Да, поужинать... Да, конечно... Спасибо!
— С кем это ты так сюсюкаешься? — удивилась я.
Видимо, я что-то упустила из вида. Хоть мы с Иркой и жили вместе, но последнюю неделю общались крайне редко, и то на показах, где полученная от нее информация застилалась плотной вуалью моих текущих дел и, как следствие, не усваивалась.
— Слушай, я тут с таким мужиком познакомилась! Ну, просто the best. Стою я у Эрмитажа...
— А что ты там делала? — перебила я Ирку. Она и Эрмитаж — вещи абсолютно не совместимые.
— Да меня Гера туда подвозил, ему было по дороге. Так вот, останавливается «Ауди 8», и оттуда выходит мужик, весь такой прямо mаn in black, высокий, статный в стильных очках и с таким видом, ну знаешь, прямо на лице написано: «Олигарх». Он подвез меня в «Русскую рыбалку», я туда обедать ехала, и взял телефончик. Теперь звонит мне два раза в день. Узнаёт как дела, заботится. Я вчера простудилась и лежала дома, так он мне прислал водителя с лекарствами всякими и цветы. Мол, выздоравливай быстрей, поедем ужинать. Ну, я, конечно же, сегодня выздоровела.
— Так вы встречались после того раза? — Сегодняшний день для меня был полон чужого счастья и романтики.
— Да, обедали в «Бастионе». Представляешь, он и пальцем ко мне не притронулся, даже никаких намеков на секс. Мы просто сидели и разговаривали. А я прощупывала почву.
— И что нащупала?
— У него завод в Воронеже, строит завод в Белгороде. И еще имеет какой-то холдинг в Питере. Ну, точно олигарх.
— Слушай, а может, твой олигарх — импотент? Как показывает практика, такие мены сразу предлагают: «Поехали ко мне, у меня для тебя сюрприз есть» и так далее.
— Нет, думаю не импотент. Просто он какой-то другой, не такой, как все — интеллигент-ный, обходительный, — Ирка отстаивала своего новоиспеченного олигарха.
Она вся сияла от предвкушения нового счастья. Сегодня Ирка выглядела как нельзя лучше — зачесала свои прямые и тонкие каштановые волосы и облачилась в маленькое, зеленое с разводами платье «Pucci». Глаза она подвела зелеными тенями. В таком виде подруга мне напомнила Алсу, с которой ее постоянно путали на улицах, в клубах и вообще в местах скопления народа. Влажными губками Ирка сжимала тонкую сигарету, а в глубине ее прозрачных глаз таилась буря страсти.
У нее зазвонил телефон.
— Yes, hi! Oh, bad, Ronald, bad... Honey,
I need money. Ronald, I want to buy a car. Yes, yes... Ronald, I love money and I love my car and of course. I love you! Do you want my dreams to come true? OK, I’m waiting...*
Я удивилась.
— Мы улетаем на Барбадос, — посвятила меня в свои планы Ирка. — Но перед этим я хочу купить машину.
— А как же твой олигарх?
— Олигарх в будущем, а Рональд в настоящем. Как говорит Лизка, все должно быть спланировано.
— Да, твоя Лизка просто гуру, — подразнила я, допивая третью чашку кофе.
В «Европе» был самый лучший кофе, на который слетался весь питерский бомонд. Тут я встретила Феликса, директора джаз-клуба.
С ним у нас был совместный проект вечеринки для беременных, где планировался показ коллекции одежды для беременных, а также памперсов, сосок и прочих атрибутов для маленьких детей. На фуршет подавали клубнику, молочные коктейли, натуральные соки и всевозможные фрукты. А сохранять душевное равновесие будущих мам были призваны лучшие джазисты города.
К нашему столику присоединилась Иркина школьная подруга и еще какая-то девица, которая, как и многие другие, дружила с Иркой в надежде на то, что ей что-нибудь перепадет. Ирка — как всегда — посвящала их в подробности своей личной жизни и ее финансовой составляющей. Они, как обычно, охали и вздыхали от ее рассказов, но в их понимающих глазах читался принцип «голодный сытого не разумеет».
Они знали об Ирке все, но жили в другом мире и с другими мыслями, одевались в других магазинах и вращались в иных кругах. Общаясь с ней, они прикасались к высшему обществу. А Ирка наивно полагала, что если она открыта для всех и искренне любит свое окружение, то, следовательно, все тоже любят ее.
Ей и в голову не приходило, что ее просто используют как перевалочный пункт в новое измерение, или как халяву в ресторане. Мать постоянно твердила Ирке, чтобы та поменьше распространялась о себе и вообще общалась только с людьми своего круга, но Ирка предпочитала видеть мир в розовом цвете. Так вроде красивее...
