– От этих эсэсовцев скоро будет некуда деться!
– В чем дело, гауптштурмфюрер? – сдерживая раздражение, осведомился Гельмут.
С эсэсовцами лучше поосторожнее. Неделю назад так же перед самым вылетом запретили подниматься в воздух экипажу майора Хальштейна. Перевернули вверх дном весь самолет, нашли эбонитовую коробку со взрывчаткой. В другой раз заставили техников снять крупные фугасные бомбы – оказалось, что половина была с испорченными взрывателями. Бомбы делали на подземном заводе военнопленные.
– Вы знаете, что ваши бомбы не взорвались?! – орал эсэсовец. – Вы летите в тыл врага, жжете бензин, а ваши бомбы не взрываются!
– Гауптштурмфюрер, мы бомбы не делаем, мы их сбрасываем на стратегические объекты, – счел нужным возразить Гельмут Бохов.
– У нас есть сведения, – заявил эсэсовец, нависнув над штурманом, – что ваш бомбовый груз – это балласт.
– Потолкуем после возвращения, – сказал Гельмут, потянувшись к фонарю, – диспетчер уже показывал флажком, что вылет разрешен, – но эсэсовец перехватил его руку, решительно протиснулся в кабину.
– В таком случае я лечу с вами! – прокричал он в ухо Гельмуту сквозь рев взлетающих один за другим «юнкерсов».
«Черт с тобой, лети!» – подумал летчик, готовясь тронуться с места. – Узнаешь, почем фунт лиха, в парадном своем френче…»
Вырулив на взлетную полосу, Гельмут дал газ, и «юнкерс» послушно побежал по широкой, чуть влажной дорожке. Гауптштурмфюрер устраивался за спиной.
«Скоро, голубчик, тебя дрожь проберет…» – ядовито думал Гельмут, отрывая тяжелую машину от земли.
– Шервуд, запроси по рации о гауптштурмфюрере…
В следующее мгновение послышались хлопки выстрелов, чья-то рука сорвала с него шлем, цветной проводок мазнул по подбородку.
– Спокойно, – услышал он голос и, скосив глаза, увидел направленный на него парабеллум.
Людвиг Шервуд, ткнувшись лицом в рацию, не двигался. По разбитой шкале стекала кровь.
– Сядешь на ближайший советский аэродром, – приказал незнакомец. – И не вздумай валять дурака!
Гельмут ничего не понимал. На него нашло какое-то странное отупение, невольно он посмотрел на рукоятку бомболюка. Гауптштурмфюрер перехватил его взгляд, сбросил штурмана в проход, а сам занял его место и вытащил из кобуры Гельмута браунинг. Все это время пилот совершал бессмысленные, все увеличивающиеся круги.
– Ищите аэродром, – приказал эсэсовец. Гельмуту почудилось, что на его загорелом лице промелькнула усмешка. – Надеюсь, бензина хватит?
Что мог в данной ситуации предпринять пилот? Руки заняты штурвалом, ноги на рычагах управления. Ни в одной инструкции не предусмотрен этот дикий случай. Гельмут вспомнил, что видел незадолго до вылета высокого эсэсовца на аэродроме, тот разговаривал у ангара с механиком. Эсэсовцы не так уж редко заявлялись на полевой аэродром, встречая или провожая берлинское начальство. Неподалеку военнопленные строили какой-то важный военный объект, и высокие чины из столицы третьего рейха часто прилетали сюда. Иные на персональных самолетах, другие пользовались «юнкерсами» полковника Вилли Бломберга. Экипаж, который доставлял гостей в Берлин, всегда радовался такому случаю. Вместо опасного полета в тыл врага, где стреляют зенитки и шныряют советские истребители, налегке прошвырнуться в столицу! Некоторые влиятельные чины выхлопатывали для счастливчиков краткосрочные отпуска, Гельмут два раза летал по заданию в Берлин, правда, отпуска ему никто не дал, но ящик шнапса на его эскадрилью пожертвовали.
На аэродроме эсэсовцы повсюду совали свой нос: наблюдали за техниками, следили за перекачкой горючего из бензозаправщиков, даже заглядывали в кабины самолетов. Поэтому мало кто обратил внимание на высокого загорелого эсэсовца, о чем-то беседующего с механиком.
Как ни был потрясен всем происшедшим Гельмут, он начал соображать, что пробравшийся на его «юнкерс» вовсе не эсэсовец, скорее всего – русский шпион. Иначе с какой стати он убил бы штурмана? Да и стрелок-радист наверняка застрелен. Это его парашют надел на себя эсэсовец – Гельмут узнал по ранцу с медной пряжкой. У всех членов экипажа были парашюты с алюминиевыми пряжками на белых ремнях, а у нового стрелка-радиста – с медными.
