А-П

П-Я

 


– Дело серьезное, – веско сказал Пень, ознакомившись и со словами Виктора, и с его мыслями. – Преториат нам очень сильно досаждает в последнее время. Им не хватает продовольствия, и они претендуют на наши охотничьи угодья. С помощью этого старинного взрывного устройства я хочу устранить Претора и его ближайшее окружение. Тебе не кажется, что подобное мероприятие может принести нашему племени приличную выгоду, которая дорого стоит?
– Может быть, – сказал Виктор, взяв в руки смертоносный прибор.
Внимательно обследовав его со всех сторон и не найдя подтеков электролита, он с опаской поднял защитную крышку. Под ней были скрыты несколько кнопок управления, пять диагностических лампочек и табло таймера. Мина оказалась очень старой, и от нее можно было ожидать любых подлостей. Пень почувствовал Витин страх и слегка отодвинулся. Виктор нажал нижнюю кнопку. Все лампочки загорелись зеленым светом. Адская машинка была абсолютно исправна.
– Отлично, – прошептал Пень, беспрерывно следящий за всеми мыслями Виктора. – Теперь установи время взрыва на три часа вперед по галактическому ординару.
Виктор поспешно сделал это. Ему было очень неприятно держать в руках древнее взрывное устройство с пятнами ржавчины на боках. Сейчас ему хотелось поскорее покончить сэтим делом, вместе с карликом изучить карту и поскорее убраться отсюда. Коротышка томился рядом с дверью, переминаясь с ноги на ногу.
– Чудесно, – удовлетворенно промолвил Дубовый Пень, – а теперь о главном…
За спиной у Вити раздался душераздирающий визг. Мимо него грязно-зеленой молнией промелькнул балахон карлика. Червяк вскочил на стол и вцепился в лицо Пня. Тот невозмутимо взял коротышку за шкирку и отшвырнул в угол. Потом стер ладонью выступившую на щеке кровь и сказал прибежавшему на шум охраннику:
– Убейте Червя. Он отлично умеет шарить по лабиринтам подземного города, но ничего не смыслит в большой политике. Я хочу, чтобы он умер очень медленно, – неспешно выговорил Пень, неотрывно смотря в глаза Виктора. Эти слова он произнес специально для космического путешественника. Охранник ни слова не понимал по-русски, зато умел читать мысли. Он поднял коротышку за ногу и вынес его из кабинета высокого начальства, вежливо прикрыв за собой дверь.
– Я не согласен, – решительно заявил Виктор, сообразив, что карлик раньше его понял, чего хочет этот перекачанный ублюдок, и его реакция была явно негативной. Похоже, что их приход в этот кабинет был большой ошибкой. Коротышка поплатится за это своей жизнью, а во что выльется эта история для самого Виктора, пока было не очень понятно.
– Ошибкой было твое появление на свет, куриный эмбрион, – прошипел Пень и взял Виктора за голову. Витя с ужасом почувствовал, что пальцы гиганта сомкнулись на его затылке.
– Ты доставишь взрывное устройство на собственную казнь, – продолжил староста деревни, свободной рукой ставя на стол большой, под стать хозяину, телефонный аппарат. – По случаю такого великого события, как сожжение пришельца, вокруг эшафота соберется весь Преториат. Радуйся, что они отправятся в Безбрежную Мглу вместе с тобой.
Виктор беспорядочно размахивал кулаками, пытаясь достать лицо противника, но руки были слишком коротки для этого. Пень невозмутимо покрутил диск телефона.
– Претор? – сказал он в трубку на сьюдадском. – Да. Это я. Моим людям удалось поймать беглого пришельца, которого вы ищете. – Староста несколько секунд помолчал, выслушивая слова собеседника. – Не думайте, что я занимаюсь благотворительностью, Претор. Я хотел бы получить за него медикаменты, вакцины, хирургическое оборудование и дизель-генератор… Чудесно… И еще одно условие. Пришелец должен быть казнен до захода солнца. Он убил трех моих воинов и обязан покинуть этот мир до того, как погаснет светило. Так требует древняя мудрость. Иначе я сам прикончу его. Прямо сейчас… Что? Всё готово для казни? Отлично. Мои люди приведут его к северному эскалатору.
Пень положил трубку и посмотрел на Виктора.
– Такова жизнь, мой друг, – сказал он и крепко сдавил Витину голову в своем огромном кулаке. Череп затрещал, и космический путешественник потерял сознание.