Я отправилась к Феликсу в клуб, а Ирка — на свидание с мечтой каждой девушки.
Не успела я поздороваться с Феликсом, как в сумке затрещал телефон. Сморчок.
— Слушай, надо срочно повстречаться. Есть разговор.
— Мы попрощались два часа назад. Давай завтра, на репетиции.
— Нет, сегодня. Заезжай ко мне, я борщок сварил, — искушал меня изысками своей кухни Сморчок.
— Я на диете.
— Все диеты — с понедельника. Давай приезжай, кактус.
— Сам ты — кактус. А я не кактус, я — просто обиженный на жизнь огурец. — Кактусом он называл меня, когда я отказывалась от его авантюрных мероприятий — таких, как сегодня. — Ну ладно. Скоро буду.
Сморчок в переднике, надетом на джинсы и футболку, приветливо отворил мне дверь и поздоровался писклявым голосом:
— Приве-е-е-т!
Я прошла на кухню, расположилась на табуретке и прикурила миллион первую на сегодня сигарету.
— Ну, чего решаем? Давай только быстрее — я устала как папа Карло.
— Не торопись ты так. На, поешь борщика. Сметанку дать?
— Слушай, ты меня ведь не на борщик позвал?
Сморчок заегозил, вытер свои щупальца о передник и лукаво стрельнул маленькими глазками.
— Ну, это, как его... В общем, я тут кое-что замутил — можно денег по-легкому срубить. Наше модельное шоу «Тысяча и одна ночь» очень хорошо продается в городе. Давай старых моделей поменяем на новых из школы, которые ради практики согласны работать бесплатно, а все заберем себе.
— Ты вообще долго думал? Как мы профессионалок заменим лохушками и продадим некачественный продукт по цене качественного?
— Ну, если тебе деньги не нужны...
— А тебе на имидж плевать! Ты хочешь стать идиотом, продающим лохушек ради одноразовой прибыли? — разъярилась я. Моему негодованию не было предела. — Да с этими деревянными девочками еще как минимум месяц работать надо, чтобы их на сцену вывести.
Если хочешь начать конфликт, начни его со слова «ты...». Потом он тебе «ты...» — и понеслось!
— Конечно, тебе уже плевать на наше агент-ство, ты там со своим спонсором в «Кукараче» о другом бизнесе договорилась. Да не увиливай, я знаю.
Я была в шоке. Откуда Сморчок узнал о нашем разговоре с Тимой в мексиканском ресторане. Он предложил мне финансировать любой мой проект, лишь бы он был для Тимы интересен, будь то фотостудия, фитнес-центр, журнал. Тогда я пообещала ему подумать на эту тему. Но я никому не рассказывала об этом.
— Что ты на меня смотришь, как будто я тебе миллион должен? — кипел Сморчок.
Я даже не стала спрашивать, откуда он это узнал, потому что он всегда все знает — это было нормально. Но его страсть к легкой наживе и помыслы только о сегодняшнем дне не давали мне покоя. Он мог спокойно пообещать моделям сорок долларов, а заплатить двадцать, и ему было плевать, что в следующий раз они не пойдут на показ. Он смело обещал арт-директорам феерическое шоу, а привозил трех калек из разряда «начинающих, но никаких». Все эти неурядицы утрясала я при помощи молниеносного реагирования и постоянных ссор с ним. И теперь я не могла позволить ему испортить самое продаваемое наше шоу.
— В общем, делай, как хочешь, но только без меня, — гордо заявила я. И пошла с табуретки, как ракета со старта, но он поймал меня у дверей:
— Ну, ладно ты, не кипятись, давай оставим «Тысячу и одну ночь» как есть. А для средненьких клубцов предложим вариант-лайт, который назовем «Восточная ночь», в котором будет половина опытных моделей, а половина — новых. Тем самым цена будет ниже, ну и, как ты говоришь, качество лучше. Ладно?
— Давай завтра проведем кастинг среди новых и попробуем развести шоу заново миксом, вдруг действительно получится, — согласилась я.
Сморчок оказался прав. Шоу «Восточная ночь» стало очень популярным в дешевых клубах и домах отдыха, которым вроде бы нужно что-то показывать, а достойного бюджета на это нет. Благодаря усилиям Сморчка и его жадности, мы получили заказы на три месяца вперед, а в выходные дни — по два мероприятия за ночь. Это был аншлаг. И теперь для перевозки своего нового и старого состава, стилистов, коллекций и реквизита мы нанимали автобус и приезжали как цирк-шапито.