Все это мелькнуло в голове и тут же улетучилось, на смену растерянности пришел гнев: нужно что то срочно предпринять! Как бы ни размахивал перед его носом пистолетом этот «эсэсовец», без пилота он пропал. Погибнет Гельмут – крышка и этому русскому шпиону…
– Я не сяду на ваш аэродром, – сказал Гельмут.
Он пристально вглядывался в расстилающийся внизу пейзаж: пока он летел над своей территорией. Внизу по дороге двигалась к передовой техника, подымались желтые облачка пыли. Внезапно «юнкерс» вздрогнул и даже немного задрал нос: русский освободил бомболюк. Вдоль дороги взметнулись черные кусты разрывов, вверх рванулся длинный огненный язык – видимо, бомба попала в грузовик со взрывчаткой…
Гельмут прикусил губу и покосился на русского. Тот крепко сжал его за плечи, тонкие губы тронула чуть заметная усмешка.
– Ты понял приказ?
– Стреляйте, – сказал Гельмут, чувствуя, как пальцы окаменели на штурвале, а веко самопроизвольно задергалось.
– Подумай, Гельмут Бохов, – прищурился русский… – Самолет я и без тебя посажу…
Гельмут услышал, вернее, ощутил, как забухало сердце. Откуда он знает его?
– У тебя еще минута, – спокойно сказал русский. Краем глаза Гельмут видел, как напрягся его палец на спусковом крючке. Гнев и отчаяние душили его, но русский был непробиваем. Неужели он правда сможет посадить самолет?..
– Двадцать секунд…
И Гельмут, втянув голову в плечи, взял нужный курс.
– Вот ты, Гельмут Бохов, и сделал свой выбор, – заговорил русский.
– Вы знаете меня? Откуда?
– Об этом мы еще потолкуем…
«Наверное, техник назвал мою фамилию, – размышлял Гельмут. – Я этого… первый раз в жизни вижу!»
Русский добродушно похлопал его по плечу:
– Не забивайте себе голову пустяками. Лучше думайте о том, как нам лучше приземлиться. Пожалуй, когда будем над аэродромом, покачайте крыльями.
– Если бы я отказался… – начал было Гельмут.
– Я пристрелил бы тебя, – ответил русский. – А самолет с трудом бы, но сумел посадить… – Он улыбнулся, отчего суровое лицо его сразу помолодело. – Чему только на войне, обер-лейтенант, не научишься!
– Капитан… – сказал Гельмут и про себя горько усмехнулся: даже знаки отличия не успел пришить… Какой он теперь капитан? Самый обыкновенный военнопленный! В газетах писали, что коммунисты без суда расстреливают немецких летчиков, а местное население принимает парашютистов на острые вилы и косы…
Ко всему был готов Гельмут Бохов, даже к смерти, но только не к тому, что произошло. Как-то брат Бруно вроде бы в шутку заметил, что Гельмут тугодум… Постеснялся обозвать его кретином. А он и есть кретин несчастный… Летел как раз над дорогой! Тупое равнодушие овладело Гельмутом – будь, что будет… Он слышал, что военнопленные, работавшие на аэродромах, угоняли немецкие самолеты, но про такое, что случилось с ним, ни от кого не слышал. Да и услышь – не поверил бы!..
Вот и отметил он свое повышение!
В полку всем было известно, что он, Гельмут, на горящем «юнкерсе» совершил «мертвую петлю». Об этом сообщили из командного пункта пехотного полка. Гельмута поздравляли. Он получил звание капитана, новый «юнкерс» и совсем молодого стрелка-радиста взамен погибшего Франца. Вечером договорились в казино отметить его повышение. Обещал сам командир полка Бломберг присутствовать. Впрочем, Гельмут скупердяем никогда не был, да и при их опасной фронтовой жизни беречь деньги глупо. Когда советская зенитка зажгла над русским городом «юнкерс» обер-лейтенанта Красса – он даже не смог выброситься с парашютом, – они нашли под матрасом его койки перевязанный резинкой бумажник с крупной суммой марок. Всем стало как-то неудобно. Деньги переслали его родителям, но каждый в душе осудил бедного Красса за накопительство. Копил, копил, отказывал себе во многих радостях жизни, боялся лишнюю рюмку выпить – и вот печальный конец для летчика люфтваффе. Хотя конец его, Гельмута, может оказаться еще печальней…
Под ними открылось продолговатое зеленое поле. Сверху не было видно самолетов, но русский, внимательно смотревший вниз, велел разворачиваться и садиться. Гельмут несколько раз качнул крыльями. На поле выскочили крошечные фигурки, у самого края поля остановилась легковая машина. Гельмут выпустил шасси и выдвинул подзакрылки, – не оставалось никакого сомнения, что это тщательно замаскированный аэродром. Зенитки так и не выпустили ни одного снаряда по ним. Эскадрилья Гельмута не раз пролетала над этим полем, не подозревая, что здесь военный аэродром.
