Хочу, чтобы ты увидела: у меня были причины так поступить. Я не жалею и не раскаиваюсь, мне просто требуется твое понимание.
Нелл не отвечала ни одному из них.
Когда крышку гроба забили гвоздями, она оказалась в темноте, но оставалась способной следить за событиями. Она знала, что ее уложили на катафалк, и по дороге ощущала каждую выбоину на дороге, по которой лошади везли ее к церкви. Слышала гимны, которые пелись, хотя не могла разобрать ни единого слова, а потом ощутила, что ее несут на кладбище и опускают в могилу.
Все продолжалось до того момента, когда затихли звуки падающей на гроб земли, и ее оставили в покое.
Саймон оказался прав. Разложение — не такое уж неприятное переживание. Фактически, это был наиболее сильный чувственный опыт в ее проблематичном существовании, к тому же, менее утомительный, нежели все, что ей было знакомо при жизни.
«Не имеет значения то, что я умерла старой девой, — думала она. — Вообще никакого. Я не пропустила ничего важного».
Она была бы рада разлагаться вечно, но ей не удалось долго оставаться одной. Два полу-ангела явились в ее место уединения и взяли ее за руки. Один выглядел почти как мужчина — хотя и не полностью, другой — почти как женщина. Они вынули душу из ее тела, превратили ее в тень. Потом вдохнули достаточно жизни в фантом, чтобы он мог двигаться. Потом они увлекли ее за собой, к темной реке, которую должны были пересечь на пароме.
— Мне нечем заплатить за переправу, — сказала она паромщику.
— Все в порядке, — миролюбиво произнес он. — Будешь мне должна. В следующий раз заплатишь вдвойне.
— Я думала, никто не попадает сюда дважды, — удивилась она.
— В наши дни немногие, — философски изрек он. — Но это всегда было возможно. Если ты знаешь эту хитрость и можешь заглянуть в будущее, прежде чем начнешь проживать его, можешь получить урок из того, что видишь, и прожить жизнь иначе. Это, конечно, непросто, и в лучшие времена это было сомнительной привилегией. Но сейчас — не лучшие времена.
За темной рекой начиналась темная земля, по которой они втроем брели много миль. Если бы тут светило солнце, то, наверное, прошло бы несколько рассветов и закатов, но кругом царила вечная тьма. Она увидела тысячи других теней, многие из которых поглядывали на нее с любопытством, словно знали, что она — другая, но никто не заговорил с ней.
«Паромщик был прав, — думала Нелл. — Это явно непросто». Интересно, что он имел в виду, упоминая «не лучшие времена»?
В конце концов, спутники привели Нелл к Трону Судьи, на котором восседал Аид. Рядом с ним находился второй трон. Пустой. В Подземной царстве не было королевы — пока, по крайней мере. У Аида было лицо ее отца, но она сомневалась, был ли он на самом деле ее отцом. Ведь он — ангел, или марионетка ангелов.
— Ну вот, я и здесь, — сказала она.
— Не волнуйся, — отозвался Аид. — Если будешь ждать достаточно долго, кто-нибудь придет забрать тебя назад. Это не длится вечно. Никогда не отчаивайся.
— А где мы находимся, если говорить точнее? — спросила Нелл, не надеясь получить четкий ответ.
— Трудно сказать, — отвечал он, почесав подбородок, как часто делал ее отец. Когда она была малышкой и задавала ему простые вопросы, которые требовали взрослых объяснений. — Видишь ли, здесь понятие «где именно» весьма растяжимо. По ощущениям, мы везде , но это вряд ли поможет понять, ибо в действительности это не так. А если ты задашь новый вопрос: кто мы такие? — ответ будет примерно тот же самый.
— На самом деле, я думала спросить сколько я могу здесь пробыть, если не вечно.
Он покачал головой. — Обычно это бывает проще. Даже ангелы ограничены во времени. Но вот это для нас тоже ново. Я действительно не знаю. Все зависит от того, как будет проходить война, и отыщется ли иное решение, кроме полной аннигиляции. Вот это мы и должны выяснить.
— А разве нет для этого способа попроще? — пожаловалась она.
Аид пожал плечами — так тоже часто делал ее отец, когда заходил в тупик в своих спорах с ее дедом. — Если не мы, то кто же? — проговорил он. — И, если не сейчас, то когда?