Вообще у этого неординарного человека было интересное прошлое и такое же, наверное будет, необычное будущее.
Сморчок закончил наше Вагановское училище, хореографический (разумеется, гейский) факультет, и отправился в Германию на постановочные работы и за большими прибылями. Бухал он там часто и много, поэтому его быстро выперли на родину, но его роман с нацистом-геем не давал им обоим покоя: Сморчок летал к нацикам по туристической визе. После пьяной выходки на трапе самолета в аэропорту Франкфурта, где он кирной в стельку заорал: «Гитлер капут» и упал на стоящего впереди него порядочного немца, его депортировали вчистую, занесли в черный список, и отказали в получении туристической визы.
Он поплакал, побухал пару месяцев и решил обустраиваться в городе детства. Здесь он встретил любовь, «крокодила» — свою будущую жену — темпераментную особу, в длину и в ширину превышавшую его в два раза. Она имела двух сынков (дубин стоеросовых) и квартиру на первой линии Васьки. Дама сыграла на его страсти к халяве и предложила жениться на ней, продать свою квартиру и пожить пока у нее. Потом продать и ее квартиру, а на полученные средства улететь на историческую родину в Израиль и получить там политическое убежище. Сморчку чрезвычайно понравилась эта идея. Израиль страна теплая, деньги за границей зарабатывать проще и еще много всяких положительных факторов. И он, дурак, согласился на все. И вот уже двенадцать лет Сморчок с «крокодилом» уезжают в Израиль, и все никак не уедут, потому что она туда вовсе и не собиралась. А собиралась она замуж. А что может быть лучше мужа-гея, который еще и готовить умеет? Сморчок тосковал, плакал, квасил по-черному и, наконец, решил заняться модельным бизнесом. Создал свое агентство, раскрутил его, и тут появилась я...
В тот вечер, уходя от него, я задала мучивший меня вопрос о «правиле двоих»:
— Слушай, а почему ты от супружницы не уходишь, если называешь ее «крокодилом» и терпеть не можешь?
— Тихо ты! Что шумишь? Детки услышат, — и он наклонился ближе к моему уху. — Невозможно быть одному, всегда нужно, чтобы кто-то был рядом. Хорошо, конечно, когда это родной тебе, по духу близкий человек. Ты заботишься о нем, а он заботится о тебе. Одинокий человек — несчастный человек.
— И что, все равно о ком заботиться?
— Есть такая вещь, как привычка, и ты еще слишком молода, чтобы это понимать.
Да и действительно, «стою на асфальте я в лыжи обутый, то ль лыжи не едут, то ль я ...» Наверное, я ничего не понимаю в этой жизни.
Наступило абстрактное завтра, а потом такое же послезавтра, а вопрос оставался открытым.
Я приехала в университет на утреннюю репетицию этюда «Глубокие родственники» по рассказу Токаревой. Сейчас, репетируя отрывки, мы вспоминали жуткие времена, когда нас заставляли есть воображаемыми ложками воображаемый суп. Ромашка сияла на сцене в роли главной героини Токаревой, чье произведение ставил ее любимый мальчик и наш однокурсник по кличке Запекиш.
С Запекишем у Ромашки был роман с первого курса, и они везде тусовались вдвоем, даже на сцене играли пару. Ромашка была с ним не потому, что любила его, а скорее оттого, что не могла находиться одна. А он был с ней потому, что на всех студенческих пьянках все разбивались на пары.
— А иди к другому, он хороший, и у вас обязательно все получится, — была реплика Запекиша.
— Но как? Ведь я не люблю его, а он не любит меня, — вздыхала Мышка.
— Зато когда-нибудь, может быть через десять лет, мы станем глубокими родственниками, — многозначительно произнес Михей.
И финальная сцена по гениальной задумке режиссера заканчивалась семейной фотографией двух пар, которые через десять лет стали «глубокими родственниками». Запекиш и Ромашка улыбались в центре сцены, а по сторонам их стояли изображавшие тихое семейное счастье Мышка и Михей.
— По-моему, какая-то фигня получается! Давайте еще раз. Все ушли со сцены. Ромашка и Мышка заняли свои места.
И точно, Запекиш прав. Что, кроме фигни, может получиться из отношений ради отношений, ради того, чтобы когда-нибудь стать «глубокими родственниками»?
У меня заиграл мобильный, и мастер нашего курса строго посмотрел в мою сторону. Я вышла за дверь.
— Привет, ты сегодня идешь на презентацию «Красного журнала» в «Палкинъ»?
— О, черт, я совсем забыла! Конечно, надо идти.
