Ее радовало, что он был так близко, она наслаждалась его прикосновением, его мужским запахом, его великолепной статью.
Из приятных мыслей Мэдди неожиданно вырвал вид огромного дуба в середине сада – того самого, к которому они прислонялись в тот раз, когда были в саду. Тогда дуб был во всей осенней красе. А теперь…
Грозой смело почти всю листву дуба, и ею сейчас была усыпана земля вокруг. Золотистые осенние листья стали бурыми и ломкими, а ветви дерева на фоне голубого неба – голыми и резко очерченными.
У Мэдди упало сердце. Вид этого дуба казался напоминанием о быстротечности времени. Пройдет еще два дня, и они будут снова сидеть на семейной скамье в храме, а викарий во второй раз огласит их помолвку. На третьей неделе – в третий раз, на четвертой – в последний. После этого они обвенчаются, и Эйдриан сможет уехать, если этого потребуют обстоятельства.
Она заметила, что он по-прежнему с тревогой осматривает лес вокруг дома, наблюдает за тенями на опушке и за высокими деревьями, где может прятаться меткий стрелок, подстерегающий свою жертву.
Сколько еще он будет чувствовать себя чьей-то мишенью?
Сможет ли она удержать его здесь надолго?
А если ей не удастся удержать его, то как вынести такую потерю?
Глава 9
При мысли о том, что она может потерять Эйдриана, у Мэдди сжалось сердце. Она замолчала, и он, заметив перемену, сразу же повернулся к ней:
– Вы устали? Может, проводить вас обратно в дом? Если вы слишком устали, чтобы идти, я могу отнести вас на руках.
Она покачала головой.
– Но мне не трудно. Вы же легкая как перышко, Мэдлин.
– Сомневаюсь. Я в порядке, мы можем немного посидеть вон на той скамейке.
Скамейка все еще была влажной после грозы, но Бесс дала им с собой еще одну шаль, и Эйдриан, расстелив ее на скамейке, усадил Мэдди.
– Просто… мне вдруг стало грустно, – призналась она. – Время проходит, и ничто не может его остановить. Я не хочу, чтобы вы уезжали, Эйдриан.
Он достал из кармана жилета часы, и она увидела небольшой брелок в виде крохотных песочных часов. Он повернул часы, и песок быстро – слишком быстро – перетек вниз.
Оба замолчали.
Эйдриан повернулся в сторону леса.
– И я не хочу покидать вас, дорогая Мэдлин. Но если я останусь, если мой преследователь найдет меня… я не могу рисковать вами, когда полетят пули. Но когда это безумие кончится, знайте – я вернусь.
«Если сможете, если будете живы», – подумала она, еле удержавшись, чтобы не бросить эти слова ему в лицо, чтобы не закричать, не завопить от разочарования, но не посмела.
Сегодня у нее не было сил на споры. Он сунул часы обратно в карман и обнял ее одной рукой. Мэдди прислонилась к Эйдриану и положила голову ему на грудь. Ей было все равно, видит их кто-то или нет. Так они и сидели, и она слушала, как бьется его сердце.
Потом они вернулись в дом, и Мэдди была рада, что никуда не надо ехать. Обед прошел в тихой семейной обстановке.
Однако приглашения по-прежнему продолжали поступать.
Со смешанными чувствами Мэдди приняла одно приглашение на обед в субботу, но предупредила Фелисити, что ей придется сопровождать ее, чтобы отец мог остаться дома.
Предполагая, что после визита они вернутся домой поздно, она попросила Фелисити остаться у них ночевать. Поэтому вдова пришла к Эплгейтам в субботу днем со скромным саквояжем.
– Зачем вы шли пешком? – пожурила ее Мэдди. – Томас заехал бы за вами.
– Пустяки, – сказала Фелисити. – Знаете, я перешила одно платье и смогла его надеть. – Она и причесалась немного по-другому: вместо строгого пучка уложила волосы в прическу и выглядела очень мило. Мэдди так ей и сказала и добавила:
– Смотрите. В первом пакете с платьями, которые прислала модистка из Рипона, оказалось два прелестных ридикюля – очевидно, подарок за то, что мы так много заказали. Я хочу подарить вам один.
– Ой, что вы!
Но Мэдди настояла, и вдова сдалась, хотя ее глаза подозрительно заблестели.
– Вы так добры!
Довольная тем, что у подруги теперь есть новая вещь, Мэдди сказала:
– По-моему, этот подходит к вашему платью. Теперь мы готовы ехать!
