А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Никто из гостей не захватывал беседу за столом, и никто – слава Богу – не говорил о прошедшей войне.
Когда дамы оставили джентльменов в столовой, рядом с Мэдди оказалась Фелисити, так что даже перед лицом ядовитой миссис Мэшем она не чувствовала себя одинокой.
Мэдди не огорчилась даже после того, как миссис Мэшем уселась напротив. Как оказалось – напрасно. После того как матрона в течение десяти минут рассказала всем о модной – и страшно дорогой – отделке своего нового платья, она принялась за Мэдди:
– Полагаю, скоро вы затмите нас всех, дорогая мисс Эплгейт.
Мэдди вздрогнула. Она недооценила свою опасную соседку.
– Простите?
– Когда вы станете виконтессой Уэллер, – не скрывая ехидства пояснила другая леди.
– Ваши расходы на наряды будут, несомненно, увеличены. – Миссис Мэшем только что не мурлыкала. – Если бы мне пришла в голову такая мысль, я сама была бы не прочь потеряться в лесу ночью, даже в грозу.
Наступила мертвая тишина.
Мэдди удивленно подняла брови. Вот это удар! Предположить, что она притворилась больной, чтобы заманить виконта, вынудить его жениться на ней и тем самым улучшить свое материальное положение!
Перед глазами Мэдди все поплыло. Она уже открыла рот, чтобы дать отпор этой невыносимой сплетнице…
– Не все определяют деньги, – услышала она спокойный голос. Это был голос Фелисити. – Гораздо важнее вкус. Например, синий цвет отделки – ах, какой модной и дорогой – не слишком сочетается с вашим платьем цвета морской волны, но даже если это и так, я не позволила бы себе показаться невежливой и испортить впечатление от вашего, несомненно дорогого, нового платья. Но это лишь доказывает, что наличие денег само по себе не гарантирует благоприятное впечатление от наряда.
– В моем наряде все прекрасно сочетается, – отрезала миссис Мэшем.
– Разумеется, – спокойно согласилась Фелисити. Остальные дамы молчали, но на их лицах отражались различные эмоции – от восторга до ужаса.
Про Мэдди все забыли, и у нее было время собраться с мыслями, прежде чем сделать глупость. Например, оторвать миссис Мэшем голову, как очень хотелось. Однако это лишь убедило бы ненавистную сплетницу, а заодно и многих других дам, что выдвинутое против Мэдди обвинение соответствует действительности. Надо выглядеть спокойной, даже веселой. «Спасибо, Фелисити». Мэдди вздохнула с облегчением.
Брызгая слюной, миссис Мэшем еще немного поговорила о своем новом платье, о том, как нынче все дорого и что она идеально чувствует цвет и моду. Однако ни у кого не появилось желания спорить. Когда миссис Мэшем, наконец, замолчала, заговорила Фелисити:
– Кто-нибудь слышал, покинул цыганский табор пределы нашего графства?
Эта тема вызвала живой отклик.
– О да, – ответила хозяйка дома, обмахиваясь веером. Она была безмерно рада перемене темы. – Они украли ягненка у одного из арендаторов мистера Фрицуэлла, и бедняга очень расстроился.
– А еще они украли выстиранное белье, вывешенное для просушки за домом нашего садовника, и веревку прихватили!
– А у меня не только стрясли все ягоды с моей любимой вишни, а даже выкопали само дерево. Ума не приложу, что они собираются с ним делать. Ведь они никогда не остаются надолго в одном месте, все время кочуют.
– Да они его продадут в следующей же на их пути деревне, – мрачно заявила одна из дам, – и вы больше никогда его не увидите.
Дамы закивали, а пока они и дальше обменивались жалобами на бесчинства цыган, Мэдди тихо спросила Фелисити:
– А у вас что-нибудь украли?
– Нет. Но я видела следы вокруг дома. А сегодня утром, когда проснулась, мне показалось, что какой-то мужчина заглядывает в окно дома.
– О Господи! Какой ужас!
– Сначала я подумала, что это сон – я ведь только что открыла глаза. Но потом, когда вышла из дома, я увидела следы под окном. Я уверена, что это не мои следы – они слишком большие. – Фелисити вздрогнула. – Я слышала, что цыгане иногда бывают довольно жестокими.
– Вы непременно должны сегодня остаться ночевать у нас, – сказала Мэдди. – И вообще будет лучше, если вы поживете у нас какое-то время. До тех пор, пока точно не узнаем, что табор покинул наше графство.