И я договорилась о встрече перед презентацией с работающей у меня моделью Ди. Она снималась в рекламе «Мегафона» и была победительницей конкурса «Красавица Петербурга». Маленькая непоседа, которая всегда была в курсе всех питерских тусовок, поэтому, если за работой я что-то забывала, Ди любезно напоминала мне и привозила приглашения.
Я позвонила Аньке, потому как не успевала заехать домой и взять dress cod — какую-нибудь вещь красного цвета. Анька любила этот агрессивный цвет, и поэтому у нее всегда можно было стрельнуть что-нибудь подходящее. Я договорилась с ней встретиться в кафе «Стокманна». Там же договорилась и с Ди.
Ди прибыла первой.
— Ой, приветик, как хорошо выглядишь, просто картинка!
— Ты тоже.
В ее длинных коньячного цвета волосах красовалась ярко-красная роза, а на плече болталась сумочка «Christian Dior» с красными вставками. Маленькая Ди ходила на огромных шпильках и в джинсах длиной до набойки, что делало ее ноги нескончаемо длинными и идеально прямыми.
— А почему ты опять вся в черном: черное платье, черные туфли, черная сумка? А где красное? — эмоционально интересовалась она, уплетая луковый супчик. Она элегантно держала ложку тремя пальцами и эротично открывала маленький ротик.
— Сейчас Анька мне шарфик какой-нибудь привезет.
— А, эта мерзкая девица. Ужас! Как ты с ней общаешься? Столько эгоизма и гадости нет во всех моделях вместе взятых, сколько в ней одной. Да вообще, кто она такая, чтоб считать себя принцессой? Никогда не здоровается... Такая противная...
— Ди, это моя подруга, понимаешь? —
У Ди, как и у многих моделей, отсутствовал «базар-контроль», но зато, с лихвой хватало лицемерия и хитрости.
— Нет, я, конечно, не хочу ничего сказать про нее плохого. Ну, просто она всех без исключения бесит. Я это сама слышала. Честно. Нельзя так вести себя. Я, конечно, понимаю, что у нее все в жизни устроено, но зачем других подкалывать? И тем более...
Не успела она закончить, как появилась Анька. Она плюхнулась рядом со мной, чмокнула меня в щечку и, как всегда, не обращая внимание на Ди, подала мне пакет и взяла меню.
— Ой, Анюточка, привет! Как ты хорошо выглядишь, — попыталась обратить на себя внимание Аньки Ди. В свойственной ей непринужденной манерой общения, она наклонилась через стол к Аньке, чтобы ее поцеловать. Та брезгливо отклонилась и сухо бросила ей:
— Привет. — Затем Анька, не понижая голоса — ведь она действительно считала себя звездой и вела себя соответственно — обратилась ко мне: — А эта что здесь делает?
— Мы с Ди идем на презентацию нового журнала.
— Да, хочешь, пошли с нами — у меня еще одно приглашение есть, — обрадовалась Ди.
— Нет уж, спасибо, — холодно оборвала ее Анька и уставилась в скудное меню «Стокманна». — Ты что ешь? — поинтересовалась она немного погодя.
Не успела я ответить, как Ди опять попыталась взять инициативу в свои руки:
— Здесь очень вкусный чиз-кейк и луковый суп.
— Луковый суп для тех, кто спит один. Это не наш метод.
— Да, — заискивающе подхватила Ди. — Ой, девочки, так хочется замуж, ребеночка родить и не тусоваться по этим проклятым клубам и презентациям. Так все это надоело, хочется покоя, семейного счастья, уюта.
— Ну и не тусуйся! Кто тебя заставляет? — осадила ее Анька.
По «закону зеркала» известно: то, что нас раздражает в других людях, есть в нас самих. Анька с Ди зеркально отражали друг друга. Они столкнулись в бою без правил, и Ди пала в нокауте.
— Ой, ну что, пойдем? — Ди вопросительно посмотрела на меня.
— У нас еще полчаса. Давай чайку зеленого попьем?
Я хотела досмотреть бой до конца, так как знала, на кого выгоднее делать ставки.
— Мне вообще кажется, что сейчас модно быть замужем или жить в гражданском браке. Это какое-то тупое дополнение к светскому имиджу, — продолжала отвечать на крик души Ди Анька.
— А мы, получается, тут все немодные. Не одинокие и не очень несчастные — просто не модные. — Я наконец-то ответила на вопрос, который не дает мне покоя последнее время.
— Ой, как загнула. Мужик любой бабе нужен, без него никак. А ребенок в семье должен быть, — робко продолжала отстаивать свою позицию Ди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— С кем это ты так сюсюкаешься? — удивилась я.
