждый создает себе сам, к занятию
приставляет случай. Одни пусть обедают с тобой, потому что достойны,
другие - затем, чтобы стать достойными. Что бы ни осталось в них рабско-
го от общения с рабами, все сгладится за столом рядом с людьми более
почтенными. (16) Нельзя, Луцилий, искать друзей только на форуме и в ку-
рии; если будешь внимателен, то найдешь их и дома. Часто хороший камень
пропадает за неимением ваятеля; испытай его, попробуй его сам. Глуп тот,
кто, покупая коня, смотрит только на узду и попону, еще глупее тот, кто
ценит человека по платью или по положению, которое тоже лишь облекает
нас, как платье. (17) Он раб! Но, быть может, душою он свободный. Он
раб! Но чем это ему вредит? Покажи мне, кто не раб. Один в рабстве у по-
хоти, другой - у скупости, третий - у честолюбия и все - у страха. Я на-
зову консуляра8 - раба старухи и богача - раба служанки, покажу самых
родовитых юношей в услужении у пантомимов. Нет рабства позорнее добро-
вольного. Так что нечего нашим слишком разборчивым гордецам запугивать
тебя. Будь с рабами приветлив, покажи себя высоким без высокомерия:
пусть они лучше чтят тебя, чем боятся.
(18) Кто-нибудь скажет, будто я зову рабов надеть колпак9, а хозяев
лишаю их достоинства, когда говорю, что лучше бы рабы чтили их, чем боя-
лись: "Неужто так прямо он и говорит: пусть рабы чтят нас, как будто они
- клиенты или утренние посетители?" - Кто так скажет, забывает, что и с
хозяина хватит того, чем довольствуется бог - почитания и любви. А лю-
бовь не уживается со страхом. (19) Поэтому, на мой взгляд, ты правильно
поступаешь, когда, не желая, чтобы рабы тебя боялись, наказываешь их
словами. Побоями наставляют бессловесных животных. Не все, что обидно,
вредит нам; но избалованность доводит нас до такого неистовства, что все
перечащее нашему желанию вызывает у нас ярость. (20) Так мы и усваиваем
царские привычки. Ведь цари забывают, как сильны они сами и как слабы
другие, и чуть что - распаляются гневом, словно от обиды, хотя даже от
возможности обид надежно охраняет царей величие их удела. И они это зна-
ют, но только ищут и не упускают случая сотворить зло: для того и нужна
им обида, чтобы кому-нибудь повредить.
(21) Больше не буду тебя задерживать: ведь тебе не нужны увещанья. У
добрых нравов, помимо прочего, то преимущество, что они довольны собой и
не меняются. Непостоянно злонравие: оно меняется часто, но к лучшему -
никогда. Будь здоров.
Письмо XLVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) На твое письмо, присланное с дороги и длинное, как эта дорога, я
отвечу позже. Мне нужно уединиться и обдумать, что тебе посоветовать.
Ведь и ты, прежде чем обратиться за советом, долго размышлял, надо ли
советоваться; так не следует ли мне тем более сделать это, хотя бы пото-
му, что разрешить вопрос нельзя так же быстро, как задать, особенно ког-
да для одного хорошо одно, для другого - другое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
и зло не по мерке толпы. Смотреть нужно не на начало, а на конец пути.
Что может сделать нашу жизнь блаженной, то и есть благо, ни от чего не
зависимое. Во зло его извратить нельзя. (7) В чем же заблуждаются все
люди, когда желают счастливой жизни? В том, что принимают средства к ней
за нее самое и чем больше к ней стремятся, тем дальше от нее оказывают-
ся. Ведь начало и конец блаженства в жизни - безмятежность и непоколеби-
мая уверенность, а люди копят причины для тревог и не то что несут, а
волокут свой груз по жизненному пути, полному засад. Так они уходят все
дальше от цели и чем больше тратят труда, тем больше себе мешают и самих
себя отбрасывают вспять. Так бывает с теми, кто торопится пройти через
лабиринт: сама спешка их запутывает. Будь здоров.