Это было похоже на карнавал в преисподней. Убогие калеки, с ног до головы покрытые гниющими язвами, веселились от души и сочно харкали ему в лицо. Безумные идиоты, хохоча и гримасничая, перебегали дорогу перед процессией, в центре которой ковылял Виктор, окруженный со всех сторон вооруженными до зубов гвардейцами Претора. Его руки, связанные колючей проволокой и заломленные за спину, истекали кровью. Кровавый след тянулся за ним по мощенной булыжниками мостовой. Путь на плаху не бывает легким. Успокаивает одно – идти нужно только в одну сторону.
Виктор смотрел на уродов, собравшихся, чтобы насладиться видом его предсмертных мучений, и ему почему-то было жалко их. Ему-то что? Он скоро покинет этот мир, а они останутся. Дождутся, пока его тело хорошенько прожарится на костре, и разбредутся по своим домам, больше похожим на норы. А там их встретят такие же сирые и недалекие родичи и будут с восторгом слушать рассказ о том, как проклятый пришелец забавно дергался, жарясь на медленном огне.
Вот и ступени, ведущие на эшафот. Лестница в небо, построенная и испытанная задолго до рождения Циолковского и Королева. Самый дешевый и надежный способ взлететь к звездам. Сколько раз Виктор видел такие лесенки в исторических фильмах, но никогда не думал, что они такие короткие. Секунду назад он стоял на земле, и вот он уже вознесся на сколоченную из досок площадку, в центре которой торчит почерневший от многократного использования железный столб. Такие же столбы, только меньших размеров, торчали по углам эшафота. К ним были прикованы какие-то люди. Точнее, то, что от них осталось после многочасовых пыток. Одежда одного из страдальцев показалась Виктору знакомой. Эти тошнотворные лосины он не забудет никогда. Президент! «Я сразу не узнал его, – подумал Витя. – Наверное, он теперь разбогатеет».
Толпа, обступившая эшафот живым шевелящимся кольцом, взревела, предвкушая самое чудесное зрелище, которое ей доведется сегодня увидеть. Виктор был солидарен с толпой. Ему тоже хотелось, чтобы этот дурацкий спектакль поскорее закончился. Жаль, конечно, что жизнь прошла так глупо, но не он первый и не он последний, кто абсолютно бездарно потратил отпущенные ему судьбой годы.
Витя обвел взглядом зрителей. Смердящая и орущая толпа бесновалась со всех сторон. Ее едва сдерживали солдаты, истоящие спиной к месту казни. Приговоренный к смерти мысленно поблагодарил их за это. Они были теми немногими, кто пришел сюда не ради кровавого шоу, а по долгу службы.
На небольшой трибуне на самом краю крытой площади собралась публика побогаче. Состоятельные воры и удачливые вылизыватели начальственных задниц. Аристократы денег и профессиональные лгуны. Их тела чисты, а одежда тщательно выстирана прачками, но воняет от них хуже, чем от, плебеев. В отличие от толпы, эти холеные монстры всегда точно знают, что делают.
В группе богатых сановников выделялся один человек, одетый в серую бесформенную хламиду. Неужели это и есть сам Претор? Он тоже пришел полюбоваться на казнь. «А ведь ты хотел со мной пообщаться, – подумал Виктор, вглядываясь в морщинистое лицо правителя подземного города. – Иначе ты бы не отдал приказ научить меня языку. Не получилось поговорить с пришельцем? Политика – сложное искусство, но ты услышишь мое последнее слово, и оно тебе не понравится. Дубовый Пенек закрепил на моем поясе замечательное взрывное устройство. Возможно, ты умрешь не намного позже меня».
Претор встал со своего кресла и поднял руку. Виктор подумал, что правитель подземного царства хочет произнести прочувствованную и идеологически корректную речь, но это был всего лишь сигнал к началу представления.
Толпа неистово заверещала, и на эшафот поднялся палач. Он подошел к краю помоста и начал кланяться зрителям. Похоже, что он был их кумиром, и ему самому очень нравился восторг публики. Казалось, что сейчас к его ногам полетят букеты цветов, а какая-нибудь экзальтированная дама упадет в обморок от счастья видеть мастера заплечных дел. Виктор даже почувствовал некоторую ревность оттого, что на него, главного героя предстоящей казни, не обращают столько внимания, сколько выпало на долю палача.
Наконец дипломированный изувер вдоволь накупался в лучах славы и приступил к своим непосредственным обязанностям. Он подошел к одиноко стоящему посреди эшафота Виктору и, сложив на груди обнаженные волосатые руки, высокомерно спросил:
– Перед лицом смерти и именем Претора ответь: признаешь ли ты себя сыном Светоносного Изверга? Помни, что лгущий на краю жизни будет вечно гореть в звездном пламени.