Самолет, гася скорость, затрясся по летному полю. Русский сорвал с себя фуражку, швырнул под ноги; черты лица его стали мягче, на губах заиграла улыбка.
– Красиво-то как кругом и тихо, капитан, а? – произнес русский.
3
Они прогуливались по узкой тропинке вдоль небольшой речки. За их спинами утопал в зелени поселок. У забора одноэтажного дома чернела «эмка». Был теплый вечер, ядреный месяц медленно выкатывался из-за леса. Иван Васильевич Кузнецов и генерал-майор Геннадий Андреевич Греков, оба в штатском, приближались к кромке леса, где речка делала плавный поворот. Пышные кусты спускались к берегу, посередине вода багрово отсвечивала: наступал закат.
– Отчаянный ты человек, Иван! – говорил Геннадий Андреевич. – Немцы могли схватить тебя на аэродроме, подумаешь, надел форму эсэсовца! У них охрана военных объектов хорошо поставлена, сам знаешь.
– Я ведь сначала разведал, что у них на аэродроме работают советские военнопленные. Сказал охраннику, что двое сбежали из лагеря, мне, мол, необходимо проверить,не спрятался ли кто-нибудь из них в самолете…
– Знаешь, что начальник разведшколы Шилов написал в твоей характеристике? – улыбнулся Греков. – «Храбр, обладает великолепной реакцией, находчив в самых труднейших ситуациях, можно использовать на оперативной работе».
– Умный мужик Шилов, – заметил Иван Васильевич. – Я ему овчарку выдрессировал, хоть в цирке показывай. Где он сейчас?
– Генерал Шилов погиб, – помрачнев, ответил Геннадий Андреевич. Продолговатое лицо его какое-то время было хмурым, глаза отрешенно смотрели мимо собеседника. – У нас перед войной модной стала пословица «Лес рубят – щепки летят». Мне она не нравится… Кто – лес, кто – щепки? Можно этак и весь лес на щепки перевести. Лес – наша гордость, которому цены нет…
– Я не силен в пословицах, – осторожно заметил Иван Васильевич. – Моя бывшая теща знает их тьму!
– Да-а, тебя же, голубчика, тоже помурыжили, когда ты вернулся из окружения… Обжегшись на молоке, дуют на воду!
– Ко мне это не относится.
– Передо мной-то не лукавь… Помнишь, с каким лицом пришел ко мне в кабинет? Пошлите на фронт, хоть к черту на кулички, только перестаньте заставлять меня бумажки в кабинете писать…
– Я вот о чем подумал… – сказал Кузнецов. – Когда ты в тылу врага, многое зависит в твоей жизни от случая… У аэродрома я увидел летчика, похожего на Карнакова. Еще в Москве я все про этого типа выяснил: им наша разведка всерьез занялась! Знал его лично. Сопоставив факты, пришел к выводу, что летчик, возможно, сын Карнакова… Ну а дальше стал тщательно разрабатывать план захвата его самолета. Не какого-нибудь другого, а именно его, Гельмута… Случайная встреча, а во что все это петом вылилось? И еще неизвестно, чем все это кончится…
– О чем это ты? – сбоку посмотрел на него Греков.
– Есть тут у меня одна идейка… – туманно ответил Иван Васильевич.
– Опять что-то задумал… – покачал головой генерал-майор. – Сколько мы уже отчаянных голов потеряли… Случай, конечно, в работе разведчика занимает не последнее место, но все-таки лучше придерживаться разработанного в Центре плана.
Они повернули в пошли обратно к дому, где под яблонями был накрыт стол с самоваром. Усевшись на плетеные стулья, налили в чашки крепкого, душистого чая, взяли по бутерброду с маслом и колбасой. Из самоварной трубы тянул дымок, комары подлетали к ней и, опалив жаром крылья, ошалело шарахались в стороны.
– А вот другой пример из моей практики, – заговорил Кузнецов. – План был тщательно разработан, одобрен Центром, кажется, все было предусмотрено, я говорю о последнем моем задании… И опять в мою жизнь вмешался Господин Случай! В группе подпольщиков оказался предатель! Если бы не он, особняк в Грачах с офицерьем и парочкой гитлеровских генералов взлетел бы на воздух… Кстати, я подпольщиков предупредил, надеюсь, они прикончили гада!