Видимо, я что-то упустила из вида. Хоть мы с Иркой и жили вместе, но последнюю неделю общались крайне редко, и то на показах, где полученная от нее информация застилалась плотной вуалью моих текущих дел и, как следствие, не усваивалась.
— Слушай, я тут с таким мужиком познакомилась! Ну, просто the best. Стою я у Эрмитажа...
— А что ты там делала? — перебила я Ирку. Она и Эрмитаж — вещи абсолютно не совместимые.
— Да меня Гера туда подвозил, ему было по дороге. Так вот, останавливается «Ауди 8», и оттуда выходит мужик, весь такой прямо mаn in black, высокий, статный в стильных очках и с таким видом, ну знаешь, прямо на лице написано: «Олигарх». Он подвез меня в «Русскую рыбалку», я туда обедать ехала, и взял телефончик. Теперь звонит мне два раза в день. Узнаёт как дела, заботится. Я вчера простудилась и лежала дома, так он мне прислал водителя с лекарствами всякими и цветы. Мол, выздоравливай быстрей, поедем ужинать. Ну, я, конечно же, сегодня выздоровела.
— Так вы встречались после того раза? — Сегодняшний день для меня был полон чужого счастья и романтики.
— Да, обедали в «Бастионе». Представляешь, он и пальцем ко мне не притронулся, даже никаких намеков на секс. Мы просто сидели и разговаривали. А я прощупывала почву.
— И что нащупала?
— У него завод в Воронеже, строит завод в Белгороде. И еще имеет какой-то холдинг в Питере. Ну, точно олигарх.
— Слушай, а может, твой олигарх — импотент? Как показывает практика, такие мены сразу предлагают: «Поехали ко мне, у меня для тебя сюрприз есть» и так далее.
— Нет, думаю не импотент. Просто он какой-то другой, не такой, как все — интеллигент-ный, обходительный, — Ирка отстаивала своего новоиспеченного олигарха.
Она вся сияла от предвкушения нового счастья. Сегодня Ирка выглядела как нельзя лучше — зачесала свои прямые и тонкие каштановые волосы и облачилась в маленькое, зеленое с разводами платье «Pucci». Глаза она подвела зелеными тенями. В таком виде подруга мне напомнила Алсу, с которой ее постоянно путали на улицах, в клубах и вообще в местах скопления народа. Влажными губками Ирка сжимала тонкую сигарету, а в глубине ее прозрачных глаз таилась буря страсти.
У нее зазвонил телефон.
— Yes, hi! Oh, bad, Ronald, bad... Honey,
I need money. Ronald, I want to buy a car. Yes, yes... Ronald, I love money and I love my car and of course. I love you! Do you want my dreams to come true? OK, I’m waiting...*
Я удивилась.
— Мы улетаем на Барбадос, — посвятила меня в свои планы Ирка. — Но перед этим я хочу купить машину.
— А как же твой олигарх?
— Олигарх в будущем, а Рональд в настоящем. Как говорит Лизка, все должно быть спланировано.
— Да, твоя Лизка просто гуру, — подразнила я, допивая третью чашку кофе.
В «Европе» был самый лучший кофе, на который слетался весь питерский бомонд. Тут я встретила Феликса, директора джаз-клуба.
С ним у нас был совместный проект вечеринки для беременных, где планировался показ коллекции одежды для беременных, а также памперсов, сосок и прочих атрибутов для маленьких детей. На фуршет подавали клубнику, молочные коктейли, натуральные соки и всевозможные фрукты. А сохранять душевное равновесие будущих мам были призваны лучшие джазисты города.
К нашему столику присоединилась Иркина школьная подруга и еще какая-то девица, которая, как и многие другие, дружила с Иркой в надежде на то, что ей что-нибудь перепадет. Ирка — как всегда — посвящала их в подробности своей личной жизни и ее финансовой составляющей. Они, как обычно, охали и вздыхали от ее рассказов, но в их понимающих глазах читался принцип «голодный сытого не разумеет».
Они знали об Ирке все, но жили в другом мире и с другими мыслями, одевались в других магазинах и вращались в иных кругах. Общаясь с ней, они прикасались к высшему обществу. А Ирка наивно полагала, что если она открыта для всех и искренне любит свое окружение, то, следовательно, все тоже любят ее.
Ей и в голову не приходило, что ее просто используют как перевалочный пункт в новое измерение, или как халяву в ресторане. Мать постоянно твердила Ирке, чтобы та поменьше распространялась о себе и вообще общалась только с людьми своего круга, но Ирка предпочитала видеть мир в розовом цвете. Так вроде красивее...
