А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Алё, ты где?
— Уже выхожу из машины.
— Подожди, не отпускай водилу, у тебя в сумке мои ключи и документы. Я тут в парадной стою, подъезжай, пожалуйста.
Я расхохоталась, представив, как он с блондиночкой в предвкушении страстной любви, прыгает от холода в подъезде собственного дома.
— Ладно. Жди.
Но велико было мое удивление, когда подъехав, я увидела только раздраженного сонного Тимура в кепочке от «Versace».
— Обломался? Она опять сказала «нет»?
— Ага. Да ну ее, сама не знает, чего хочет.
— А ты знаешь? — спросила я и протянула ему ключи и документы через открытую форточку машины.
Всегда и на всех тусовках я была хранителем его денег, документов, ключей и прочих мелочей, но именно сегодня я совсем забыла о них.
— Ну, ладненько, спасибо. Извини. Пока... Сколько мы должны? — обратился он к водителю.
— Вы что, собираетесь отпустить такую девушку? — искренне удивился мой шофер.
— Нет... Да, действительно, что это я? Так я спрашиваю, сколько мы должны?
Он расплатился и открыл мне дверцу.
— Только у нас секса сегодня не будет, ладненько?
— Конечно, очень ты мне нужен — мы же друзья, — поддержала его я. — «В Стране Советов сексу нету!»
Но после того как мы легли в постель, на которой мне совсем недавно было ну очень хорошо, я задумалась: с какой стати? Если я его хочу, так я его получу! И я накинулась на беспомощного, пьяного Тиму.
— Э-э-э, подожди... Ты что?! У меня сейчас ничего не получится.
— Все получится, — заверила я, продолжая акт изнасилования.
Но, действительно, ничего не получилось. Не так чтобы совсем «ничего», но, например, в туалете с Лерой мне было намного лучше.
Утром я встала, надела белый махровый халат, почистила зубы своей зарезервированной с прошлого раза зубной щеткой и отправилась на кухню.
Во время молчаливого завтрака он скромно опускал глаза, боясь встретиться со мной взглядом. Немного поерзав на стуле, произнес речь:
— Послушай, что я тебе скажу. Ты — очень хороший человек, с тобой потрясающий секс, но ты не для меня. У нас не может быть будущего, понимаешь? Ничего не получится. Понимаешь, мне нужна другая! — Всегда, когда Тима нервничает, его голос становится тоньше и пронзительней, он говорит быстро, заглатывая окончания слов. — Извини, ты отличная девчонка, надежный деловой партнер — но что касается наших близких отношений... — Он съежился на стуле, скрестил ноги. — Ты создана для другого человека. Ты — лидер, а я не могу быть с человеком, девушкой, которая сильнее меня.
Я покорно выслушала страстную отповедь Тимура, молча встала, оделась и ушла, захлопнув за собой дверь.
Какие чувства я испытывала, когда бежала вниз по лестнице? Да, наверное, никаких! Мне даже не было обидно, потому что все это я знала и без него. Что страдать, если все мои усилия пошли прахом? Не стоит пилить опилки...
Наступил вечер. Взглянув в зеркало на свое невыспавшееся лицо, с тяжелым вздохом отдалась в руки визажиста. Я развела показ, как всегда, на творческом подъеме и с энтузиазмом готовилась к выходу на сцену.
Сцена всегда была для меня устрашающим фактором, каждый мой выход под ослепляющий свет софитов, прожекторов, «пушек» вызывал во мне непреодолимый страх.
Я не знала природу возникновения этого страха, он появлялся ниоткуда и уходил в никуда. Казалось бы, чего бояться — ничего нового, все «давно исхожено», но потеют ладони и дергается левое веко, а лицо расплывается в непонятной то ли улыбке, то ли жалкой гримасе. Вот по этой причине, как только появилась возможность заниматься только организаторской работой, я и ушла с подиума и вздохнула с облегчением. Но так же я вздыхала и сейчас, перед выходом в ярко освещенный зал. Я скучала по сцене, мне не хватало бодрящего адреналина, запаха искусственного сценического дыма и «штукатурки», которая отваливается с лица после показа.
Через минуту я буду должна появиться ТАМ — на том месте, где всегда так страшно и одиноко. Ты одна, и сотни взглядов впиваются в тебя, они оценивают, осуждают, одобряют, смеются, принимают или отвергают тебя, и ты чувствуешь это так остро, словно с тебя сняли кожу.
Но сейчас этого страха не было, сейчас я чувствовала необыкновенный подъем, мне было славно и свободно. В первый раз я не испугалась сцены, и это ощущение единства с залом я не забуду никогда.
