И я также уверена, что он от тебя чего-нибудь захочет взамен.— Чего, чего?— Я так говорю, потому что знаю его. Он-то тебе вертолет даст но ты же знаешь, рука руку моет, это-то уж он мне наверняка скажет. Но, впрочем, давай я сначала с ним потолкую. О'кей? Послушаю, что он скажет.— Если он думает, что я отпущу Долли, значит, он витает в небесах. Долли остается с нами, пока у нас не будет реактивного лайнера.— Какой еще лайнер?— Долли же сказала, что мы...— Нет, мне она ничего не говорила. Может, кому-нибудь еще.— Нам нужен лайнер до Ямайки.Эйлин подумала, что, надо же, стояла в такой идеальной позиции перед окошком уже минуты три-четыре. Идеальной для снайперов боевой группы. Но Сонни все еще находился вне поля зрения, не в этой, видать, комнате. А у Сонни был пистолет калибра 9 мм.— Но почему именно на Ямайку? — спросила она.— А там очень мило, — светски объяснил Уиттейкер.— Ну хорошо, дай я с боссом поговорю. Ты теперь требуешь уже две вещи сразу. Это усложняет мою задачу. Дай-ка пойду посмотрю, что мне удастся сделать. О'кей?— Угу. Валяй. И скажи ему, чтобы не очень умничал.— Скажу. Итак, мистер Уиттейкер, я поворачиваюсь к вам спиной и иду к грузовику. Ваше обещание в силе?— Дал слово — держу его.— Ты меня не тронешь.— Не трону.— Смотри, не забудь про свое обещание, — она кивнула ему. — Вернусь сразу же, как только переговорю с ним.— Валяй, валяй.Она повернулась к нему спиной, всем своим видом показывая, что ничуть не напугана или обеспокоена, и медленно, но решительно направилась к грузовику «чрезвычайки», на брезенте которого было крупно выведено — «Полиция». Она изо всех сил старалась не втягивать голову в плечи, хотя только о том и думала, что еще миг — и град пуль пробьет ей спину.Но Уиттейкер сдержал свое слово.Это Карелла сообразил, что бандиты в действительности сами же себя и ослепили. Завалили, забаррикадировали окна с трех сторон дома. А если так, то оттуда и наблюдать за внешним миром нельзя. Значит, все стены с такими окнами поддавались натиску. О чем Карелла и сообщил инспектору Брэди.В конце концов они раздобыли план дома у компании, занимающейся недвижимостью, это она в начале века продала дом семье неких Борденов, еще в ту пору, когда здесь даже не планировалось строительства социального муниципального жилья для бедных.Долли сказала, что, когда домовладельцы стали сдавать свою «резиденцию» в наем, холл и столовая были переоборудованы в спальни. А то, что некогда было как бы гостиной, стало общей гостевой комнатой, куда втиснули софу и столик с телевизором. Кухня, а также прилегавшие к ней кладовая и моечная — когда-то их окрестили почему-то клоакой — так и остались единственными помещениями в этой части дома, не подвергшимися реконструкции в начале века. В здании была только одна, хотя и очень просторная, ванная комната. А в задней части имелся так называемый черный ход, по которому можно было спуститься в подвал.Карелла обратил внимание и на это обстоятельство. У черного хода были расхлябанные, как старые крылья, негодные двери, точь-в-точь такие, на которых любит кататься детвора. Снайпер номер четыре, в чье обозрение входил задний периметр, сообщил, что по левую сторону, по его левую сторону, окна подвала забаррикадированы, а с дверями, по всей видимости, не очень-то возились. Просто поспешно заперли на висячий замок с засовом.И Карелла сообразил, что если проникнуть в подвал, то можно подняться по лестнице в кухню и затем пробраться к передней комнате, где Уиттейкер и Сонни держали Долли в плену. Из каждой двери, шедшей в ту комнату, открывался превосходный угол огня, они могли там всех застрелить, даже того, кто прижимался к стене. Они полагали, что это и был как раз Сонни.Но Брэди во что бы то ни стало хотел в первую очередь вызволить девицу.Даже не думайте о штурме, пока она еще там!..