У Мэдди было приподнятое настроение. Возможно, этому способствовало новое платье от модистки. Оно было из светло-зеленого шелка, оттенявшего белизну кожи и цвет глаз. Мэдди надела жемчужные серьги, доставшиеся ей от матери, и вплела в прическу несколько свежих белых астр. Оглядев свое отражение в зеркале, она осталась довольна результатом. Оставалось надеяться, что и виконту понравится.
Спустившись вниз и увидев выражение лица виконта, Мэдди поняла, что он сражен.
– Моя дорогая Мэдлин, – сказал отец, – ты сегодня какая-то особенная. Ты затмишь всех молодых леди!
– Спасибо, папа. – Наклонившись, она поцеловала отца в лоб.
Эйдриан же просто сказал:
– Вы – прекрасное видение. Лучшей модели для своих платьев у мадам Александрии не могло и быть!
Мэдди залилась краской и, чтобы скрыть смущение, сказала отцу:
– Посмотри, папа, как прелестно выглядит миссис Барлоу, правда?
– Уверяю тебя, я уже это заметил, – сказал мистер Эплгейт. – Я рад, что вы, наконец, отказались от траура, миссис Барлоу. Вам очень идет цвет лаванды.
Фелисити, видимо, не ожидавшая комплимента, зарделась точно так же, как Мэдди.
– Спасибо! Ваша дочь, то есть мисс Эплгейт, была так великодушна…
– Да, у Мэдлин такое же доброе сердце, как у ее матери, – просиял мистер Эплгейт. – Желаю хорошо провести время. Уверен, что лорд Уэллер о вас позаботится.
Мэдди поцеловала на прощание отца, и они вышли.
– Мне понравилась характеристика, которую вам дал ваш отец, – тихо сказал Эйдриан, наклонившись к Мэдди.
– Не обольщайтесь, – так же тихо ответила она. – Вы не знаете, какой я могу быть мегерой.
Эйдриан взял обеих дам под руки и повел их к карете.
– Уже заранее дрожу, – сказал он, а Мэдди сделала страшные глаза.
Первая половина вечера была приятной, еда – обильной. Трудная часть, как обычно, началась, когда леди удалились в гостиную и женская половина гостей почувствовала, что без мужчин может немного распустить языки.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, дорогая мисс Эплгейт, – заявила миссис Терренс, как только дамы расселись в гостиной.
– Спасибо, – осторожно ответила Мэдди. – Вы тоже.
– На вас, кажется, новое платье? Оно очень вам идет.
– Возможно, оно понадобилось ей взамен того, которое она потеряла в лесу, – пробормотала молодая девица, мисс Джитс, но достаточно громко, чтобы быть услышанной. Кое-кто из молодежи хихикнул, но дамы более почтенного возраста были явно потрясены.
– Можно только сожалеть, что есть люди, забывающие о нравственности, – громко добавила миссис Джитс – мать девицы.
Мэдди покраснела, но не нашлась что ответить. Впрочем, если бы она ответила, это могло бы ухудшить ситуацию.
– Можно только сожалеть, что есть люди, забывающие о хороших манерах, – четко и так же громко произнесла Фелисити, глядя миссис Джитс прямо в глаза.
Раздался чей-то нервный смех, хотя миссис Джитс недовольно фыркнула. Фелисити, однако, и глазом не моргнула. Мэдди не посмела расхохотаться, но почувствовала себя лучше.
– Какой стыд, что в наши дни в благородное общество допускают кого попало, – выпалила матрона, глядя на Фелисити.
– Да, подумать только! – отрезала Мэдди, не спуская глаз с миссис Джитс.
К этому моменту атмосфера в гостиной накалилась до предела. Мэдди, правда, нервничала уже меньше, но ей было жаль хозяйку дома, которая явно не ожидала такого поворота беседы и выглядела растерянной.
– Как гласит пословица, «яблочко от яблони недалеко падает», – не унималась миссис Джитс.
Мэдди не поняла, к кому относилось это высказывание, и промолчала.
Одна из пожилых дам решила сменить опасную тему на менее оскорбительную:
– Хризантемы в моем саду в этом году цветут полным цветом. А как ваш сад, миссис Брайт?
Однако атакующие дамы не сдавались – во всяком случае, не миссис Джитс.
– Мне казалось, что у леди… я хочу сказать, у женщины… сознающей, что она поступила неправильно и была скомпрометирована, должно хватать стыда не выставлять себя напоказ, выезжая в свет, по крайней мере, до тех пор, пока она не вышла замуж!
– Боже мой, Боже мой, – брызгая слюной, выпалила миссис Брайт. – То, что вы говорите, нечестно. Ведь это я пригласила…
– Как знать, – с трудом сдерживая гнев, сказала Мэдди, глядя в упор на миссис Джитс. – Может быть, так заведено в вашей семье?