– Признаю, – тихо сказал Виктор.
Палач отшатнулся. Шум толпы стих. Люди попятились и затаили дыхание. Стало слышно, как где-то на дальней улице плачет ребенок.
– Признаешь? – потрясенно переспросил палач.
– Да. Меня вскормило Солнце. Я рос обласканный его лучами. Я дышал чистым воздухом и ел вкусную еду. – Витя не повышал голоса, но его слова эхом отражались от стен домов, окружающих площадь, как будто он говорил сам с собой в пустом спортивном зале. – Но вам этого не понять, ибо вы – мертвецы, похоронившие себя заживо. Никто из вас не спасется, пока не покинет подземелий и не выйдет на поверхность. Ваше Солнце простило вас и ждет своих заблудших детей, чтобы согреть их в своих материнских объятиях.
Витя вяло и неубедительно повторял слова президента. На самом деле ему было глубоко безразлично, как и где будут жить эти люди. Как и где они будут умирать. Просто последнее желание человека, который погиб за свою идею, стоило того, чтобы его выполнить, даже стоя на краю смерти. Виктор взглянул на то, что осталось от президента, и запнулся. Человек, в животе которого уже не было внутренностей. Человек, чьи руки и ноги валялись под эшафотом. Этот человек – улыбался! Улыбался беззубым окровавленным ртом.
– Солнце сделает вас счастливыми, если вы возлюбите друг друга, – заорал Виктор на пределе своих голосовых связок. – Плюньте на Претора! Уходите наверх прямо сейчас! Иначе живой свет покарает вас!
Витины вопли привели палача в чувство, и он очень профессионально заставил заткнуться новоявленного проповедника. Короткий тычок кулаком в лицо, и Виктор вместо просвещения заблудших занялся пережевыванием своих выбитых зубов.
– Тебя я накажу первым, – пообещал Витя, вспомнив про мину, но его уже никто не слушал.
Толпа свистела и топала ногами. Приближенные Претора что-то орали, живописно размахивая руками. Только солдаты по-прежнему невозмутимо стояли спиной к месту казни, и фосфоресцирующий газ всё так же клубился над площадью. «Свет – это боль», – прозвучали в ушах Виктора слова Реата, и действительно, газ сегодня был исключительно ярким. Если в камере он едва освещал стены и потолок, то сейчас на него невозможно было смотреть не сощурившись. По его молочной поверхности непрерывно пробегали радужные волны, которые беспрестанно вспыхивали слепящими белыми шарами. Над столбом, к которому палач тащил Виктора, бушевало настоящее светопреставление. Здесь газ опустился на несколько метров ниже своего обычного уровня, будто хотел получше рассмотреть грядущую экзекуцию. «Неужели они действительно получают энергию из страданий, – подумал Виктор. – Не может быть, но это многое объясняет».
Палач засунул Витины руки в специальный зажим на столбе. Громко клацнули ржавые, как у старого капкана, зубья, и Витя сморщился от безумной боли в запястьях. Газ над его головой вспыхнул ярче и спустился еще ниже, словно сгорая от нетерпения пожрать очередную жертву. Палач испуганно посмотрел наверх, но, не нарушая традиционный ритуал умерщвления преступников, выдернул из-за пояса короткий клинок с выщербленным от частого применения лезвием. Стараясь не затягивать процедуру и уже не красуясь перед толпой, он вонзил лезвие в живот Виктора и резким движением провернул. Кровь и изрезанные внутренности хлынули на доски эшафота. Газ под куполом, накрывающим площадь, вздрогнул, покрылся малиновыми пятнами и ринулся вниз, на столб. Сильный жар опалил кожу на лице Виктора. Мгновенно сгорели ресницы и обуглились брови. Палач откатился в сторону. Его черный балахон дымился.
«Мина, родная, ну взорвись побыстрее, пожалуйста», – молился Витя, мечтая о том, чтобы «подарок» Дубового Пня убил его раньше, чем его тело сожрет проклятый светящийся газ.
Наверху раздался грохот. Купол треснул. На эшафот посыпались пылаюшие шепки. Виктор уже не видел, как перепуганный Претор торопливо покидает трибуну для почетных гостей, как в панике разбегаются зрители, как бегут солдаты. Как вооруженные люди мечами прорубают себе дорогу в толпе. От адского жара Витина кожа покрылась волдырями и сползала с мышц тлеющими лоскутьями. Ему уже не было дела, что купол площади разрушен прицельным лазерным огнем. Что рядом с жертвенным столбом распухает шар гиперперехода.
Никто из жителей подземного города не понимал, что происходит. Они разбегались по щелям, как тараканы от внезапно включенного освещения. Только те из них, кто уже не мог двигаться, затоптанные своими сородичами, те, кто корчился в лужах собственной крови, могли услышать с эшафота истошный потусторонний вой:
– Убе-е-е-ейте мееня-я-я-я!!!