Я отправилась к Феликсу в клуб, а Ирка — на свидание с мечтой каждой девушки.
Не успела я поздороваться с Феликсом, как в сумке затрещал телефон. Сморчок.
— Слушай, надо срочно повстречаться. Есть разговор.
— Мы попрощались два часа назад. Давай завтра, на репетиции.
— Нет, сегодня. Заезжай ко мне, я борщок сварил, — искушал меня изысками своей кухни Сморчок.
— Я на диете.
— Все диеты — с понедельника. Давай приезжай, кактус.
— Сам ты — кактус. А я не кактус, я — просто обиженный на жизнь огурец. — Кактусом он называл меня, когда я отказывалась от его авантюрных мероприятий — таких, как сегодня. — Ну ладно. Скоро буду.
Сморчок в переднике, надетом на джинсы и футболку, приветливо отворил мне дверь и поздоровался писклявым голосом:
— Приве-е-е-т!
Я прошла на кухню, расположилась на табуретке и прикурила миллион первую на сегодня сигарету.
— Ну, чего решаем? Давай только быстрее — я устала как папа Карло.
— Не торопись ты так. На, поешь борщика. Сметанку дать?
— Слушай, ты меня ведь не на борщик позвал?
Сморчок заегозил, вытер свои щупальца о передник и лукаво стрельнул маленькими глазками.
— Ну, это, как его... В общем, я тут кое-что замутил — можно денег по-легкому срубить. Наше модельное шоу «Тысяча и одна ночь» очень хорошо продается в городе. Давай старых моделей поменяем на новых из школы, которые ради практики согласны работать бесплатно, а все заберем себе.
— Ты вообще долго думал? Как мы профессионалок заменим лохушками и продадим некачественный продукт по цене качественного?
— Ну, если тебе деньги не нужны...
— А тебе на имидж плевать! Ты хочешь стать идиотом, продающим лохушек ради одноразовой прибыли? — разъярилась я. Моему негодованию не было предела. — Да с этими деревянными девочками еще как минимум месяц работать надо, чтобы их на сцену вывести.
Если хочешь начать конфликт, начни его со слова «ты...». Потом он тебе «ты...» — и понеслось!
— Конечно, тебе уже плевать на наше агент-ство, ты там со своим спонсором в «Кукараче» о другом бизнесе договорилась. Да не увиливай, я знаю.
Я была в шоке. Откуда Сморчок узнал о нашем разговоре с Тимой в мексиканском ресторане. Он предложил мне финансировать любой мой проект, лишь бы он был для Тимы интересен, будь то фотостудия, фитнес-центр, журнал. Тогда я пообещала ему подумать на эту тему. Но я никому не рассказывала об этом.
— Что ты на меня смотришь, как будто я тебе миллион должен? — кипел Сморчок.
Я даже не стала спрашивать, откуда он это узнал, потому что он всегда все знает — это было нормально. Но его страсть к легкой наживе и помыслы только о сегодняшнем дне не давали мне покоя. Он мог спокойно пообещать моделям сорок долларов, а заплатить двадцать, и ему было плевать, что в следующий раз они не пойдут на показ. Он смело обещал арт-директорам феерическое шоу, а привозил трех калек из разряда «начинающих, но никаких». Все эти неурядицы утрясала я при помощи молниеносного реагирования и постоянных ссор с ним. И теперь я не могла позволить ему испортить самое продаваемое наше шоу.
— В общем, делай, как хочешь, но только без меня, — гордо заявила я. И пошла с табуретки, как ракета со старта, но он поймал меня у дверей:
— Ну, ладно ты, не кипятись, давай оставим «Тысячу и одну ночь» как есть. А для средненьких клубцов предложим вариант-лайт, который назовем «Восточная ночь», в котором будет половина опытных моделей, а половина — новых. Тем самым цена будет ниже, ну и, как ты говоришь, качество лучше. Ладно?
— Давай завтра проведем кастинг среди новых и попробуем развести шоу заново миксом, вдруг действительно получится, — согласилась я.
Сморчок оказался прав. Шоу «Восточная ночь» стало очень популярным в дешевых клубах и домах отдыха, которым вроде бы нужно что-то показывать, а достойного бюджета на это нет. Благодаря усилиям Сморчка и его жадности, мы получили заказы на три месяца вперед, а в выходные дни — по два мероприятия за ночь. Это был аншлаг. И теперь для перевозки своего нового и старого состава, стилистов, коллекций и реквизита мы нанимали автобус и приезжали как цирк-шапито.