Миссис Джитс расплескала почти полную чашку чаю на свою ярко-лиловую юбку.
В то же мгновение ее дочь в волнении воскликнула:
– Мама, ты же не рассказала им о…
– Замолчи, Лавиния, – прикрикнула на дочь миссис Джитс, промокая салфеткой ручьи чая, стекавшие на ковер.
Миссис Брайт послала служанку за полотенцем, а другие гостьи, выпучив глаза, начали гадать, что означала неожиданная перепалка между миссис Джитс и ее дочерью. Мэдди же никак не ожидала, что ее замечание произведет такое ошеломляющее впечатление. Во всяком случае, ее мучительницы начисто о ней забыли.
Потом одна из дам рассказала о цыганском таборе, расположившемся, по словам ее мужа, на территории их поместья.
– Эти бродяги опасны. Надо подальше спрятать драгоценности и не выходить одной.
– Да, лучше не выходить, – согласилась миссис Брайт, обрадовавшаяся новой теме для беседы. – Они вмиг перережут вам горло.
Эта тема занимала дам вплоть до появления мужчин. Вскоре Мэдди и ее спутники смогли попрощаться с хозяевами под тем предлогом, что им лучше поехать домой, пока светит яркая луна и Томас видит дорогу.
– Надеюсь, вам понравился вечер, лорд Уэллер? – спросила Мэдди по дороге домой.
– Да, ваши соседи весьма сердечные люди.
Конечно, подумала она, как еще они могли отнестись к заезжему пэру, богатому и могущественному?
Как странно, что мужчин не обвиняют в их грехах, тогда как женщин…
Отец еще не ложился спать, потому что хотел узнать, хорошо ли они провели вечер. Они выпили по чашке чаю и отправились спать. Фелисити отвели гостевую комнату.
Мэдди поблагодарила подругу за помощь, и та рассмеялась:
– Я получила удовольствие. Знаете, все те же старые коровы задрали передо мной нос, когда я только приехала. Они всех критикуют, а сами такие лицемерки! Когда вы станете виконтессой, они живо все забудут, вот увидите.
– Надеюсь.
Ночь прошла спокойно, без всяких признаков лунатизма. На следующее утро все отправились в церковь, где помолвка Мэдди и Эйдриана оглашалась во второй раз.
Время бежало быстро и было ощутимо почти так же, как зимний ветер, от которого дрожат карнизы и хлопают ставни на окнах. Что, если у нее будут только эти две недели с Эйдрианом? У Мэдди было огромное желание высказать свое неодобрение, даже запротестовать, лишь бы это помогло ей задержать Эйдриана еще на какое-то время. Но тогда ее сочтут сумасшедшей и будут правы.
Однако чем больше она узнавала Эйдриана, чем больше времени она с ним проводила, тем больше укреплялась во мнении, что хочет выйти за него замуж.
Но если ему придется уехать…
Она украдкой взглянула на виконта, и ей показалось, что он чем-то озабочен. Что привлекло его внимание?
С амвона викарий читал поучение из Библии:
«И не оскверняйте землю, на которой живете: ибо кровь оскверняет землю; и очистить землю от пролитой в нее крови можно лишь кровью того, кто пролил ее».
Опять кровь и убийство, думала Мэдди. Они преследуют его, преследует их, где бы они ни были.
Когда они вернулись домой из церкви, она почти все время молчала, так же как и виконт, а отец, казалось, был увлечен беседой с сидевшей рядом с ним Фелисити.
После ленча Томас отвез Фелисити домой, но перед отъездом вдова сказала Мэдди, что ей понравился ее первый выезд в свет.
– Все понравилось? – не могла не спросить Мэдди.
– Абсолютно, – усмехнулась Фелисити. – Эти кумушки не позволят мне потерять форму. Знайте, что вы всегда можете на меня рассчитывать.
– Вы мне очень помогли, – тихо сказала Мэдди. Она не хотела, чтобы отец знал, что их соседи вовсе не были воплощением доброты и терпимости.
В доме Фелисити все было так, как она оставила. Разве она ожидала чего-то другого? Но хорошо, что рядом был Томас, когда она отперла дверь и вошла в дом. Она быстро огляделась, чтобы убедиться, что все на своих местах и ее не ждет какой-нибудь сюрприз.
Отпустив Томаса, она закрыла дверь на засов и села на стул. Ей еще придется принести воды и дров для камина, но пока она должна немного отдышаться и подумать о том, как приятно было выбраться из своего домика и притвориться, что у нее все еще есть какая-то жизнь.
Серая кошечка стала, мурлыкая, тереться о ноги.