– Говорю же, что тебе везет, – сказал Греков. – Не обнаружь эсэсовцы человека под кроватью, разве ты бы успел переодеться на чердаке? И тем более, выбраться из оцепленного фашистами дома?.. Ладно, ладно, не стриги бровями! Безусловно, ты проявил железное присутствие духа, волю, находчивость… Хотел тебе завтра сообщить, – приказ на подписи у начальника, – тебе присвоено звание майора, и ты представлен к награде. – Геннадий Андреевич поднялся со стула и пожал руку Кузнецову.
– Спасибо… – ошарашенно произнес Иван Васильевич.
– Тебе спасибо, Иван, за работу… Кстати, как ты думаешь, сможем мы привлечь к работе твоего крестника – Гельмута Бохова?
– Вряд ли, – ответил Кузнецов. – Он типичный солдафон, в него с детства вбито преклонение перед фюрером, верность фатерланду, но главное – нет в нем гибкости, артистизма, чтобы стать разведчиком…
– Как заговорил! – рассмеялся генерал-майор. – Разведчик-романтик… Давай не тяни кота за хвост. Что у тебя за идея?
– Тогда все по порядку, – улыбнулся Иван Васильевич. – Про Карнакова – отца Гельмута – я тебе рассказывал. Где он сейчас, Карнаков-Шмелев, летчик не знает, известно лишь то, что Карнаков, естественно под новой фамилией, действует на нашей территории. Птица он важная, ему присвоено офицерское звание, награжден Железным крестом… Гельмут-то не знает, а вот второй его сынок – сотрудник абвера Бруно – все знает. Может, заняться мне этой семейкой, а, Геннадий Андреевич? От младшего брата – к старшему, а от старшего – к отцу? Да что отец! Бруно Бохов был бы для нас в тысячу раз ценнее…
– Красивая получается цепочка! – покачал головой Греков. – Фантазер ты, Иван! – Он погасил улыбку. – Но только все это красиво на словах… Я не вижу, за что тут можно было бы зацепиться. Бруно – разведчик, и вряд ли с ним следует вступать в контакт, хотя это и очень заманчиво…
– Не хитри, Геннадий Андреевич! – рассмеялся Кузнецов. – По глазам вижу: моя идея тебе нравится.
– Черт с ним, с папашей Карнаковым! – сказал Греков. – Его мы будем искать. Если бы действительно прощупать Бруно!.. Но это такой риск, Иван! Вряд ли тут поможет тебе твой хваленый Господин Случай.
4
Из Спасских ворот изредка выезжали черные лимузины, высоко над головами серыми чудовищами застыли в ясном небе аэростаты. На площади не заметно следов бомбежек, а министр пропаганды Геббельс вещал по радио, что тут камня на камне не оставлено…
Гельмут долго смотрел на храм Василия Блаженного.
– Я побывал во многих странах, – сказал он. – Но этот хорош… Когда его построили?
– В середине шестнадцатого века, – ответил Кузнецов. – Вот шутки истории! По престольной Москве в это время шатался юродивый дурачок Василий, после смерти церковники причислили его к лику святых и вот этого красавца… – Иван Васильевич кивнул на многоглавый собор, – стали называть храмом Василия Блаженного!
Гельмут почти не знал истории России, вот Бруно – другое дело. Старший брат интересовался всем, что связано с этой страной. В составе промышленной делегации он незадолго до войны побывал здесь, привез много книг по истории и архитектуре Москвы.
– Я дам почитать вам книжку об истории России, – вдруг сказал Кузнецов.
– Зачем? – пожал плечами Гельмут. – Меня ваша история не интересует. Я историю своей-то страны и то плохо знаю.
– Вашу историю Гитлер с Геббельсом всю переиначили, – заметил Иван Васильевич. – Точнее, фальсифицировали под свою идеологию: «Германия превыше всего…»
Гельмут промолчал. Скоро неделя, как продолжается эта странная жизнь военнопленного летчика в Москве. Советский разведчик расспрашивает его о жизни, родителях, копается в его детских годах… А заканчивается беседа всегда расспросами о Бруно, о его наклонностях, привычках, характере. И делает все это русский без особенного нажима, но не нравятся эти разговоры Гельмуту. Лучше бы отправили в лагерь военнопленных… Зачем разведчик привез его сюда, показывает исторические места, с увлечением рассказывает про памятники старины? Хочет пробудить в нем интерес к позабытой родине? Напрасный труд, Гельмут считает своей родиной Германию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– В чем дело, гауптштурмфюрер? – сдерживая раздражение, осведомился Гельмут.