— Кто это, конкретно, «мы»? — спросила Нелл.
— Мы все, — туманно ответил он. — Ангелы и люди. Теперь никто не остался в стороне, никто не спрятался. Надеюсь, у нас есть силы, чтобы пройти все от начала до конца — но это необязательно поможет, разве что мы сможем рассчитать результат, которого нужно достичь — и какое из начал должно развернуться, чтобы создать его.
— Вы — ангел, которого мой отец называл Баст? — с любопытством спросила Нелл, удивляясь, почему у него совсем другое лицо.
— Нет, — откровенно отвечал Аид. — Я показался Анатолю Домье в образе Жанны Д’Арк, но образ Аида более уместен, и не только для тебя. Я достаточно хорошо знаю твоего отца и вервольфов, хотя они и не подозревают, что встречались со мной. Я наблюдал за миром людей еще до Махалалела. Можно сказать, что человечество — мое открытие.
— Но не ваше творение?
Аид пожал плечами — на сей раз так, как делал ее отец, пытаясь разыграть ложную скромность. — Не совсем, — проронил он. — Но, будь у меня им, думаю, в честь меня назвали бы многое.
«Это мой собственный ум создает идеи и образы, — напомнила себе Нелл. — На самом деле я сплю и вижу сон, пусть все и выглядит, как настоящее. Мне пришлось добавить цветистых образов, чтобы украсить картину, но в действительности я сейчас лицом к лицу с ангелом. Как бы позавидовал мне дед!» И сейчас же ее одолело беспокойство: сумеет ли она воспользоваться ситуацией с таким же преимуществом, как это удалось бы сэру Эдварду Таллентайру?
— Это отдаленное место, где можно переждать войну, — сказала она. — А не могли бы вы создать что-нибудь, менее занудное?
— Человеческое воображение — наш единственный источник для создания подобных мест, — объяснил ей Аид. — Раз оно тебе не по вкусу, можешь обвинить в этом предков.
— Они представляли себе Рай так же хорошо, как и Ад.
— Увы, не слишком отчетливо. Это часть проблемы. Но здесь не Ад — просто место за пределами жизни.
— Но все равно неуютное, — заметила Нелл. — Разве вам оно не кажется утомительным и лишенным духа?
— Утомительность — не есть то, от чего мы страдаем, — отвечал он. — Наша природа не позволяет нам осознавать, ничего не делая. Мы способны к осознанию, лишь когда действуем, и даже тогда… всегда проще действовать неосознанно, и даже отказываясь действовать, мы отказываемся сознавать даже наше собственное существование. Память — проблема всех существ, подобных нам. Мы легко забываем и редко останавливаемся, чтобы вспомнить что-то, воссоздать. Тот факт, что люди способны испытывать утомление — замечательная тайна для нас. Вы живете так недолго, что для нас — настоящая загадка понять: как вы вообще успеваете ощутить давление времени. Ты и представления не имеешь, до какой степени нам приходится концентрироваться, чтобы проникнуть в ваши жизни и ваши мысли.
Нелл огляделась. Двое полу-ангелов уже ушли по своим делам. Вдалеке виднелись другие тени, но они даже не делали попыток приблизиться к двум тронам. Окружающая местность показалась ей жалкой, охваченной запустением. Интересно, как она выглядит для тех, кому неизвестны понятия убогости и запустения. — Чувствуют ли ангелы себя когда-нибудь одиноко? — спросила она.
— Никогда, — лаконично ответил он — но после минутного раздумья добавил: — или почти всегда. У материальных организмов есть выбор, которого нет у нас. Вы можете отгородиться от компании себе подобных при помощи стен или просто расстояний. В нашем мире нет ни стен, ни расстояний… Манера, с которой мы отделяемся друг от друга, совершенно непохожа на человеческую. В каком-то смысле мы никогда не разделяемся. В другом смысле, мы не способны соединиться.
— Однажды, в очень циничную минуту мой дед сказал мне: ад означает оказаться навечно запертым в маленькой комнатке со всеми людьми, кого ты когда-либо любил.
— В этом случае комната необязательно должна быть маленькой, — сумрачно поправил ее Аид.
— Полагаю, чувством красоты вы тоже не обладаете, — проговорила она, рассматривая уродливые троны при тусклом свете.