– Ты по мне скучала, моя милая? – пробормотала Фелисити и принялась гладить кошку и чесать у нее за ухом. – Да, нам всегда нравится, когда нас любят, правда?
Она посадила кошку на колени, продолжая ее гладить, и вдруг в памяти всплыли воспоминания, которые она поклялась забыть навсегда. Стоит ли – посмеет ли она доверить своей новой подруге правду о себе? Мэдлин была такой внимательной, такой щедрой, что Фелисити почувствовала себя виноватой за то, что не была до конца откровенной. Или лучше все забыть и ничего никому не рассказывать? Во всяком случае, так будет безопаснее.
В открытом окне промелькнула какая-то тень. Рука Фелисити перестала гладить кошку, и та подняла голову, словно спрашивая, что случилось. Окно было маленькое и располагалось высоко. Что это была за тень?
Возможно, всего лишь облако, набежавшее на солнце, или пролетавшая мимо птица. Фелисити прислушалась. Не было никаких подозрительных звуков, ничего необычного. С поля донеслось карканье вороны, какое-то насекомое жужжало в кустах. Все это были привычные звуки.
Однако Фелисити почему-то задержала дыхание и так напряглась, что у нее заболела спина. Она заставила себя глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Какая чепуха! Никто ее здесь не найдет!
Все же Фелисити сидела тихо, по крайней мере, полчаса, прислушиваясь и не спуская взгляда с двух окон. Но не услышала ничего, кроме обычных звуков природы.
Потом до нее дошло, что скоро начнет темнеть и надо принести дров, чтобы разжечь камин. В доме с каждой минутой становилось все холоднее. И воды у нее тоже нет.
Стараясь побороть страх, от которого она никак не могла избавиться до конца, Фелисити переоделась в свое поношенное черное платье, накинула на плечи самую старую шаль и повязала фартук. Потом, спрятав за пояс юбки небольшой, но очень острый кинжал, о котором никто, даже Мэдлин, не знал, Фелисити взяла пустое ведро.
С бьющимся сердцем она отодвинула засов, медленно, так чтобы не заскрипели петли, открыла дверь и выглянула. Ничего, кроме обычного мирного пейзажа. Ей нужна собака, а не кошка – огромная злая собака, которая зарычит, если кто-то незнакомый приблизится к дому. Фелисити уже давно думала о собаке, но знала, что ей не хватит средств, чтобы ее прокормить.
Фелисити закрыла за собой дверь и решительными шагами направилась к ручью. Взобравшись на небольшой пригорок, спускавшийся к самой чистой части ручья, куда обычно приводили на водопой стадо, она наклонилась, опустила в ручей ведро и стала ждать, пока оно наполнится.
С трудом вытащив полное ведро, Фелисити поставила его на землю, чтобы отдышаться. Но где-то рядом треснул сучок, и она в страхе вздрогнула. Обернувшись на звук, Фелисити увидела лишь одинокую рыжую корову, смотревшую на нее огромными круглыми глазами.
– Пошла! – облегченно вздохнула Фелисити. – Прочь с дороги!
Она, наконец, дотащила свою тяжелую ношу до дома, открыла дверь и, переступив через порог, привычно огляделась. Все было как всегда. Она поставила ведро на скамейку и, прежде чем страх не овладел ею полностью, схватила небольшой топор и пошла за дровами.
Расколов несколько поленьев и собрав щепки для растопки, Фелисити взяла в одну руку топор, а в другую – охапку дров и, выпрямившись, повернулась к дому.
И в страхе остановилась.
Чьи это следы?
Определенно не ее. Слишком большие. Похожи на следы мужчины и, судя по глубине отпечатка, принадлежат грузному человеку.
Были ли эти следы, когда она вышла из дома?
Она огляделась. Солнце уже садилось за деревьями, и свет быстро угасал. Но ничего необычного она не заметила. Может быть, кто-то проходил мимо дома, пока она отсутствовала?
Во всяком случае, это был не самый подходящий момент для встречи с незнакомцем, тем более что руки заняты дровами. Фелисити, все время оглядываясь, быстро пошла к дому. От страха сердце было готово выскочить из груди.
Прибежав домой, она бросила дрова и, не выпуская из рук топор, закрыла дверь на засов.
Потом, чувствуя себя глупо, заглянула под кровать. Ничего не увидев, почувствовала себя лучше. Кошка, как обычно, стала тереться о ее ноги, и Фелисити – немного рассеянно – ее погладила.
– Да, знаю. Я, наверное, начинаю сходить с ума, – вздохнув, сказала она.