Бурные овации публики, собравшейся в клубе для среднего класса «La Plage» обрушились на меня, как только я дошла до середины раздвижного подиума. Я уже была на «языке», когда из сотни обращенных на меня взглядов почувствовала один, от которого пошатнулась и чуть не слетела со своих двенадцатисантиметровых шпилек «Cavalli». Я чуть не рухнула вниз, когда поняла, кому принадлежат эти глаза.
Словно освещенный прожектором, в толпе выделялся улыбающийся мне Тимур, прижимающий к себе огромный букет нежных роз. Дробный четкий стук каблуков сзади напомнил мне, что я должна освободить сценическое пространство для другой модели. Опомнившись, я развернулась и удалилась на «задник».
Около гримерки я нос к носу столкнулась с Тимуром.
— Привет. Ты прекрасно смотришься на сцене. Тебе нет равных. Девочка — суперская, высший класс! — быстро произнес он, как бы извиняясь.
На нем была жуткая, вытянутая у горла футболка ярко-голубого цвета, которая уродовала его. Но даже в этой мерзкой футболке он нравился мне еще больше.
— Спасибо, — сказала я и толкнула дверь в гримерку.
— Подожди. Прости меня, пожалуйста, я сегодня тебя обидел, нет мне оправдания. Больше это не повторится. Это тебе! — и он протянул мне охапку розовых роз. — Извини, ладно?
— Нет, это ты меня прости. Прости за то, что я не дала тебе в первый же вечер знакомства, за то, что терпела твои пошлые разговоры про любовь и других баб, за то, что ты переспал со всеми моими моделями. Прости, что позволила тебе воспользоваться мной для массовки в бане, и, наконец, прости за то, что я...
Я не успела договорить — появился Сморчок.
— Ой, какие у тебя поклонники! Цветочки нужно в вазочку устроить, в вазочку — цветочки... — И он, уже изрядно поддатый, выхватил у меня Тимин «веник» и прижал к себе. «Да уж, нарисовался — хрен сотрешь», подумала я и опять толкнула дверь в гримерку. А Сморчок тем временем приземлился Тиме на ухо.
Я вполголоса договорила то, что не успела, но вряд ли Тимур услышал мои слова.
— ...я все это время любила тебя! — И уже войдя в гримерку, добавила: — Как конченая дура.
— Что, что? — спросила Вика, туповатая девица-модель с вечным выражением удивления на лице.
— Ты одеваешься, Викочка?
— Да-а-а! — недоумевая, протянула она, непрерывно копошась своими ручками-веточками в сумке с надписью «Prada».
— Так вот и одевайся дальше! — сухо сказала я и села к зеркалу смывать make-up.
Следующий день ознаменовывался загородной поездкой с моим авторитетом «Алё-молё». Он сообщил мне, что после «великолепного» случая с проституткой он не принимал больше спиртные напитки в таком количестве, а злоупотреблял только чаем. Мы отобедали в «Бастионе» на берегу Финского залива, перекидываясь редкими словами. После обеда мы вышли на песчаный берег, засыпанный белым снегом. Его охрана побежала за нами, но он обернулся и приказал им ждать нас в машине.
— Ты не боишься? — поинтересовалась я, созерцая красоту питерской природы.
— Убьют так убьют. Надоело постоянно чувствовать себя на мушке и слышать дыхание тупоголовых охранников за спиной. Все равно, когда придет время, они будут первыми, кто подставит меня. Всегда найдется тот, кто заплатит больше.
— Интересная у тебя жизнь. Насыщенная. Так что, надо все время следить за соотношением рыночных цен на работу охранников?
Он как-то странно, пронзительно посмотрел на меня и больно сжал мою руку, впечатав в запястье свой «Rolex». Приблизил свое лицо близко-близко к моему лицу так, что я почувствовала запах мужской туалетной воды «Dior» и четко прошептал:
— И ты предашь меня. Скоро!
— Не говори глупостей, я ничего про тебя не знаю. Какие тайны я могу выдать?
— Зачем ты со мной, зачем я тебе? — вдруг напористо спросил он.
Нет смысла врать. Зачем?
— Из-за денег. Только и всего, — произнесла я и в упор посмотрела ему в глаза, ожидая ответной реакции.
В лучшем случае он повернется и уйдет, в худшем — врежет мне по морде и я паду смертью храбрых. А он все равно уйдет, гордо выпрямившись и заложив руки за спину, не торопясь и не оглядываясь, сияя классическими ботинками марки «Lagerfeld».