Вообще у этого неординарного человека было интересное прошлое и такое же, наверное будет, необычное будущее.
Сморчок закончил наше Вагановское училище, хореографический (разумеется, гейский) факультет, и отправился в Германию на постановочные работы и за большими прибылями. Бухал он там часто и много, поэтому его быстро выперли на родину, но его роман с нацистом-геем не давал им обоим покоя: Сморчок летал к нацикам по туристической визе. После пьяной выходки на трапе самолета в аэропорту Франкфурта, где он кирной в стельку заорал: «Гитлер капут» и упал на стоящего впереди него порядочного немца, его депортировали вчистую, занесли в черный список, и отказали в получении туристической визы.
Он поплакал, побухал пару месяцев и решил обустраиваться в городе детства. Здесь он встретил любовь, «крокодила» — свою будущую жену — темпераментную особу, в длину и в ширину превышавшую его в два раза. Она имела двух сынков (дубин стоеросовых) и квартиру на первой линии Васьки. Дама сыграла на его страсти к халяве и предложила жениться на ней, продать свою квартиру и пожить пока у нее. Потом продать и ее квартиру, а на полученные средства улететь на историческую родину в Израиль и получить там политическое убежище. Сморчку чрезвычайно понравилась эта идея. Израиль страна теплая, деньги за границей зарабатывать проще и еще много всяких положительных факторов. И он, дурак, согласился на все. И вот уже двенадцать лет Сморчок с «крокодилом» уезжают в Израиль, и все никак не уедут, потому что она туда вовсе и не собиралась. А собиралась она замуж. А что может быть лучше мужа-гея, который еще и готовить умеет? Сморчок тосковал, плакал, квасил по-черному и, наконец, решил заняться модельным бизнесом. Создал свое агентство, раскрутил его, и тут появилась я...
В тот вечер, уходя от него, я задала мучивший меня вопрос о «правиле двоих»:
— Слушай, а почему ты от супружницы не уходишь, если называешь ее «крокодилом» и терпеть не можешь?
— Тихо ты! Что шумишь? Детки услышат, — и он наклонился ближе к моему уху. — Невозможно быть одному, всегда нужно, чтобы кто-то был рядом. Хорошо, конечно, когда это родной тебе, по духу близкий человек. Ты заботишься о нем, а он заботится о тебе. Одинокий человек — несчастный человек.
— И что, все равно о ком заботиться?
— Есть такая вещь, как привычка, и ты еще слишком молода, чтобы это понимать.
Да и действительно, «стою на асфальте я в лыжи обутый, то ль лыжи не едут, то ль я ...» Наверное, я ничего не понимаю в этой жизни.
Наступило абстрактное завтра, а потом такое же послезавтра, а вопрос оставался открытым.
Я приехала в университет на утреннюю репетицию этюда «Глубокие родственники» по рассказу Токаревой. Сейчас, репетируя отрывки, мы вспоминали жуткие времена, когда нас заставляли есть воображаемыми ложками воображаемый суп. Ромашка сияла на сцене в роли главной героини Токаревой, чье произведение ставил ее любимый мальчик и наш однокурсник по кличке Запекиш.
С Запекишем у Ромашки был роман с первого курса, и они везде тусовались вдвоем, даже на сцене играли пару. Ромашка была с ним не потому, что любила его, а скорее оттого, что не могла находиться одна. А он был с ней потому, что на всех студенческих пьянках все разбивались на пары.
— А иди к другому, он хороший, и у вас обязательно все получится, — была реплика Запекиша.
— Но как? Ведь я не люблю его, а он не любит меня, — вздыхала Мышка.
— Зато когда-нибудь, может быть через десять лет, мы станем глубокими родственниками, — многозначительно произнес Михей.
И финальная сцена по гениальной задумке режиссера заканчивалась семейной фотографией двух пар, которые через десять лет стали «глубокими родственниками». Запекиш и Ромашка улыбались в центре сцены, а по сторонам их стояли изображавшие тихое семейное счастье Мышка и Михей.
— По-моему, какая-то фигня получается! Давайте еще раз. Все ушли со сцены. Ромашка и Мышка заняли свои места.
И точно, Запекиш прав. Что, кроме фигни, может получиться из отношений ради отношений, ради того, чтобы когда-нибудь стать «глубокими родственниками»?
У меня заиграл мобильный, и мастер нашего курса строго посмотрел в мою сторону. Я вышла за дверь.
— Привет, ты сегодня идешь на презентацию «Красного журнала» в «Палкинъ»?
— О, черт, я совсем забыла! Конечно, надо идти.