Письмо XLV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты жалуешься, что тебе там не хватает книг. Но ведь дело не в
том, чтобы книг было много, а в том, чтоб они были хорошие: от чтенья с
выбором мы получаем пользу, от разнообразного - только удовольствие. Кто
хочет дойти до места, тот выбирает одну дорогу, а не бродит по многим,
потому что это называется не идти, а блуждать. - (2) Но ты скажешь: "Мне
нужны от тебя не советы, а книги". - Я готов тебе послать все, сколько
имею, и вытрясти закрома. Да и сам бы я отправился туда, будь у меня си-
лы, и приказал бы себе совершить этот старческий поход, если бы не наде-
ялся, что ты скоро добьешься осво вождения от должности. Меня не испуга-
ли бы ни Сцилла, ни Харибда, ни прославленный в преданиях пролив: я бы
пересек его даже не на корабле, а вплавь, лишь бы обнять тебя и увидеть
вблизи, насколько ты вырос духом.
(3) Из-за того, что ты хочешь получить и мои сочинения, я не стану
считать себя красноречивым, как не счел бы себя красавцем, попроси ты
мой портрет. Я знаю, что причиною тут снисходительность, а не здравая
оценка, а если и оценка, то тебе ее внушила снисходительность. (4) Но
каковы бы они ни были, прочти мои книги, видя в них поиски истины, кото-
рой я не знаю, но ищу упорно. Ведь я никому не отдался во власть,
ничьего имени не принял и, хотя верю суждениям великих людей, признаю
некоторые права и за моими собственными. Сами великие оставили нам не
только открытия, но и много ненайденного. Может быть, они и нашли бы не-
обходимое, если бы не искали лишнего. (5) Но много времени отняли у них
словесные тонкости и полные ловушек рассуждения, лишь оттачивающие пус-
тое остроумие. Мы запутываем узлы, навязывая словам двойной смысл, а по-
том распутываем их. Неужели так много у нас свободного времени? Неужели
.мы уже знаем, как жить, как умирать? Вот к чему следует направить все
мысли. Не в словах, а в делах нужна зоркость, чтобы не быть обманутым.
(6) Зачем ты указываешь мне различия между сходными речениями, когда
тут, если не пускаться в рассуждения, в ловушку не попадешься? Различай
предметы: они нас обманывают! Дурное мы любим как хорошее, одной молит-
вой опровергаем другую. Желания у нас в разладе с желаниями, замыслы - с
замыслами. (7) А как похожа лесть на дружбу! Она не только ей подражает,
но и побеждает ее, и обгоняет: ведь для нее-то и открыт благосклонный
слух, она-то и проникает в глубину сердца, приятная нам как раз тем, чем
вредит. Научи меня различать это сходство! Вкрадчивый враг подошел ко
мне под личиной друга, пороки подбираются к нам под именем добродетелей;
наглость прикрывается прозвищем смелости, лень зовется умеренностью,
трусливого принимают за осторожного. Здесь-то нам блуждать всего опас-
ней, - так отметь каждый предмет явным знаком. (8) Все равно спрошенный
о том, "есть ли у него рога", не будет так глуп, чтобы ощупать себе
лоб1, не будет так глуп и слабоумен, чтобы не знать правды, даже если ты
приведешь в доказательство свое хитрое умозаключенье. Это - обман безо-
бидный, как чашки и камешки фокусников, где само надувательство достав-
ляет удовольствие: сделай так, чтобы я понял, как все получается, - и
пропал весь интерес. То же самое и с этими ловушками (а как иначе мне
назвать софизм?): не знающему они не вредят, знающему - не доставляют
удовольствия. (9) А если ты все-таки хочешь разбираться в словах двояко-
го смысла, то объясни нам, что блажен не тот, кого толпа считает блажен-
ным, к кому стекается много денег, но тот, чье благо все внутри, кто
прям и высок духом и презирает то, что других восхищает, кто ни с кем не
хотел бы поменяться местами, кто ценит человека лишь как человека, кто
избирает наставницей природу, сообразуется с ее законами, живет так, как
она предписывает, у кого никакая сила не отнимет его блага, кто и беды
обернет ко благу, кто тверд в суждениях, непоколебим и бесстрашен, кого
иная сила и взволнует, но никакая не приведет в смятение, кого фортуна,
изо всех сил метнув самое зловредное свое копье, не ранит, а только оца-
рапает, да и то редко, Потому что прочие ее копья, которыми она валит
наземь род людской, отскакивают, словно град, который, ударяясь о крышу,
шумит и тает без ущерба для обитателей дома.