«Меня беспокоят острые язычки соседей, – подумала Мэдди, – а Фелисити живет одна на отшибе и может стать жертвой вандалов, которые, возможно, еще опаснее, чем все считают».
Мужчины вышли из столовой, а хозяйка стала готовить столы для игры в карты. Вскоре после этого вечер закончился.
Когда они приехали домой, отец Мэдди еще не ложился спать. Она рассказала ему о цыганах и их бесчинствах, и он сразу же согласился с тем, что Фелисити должна остаться у них.
– Столько, сколько пожелаете, миссис Барлоу, – добавил он. – В своем доме вы не будете чувствовать себя в безопасности.
– Вы очень добры, сэр. – Голос Фелисити слегка дрожал.
– Завтра мы с Томасом поможем вам принести все вещи, которые вам понадобятся, – сказала Мэдди.
Она проводила Фелисити в гостевую комнату, расположенную рядом со спальней виконта. Это обстоятельство сделает невозможными встречи с Эйдрианом, но постоянное присутствие дуэньи будет напоминать Мэдди, что она должна вести себя прилично.
Плохо, конечно, что вести себя прилично – это совсем не то, что она хотела!
На пороге своей комнаты стоял Эйдриан, и по его улыбке Мэдди поняла, что он думает о том же.
Когда Фелисити закрыла за собой дверь, Мэдди шепнула:
– Ты об этом жалеешь?
– Тут уж ничего не поделаешь, – так же тихо ответил он. – Но оставаться одной в ее доме действительно небезопасно. А что касается нас…
– Да?
– Мы должны быть чисты в своих делах и помыслах, как посоветовал викарий.
Она разочарованно вздохнула, но он только усмехнулся и, наклонившись, поцеловал ее.
– Или не шуметь, – шепнул он на ухо.
Мэдди поцеловала его и с легким сердцем отправилась в свою комнату.
Потом помылась, надела ночную рубашку и легла в постель. Но кровать показалась пустой. Надо придумать, как подать Эйдриану знак, чтобы он пришел. Конечно, Мэдди могла бы пробраться в его комнату на цыпочках, но ее могли увидеть, а если их застанут в постели… Фелисити, конечно, ничего не расскажет отцу, но все же…
Надо чем-то отвлечься от мыслей об умелых ласках виконта. Мэдди взяла со столика пачку писем матери и наугад достала одно.
Всего несколько строк, убеждала она себя. Это каким-то образом помогало ей считать, что она не слишком вторгается в личное прошлое матери, не важно, прочла она целое письмо или всю пачку.
Когда Мэдди развернула листок, сердце замерло. Почерк был другой! Письмо было написано не матерью. Может быть, это почерк отца? Нет, это и не его рука.
Мэдди знала почерк отца по хозяйственным книгам и по деловым письмам, которые она по его просьбе иногда относила в деревню на почту.
Чье же это письмо?
Надо положить письмо обратно, подсказывал ей здравый смысл.
Мэдди знала, что не должна его читать, но теперь, когда письмо было в руках, когда она поняла, что мать сохранила письмо от какого-то незнакомого человека… это было равносильно тому, чтобы перестать дышать.
Возможно, письмо от подруги. Да, наверняка от подруги, живущей в другом графстве…
Но все рухнуло, когда Мэдди прочла первую строчку:
Любовь моя, как я мог жить, не зная, что ты существуешь на свете? С тех пор как ты вошла в мой мир, он стал намного богаче, а моя вселенная окрасилась твоим золотым сиянием, затмившим солнце.
Боже! Кто-то написал ее матери любовное письмо?
Мэдди показалось, что мир вокруг нее вдруг пошатнулся, словно потеряв опору. Она не могла заставить себя читать дальше.
Может, она все же ошиблась и это почерк ее отца? Возможно, после несчастного случая, в результате которого больше всего пострадали его ноги, у него каким-то образом изменился почерк, в отчаянии думала она, может быть…
Она перевернула листок и прочла подпись.
Джеймс.
Кто этот Джеймс, черт возьми?
Глава 11
Разве человек не может влюбиться в кого-то еще, в другого человека? – пыталась убедить себя Мэдди. Ее мать вышла замуж за отца совсем юной… и у нее было мало времени на то, чтобы разлюбить одного человека и влюбиться в другого. Отец всегда рассказывал, что они были знакомы с матерью с детства и всегда нравились друг другу. Поэтому Мэдди всегда представляла себе, как эта детская влюбленность постепенно, с возрастом, перерастала в более зрелое чувство.
Когда же у матери было время полюбить другого человека?