— Это совершенно разные вещи, — не согласился он. — Красоту мы понимаем, и даже слишком хорошо. — Он снова принял загадочный вид. Нелл начало казаться, что теперь он хочет подвести черту в разговоре. Может быть, он не понимает, что такое утомление, но понимает срочность и необходимость. Прежде чем она задала еще вопрос, он произнес: — Как ты думаешь, сумеешь ты сыграть свою роль в этом спектакле, Нелл? Ты должна участвовать по своей воле, иначе ничего не получится. Тебе решать — действовать или отказаться.
— А в чем, конкретно, состоит моя роль? — спросила она.
— Ты послужишь своего рода якорем, — объяснил Аид. — Мы должны собрать информацию из разных источников — из разных миров — и это весьма поможет, если удастся сформировать фокусирующую точку . Вот что это за место, и вот кто мы такие — ты и я. Все так же просто, как я изложил. Ты готова это сделать?
— Сделаю все, что от меня зависит, — храбро произнесла она. — В конце концов, что еще мне остается, кроме как гнить в могиле? — Она старалась не дать Хозяину Подземного мира понять, какую жертву она приносит, отказываясь от экстатического распада в пользу жесткого зова необходимости.
«И кто я такая, в конце концов, как не обычная глина, сдобренная кровью Таллентайра и болью Лидиарда? Он прав — или нет? Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда? Как можно радоваться сладостному гниению и милому безопасному приюту, когда наши ангелы-хранители уже отперли окна миров за нашим миром и готовы спросить, что мы там видим?»
Интерлюдия вторая
Век Павших Героев
«И была та женщина облачена в пурпур и алые шелка, и украшена золотом, самоцветом и жемчугами, и в руках она держала золоченый кубок, полный своей мерзостью и блудодейством».
Откровения Иоанна Богослова. 17:4

1.
Век Героев, несомненно, закончился, прежде чем его истории были переписаны заново, дополнены фантазиями и аллегориями, и теперь могли служить предостережением и вдохновением для грядущих поколений героев.
Прометей, первый и величайший из героев, стал истинным полубогом, прославившимся всевозможными чудесами. Его имя было выбрано, чтобы символизировать предусмотрительность, в ознаменование триумфальной власти человеческого разума. Амбициозная чувствительность, которую люди научились называть трагедией, снабдила его архетипом всех сатанистских историй, в то время как подрывающая устои чувственность, получившая название комедии, придала ему иронический компонент в виде неудачливого близнеца. Имя его брата было Эпиметей, что означало запоздалое соображение .
Век Героев был абсолютно мужским. Охваченные жаждой и похотью парни, писавшие его истории, столь неохотно понимали истинную ценность своих женщин, что отказывались признать женские аспекты рода человеческого, пока боги не взревновали к потрясающим достижениям Прометея. С этой точки зрения, если верить этим примитивным архивистам, боги подготовили зловещий заговор, повернувшись спиной к человечеству.
Первая женщина, как писали эти вынужденные хронисты, была создана Зевсом, красоту свою получила от Гефеста и доставлена на Землю Гермесом, который уговорил излишне доверчивого Эпиметея принять ее в качестве своей невесты. Историки дали этой женщине имя Пандоры, и означало оно Все дары. Ее приданым был ящик, из которого она — по глупости, безрассудству или злому умыслу, если не в силу сочетания всех трех качеств — выпустила все злые черты, которые будут одолевать человечества на протяжении всей последующей истории, а именно: голод, болезни, войну и боль. Авторитетные источники разошлись во мнениях: является ли последний предмет в этом ящике — надежда — компенсацией остальных несчастий, или же это еще одно зло, которое следует добавить в список.
Пелорус, хорошо знавший Пандору и, наверное, даже некоторое время любивший ее, помнил все иначе. Он считал ее первой из женщин-героинь, которым никогда не отдадут должное, пока история в руках мужчин. Он знал, что, будучи известна под альтернативным именем Евы, она попала в беду, украв плоды с двух деревьев познания, хотя их охранял ревнивый ангел, почитавший эти деревья своей собственностью. И помогли ей в этом хитрый Змей и ловкий Паук.