(10) Зачем ты занимаешь меня так долго тем, что сам именуешь "лже-
цом"2 и о чем сочинили столько книг? Вся жизнь лжет мне: уличи-ка ее и
верни к правде, если ты так остер. Ведь она считает по большей части из-
лишнее - необходимым; но даже и не излишнее часто неспособно сделать нас
счастливыми и блаженными. Ведь то, что необходимо, не есть непременно
благо: мы унизим понятие блага, если назовем этим словом хлеб или мучную
похлебку, или что-нибудь еще, без чего не проживешь. (11) Что благо, то
всегда необходимо, что необходимо, то не всегда благо, коль скоро и са-
мые низменные вещи бывают необходимы. Нет такого, кто настолько не знал
бы достоинства блага, что мог унизить его до повседневных надобностей.
(12) Так не лучше ли перенести свои усилия и постараться доказать всем,
как много времени тратится на добывание ненужного, как много людей упус-
кает жизнь, добывая средства к жизни? Испытай каждого в отдельности, по-
размысли обо всех: жизнь любого занята завтрашним днем. - (13) Ты спро-
сишь, что тут плохого. - Очень много! Ведь эти люди не живут, а собира-
ются жить и все и вся откладывают. Сколько бы мы ни старались, жизнь бе-
жит быстрее нас, а если мы еще медлим, она проносится, словно и не была
нашей, и, хотя кончается в последний день, уходит от нас ежедневно. Но,
чтобы письмо, которому не положено не умещаться в левой руке читающего,
не оказалось чересчур большим, я отложу на другой раз мою тяжбу со слиш-
ком тонкими диалектиками, которым есть дело лишь до одного и нет до дру-
гого. Будь здоров.
Письмо XLVI
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Книгу, которую ты обещал мне, я получил и, намереваясь попозже
прочесть ее без помех, приоткрыл, желая только отведать... Но потом она
заманила меня дальше, я стал двигаться вперед; насколько она красноречи-
ва, ты поймешь вот из чего: мне она показалась короткой ' и такой, какая
не по плечу ни мне, ни тебе, но напоминающей на первый взгляд труд Тита
Ливия либо Эпикура. Словом, она меня не отпускала и увлекла такой прият-
ностью, что я прочел ее до конца, не откладывая. Солнце меня звало, го-
лод напоминал о себе, тучи мне грозили, но я проглотил все до конца. (2)
И не только получил от книги удовольствие, но и порадовался. Сколько в
нем дарованья, повторял я, сколько души! Какие порывы, сказал бы я. если
бы нашел между взлетами затишья. А так это не порывы, а плавный полет; и
весь слог мужественный, возвышенный, хотя есть в нем - всякий раз к мес-
ту - и мягкая приятность.
И сам ты величав и высок духом; таким и оставайся, так и шествуй
дальше! Но кое-что сделал и сам предмет книги; потому и нужно выбирать
предмет плодотворный, чтобы он не был тесен для нашего дарования я сам
его подстегивал. (3) О твоей книге я напишу больше, когда снова ею зай-
мусь, а пока я не успел оценить ее умом, словно не прочел все, а прослу-
шал. Позволь мне рассмотреть ее придирчивей. Бояться тебе нечего: ты ус-
лышишь правду. Ведь ты счастливец: ни у кого нет причин лгать тебе из
такой дали, - разве что мы лжем и без причин, по одной привычке. Будь
здоров.
Письмо XLVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Я с радостью узнаю от приезжающих из твоих мест, что ты обхо-
дишься со своими рабами, как с близкими. Так и подобает при твоем уме и
образованности. Они рабы? Нет, люди. Они рабы? Нет, твои соседи по дому.
Они рабы? Нет, твои смиренные друзья. Они рабы? Нет, твои товарищи по
рабству, если ты вспомнишь, что и над тобой, и над ними одинакова власть
фортуны.
(2) Мне смешны те, кто гнушается сесть за стол с рабом - и почему?