Может быть, это был какой-то бедный юноша, чья любовь осталась неразделенной? Или просто какой-то знакомый, который не устоял перед хорошеньким личиком матери и ее мягким характером? Эти предположения помогли Мэдди немного успокоиться и унять дрожь в руках. Мать сохранила это письмо из жалости к этому бедняге.
Но необходимо знать это наверняка.
Мэдди не заметила, как встала с постели, закуталась в шаль и сунула ноги в тапочки. Отец, наверное, уже спит, но если нет…
Не может же она не спать всю ночь и думать, что означало это письмо. Ей казалось, что она знает о своей матери все: и о её браке с отцом, и об их безоблачной любви.
Она вышла из своей комнаты и, стараясь не шуметь, пробежала по коридору и спустилась по лестнице, осторожно ступая на скрипучие ступени. В холле был полумрак, но из щели под дверью отцовской комнаты пробивался свет.
Мэдди тихо постучала.
– Да? – услышала она голос отца и открыла дверь. Отец опустил книгу, которую читал, и удивленно посмотрел на дочь:
– Дорогая моя, что-то случилось?
Она машинально опустилась на колени у кровати отца.
– Папа, кто такой Джеймс? – с ходу спросила она. По выражению его лица Мэдди поняла, что этот Джеймс не был просто знакомым матери.
У Мэдди сжалось сердце, и она вдруг подумала, что лучше бы ни о чем не спрашивать и вообще ничего не знать. Но было уже поздно – вопрос задан…
– Если я тебя расстроила, папа…
Отец покачал головой:
– Нет. Я думал, что твоя мать, возможно, все тебе рассказала, но ты была еще слишком мала, когда она умерла. – Он вздохнул. – А почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
– Я нашла на чердаке пачку писем, когда рылась в сундуке со старыми платьями мамы. Я их не читала, только несколько отрывков. Но я наткнулась на это имя и… – По лицу отца пробежала какая-то тень, и Мэдди запнулась. – Тебе не обязательно отвечать, папа.
– Будет лучше, если ты узнаешь все от меня, дитя мое. Если бы родители Элизабет, то есть твои бабушка и дедушка не умерли, если бы… Но ты же знаешь, что такое слухи. Я не хочу, чтобы кто-нибудь в нашем графстве проболтался и причинил тебе боль, когда ты меньше всего будешь этого ожидать. Лучше, если ты будешь к этому готова, дитя мое.
Мэдди вспомнила о ядовитом языке миссис Мэшем и кивнула.
– Встань, дорогая. Пол холодный, и я не хочу, чтобы ты простудилась. Возьми табуретку и сядь рядом.
Она послушалась, а отец бросил ей вязаный плед, чтобы она в него закуталась.
Мэдди била дрожь. Но не от холода, а от того, что разнервничалась. Открытие, что у родителей, которых она, казалось, знала очень хорошо, есть секреты, потрясло ее до глубины души. Сейчас Мэдди с нетерпением, и с ужасом, ждала, что отец раскроет страшную тайну, которую скрывали от нее всю жизнь.
– То, что я тебе рассказывал, было правдой, – начал отец, почему-то избегая смотреть дочери в глаза. – Я знал твою мать с детства. Небольшие поместья наших родителей были по соседству. Она была хорошенькой девочкой с мягким характером и всегда мне нравилась. Но потом мы выросли, и я уехал учиться в университет, а потом мне представилась возможность пожить год-два в Лондоне. Ты знаешь, что там со мной случилось. – Он замолчал.
Совсем недавно Мэдди и ее сестры узнали, и это было для них потрясением, о существовании сводного брата, лорда Гейбриела Синклера, тот разыскал отца. И тогда стало известно о давней любовной связи Джона Эплгейта с матерью Гейбриела.
– Когда я вернулся домой, согласившись отказаться от своей запретной любви, я был в тоске и, должен признаться, к своему стыду, не раз поддавался приступам меланхолии, думая только о себе. Сначала я не заметил, что и Элизабет была немного не в себе. Однажды нас обоих пригласили на пикник. После пикника мы пошли прогуляться, и она неожиданно потеряла сознание, Я отнес ее к ручью, чтобы смочить лицо, и только тогда понял, что произошло. Пока меня не было, Элизабет влюбилась в молодого морского офицера, гостившего у своего кузена, жившего по соседству. Они тайно обручились, и молодой человек собирался вернуться, чтобы просить ее руки. Но его отправили на войну раньше, чем он рассчитывал, а потом он погиб. А Элизабет вскоре поняла, что беременна и не замужем.
Мэдди была поражена. Ее мать занималась любовью до свадьбы?