В доме становилось все холоднее, и Фелисити поспешила разжечь камин и поставила на огонь чайник с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Из приятных мыслей Мэдди неожиданно вырвал вид огромного дуба в середине сада – того самого, к которому они прислонялись в тот раз, когда были в саду. Тогда дуб был во всей осенней красе. А теперь…
Грозой смело почти всю листву дуба, и ею сейчас была усыпана земля вокруг. Золотистые осенние листья стали бурыми и ломкими, а ветви дерева на фоне голубого неба – голыми и резко очерченными.
У Мэдди упало сердце. Вид этого дуба казался напоминанием о быстротечности времени. Пройдет еще два дня, и они будут снова сидеть на семейной скамье в храме, а викарий во второй раз огласит их помолвку. На третьей неделе – в третий раз, на четвертой – в последний. После этого они обвенчаются, и Эйдриан сможет уехать, если этого потребуют обстоятельства.
Она заметила, что он по-прежнему с тревогой осматривает лес вокруг дома, наблюдает за тенями на опушке и за высокими деревьями, где может прятаться меткий стрелок, подстерегающий свою жертву.
Сколько еще он будет чувствовать себя чьей-то мишенью?
Сможет ли она удержать его здесь надолго?
А если ей не удастся удержать его, то как вынести такую потерю?
Глава 9
При мысли о том, что она может потерять Эйдриана, у Мэдди сжалось сердце. Она замолчала, и он, заметив перемену, сразу же повернулся к ней:
– Вы устали? Может, проводить вас обратно в дом? Если вы слишком устали, чтобы идти, я могу отнести вас на руках.
Она покачала головой.
– Но мне не трудно. Вы же легкая как перышко, Мэдлин.
– Сомневаюсь. Я в порядке, мы можем немного посидеть вон на той скамейке.
Скамейка все еще была влажной после грозы, но Бесс дала им с собой еще одну шаль, и Эйдриан, расстелив ее на скамейке, усадил Мэдди.
– Просто… мне вдруг стало грустно, – призналась она. – Время проходит, и ничто не может его остановить. Я не хочу, чтобы вы уезжали, Эйдриан.
Он достал из кармана жилета часы, и она увидела небольшой брелок в виде крохотных песочных часов. Он повернул часы, и песок быстро – слишком быстро – перетек вниз.
Оба замолчали.
Эйдриан повернулся в сторону леса.
– И я не хочу покидать вас, дорогая Мэдлин. Но если я останусь, если мой преследователь найдет меня… я не могу рисковать вами, когда полетят пули. Но когда это безумие кончится, знайте – я вернусь.
«Если сможете, если будете живы», – подумала она, еле удержавшись, чтобы не бросить эти слова ему в лицо, чтобы не закричать, не завопить от разочарования, но не посмела.
Сегодня у нее не было сил на споры. Он сунул часы обратно в карман и обнял ее одной рукой. Мэдди прислонилась к Эйдриану и положила голову ему на грудь. Ей было все равно, видит их кто-то или нет. Так они и сидели, и она слушала, как бьется его сердце.
Потом они вернулись в дом, и Мэдди была рада, что никуда не надо ехать. Обед прошел в тихой семейной обстановке.
Однако приглашения по-прежнему продолжали поступать.
Со смешанными чувствами Мэдди приняла одно приглашение на обед в субботу, но предупредила Фелисити, что ей придется сопровождать ее, чтобы отец мог остаться дома.
Предполагая, что после визита они вернутся домой поздно, она попросила Фелисити остаться у них ночевать. Поэтому вдова пришла к Эплгейтам в субботу днем со скромным саквояжем.
– Зачем вы шли пешком? – пожурила ее Мэдди. – Томас заехал бы за вами.
– Пустяки, – сказала Фелисити. – Знаете, я перешила одно платье и смогла его надеть. – Она и причесалась немного по-другому: вместо строгого пучка уложила волосы в прическу и выглядела очень мило. Мэдди так ей и сказала и добавила:
– Смотрите. В первом пакете с платьями, которые прислала модистка из Рипона, оказалось два прелестных ридикюля – очевидно, подарок за то, что мы так много заказали. Я хочу подарить вам один.
– Ой, что вы!
Но Мэдди настояла, и вдова сдалась, хотя ее глаза подозрительно заблестели.
– Вы так добры!
Довольная тем, что у подруги теперь есть новая вещь, Мэдди сказала:
– По-моему, этот подходит к вашему платью. Теперь мы готовы ехать!