С эсэсовцами лучше поосторожнее. Неделю назад так же перед самым вылетом запретили подниматься в воздух экипажу майора Хальштейна. Перевернули вверх дном весь самолет, нашли эбонитовую коробку со взрывчаткой. В другой раз заставили техников снять крупные фугасные бомбы – оказалось, что половина была с испорченными взрывателями. Бомбы делали на подземном заводе военнопленные.
– Вы знаете, что ваши бомбы не взорвались?! – орал эсэсовец. – Вы летите в тыл врага, жжете бензин, а ваши бомбы не взрываются!
– Гауптштурмфюрер, мы бомбы не делаем, мы их сбрасываем на стратегические объекты, – счел нужным возразить Гельмут Бохов.
– У нас есть сведения, – заявил эсэсовец, нависнув над штурманом, – что ваш бомбовый груз – это балласт.
– Потолкуем после возвращения, – сказал Гельмут, потянувшись к фонарю, – диспетчер уже показывал флажком, что вылет разрешен, – но эсэсовец перехватил его руку, решительно протиснулся в кабину.
– В таком случае я лечу с вами! – прокричал он в ухо Гельмуту сквозь рев взлетающих один за другим «юнкерсов».
«Черт с тобой, лети!» – подумал летчик, готовясь тронуться с места. – Узнаешь, почем фунт лиха, в парадном своем френче…»
Вырулив на взлетную полосу, Гельмут дал газ, и «юнкерс» послушно побежал по широкой, чуть влажной дорожке. Гауптштурмфюрер устраивался за спиной.
«Скоро, голубчик, тебя дрожь проберет…» – ядовито думал Гельмут, отрывая тяжелую машину от земли.
– Шервуд, запроси по рации о гауптштурмфюрере…
В следующее мгновение послышались хлопки выстрелов, чья-то рука сорвала с него шлем, цветной проводок мазнул по подбородку.
– Спокойно, – услышал он голос и, скосив глаза, увидел направленный на него парабеллум.
Людвиг Шервуд, ткнувшись лицом в рацию, не двигался. По разбитой шкале стекала кровь.
– Сядешь на ближайший советский аэродром, – приказал незнакомец. – И не вздумай валять дурака!
Гельмут ничего не понимал. На него нашло какое-то странное отупение, невольно он посмотрел на рукоятку бомболюка. Гауптштурмфюрер перехватил его взгляд, сбросил штурмана в проход, а сам занял его место и вытащил из кобуры Гельмута браунинг. Все это время пилот совершал бессмысленные, все увеличивающиеся круги.
– Ищите аэродром, – приказал эсэсовец. Гельмуту почудилось, что на его загорелом лице промелькнула усмешка. – Надеюсь, бензина хватит?
Что мог в данной ситуации предпринять пилот? Руки заняты штурвалом, ноги на рычагах управления. Ни в одной инструкции не предусмотрен этот дикий случай. Гельмут вспомнил, что видел незадолго до вылета высокого эсэсовца на аэродроме, тот разговаривал у ангара с механиком. Эсэсовцы не так уж редко заявлялись на полевой аэродром, встречая или провожая берлинское начальство. Неподалеку военнопленные строили какой-то важный военный объект, и высокие чины из столицы третьего рейха часто прилетали сюда. Иные на персональных самолетах, другие пользовались «юнкерсами» полковника Вилли Бломберга. Экипаж, который доставлял гостей в Берлин, всегда радовался такому случаю. Вместо опасного полета в тыл врага, где стреляют зенитки и шныряют советские истребители, налегке прошвырнуться в столицу! Некоторые влиятельные чины выхлопатывали для счастливчиков краткосрочные отпуска, Гельмут два раза летал по заданию в Берлин, правда, отпуска ему никто не дал, но ящик шнапса на его эскадрилью пожертвовали.
На аэродроме эсэсовцы повсюду совали свой нос: наблюдали за техниками, следили за перекачкой горючего из бензозаправщиков, даже заглядывали в кабины самолетов. Поэтому мало кто обратил внимание на высокого загорелого эсэсовца, о чем-то беседующего с механиком.
Как ни был потрясен всем происшедшим Гельмут, он начал соображать, что пробравшийся на его «юнкерс» вовсе не эсэсовец, скорее всего – русский шпион. Иначе с какой стати он убил бы штурмана? Да и стрелок-радист наверняка застрелен. Это его парашют надел на себя эсэсовец – Гельмут узнал по ранцу с медной пряжкой. У всех членов экипажа были парашюты с алюминиевыми пряжками на белых ремнях, а у нового стрелка-радиста – с медными.