Он попросил Эйлин вернуться к Уиттейкеру и сказать, что возможности достать вертолет нет, но они могли бы подогнать лимузин к задней двери, правда, с тем условием, что Уиттейкер выпустит Долли в то же самое время. Его идея заключалась в том, чтобы разъединить парочку. Заставить Уиттейкера послать Сонни ко входу в кухню, пока пленница будет выходить с парадного входа. Нужно рассчитать время так, чтобы Карелла и Уэйд уже находились на верхних ступеньках подвала, когда Сонни пойдет посмотреть, подали ли лимузин. И никакого штурма до тех пор, пока они не удостоверятся, что Долли уже нет в доме... Да, спрятаться в подвале, занять боевые позиции, но никакой атаки до тех пор, пока Долли еще в помещении.Этот план мог бы сработать. Не исключено.— Я очень извиняюсь, — проговорила Эйлин, — но он не может достать вам вертолет.— Ты же мне сказала...— Сказала, но...— Передай ему, что я убью эту проклятую потаскуху. Раз он шутить изволит, я прикончу шлюху...— Могу я подняться к окну? — спросила Эйлин.Всегда приходится испрашивать разрешения... Чтобы приблизиться. Всегда добиваться заверения, что не будет никаких случайностей, ляпов. Ведь вы же не хотите, чтобы кого-нибудь задело: ни вас, ни захватчика, ни жертву.— Ну как? — повторила она. — Могу я приблизиться?— Нет, — заявил Уиттейкер. — Откуда я знаю, что ты там смахинировала, красная башка? Может, пистолетом обзавелась, пока болтала со своими дружками.— Да нет же! По-прежнему я безоружная. Хочешь покажу? Могу я хотя бы на ноги встать?— Знаешь, ты, кажись, с винта малость съехала. Приходишь от него, порешь чушь и хочешь, чтоб я...— Но ты же обещал, что не тронешь меня. Обещание в силе?— А почему это я вообще должен тебе что-то обещать?— Да потому, что, мне кажется, я нашла выход из тупика. Нам стоило бы обговорить детали...— Я твоему боссу ничего не дам, пока он мне что-нибудь не даст.— Об этом-то я и хочу поговорить. Могу я наконец встать? Обещаешь, что не тронешь, если встану?— Ну, давай вставай, — сказал он.— Я ничего не слышала насчет обещания.— Ну получила его, получила. О'кей?Она подумала, не следовало ли ей снова осмотреть его руки. Но потом решила, что это уже лишнее. Раз обещал, значит, должна верить. Изображая предел доверчивости, хотя колени сильно дрожали, она, широко распахнув куртку, сказала:— Ничего на мне нет такого, мистер Уиттейкер. Видите? Безоружная.— Ну-ка, повернись, задери куртку сзади.Она повернулась, вновь увидев автомат в его руках, подняла куртку, под ней — желтая рубаха. Ни кобуры, ни пистолета. Ничего.— Годится? — спросила она.А что это у тебя на ремне? — спросил он.— Уоки-токи, переговорное устройство; ты не подумай, что это какое-нибудь хитрое оружие или что-то там еще в этом роде.— Брось его на веранду.— Не могу. Я же должна с ними переговариваться. Вдруг они что-нибудь захотят нам сказать, а?— Ну-ну, ладно.— Могу я поправить куртку и рубаху?— Давай, Красная, давай.— Ты что, хочешь, чтобы я опять волосы отрезала? — Ей послышалось хихиканье. — Тогда хватит обзывать меня Красной. Красная...В ответ — ни гу-гу.— Могу повернуться опять к тебе лицом?— Можешь.Она вновь посмотрела на окно, но не увидела Уиттейкера. Только Долли с безучастным выражением лица.— Можно мне подойти поближе?— Зачем?— Чтобы говорить, а не орать на всю улицу. Обещание в силе?— Ну, раз я тебя еще не пришмолял, значит, в силе. Так?— Но мне требуется твое слово. Что не убьешь меня.— Не убью, обещаю.— Тогда я подхожу ближе. Годится?— Я же сказал: давай, двигай.— Не хочу никаких случайностей. Хочу, чтобы ты был в курсе всех моих действий, тогда и случайностей не будет.— Ну давай, давай.Она подошла к плоским плитам, устланным перед входом, затем пошла к ближайшему окну, а теперь двигалась по веранде.— Эй! Ну-ка, стой, где стоишь, — приказал он.— Ладно. Стою.— Здесь ты в самом подходящем месте.— О'кей.— Ну и какие же у тебя появились идейки?— Босс сказал: вертолета нет. Не может достать. На Харбе страшное происшествие. Авария.— Харб? Это еще что такое?— Харб, река. Ах да, ты же не местный, ты из Вашингтона...— Откуда тебе-то известно?— Ну, у нас есть кое-какие данные...