У Мэдди было приподнятое настроение. Возможно, этому способствовало новое платье от модистки. Оно было из светло-зеленого шелка, оттенявшего белизну кожи и цвет глаз. Мэдди надела жемчужные серьги, доставшиеся ей от матери, и вплела в прическу несколько свежих белых астр. Оглядев свое отражение в зеркале, она осталась довольна результатом. Оставалось надеяться, что и виконту понравится.
Спустившись вниз и увидев выражение лица виконта, Мэдди поняла, что он сражен.
– Моя дорогая Мэдлин, – сказал отец, – ты сегодня какая-то особенная. Ты затмишь всех молодых леди!
– Спасибо, папа. – Наклонившись, она поцеловала отца в лоб.
Эйдриан же просто сказал:
– Вы – прекрасное видение. Лучшей модели для своих платьев у мадам Александрии не могло и быть!
Мэдди залилась краской и, чтобы скрыть смущение, сказала отцу:
– Посмотри, папа, как прелестно выглядит миссис Барлоу, правда?
– Уверяю тебя, я уже это заметил, – сказал мистер Эплгейт. – Я рад, что вы, наконец, отказались от траура, миссис Барлоу. Вам очень идет цвет лаванды.
Фелисити, видимо, не ожидавшая комплимента, зарделась точно так же, как Мэдди.
– Спасибо! Ваша дочь, то есть мисс Эплгейт, была так великодушна…
– Да, у Мэдлин такое же доброе сердце, как у ее матери, – просиял мистер Эплгейт. – Желаю хорошо провести время. Уверен, что лорд Уэллер о вас позаботится.
Мэдди поцеловала на прощание отца, и они вышли.
– Мне понравилась характеристика, которую вам дал ваш отец, – тихо сказал Эйдриан, наклонившись к Мэдди.
– Не обольщайтесь, – так же тихо ответила она. – Вы не знаете, какой я могу быть мегерой.
Эйдриан взял обеих дам под руки и повел их к карете.
– Уже заранее дрожу, – сказал он, а Мэдди сделала страшные глаза.
Первая половина вечера была приятной, еда – обильной. Трудная часть, как обычно, началась, когда леди удалились в гостиную и женская половина гостей почувствовала, что без мужчин может немного распустить языки.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, дорогая мисс Эплгейт, – заявила миссис Терренс, как только дамы расселись в гостиной.
– Спасибо, – осторожно ответила Мэдди. – Вы тоже.
– На вас, кажется, новое платье? Оно очень вам идет.
– Возможно, оно понадобилось ей взамен того, которое она потеряла в лесу, – пробормотала молодая девица, мисс Джитс, но достаточно громко, чтобы быть услышанной. Кое-кто из молодежи хихикнул, но дамы более почтенного возраста были явно потрясены.
– Можно только сожалеть, что есть люди, забывающие о нравственности, – громко добавила миссис Джитс – мать девицы.
Мэдди покраснела, но не нашлась что ответить. Впрочем, если бы она ответила, это могло бы ухудшить ситуацию.
– Можно только сожалеть, что есть люди, забывающие о хороших манерах, – четко и так же громко произнесла Фелисити, глядя миссис Джитс прямо в глаза.
Раздался чей-то нервный смех, хотя миссис Джитс недовольно фыркнула. Фелисити, однако, и глазом не моргнула. Мэдди не посмела расхохотаться, но почувствовала себя лучше.
– Какой стыд, что в наши дни в благородное общество допускают кого попало, – выпалила матрона, глядя на Фелисити.
– Да, подумать только! – отрезала Мэдди, не спуская глаз с миссис Джитс.
К этому моменту атмосфера в гостиной накалилась до предела. Мэдди, правда, нервничала уже меньше, но ей было жаль хозяйку дома, которая явно не ожидала такого поворота беседы и выглядела растерянной.
– Как гласит пословица, «яблочко от яблони недалеко падает», – не унималась миссис Джитс.
Мэдди не поняла, к кому относилось это высказывание, и промолчала.
Одна из пожилых дам решила сменить опасную тему на менее оскорбительную:
– Хризантемы в моем саду в этом году цветут полным цветом. А как ваш сад, миссис Брайт?
Однако атакующие дамы не сдавались – во всяком случае, не миссис Джитс.
– Мне казалось, что у леди… я хочу сказать, у женщины… сознающей, что она поступила неправильно и была скомпрометирована, должно хватать стыда не выставлять себя напоказ, выезжая в свет, по крайней мере, до тех пор, пока она не вышла замуж!
– Боже мой, Боже мой, – брызгая слюной, выпалила миссис Брайт. – То, что вы говорите, нечестно. Ведь это я пригласила…
– Как знать, – с трудом сдерживая гнев, сказала Мэдди, глядя в упор на миссис Джитс. – Может быть, так заведено в вашей семье?