Все это мелькнуло в голове и тут же улетучилось, на смену растерянности пришел гнев: нужно что то срочно предпринять! Как бы ни размахивал перед его носом пистолетом этот «эсэсовец», без пилота он пропал. Погибнет Гельмут – крышка и этому русскому шпиону…
– Я не сяду на ваш аэродром, – сказал Гельмут.
Он пристально вглядывался в расстилающийся внизу пейзаж: пока он летел над своей территорией. Внизу по дороге двигалась к передовой техника, подымались желтые облачка пыли. Внезапно «юнкерс» вздрогнул и даже немного задрал нос: русский освободил бомболюк. Вдоль дороги взметнулись черные кусты разрывов, вверх рванулся длинный огненный язык – видимо, бомба попала в грузовик со взрывчаткой…
Гельмут прикусил губу и покосился на русского. Тот крепко сжал его за плечи, тонкие губы тронула чуть заметная усмешка.
– Ты понял приказ?
– Стреляйте, – сказал Гельмут, чувствуя, как пальцы окаменели на штурвале, а веко самопроизвольно задергалось.
– Подумай, Гельмут Бохов, – прищурился русский… – Самолет я и без тебя посажу…
Гельмут услышал, вернее, ощутил, как забухало сердце. Откуда он знает его?
– У тебя еще минута, – спокойно сказал русский. Краем глаза Гельмут видел, как напрягся его палец на спусковом крючке. Гнев и отчаяние душили его, но русский был непробиваем. Неужели он правда сможет посадить самолет?..
– Двадцать секунд…
И Гельмут, втянув голову в плечи, взял нужный курс.
– Вот ты, Гельмут Бохов, и сделал свой выбор, – заговорил русский.
– Вы знаете меня? Откуда?
– Об этом мы еще потолкуем…
«Наверное, техник назвал мою фамилию, – размышлял Гельмут. – Я этого… первый раз в жизни вижу!»
Русский добродушно похлопал его по плечу:
– Не забивайте себе голову пустяками. Лучше думайте о том, как нам лучше приземлиться. Пожалуй, когда будем над аэродромом, покачайте крыльями.
– Если бы я отказался… – начал было Гельмут.
– Я пристрелил бы тебя, – ответил русский. – А самолет с трудом бы, но сумел посадить… – Он улыбнулся, отчего суровое лицо его сразу помолодело. – Чему только на войне, обер-лейтенант, не научишься!
– Капитан… – сказал Гельмут и про себя горько усмехнулся: даже знаки отличия не успел пришить… Какой он теперь капитан? Самый обыкновенный военнопленный! В газетах писали, что коммунисты без суда расстреливают немецких летчиков, а местное население принимает парашютистов на острые вилы и косы…
Ко всему был готов Гельмут Бохов, даже к смерти, но только не к тому, что произошло. Как-то брат Бруно вроде бы в шутку заметил, что Гельмут тугодум… Постеснялся обозвать его кретином. А он и есть кретин несчастный… Летел как раз над дорогой! Тупое равнодушие овладело Гельмутом – будь, что будет… Он слышал, что военнопленные, работавшие на аэродромах, угоняли немецкие самолеты, но про такое, что случилось с ним, ни от кого не слышал. Да и услышь – не поверил бы!..
Вот и отметил он свое повышение!
В полку всем было известно, что он, Гельмут, на горящем «юнкерсе» совершил «мертвую петлю». Об этом сообщили из командного пункта пехотного полка. Гельмута поздравляли. Он получил звание капитана, новый «юнкерс» и совсем молодого стрелка-радиста взамен погибшего Франца. Вечером договорились в казино отметить его повышение. Обещал сам командир полка Бломберг присутствовать. Впрочем, Гельмут скупердяем никогда не был, да и при их опасной фронтовой жизни беречь деньги глупо. Когда советская зенитка зажгла над русским городом «юнкерс» обер-лейтенанта Красса – он даже не смог выброситься с парашютом, – они нашли под матрасом его койки перевязанный резинкой бумажник с крупной суммой марок. Всем стало как-то неудобно. Деньги переслали его родителям, но каждый в душе осудил бедного Красса за накопительство. Копил, копил, отказывал себе во многих радостях жизни, боялся лишнюю рюмку выпить – и вот печальный конец для летчика люфтваффе. Хотя конец его, Гельмута, может оказаться еще печальней…
Под ними открылось продолговатое зеленое поле. Сверху не было видно самолетов, но русский, внимательно смотревший вниз, велел разворачиваться и садиться. Гельмут несколько раз качнул крыльями. На поле выскочили крошечные фигурки, у самого края поля остановилась легковая машина. Гельмут выпустил шасси и выдвинул подзакрылки, – не оставалось никакого сомнения, что это тщательно замаскированный аэродром. Зенитки так и не выпустили ни одного снаряда по ним. Эскадрилья Гельмута не раз пролетала над этим полем, не подозревая, что здесь военный аэродром.