— Если бы только люди, которым я дала эти плоды, осознали свою ценность, все могло быть иначе, — сказала она ему спустя некоторое время. — Но некий идиот по имени Адам откусил от первого фрукта, счел его горьким и выкинул прочь. Его последователи оказались достаточно тупы, чтобы доверять его суждениям, и отказались попробовать сами — и вот результат: залог мудрости гниет на земле, не будучи распробованным — и никем не охраняемый. Змей, Паук и я были вынуждены принять на себя всю тяжесть ангельской ярости. Змея приговорили к вечному ползанию по земле без ног и к презрению и страху со стороны людей. Паук был осужден на целую вечность неблагодарного труда по плетению паутины — и также беспричинное презрение людей. Меня же осудили целую вечность рожать в муках и терпеть презрение со стороны мужчин.
— Ангелам никогда не было свойственно выносить милосердные приговоры, — произнес Пелорус. И добавил, немного поразмыслив: — В действительности, какой бы репутацией они ни обладали, незаметно, чтобы они могли умерить свое рвение выносить приговор.
Кое-кто из позднейших историков предположили, что Ева-Пандора выпустила всевозможное зло в мир, чтобы заставить всех забыть предыдущий инцидент, высказывая следующее суждение: нет в аду фурии ужасней, нежели оскорбленная женщина, но они, видимо, рассуждали иначе, нежели их предки, считая, что она вкусила от запретного плода, который украла. Пелорус знал правду: ящик был открыт, чтобы неблагодарные люди получили еще один шанс.
— Каждое зло — палка о двух концах, — объясняла она ему, когда он спросил об истинных мотивах ее деяния. — Конечно, плод с древа познания горек, но это не означает, будто он несъедобен. Одним медом сыт не будешь. Да, теперь голод, и болезни, и война, и боль обрушатся на грядущие поколения человечества, но можешь ли ты представить, чтобы люди хоть чему-нибудь научились без этих испытаний? Со временем люди сумеют выиграть собственное спасение благодаря этому злу, если только у них достанет сердца и ума сделать это. Со временем люди получат достаточно знаний, чтобы щедро напитать самих себя, победить болезни, не исключая и саму смерть, станут жить в мире и гармонии и избавятся от боли. Все, что нужно для этого — терпение и мудрость — и, конечно, несколько тысяч лет напряженного труда.
— Но перед этим они могут запросто уничтожить самих себя, — предположил Пелорус. — Если бы только война не была столь соблазнительна…
— Если бы, — согласилась она.
— А как быть с надеждой? — продолжал допытываться он. — Как ты считаешь: это благо или еще большее зло, призванное лишь увеличивать страдания людей бесполезной борьбой?
— Каждое благо — есть палка о двух концах, — отвечала она. — Конечно, мед сладок, но каждая сладость опасна тем, что ею можно объесться до смерти. Надежда, удовольствие, любовь… ни одно из них не исполнит заложенного в нем обещания до конца, пока не будет существенно рационализировано, в соответствии с чувством меры. Со временем люди не будут так отчаянно нуждаться в надежде или других утешителях, и все это приведет ко благу.
— Я ни на минуту не предположил бы, что ангел-мститель закрыл бы глаза на твою вторую попытку помочь человечеству, — задумчиво изрек Пелорус.
— Едва ли. Мой приговор стал еще суровее, хотя он и так не имеет границ во времени. Теперь я должна еще и истекать кровью с каждым полнолунием, а мои дети обретают такую большую голову, будучи в моей утробе, что их появление на свет приносит мне адские муки, а молока моих грудей всегда недостаточно, чтобы вскормить их. Вдобавок ко всему, все воины мира могут безнаказанно насиловать меня.
— И это связано с болезнью, болью, голодом и войной, — подытожил Пелорус со вздохом. — Но простили ли тебя за надежду?
— А ты как думаешь?
— И какова же плата за это?
— Я приговорена любить мужчин, не зная меры, безответно. Но, как я уже сказала, каждое зло — есть палка о двух концах. Только представь себе, какой сильной и терпеливой я стану через несколько тысячелетий такого наказания. Однажды мое время придет — и это не просто надежда, в этом есть здравый смысл. Однажды ангел возмездия напорется на собственный огненный меч, и плоды с этих двух деревьев созреют и станут доступны для всех. Тогда мы, люди, сможем действительно начать их готовить. Я уже подбираю рецепты.
На протяжении века героев Пелорус никогда не встречал никого, на чью долю выпало больше испытаний и кто переносил бы их с такой храбростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46