Боже милостивый!
Мэдди совсем недавно сделала то же самое. Но ее мать? Почему-то трудно себе представить, что твои родители – такие же люди, как все. Сначала узнаешь, что твой отец, будучи молодым человеком, влюбился в замужнюю женщину, страдавшую от жестокого обращения мужа, и попытался прийти ей на помощь, но безуспешно. А потом узнаешь, что твоя мать была настолько опрометчивой, что занималась любовью до свадьбы и в результате оказалась в интересном положении.
– Господи, и что же она собиралась делать? – Мэдди приложила руки к пылающим щекам, представив, в какой панике была мать.
– В этом-то весь вопрос, – согласился отец. – Можешь себе представить, что сказали бы ее родители. А общество наверняка отвернулось бы от нее. Пока ничего не было заметно, но скоро все стало бы очевидным… Она, конечно, не думала, что так случится. И тот молодой человек никогда бы ее не оставил, если бы знал о ее беременности, уверяю тебя, Мэдлин. Он был твердо намерен вернуться и жениться на Элизабет. Если бы не война… В тот день французам повезло – ветер дул с их стороны, и наш корабль оказался хорошей мишенью для их пушек. Парень погиб, так и не успев получить отпуск, чтобы вернуться к своей невесте. Бедный Джеймс Макиннон.
Джеймс – ее отец! Внезапная боль пронзила сердце Мэдди.
– Я, естественно, предложил Элизабет свое имя и защиту, – продолжал отец – нет, не отец! – Что мне еще оставалось делать? Элизабет мне всегда нравилась, а что касалось меня, то в тот момент мне было все равно, так как я решил, что никогда больше не полюблю. А она была так расстроена, что я почувствовал к ней… – Он вздохнул:
Глаза Мэдди были полны слез, в горле застрял ком.
– Ты поступил хорошо, – только и удалось ей выдавить.
– Не в этом дело. Она была моим давним другом. И была так мне благодарна, что вырвала меня из глупой меланхолии. Я, наконец, понял, что делаю что-то полезное. Оказалось, что вместе нам хорошо, так было на самом деле. Это не было ложью, Мэдлин. Поэтому ты не должна думать по-другому. – Увидев, что по щекам дочери текут слезы, он протянул руку и дотронулся до ее лица. – Кончилось тем, что мы полюбили друг друга. Я хочу, чтобы ты мне поверила. Мы были счастливы. Я никогда не пожалел о том, что женился на Элизабет.
Она кивнула.
– Я уверен, что и она не пожалела. Она была так напугана тем, что могло произойти, и так благодарна. Она всегда говорила, что у нас похожие характеры, что мы давно знаем друг друга, что наш брак был удачным. Ты родилась немного раньше срока, но такое бывает. Если по этому поводу и были разговоры, то они очень скоро утихли. А мы не обращали на них внимания.
Он улыбнулся, а Мэдди не могла удержаться от слез. Она наклонилась и зарылась лицом в подушку.
– Девочка моя дорогая, не плачь. Прости, что мне пришлось сообщить тебе такие невероятные вещи.
Он гладил ее по плечу, но прошло несколько минут, прежде чем Мэдди перестала рыдать.
Ее отец – нет, мистер Эплгейт; она не знала, как ей теперь его называть – достал из-под подушки большой носовой платок, и Мэдди вытерла лицо.
– Мне мало что известно о том молодом человеке. Кажется, он был родом с юга Шотландии, но если ты хочешь найти его семью и узнать о нем больше, мы наведем справки.
– Нет! По крайней мере, не сейчас. Я не знаю, чего я хочу. Дай мне время подумать, пожалуйста.
– Как хочешь. Я понимаю, что ты расстроилась. Ты узнала, что твоим отцом был какой-то другой человек, но едва ты впервые о нем услышала, как снова потеряла.
Мэдди покачала головой и подумала: «Это ты – отец, которого я потеряла». Но она не могла произнести эти слова вслух.
Она хотела взять его за руку и всего несколько минут назад сделала бы это, но сейчас что-то встало между ними.
Он – не ее отец.
Она – не его дочь.
Ее жизнь была ложью… никто ей не рассказал… они недостаточно ей доверяли, чтобы сказать правду.
Почему?
Собственная мать ничего ей не рассказала…
Немного оправившись от потрясения, Мэдди вдруг почувствовала легкость. Ей даже удалось расправить плечи.
– Мне надо вернуться в свою комнату, – прохрипела она, не узнав собственного голоса.
Мистер Эплгейт взглянул на нее с беспокойством:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26