И я договорилась о встрече перед презентацией с работающей у меня моделью Ди. Она снималась в рекламе «Мегафона» и была победительницей конкурса «Красавица Петербурга». Маленькая непоседа, которая всегда была в курсе всех питерских тусовок, поэтому, если за работой я что-то забывала, Ди любезно напоминала мне и привозила приглашения.
Я позвонила Аньке, потому как не успевала заехать домой и взять dress cod — какую-нибудь вещь красного цвета. Анька любила этот агрессивный цвет, и поэтому у нее всегда можно было стрельнуть что-нибудь подходящее. Я договорилась с ней встретиться в кафе «Стокманна». Там же договорилась и с Ди.
Ди прибыла первой.
— Ой, приветик, как хорошо выглядишь, просто картинка!
— Ты тоже.
В ее длинных коньячного цвета волосах красовалась ярко-красная роза, а на плече болталась сумочка «Christian Dior» с красными вставками. Маленькая Ди ходила на огромных шпильках и в джинсах длиной до набойки, что делало ее ноги нескончаемо длинными и идеально прямыми.
— А почему ты опять вся в черном: черное платье, черные туфли, черная сумка? А где красное? — эмоционально интересовалась она, уплетая луковый супчик. Она элегантно держала ложку тремя пальцами и эротично открывала маленький ротик.
— Сейчас Анька мне шарфик какой-нибудь привезет.
— А, эта мерзкая девица. Ужас! Как ты с ней общаешься? Столько эгоизма и гадости нет во всех моделях вместе взятых, сколько в ней одной. Да вообще, кто она такая, чтоб считать себя принцессой? Никогда не здоровается... Такая противная...
— Ди, это моя подруга, понимаешь? —
У Ди, как и у многих моделей, отсутствовал «базар-контроль», но зато, с лихвой хватало лицемерия и хитрости.
— Нет, я, конечно, не хочу ничего сказать про нее плохого. Ну, просто она всех без исключения бесит. Я это сама слышала. Честно. Нельзя так вести себя. Я, конечно, понимаю, что у нее все в жизни устроено, но зачем других подкалывать? И тем более...
Не успела она закончить, как появилась Анька. Она плюхнулась рядом со мной, чмокнула меня в щечку и, как всегда, не обращая внимание на Ди, подала мне пакет и взяла меню.
— Ой, Анюточка, привет! Как ты хорошо выглядишь, — попыталась обратить на себя внимание Аньки Ди. В свойственной ей непринужденной манерой общения, она наклонилась через стол к Аньке, чтобы ее поцеловать. Та брезгливо отклонилась и сухо бросила ей:
— Привет. — Затем Анька, не понижая голоса — ведь она действительно считала себя звездой и вела себя соответственно — обратилась ко мне: — А эта что здесь делает?
— Мы с Ди идем на презентацию нового журнала.
— Да, хочешь, пошли с нами — у меня еще одно приглашение есть, — обрадовалась Ди.
— Нет уж, спасибо, — холодно оборвала ее Анька и уставилась в скудное меню «Стокманна». — Ты что ешь? — поинтересовалась она немного погодя.
Не успела я ответить, как Ди опять попыталась взять инициативу в свои руки:
— Здесь очень вкусный чиз-кейк и луковый суп.
— Луковый суп для тех, кто спит один. Это не наш метод.
— Да, — заискивающе подхватила Ди. — Ой, девочки, так хочется замуж, ребеночка родить и не тусоваться по этим проклятым клубам и презентациям. Так все это надоело, хочется покоя, семейного счастья, уюта.
— Ну и не тусуйся! Кто тебя заставляет? — осадила ее Анька.
По «закону зеркала» известно: то, что нас раздражает в других людях, есть в нас самих. Анька с Ди зеркально отражали друг друга. Они столкнулись в бою без правил, и Ди пала в нокауте.
— Ой, ну что, пойдем? — Ди вопросительно посмотрела на меня.
— У нас еще полчаса. Давай чайку зеленого попьем?
Я хотела досмотреть бой до конца, так как знала, на кого выгоднее делать ставки.
— Мне вообще кажется, что сейчас модно быть замужем или жить в гражданском браке. Это какое-то тупое дополнение к светскому имиджу, — продолжала отвечать на крик души Ди Анька.
— А мы, получается, тут все немодные. Не одинокие и не очень несчастные — просто не модные. — Я наконец-то ответила на вопрос, который не дает мне покоя последнее время.
— Ой, как загнула. Мужик любой бабе нужен, без него никак. А ребенок в семье должен быть, — робко продолжала отстаивать свою позицию Ди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35