Миссис Джитс расплескала почти полную чашку чаю на свою ярко-лиловую юбку.
В то же мгновение ее дочь в волнении воскликнула:
– Мама, ты же не рассказала им о…
– Замолчи, Лавиния, – прикрикнула на дочь миссис Джитс, промокая салфеткой ручьи чая, стекавшие на ковер.
Миссис Брайт послала служанку за полотенцем, а другие гостьи, выпучив глаза, начали гадать, что означала неожиданная перепалка между миссис Джитс и ее дочерью. Мэдди же никак не ожидала, что ее замечание произведет такое ошеломляющее впечатление. Во всяком случае, ее мучительницы начисто о ней забыли.
Потом одна из дам рассказала о цыганском таборе, расположившемся, по словам ее мужа, на территории их поместья.
– Эти бродяги опасны. Надо подальше спрятать драгоценности и не выходить одной.
– Да, лучше не выходить, – согласилась миссис Брайт, обрадовавшаяся новой теме для беседы. – Они вмиг перережут вам горло.
Эта тема занимала дам вплоть до появления мужчин. Вскоре Мэдди и ее спутники смогли попрощаться с хозяевами под тем предлогом, что им лучше поехать домой, пока светит яркая луна и Томас видит дорогу.
– Надеюсь, вам понравился вечер, лорд Уэллер? – спросила Мэдди по дороге домой.
– Да, ваши соседи весьма сердечные люди.
Конечно, подумала она, как еще они могли отнестись к заезжему пэру, богатому и могущественному?
Как странно, что мужчин не обвиняют в их грехах, тогда как женщин…
Отец еще не ложился спать, потому что хотел узнать, хорошо ли они провели вечер. Они выпили по чашке чаю и отправились спать. Фелисити отвели гостевую комнату.
Мэдди поблагодарила подругу за помощь, и та рассмеялась:
– Я получила удовольствие. Знаете, все те же старые коровы задрали передо мной нос, когда я только приехала. Они всех критикуют, а сами такие лицемерки! Когда вы станете виконтессой, они живо все забудут, вот увидите.
– Надеюсь.
Ночь прошла спокойно, без всяких признаков лунатизма. На следующее утро все отправились в церковь, где помолвка Мэдди и Эйдриана оглашалась во второй раз.
Время бежало быстро и было ощутимо почти так же, как зимний ветер, от которого дрожат карнизы и хлопают ставни на окнах. Что, если у нее будут только эти две недели с Эйдрианом? У Мэдди было огромное желание высказать свое неодобрение, даже запротестовать, лишь бы это помогло ей задержать Эйдриана еще на какое-то время. Но тогда ее сочтут сумасшедшей и будут правы.
Однако чем больше она узнавала Эйдриана, чем больше времени она с ним проводила, тем больше укреплялась во мнении, что хочет выйти за него замуж.
Но если ему придется уехать…
Она украдкой взглянула на виконта, и ей показалось, что он чем-то озабочен. Что привлекло его внимание?
С амвона викарий читал поучение из Библии:
«И не оскверняйте землю, на которой живете: ибо кровь оскверняет землю; и очистить землю от пролитой в нее крови можно лишь кровью того, кто пролил ее».
Опять кровь и убийство, думала Мэдди. Они преследуют его, преследует их, где бы они ни были.
Когда они вернулись домой из церкви, она почти все время молчала, так же как и виконт, а отец, казалось, был увлечен беседой с сидевшей рядом с ним Фелисити.
После ленча Томас отвез Фелисити домой, но перед отъездом вдова сказала Мэдди, что ей понравился ее первый выезд в свет.
– Все понравилось? – не могла не спросить Мэдди.
– Абсолютно, – усмехнулась Фелисити. – Эти кумушки не позволят мне потерять форму. Знайте, что вы всегда можете на меня рассчитывать.
– Вы мне очень помогли, – тихо сказала Мэдди. Она не хотела, чтобы отец знал, что их соседи вовсе не были воплощением доброты и терпимости.
В доме Фелисити все было так, как она оставила. Разве она ожидала чего-то другого? Но хорошо, что рядом был Томас, когда она отперла дверь и вошла в дом. Она быстро огляделась, чтобы убедиться, что все на своих местах и ее не ждет какой-нибудь сюрприз.
Отпустив Томаса, она закрыла дверь на засов и села на стул. Ей еще придется принести воды и дров для камина, но пока она должна немного отдышаться и подумать о том, как приятно было выбраться из своего домика и притвориться, что у нее все еще есть какая-то жизнь.
Серая кошечка стала, мурлыкая, тереться о ноги.