Самолет, гася скорость, затрясся по летному полю. Русский сорвал с себя фуражку, швырнул под ноги; черты лица его стали мягче, на губах заиграла улыбка.
– Красиво-то как кругом и тихо, капитан, а? – произнес русский.
3
Они прогуливались по узкой тропинке вдоль небольшой речки. За их спинами утопал в зелени поселок. У забора одноэтажного дома чернела «эмка». Был теплый вечер, ядреный месяц медленно выкатывался из-за леса. Иван Васильевич Кузнецов и генерал-майор Геннадий Андреевич Греков, оба в штатском, приближались к кромке леса, где речка делала плавный поворот. Пышные кусты спускались к берегу, посередине вода багрово отсвечивала: наступал закат.
– Отчаянный ты человек, Иван! – говорил Геннадий Андреевич. – Немцы могли схватить тебя на аэродроме, подумаешь, надел форму эсэсовца! У них охрана военных объектов хорошо поставлена, сам знаешь.
– Я ведь сначала разведал, что у них на аэродроме работают советские военнопленные. Сказал охраннику, что двое сбежали из лагеря, мне, мол, необходимо проверить,не спрятался ли кто-нибудь из них в самолете…
– Знаешь, что начальник разведшколы Шилов написал в твоей характеристике? – улыбнулся Греков. – «Храбр, обладает великолепной реакцией, находчив в самых труднейших ситуациях, можно использовать на оперативной работе».
– Умный мужик Шилов, – заметил Иван Васильевич. – Я ему овчарку выдрессировал, хоть в цирке показывай. Где он сейчас?
– Генерал Шилов погиб, – помрачнев, ответил Геннадий Андреевич. Продолговатое лицо его какое-то время было хмурым, глаза отрешенно смотрели мимо собеседника. – У нас перед войной модной стала пословица «Лес рубят – щепки летят». Мне она не нравится… Кто – лес, кто – щепки? Можно этак и весь лес на щепки перевести. Лес – наша гордость, которому цены нет…
– Я не силен в пословицах, – осторожно заметил Иван Васильевич. – Моя бывшая теща знает их тьму!
– Да-а, тебя же, голубчика, тоже помурыжили, когда ты вернулся из окружения… Обжегшись на молоке, дуют на воду!
– Ко мне это не относится.
– Передо мной-то не лукавь… Помнишь, с каким лицом пришел ко мне в кабинет? Пошлите на фронт, хоть к черту на кулички, только перестаньте заставлять меня бумажки в кабинете писать…
– Я вот о чем подумал… – сказал Кузнецов. – Когда ты в тылу врага, многое зависит в твоей жизни от случая… У аэродрома я увидел летчика, похожего на Карнакова. Еще в Москве я все про этого типа выяснил: им наша разведка всерьез занялась! Знал его лично. Сопоставив факты, пришел к выводу, что летчик, возможно, сын Карнакова… Ну а дальше стал тщательно разрабатывать план захвата его самолета. Не какого-нибудь другого, а именно его, Гельмута… Случайная встреча, а во что все это петом вылилось? И еще неизвестно, чем все это кончится…
– О чем это ты? – сбоку посмотрел на него Греков.
– Есть тут у меня одна идейка… – туманно ответил Иван Васильевич.
– Опять что-то задумал… – покачал головой генерал-майор. – Сколько мы уже отчаянных голов потеряли… Случай, конечно, в работе разведчика занимает не последнее место, но все-таки лучше придерживаться разработанного в Центре плана.
Они повернули в пошли обратно к дому, где под яблонями был накрыт стол с самоваром. Усевшись на плетеные стулья, налили в чашки крепкого, душистого чая, взяли по бутерброду с маслом и колбасой. Из самоварной трубы тянул дымок, комары подлетали к ней и, опалив жаром крылья, ошалело шарахались в стороны.
– А вот другой пример из моей практики, – заговорил Кузнецов. – План был тщательно разработан, одобрен Центром, кажется, все было предусмотрено, я говорю о последнем моем задании… И опять в мою жизнь вмешался Господин Случай! В группе подпольщиков оказался предатель! Если бы не он, особняк в Грачах с офицерьем и парочкой гитлеровских генералов взлетел бы на воздух… Кстати, я подпольщиков предупредил, надеюсь, они прикончили гада!