— Ну и что за происшествие?— Прогулочный теплоходик, представляешь, врезался в паром у Беттауна... И все наши вертолеты сейчас там, помогают спасать людей...Явная ложь! Но и вся игра изменилась. Двое, держа ломик-фомку наготове, скоро будут на цыпочках, как бы слегка пританцовывая, пробираться к запертой на засов двери подвала. И как только девчонка освободится...— Вот и скажи боссу, чтобы он предоставил нам чей-нибудь частный вертолет.— Я его попрошу, но только послушается ли он меня. Знаешь, что я думаю?— Что же?— Уж лучше обойтись лимузином. Пока лайнер там дозаправится...— Какой лайнер? Он мне дает реактивный?— Мне казалось, что я тебе это уже сказала. Его как раз в эту минуту заправляют.— Да нет, ты сказала только, что нет вертолета.— Да нет же, самолет почти готов, его кончают заправлять на аэродроме Спайндлрифт. Через часочек все будет готово, и, если я уговорю шефа подогнать вам большущий шикарный лимузин, вы как раз вовремя поспеете. Скорее даже, чем вертолетом, для тех есть, знаешь, особая летная сетка передвижения над городом...Теперь она могла разглядеть его лицо, он еще ближе выдвинулся. Все обдумывал, все обстоятельства.— А еще я попрошу босса придать вам эскорт мотоциклов. Так вы до порта вообще за сорок минут домчитесь!Казалось, идея начинала ему улыбаться. Этакий высокопоставленный вашингтонский эмиссар, в своем лимузине, да еще с эскортом, катит к собственному лайнеру... Ей почудилось, как шарниры со скрипом ворочались в его мозгу, в темноте...— Отпущу девчонку, когда мы будем на борту лайнера, — сказал он.— О, дорогой мистер Уиттейкер, ну как я осмелюсь сказать это моему боссу?— А мне начхать на то, как ты ему скажешь...«Полегче, — подумала она. — Теперь полегче на поворотах».— ...ведь это я держу ствол у ее виска. Я.— Знаю, знаю, — сказала она. Сердце сильно-сильно билось. — И я не хочу, чтобы ее задело, мистер Уиттейкер... Чтобы никого не задело. Но я же должна пойти к шефу и передать ему разумное предложение. Уверена, что вы это понимаете. Он же вам дает и лимузин и лайнер. И я должна сказать, что вы что-то даете взамен.«А теперь надо поразить его блистательной логикой моих рассуждений», — подумала она.— Я знаю, что смогла достать для вас лимузин. Я уже это с ним обсудила. А он заполучил для вас лайнер, его сейчас уже заправляют. Он вам все предоставил, он джентльмен до мозга костей; соблюл все правила, все условия, не так ли? Ну да, с вертолетом не получилось. Но разве это мы виноваты, что произошла авария? А я ведь должна пойти и сказать: «Смотрите, мистер Уиттейкер обещает освободить девушку, но требует гарантий». Каких — сами назовите, я передам. И если мы все обговорим, смотрите, что будет! Вы получаете все, что хотели, обеспечиваете сохранность девицы, и через пять, десять минут вы уже на пути к самолету, к свободе! Что вы на это скажете?— Откуда мне знать, что все это не фокусы с вашей стороны? Не выдумка?— Поэтому я и прошу вас назвать гарантии, ваши гарантии, которые необходимы вам же для вашей же безопасности. Только назовите их, я все передам шефу. Поймите, мы же не хотим, чтобы были какие-нибудь накладки. Вы нам объявляете, чего вы желаете, мы вам говорим, что можем для вас сделать. Вот так каждый будет знать свое точное место, и никто не пострадает. Что вы на это скажете?«Давай же, давай, рожай», — подумала она.— Откуда я знаю, что даже лимузин-то будет... Я выпускаю девку, а вы врываетесь сюда, вся ваша армия...— Нет, мы пришлем лимузин прежде всего. Сможете сами убедиться: он будет стоять вон там.— Где?— Да где вам угодно. Мне кажется, лучше у левой части дома, там есть маленькая верандочка. Так сгодится?— Скажи боссу, я хочу, чтобы в лимузин виски поставили.«Ну, — подумала Эйлин. — Вот он и приготовился сорвать сделку».— Нет, — твердо сказала она, — я не могу обеспечить виски.— Это почему же?— Мы заботимся о всеобщей безопасности. Так? Так. Я знаю, что вы держите ваше слово, мистер Уиттейкер. А вот виски не умеет держать свое.