– Ты по мне скучала, моя милая? – пробормотала Фелисити и принялась гладить кошку и чесать у нее за ухом. – Да, нам всегда нравится, когда нас любят, правда?
Она посадила кошку на колени, продолжая ее гладить, и вдруг в памяти всплыли воспоминания, которые она поклялась забыть навсегда. Стоит ли – посмеет ли она доверить своей новой подруге правду о себе? Мэдлин была такой внимательной, такой щедрой, что Фелисити почувствовала себя виноватой за то, что не была до конца откровенной. Или лучше все забыть и ничего никому не рассказывать? Во всяком случае, так будет безопаснее.
В открытом окне промелькнула какая-то тень. Рука Фелисити перестала гладить кошку, и та подняла голову, словно спрашивая, что случилось. Окно было маленькое и располагалось высоко. Что это была за тень?
Возможно, всего лишь облако, набежавшее на солнце, или пролетавшая мимо птица. Фелисити прислушалась. Не было никаких подозрительных звуков, ничего необычного. С поля донеслось карканье вороны, какое-то насекомое жужжало в кустах. Все это были привычные звуки.
Однако Фелисити почему-то задержала дыхание и так напряглась, что у нее заболела спина. Она заставила себя глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Какая чепуха! Никто ее здесь не найдет!
Все же Фелисити сидела тихо, по крайней мере, полчаса, прислушиваясь и не спуская взгляда с двух окон. Но не услышала ничего, кроме обычных звуков природы.
Потом до нее дошло, что скоро начнет темнеть и надо принести дров, чтобы разжечь камин. В доме с каждой минутой становилось все холоднее. И воды у нее тоже нет.
Стараясь побороть страх, от которого она никак не могла избавиться до конца, Фелисити переоделась в свое поношенное черное платье, накинула на плечи самую старую шаль и повязала фартук. Потом, спрятав за пояс юбки небольшой, но очень острый кинжал, о котором никто, даже Мэдлин, не знал, Фелисити взяла пустое ведро.
С бьющимся сердцем она отодвинула засов, медленно, так чтобы не заскрипели петли, открыла дверь и выглянула. Ничего, кроме обычного мирного пейзажа. Ей нужна собака, а не кошка – огромная злая собака, которая зарычит, если кто-то незнакомый приблизится к дому. Фелисити уже давно думала о собаке, но знала, что ей не хватит средств, чтобы ее прокормить.
Фелисити закрыла за собой дверь и решительными шагами направилась к ручью. Взобравшись на небольшой пригорок, спускавшийся к самой чистой части ручья, куда обычно приводили на водопой стадо, она наклонилась, опустила в ручей ведро и стала ждать, пока оно наполнится.
С трудом вытащив полное ведро, Фелисити поставила его на землю, чтобы отдышаться. Но где-то рядом треснул сучок, и она в страхе вздрогнула. Обернувшись на звук, Фелисити увидела лишь одинокую рыжую корову, смотревшую на нее огромными круглыми глазами.
– Пошла! – облегченно вздохнула Фелисити. – Прочь с дороги!
Она, наконец, дотащила свою тяжелую ношу до дома, открыла дверь и, переступив через порог, привычно огляделась. Все было как всегда. Она поставила ведро на скамейку и, прежде чем страх не овладел ею полностью, схватила небольшой топор и пошла за дровами.
Расколов несколько поленьев и собрав щепки для растопки, Фелисити взяла в одну руку топор, а в другую – охапку дров и, выпрямившись, повернулась к дому.
И в страхе остановилась.
Чьи это следы?
Определенно не ее. Слишком большие. Похожи на следы мужчины и, судя по глубине отпечатка, принадлежат грузному человеку.
Были ли эти следы, когда она вышла из дома?
Она огляделась. Солнце уже садилось за деревьями, и свет быстро угасал. Но ничего необычного она не заметила. Может быть, кто-то проходил мимо дома, пока она отсутствовала?
Во всяком случае, это был не самый подходящий момент для встречи с незнакомцем, тем более что руки заняты дровами. Фелисити, все время оглядываясь, быстро пошла к дому. От страха сердце было готово выскочить из груди.
Прибежав домой, она бросила дрова и, не выпуская из рук топор, закрыла дверь на засов.
Потом, чувствуя себя глупо, заглянула под кровать. Ничего не увидев, почувствовала себя лучше. Кошка, как обычно, стала тереться о ее ноги, и Фелисити – немного рассеянно – ее погладила.
– Да, знаю. Я, наверное, начинаю сходить с ума, – вздохнув, сказала она.
В доме становилось все холоднее, и Фелисити поспешила разжечь камин и поставила на огонь чайник с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26