— Хорошо, что ты меня не любишь. Так спокойнее, — не оправдав мои ожидания на высокий накал страстей, неожиданно произнес он, и я перевела дыхание. — На прошлой неделе на меня было третье покушение. По-детски — машину обстреляли, и все. Никто не пострадал. Кому-то перешел дорогу, видно.
В нашем кругу совесть не в чести. Если ты — фраер, то это клеймо и ты с ним до конца жизни, и другой дороги нет. А если задумаешь жить по-людски, не жди, тебе не дадут, а помогут умереть... фраером.
— Догадываешься, кому ты помешал? — поинтересовалась я.
— Просто захотел уйти в легальный бизнес.
И я не отступлю. Но ты не волнуйся, если что случится, ребята позаботятся, помогут тебе. Деньги будут на первое время.
— Я не волнуюсь, — произнесла я, отвернувшись и глядя на залив, покрытый льдом. —
Я большая девочка...
— Пойдем в машину, замерзнешь. — Он крепче сжал мою руку, и золотая запонка оставила на ней маленький след нашего единственного откровенного разговора за два года общения.
В последующие два дня, когда страх смерти и психологическое воздействие гипноза начали отпускать, я занималась осмыслением и переосмыслением своей жизни. И очень много нового для себя открыла.
Надо перестать беспокоиться по пустякам. Вечное беспокойство напоминает непрерывно падающие капли воды и такое постоянное воздействие может довести тебя до безумия. Надо спокойнее относится ко многим вещам.
То, что я делала эти три дня, называлось «игрой в смерть», а то, что мы все делаем, называется «игрой в жизнь».
Я подошла к зеркалу. «Давай поиграем в жизнь», сказала я своему отражению. Эта игра так коротка, в ней нет времени на долгое обдумывание ходов, стратегии и тактики, это игра для молниеносного реагирования. Пора перестать беспокоиться и начать жить. В ней есть лишь время на то, чтобы ответить себе на три вопроса:
«Хочу или не хочу?»
«Что изменится от исполнения моего желания?»
«Сколько я готова за него заплатить?»
А остальное — неважно. На это нет времени, ведь жизнь так коротка...
* * *
Надо очень захотеть, чтобы задуманное дело получилось. Как говорится, если не очень-то хочется, то не очень-то и получится.
Если ты начинаешь дело, то доводи его до конца. Скажи в первую очередь себе, что у тебя есть шанс на успех. Поднимись в своих глазах, и у тебя появятся силы идти дальше, ты уже на собственном опыте будешь знать, что можешь...
Когда душевное состояние оставляет желать лучшего, когда финансовая сторона жизни не радует и ты не можешь быть с тем, с кем хочешь, что тебе остается? Работа, работа и еще раз работа. Работа — это реальная, видимая цель, это средство самоутверждения и залог свободы от душевной борьбы и метаний.
Ты отдаешься рабочему процессу вся, без остатка, чтобы не оставалось времени на глупые мысли и метания, на жалость к себе, на бессмысленные надежды. Работа поможет тебе жить и выжить...
Работа кипела, мы со Сморчком устраивали по три мероприятия в неделю, а также съемки, кастинги и промо-акции. Я мучалась от приятной усталости и спала по пять часов в день, курила по две пачки и употребляла кофе литрами.
Мое психологическое состояние можно расценивать как удовлетворительное (после общения с психологами я сочиняла прощальные письма всем, кто меня обидел; писала тем, кого обидела я, составляла план на будущее и просто научилась любить все, что со мной происходит). А вот свое физическое состояние я определяла как «ниже нормы». Карта в фитнес-центр была заморожена. Я усохла до сорока восьми килограммов живого веса при росте в сто семьдесят два сантиметра.
Общение со Сморчком теперь занимало большую часть моего времени, а Тима отошел на второй план. Мы общались с ним только тогда, когда нужен был сопровождающий. Я иду на презентацию, нужен эскорт — звоню Тимуру. Он едет в клуб или на вечеринку, нужна подруга — звонит мне. Он не забывает осведомляться у меня о наших со Сморчком грядущих кастингах и показах и припирается туда без приглашения. Не знаю почему, но я рада его видеть всегда. Что-то по отношению к нему, не прописанное в сценарии, живет во мне, и я никак не могу от этого избавиться.
А может, и не надо?
Сегодня я и Ирина отправились в «Джем Холл» на ночной сеанс фильма «Кокаин».