Только потому, что спесивая привычка окружила обедающего хозяина толпой
стоящих рабов! Он ест больше, чем может, в непомерной жадности отягощает
раздутый живот, до того отвыкший от своего дела, что ему труднее освобо-
диться от еды. чем вместить ее. (3) А несчастным рабам нельзя раскрыть
рот, даже чтобы сказать слово. Розга укрощает малейший шепот, даже слу-
чайно кашлянувший, чихнувший, икнувший не избавлен от порки: страданьем
искупается малейшее нарушение тишины. Так и простаивают они целыми ноча-
ми, молча и не евши. (4) Из-за этого и говорят о хозяевах те, кому при
хозяевах говорить запрещается. Зато другие, кому можно перемолвиться
словом не только при хозяине, но и с ним самим, кому не затыкали рта,
готовы бывали за хозяина подставить голову под меч, принять на себя
близкую опасность. За столом они говорили, под пыткой молчали1.
(5) Часто повторяют бесстыдную пословицу: "Сколько рабов, столько
врагов". Они нам не враги - мы сами делаем их врагами. Я не говорю о
жестокости и бесчеловечности, - но мы и так обращаемся с ними не как с
людьми, а как со скотами. Мы возлежим за столом, а из них один подтирает
плевки, другой, согнувшись, собирает оброненные пьяными объедки, (6)
третий разрезает дорогую птицу и уверенными движениями умелых рук членит
на доли то грудку, то гузку. Несчастен живущий только ради того, чтобы
по правилам резать откормленную птицу, но тот, кто обучает этому ради
собственного удовольствия, более жалок, чем обучающийся по необходимос-
ти. (7) А этот - виночерпий в женском уборе - воюет с возрастом, не име-
ет права выйти из отрочества, снова в него загоняемый; годный уже в сол-
даты, он гладок, так как стирает все волоски пемзой или вовсе выщипывает
их; он не спит целыми ночами, деля их между пьянством и похотью хозяина,
в спальне - мужчина, в столовой - мальчик. (8) А тот несчастный, назна-
ченный цензором над гостями, стоит и высматривает, кто лестью и невоз-
держностью в речах или в еде заслужит приглашения на завтра. Вспомни о
тех, на ком лежит закупка снеди, кто до тонкости знает хозяйский вкус:
какая еда раздразнит его запахом, какая понравится на вид, какая своей
новизной пробудит убитый тошнотой голод, на что он, пресытившись, не мо-
жет смотреть и чего ему сегодня хочется. И с ними он не в силах пообе-
дать, считая, что унизит свое величие, если сядет за стол с рабом. Вели-
кие боги! (9) А сколько людей служит хозяевам, вышедшим из рабов! Я ви-
дел, как хозяин стоял у порога Каллиста2, и когда другие входили, он,
когда-то повесивший на Каллиста объявление, выводивший его на продажу
среди негодных рабов, не был допущен. Раб, выброшенный в первую десят-
ку3, на которой глашатай пробует голос, отблагодарил хозяина сполна, от-
казав ему и не сочтя его достойным войти в дом. Хозяин продал Каллиста;
но Каллист хозяину продал куда больше 4.
(10) Изволь-ка подумать: разве он, кого ты зовешь своим рабом, не ро-
дился от того же семени, не ходит под тем же небом, не дышит, как ты, не
живет, как ты, не умирает, как ты? Равным образом и ты мог бы видеть его
свободнорожденным, и он тебя - рабом. Когда разбит был Вар 5, фортуна
унизила многих блестящих по рождению, готовых через военную службу войти
в сенат: одних она сделала пастухами, других - сторожами при хижинах.
Вот и презирай человека того состояния, в которое ты сам, покуда прези-
раешь его, можешь перейти. (11) Я не хочу заниматься этим чересчур об-
ширным предметом и рассуждать насчет обращения с рабами, с которыми мы
так надменны, жестоки и сварливы. Но вот общая суть моих советов: обхо-
дись со стоящими ниже так, как ты хотел бы. чтобы с тобою обходились
стоящие выше. Вспомнив, как много власти дано тебе над рабом, вспомни,
что столько же власти над тобою у твоего господина. - (12) "Но надо мною
господина нет!" - Ты еще молод; а там, глядишь, и будет. Разве ты не
знаешь, в каких летах попала в рабство Гекуба, в каких - Крез, и мать
Дария, и Платон, и Диоген?6
(13) Будь милосерден с рабом, будь приветлив, допусти его к себе и
собеседником, и советчиком, и сотрапезником. - Тут и закричат мне все
наши привередники: "Да ведь это самое унизительное, самое позорное!" - А
я тут же поймаю их с поличным, когда они целуют руку чужому рабу.