– Говорю же, что тебе везет, – сказал Греков. – Не обнаружь эсэсовцы человека под кроватью, разве ты бы успел переодеться на чердаке? И тем более, выбраться из оцепленного фашистами дома?.. Ладно, ладно, не стриги бровями! Безусловно, ты проявил железное присутствие духа, волю, находчивость… Хотел тебе завтра сообщить, – приказ на подписи у начальника, – тебе присвоено звание майора, и ты представлен к награде. – Геннадий Андреевич поднялся со стула и пожал руку Кузнецову.
– Спасибо… – ошарашенно произнес Иван Васильевич.
– Тебе спасибо, Иван, за работу… Кстати, как ты думаешь, сможем мы привлечь к работе твоего крестника – Гельмута Бохова?
– Вряд ли, – ответил Кузнецов. – Он типичный солдафон, в него с детства вбито преклонение перед фюрером, верность фатерланду, но главное – нет в нем гибкости, артистизма, чтобы стать разведчиком…
– Как заговорил! – рассмеялся генерал-майор. – Разведчик-романтик… Давай не тяни кота за хвост. Что у тебя за идея?
– Тогда все по порядку, – улыбнулся Иван Васильевич. – Про Карнакова – отца Гельмута – я тебе рассказывал. Где он сейчас, Карнаков-Шмелев, летчик не знает, известно лишь то, что Карнаков, естественно под новой фамилией, действует на нашей территории. Птица он важная, ему присвоено офицерское звание, награжден Железным крестом… Гельмут-то не знает, а вот второй его сынок – сотрудник абвера Бруно – все знает. Может, заняться мне этой семейкой, а, Геннадий Андреевич? От младшего брата – к старшему, а от старшего – к отцу? Да что отец! Бруно Бохов был бы для нас в тысячу раз ценнее…
– Красивая получается цепочка! – покачал головой Греков. – Фантазер ты, Иван! – Он погасил улыбку. – Но только все это красиво на словах… Я не вижу, за что тут можно было бы зацепиться. Бруно – разведчик, и вряд ли с ним следует вступать в контакт, хотя это и очень заманчиво…
– Не хитри, Геннадий Андреевич! – рассмеялся Кузнецов. – По глазам вижу: моя идея тебе нравится.
– Черт с ним, с папашей Карнаковым! – сказал Греков. – Его мы будем искать. Если бы действительно прощупать Бруно!.. Но это такой риск, Иван! Вряд ли тут поможет тебе твой хваленый Господин Случай.
4
Из Спасских ворот изредка выезжали черные лимузины, высоко над головами серыми чудовищами застыли в ясном небе аэростаты. На площади не заметно следов бомбежек, а министр пропаганды Геббельс вещал по радио, что тут камня на камне не оставлено…
Гельмут долго смотрел на храм Василия Блаженного.
– Я побывал во многих странах, – сказал он. – Но этот хорош… Когда его построили?
– В середине шестнадцатого века, – ответил Кузнецов. – Вот шутки истории! По престольной Москве в это время шатался юродивый дурачок Василий, после смерти церковники причислили его к лику святых и вот этого красавца… – Иван Васильевич кивнул на многоглавый собор, – стали называть храмом Василия Блаженного!
Гельмут почти не знал истории России, вот Бруно – другое дело. Старший брат интересовался всем, что связано с этой страной. В составе промышленной делегации он незадолго до войны побывал здесь, привез много книг по истории и архитектуре Москвы.
– Я дам почитать вам книжку об истории России, – вдруг сказал Кузнецов.
– Зачем? – пожал плечами Гельмут. – Меня ваша история не интересует. Я историю своей-то страны и то плохо знаю.
– Вашу историю Гитлер с Геббельсом всю переиначили, – заметил Иван Васильевич. – Точнее, фальсифицировали под свою идеологию: «Германия превыше всего…»
Гельмут промолчал. Скоро неделя, как продолжается эта странная жизнь военнопленного летчика в Москве. Советский разведчик расспрашивает его о жизни, родителях, копается в его детских годах… А заканчивается беседа всегда расспросами о Бруно, о его наклонностях, привычках, характере. И делает все это русский без особенного нажима, но не нравятся эти разговоры Гельмуту. Лучше бы отправили в лагерь военнопленных… Зачем разведчик привез его сюда, показывает исторические места, с увлечением рассказывает про памятники старины? Хочет пробудить в нем интерес к позабытой родине? Напрасный труд, Гельмут считает своей родиной Германию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72