Часть VI
РАДОСТЬ СМЕРТИ

Любовь похожа на любую другую вещь. Если у тебя ее нет, ты и дать ее никому не можешь.
Уолт Дисней


«Меня зовут Слава Корнеев, Че-Че, Чугунный Череп», – глупая мысль, бессмысленная мысль. Имя не имеет никакого значения, если ты один. Один во всей Вселенной, и нет существа, которое могло бы обратиться к тебе по этому имени.
Чугунный Череп. Какое мелодичное сочетание звуков, но он не способен услышать эту музыку, а уж тем более произнести. Он не может слышать. Не может видеть, не может осязать, обонять, шевелиться. Не может ничего. Все внешние датчики отключены, а мозг, как это ни прискорбно, еще жив. Создатели робота, конструируя его металлическую оболочку, позаботились об автономной системе жизнеобеспечения живых тканей. Они подвели к кровеносным сосудам питательную жидкость и заставили ее циркулировать по тоненьким трубочкам. Они точно рассчитали, сколько тепла должны вырабатывать микроскопические батареи, чтобы нежные белковые волокна, извлеченные когда-то из человека, не застудилась. Инженерами двигали самые добрые чувства. Они считали, что что бы ни случилось с железным телом – мозг должен выжить. Бесценный мозг – единственный из тысячи трехсот сорока двух, который сумел приспособиться к существованию в искусственной черепной коробке.
Мудрые технологи и конструкторы предусмотрели все возможные неприятности, которые могут обрушиться на их создание: жаркий огонь, расплавляющий титановые суставы, промозглый, вымораживающий смазку вакуум, невесомость и стократные перегрузки. Они не учли одного: человеческая психика не способна существовать, не получая постоянно какой-нибудь информации извне. Самым тяжелым испытанием у космонавтов считается отнюдь не центрифуга, а бассейн с соленой водой, подогретой до 36 градусов. Если в такой бассейн положить человека так, чтобы он плавал по поверхности, не дотрагиваясь до бортиков, выключить свет и звукоизолировать помещение, то бедняга ощутит то же самое, что сейчас чувствовал Че-Че, заключенный в корпусе разрушенной имперцами машины. Он не ощущал ничего. И это самое страшное, что может почувствовать человек. Мало кто выдержит такое больше шести часов и не сойдет с ума.
Слава держался уже вторые сутки. Теоретически он мог бы жить несколько месяцев, ресурсы автономной системы позволяли это, но практически – сумасшествие было уже не за горами. Он мечтал о том, чтобы включился хотя бы один глаз, тогда бы у него был огромный простор для развлечений: можно было бы считать заклепки на потолке или вычислять длину трещин в серой краске, переводить ее в сантиметры, дюймы, световые года. Как бы это было чудесно. А так… Что ему остастся сейчас? Воспоминания? Но их у него слишком мало.
Столбняк убил его человеческое тело в пятнадцать лет от роду. Родители слишком поздно обратились к врачам. Лошадиные дозы противостолбнячной сыворотки уже не могли остановить злобные микроорганизмы, проникшие в тело, кто бы мог подумать, через потертость на пятке. Во время одной из мучительных судорог он умер. Это было самое яркое событие в его жизни. Прежней жизни. Потом началась другая, увлекательная и несравнимая со школьно-домашними буднями. Она началась с того, что он очнулся в ванне, наполненной полупрозрачным желтоватым раствором. Двигаться Слава не мог, как и сейчас. Тела он тоже не чувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69