Зачем люди ходят в кино? Наверное, затем, чтобы увидеть другую жизнь, похожую или не похожую на твою. Каждый человек «снимает» свое кино, а более талантливые — снимают сразу несколько. Хочешь трагедию — «получите-распишитесь», хочешь комедию — «вот, пожалуйста», мелодраму — «да не вопрос»... Вот так вот, изо дня в день, мы пишем сценарии собственной жизни, режиссируем ее и играем в этой картине главную роль. Конечно, в наших постановках есть и основные герои, и роли второго плана и, конечно же, массовка. И, что самое интересное, мы ухитряемся снимать свое кино без бюджета, и оно получается...
Мы с Иркой залезли с ногами на диваны, и я выключила уставший за сегодняшний день сотовый. Нажав на кнопку, заказали мороженое и «Baileys». К сладко-приторному вкусу этого ликера российский потребитель привык, покупая напиток в «Дьюти фри». «Baileys» там самый дешевый, что нельзя сказать про прайс знаменитого релакс-кинотеатра. «Кокаин» нас не расслабил, скорее, заставил задуматься всерьез.
Когда зажгли свет, мы с Иркой долго молчали. И только сев в такси, она вдруг многозначительно произнесла:
— Я хочу уехать в Лондон, надоело мне здесь, не могу больше!
— С чего это ты? — осведомилась я.
— А что здесь делать? Мужики — все козлы и ублюдки! Работать за копейки я не хочу, а какие тут еще перспективы?
— А кому ты нужна в этом своем Лондоне?
— А кому я здесь нужна?
Я поняла причину ее пессимистического настроения. Сегодня, когда мы обедали в «Segun», к нам подошел мальчик, друг Иркиного друга, которому она, как всегда по доброте душевной, дала пять тысяч иностранных рублей на недельку в долг.
— Привет! Приятного аппетита!
Он присел к нам за столик, этот мальчик-с-пальчик, метр с кепкой в прыжке, в костюме «Аdidas» и с барсеткой «Dupont». Сияющее настоящее пещерного прошлого криминальных шестерок и достойного будущего модных барыг. Он говорил «на» после каждого слова, что очень напоминало анекдот: «Алё-на, это я-на ...»
— А где Сашка? — осведомилась Ирка, макая калифорнийский ролл в соевый соус.
— Он-на, не смог приехать, но конверт просил передать, вот-на!
— Ириш, ты не хочешь пересчитать?! — удивилась я, когда Ирка, не открывая конверт, убрала его в сумку.
— Сашка — мой хороший друг, — осадила меня она.
— Ну ладно, девчонки, я поехал-на!
— Не хочешь с нами пообедать? — спросила по-дружески Ирка, искренне веря в то, что друзья ее друзей — ее друзья.
— Не-е, счастливо.
И он удалился «на»... или в пеший эротический тур. Я напрягла Ирку достать конверт, и после того как он был открыт, эта серия в ее кинокартине получила название «Кидалово», потому что в конверте оказалось на две тысячи меньше от данной в долг суммы. Ирка утопила в соусе ролл и нервно застучала по кнопкам мобильника маленькими изящными ноготками, покрытыми прозрачным лаком. «Аппарат абонента выключен...» — слышала она по трем номерам, которые набирала...
Да, если Ирка полагает, что в Лондоне таких людей нет — она ошибается...
Ирка перед сном позанималась со мной английским, готовя меня к предстоящему зачету на курсах, и мы отправились спать.
В 09:00 зазвонил будильник.
Теперь я встаю в девять, так как больше не хожу к первой паре. А виноват в этом «пупырчатый хмырь» — преподаватель по древнерусской литературе, которому на кладбище уже несколько лет ставят прогулы. Он сказал мне на экзамене, что ни разу не видел меня на лекциях, и поэтому ставит мне «три». Я исправно, как девочка-припевочка, посещала все лекции, зубрила житие протопопа Аввакума и Сергия Радонежского, а он, видите ли, не видел меня, и испортил тройкой мою безукоризненную зачетку!
Поднявшись с кровати и шатаясь, я, как зомби, выползла на кухню. Кофе, сигарета, еще кофе и сигарета, еще сигарета — жизнь налаживается.
В ванной встала под наш элегантный душ, смеситель которого был исполнен в стиле раритетного телефона.
Встал вопрос: «Что надеть: Иркино или свое?»
Я распахнула нескончаемый шкаф, занимающий всю площадь нашей холостяцкой спальни, за исключением кровати. Итак, у нас в ассортименте: «Gucci», «Prada», «Versace», «Cavalli», «Exte», «Alberta Feretti», «Dolce&
Gabanna», «Celine» и «Dior».
Облачившись в джинсы и белую кофту от «Dolce&Gabanna» — этого добра было больше всего и в первой, и во второй линии, и новой, и старой коллекции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35