(14) И разве вы не видите, как наши предки старались избавить хозяев
- от ненависти, рабов - от поношения? Хозяина они называли "отцом се-
мейства", рабов (это до сих пор удержалось в мимах) - домочадцами. Ими
был установлен праздничный день7 - не единственный, когда хозяева сади-
лись за стол с рабами, но такой, что садились непременно, и еще оказы
вали им в доме всякие почести, позволяли судить да рядить, объявляя дом
маленькой республикой. - (15) "Что же, надо допустить всех моих рабов к
столу?" - Нет, так же как не всех свободных. Но ты ошибаешься, полагая,
будто я отправлю некоторых прочь за то, что они заняты грязными работа-
ми: этот, мол, погонщик мулов, а тот пасет коров. Знай: не по занятию, а
по нравам буду я их ценить. Нравы каждый создает себе сам, к занятию
приставляет случай. Одни пусть обедают с тобой, потому что достойны,
другие - затем, чтобы стать достойными. Что бы ни осталось в них рабско-
го от общения с рабами, все сгладится за столом рядом с людьми более
почтенными. (16) Нельзя, Луцилий, искать друзей только на форуме и в ку-
рии; если будешь внимателен, то найдешь их и дома. Часто хороший камень
пропадает за неимением ваятеля; испытай его, попробуй его сам. Глуп тот,
кто, покупая коня, смотрит только на узду и попону, еще глупее тот, кто
ценит человека по платью или по положению, которое тоже лишь облекает
нас, как платье. (17) Он раб! Но, быть может, душою он свободный. Он
раб! Но чем это ему вредит? Покажи мне, кто не раб. Один в рабстве у по-
хоти, другой - у скупости, третий - у честолюбия и все - у страха. Я на-
зову консуляра8 - раба старухи и богача - раба служанки, покажу самых
родовитых юношей в услужении у пантомимов. Нет рабства позорнее добро-
вольного. Так что нечего нашим слишком разборчивым гордецам запугивать
тебя. Будь с рабами приветлив, покажи себя высоким без высокомерия:
пусть они лучше чтят тебя, чем боятся.
(18) Кто-нибудь скажет, будто я зову рабов надеть колпак9, а хозяев
лишаю их достоинства, когда говорю, что лучше бы рабы чтили их, чем боя-
лись: "Неужто так прямо он и говорит: пусть рабы чтят нас, как будто они
- клиенты или утренние посетители?" - Кто так скажет, забывает, что и с
хозяина хватит того, чем довольствуется бог - почитания и любви. А лю-
бовь не уживается со страхом. (19) Поэтому, на мой взгляд, ты правильно
поступаешь, когда, не желая, чтобы рабы тебя боялись, наказываешь их
словами. Побоями наставляют бессловесных животных. Не все, что обидно,
вредит нам; но избалованность доводит нас до такого неистовства, что все
перечащее нашему желанию вызывает у нас ярость. (20) Так мы и усваиваем
царские привычки. Ведь цари забывают, как сильны они сами и как слабы
другие, и чуть что - распаляются гневом, словно от обиды, хотя даже от
возможности обид надежно охраняет царей величие их удела. И они это зна-
ют, но только ищут и не упускают случая сотворить зло: для того и нужна
им обида, чтобы кому-нибудь повредить.
(21) Больше не буду тебя задерживать: ведь тебе не нужны увещанья. У
добрых нравов, помимо прочего, то преимущество, что они довольны собой и
не меняются. Непостоянно злонравие: оно меняется часто, но к лучшему -
никогда. Будь здоров.
Письмо XLVIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) На твое письмо, присланное с дороги и длинное, как эта дорога, я
отвечу позже. Мне нужно уединиться и обдумать, что тебе посоветовать.
Ведь и ты, прежде чем обратиться за советом, долго размышлял, надо ли
советоваться; так не следует ли мне тем более сделать это, хотя бы пото-
му, что разрешить вопрос нельзя так же быстро, как задать, особенно ког-
да для одного хорошо одно, для другого - другое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67