Ей снова послышалось, как в доме иронично хмыкнули.— Итак, что я должна сказать боссу? — спросила она. — Если я пригоняю лимузин, отпускаете вы девицу на свободу?— Предположим, сначала я должен убедиться, что лимузин там есть...— Да мы его прямо к дверям верандочки подкатим, вон там. Вам останется только ноги свесить с веранды и влезть в машину.— Но предположим и другое: я вижу, что лимузин есть, отпускаю девку, а вы меня — на кусочки? — да так, что у меня ни единого шанса залезть в лимузин уже не будет.Отрабатывает все в деталях. Знает в глубине души, что никто не даст ему возможности подняться на борт, чтобы лететь на Ямайку, не даст насладиться прохладительными напитками под палящим тропическим солнцем. И все-таки торгуется!.. Несмотря ни на что борется даже с самой надеждой на то, что вдруг крупно, немыслимо подфартит в конце концов. Стоит лишь отпустить девицу, забраться в лимузин...— Хорошо. Как бы вам хотелось, чтобы мы все проработали заранее до мелочей? — спросила она. — Нижний предел такой: мой босс хочет быть уверенным в том, что девушка в безопасности. Еще до того, как Уиттейкер садится в этот лимузин.И тут он вдруг заявил:— Эта затея с лимузином крайне опасная. Я в него сажусь, вы взрываете в нем меня и Сонни — в пекло! Не пойдет так, Красненькая. Скажи своему вонючему боссу, что мне нужен вертолет: чоп-чоп-чоп... И мне наплевать, где он его достанет. Хочу, и все. И передай, что девка садится в вертолет вместе с нами, я ее отпущу только после того, как Сонни туда сядет. Ясно? Тогда и получите вашу драгоценность. Ясно? И скажи боссу, чтобы поторапливался, даю ему на раздумье пять минут. Иначе он девку действительно получит, но — в дохлом виде. Пять минут. Так и скажи. * * * Толпа, собравшаяся на улице за баррикадами, все больше и больше приходила в неистовство. Было уже три часа ночи, но никто о сне и не помышлял. В голове у всех было только одно: ожидание кровавой развязки. С этим ярким чувством все и шатались по улицам; должна же развязка в конце концов наступить, взорваться, пролиться морем кровищи, затихнуть в трупном окоченении... Подливая масла в огонь, Проповедник вновь взялся за свой горн-рупор. Не имея достаточно конкретной подходящей тематики, Проповедник ни к селу ни к городу стал вспоминать ужасающие случаи из судебной практики разных штатов. По его пламенным словам выходило, что везде творилось только расовое беззаконие: афроамериканцев демонстративно и предвзято осуждали за не совершенные ими злодеяния, как-то: групповые изнасилования и прочее в том же духе... И ему не было никакого дела до того, что нынешняя драма происходила как раз при той мизансцене, когда двух черных убийц и белокожую проститутку никак нельзя было просто отнести к ряду белых злодеев, перечисленных Проповедником. Ведь главным для него было покрасоваться перед телевидением, эффектно и выгодно попасть в кадр, прозвучать как бы вопиющим гласом черного люда. Тогда как этот самый люд отлично знал, что Проповедник был крысой, провокатором, заботящимся лишь о собственном выдвижении на первый план, о своей карьере.— Скажем «нет» позорному расистскому неправосудию! — вопил он в свой рог. — Скажем «нет» позорному расистскому, неправосудию!И толпа, только что почти уже убаюканная бесконечным шахматным поединком, где кто-то маневрировал черными и белыми фигурками, которые затем невидимо исчезали далеко-далеко, в неопределенном пространстве и измерении, эта толпа теперь охотно наэлектризовывалась и с энтузиазмом подхватывала примитивное скандирование: «Скажем „нет“ расистскому неправосудию!» Для большего удовольствия орава разбивала слова на четыре темпа, притоптывала в такт тапочками, сандалетами, пятками и ботинками, а чудовищно нелепое песнопение обрушивалось каскадами на фасад дома, где сидела в окне побелевшая от ужаса и окаменевшая Долли Симмс. * * * Разумеется, она так или иначе слышала и различала оркестровку уличного хора, в которую вплетался неумолчный стрекот полицейского вертолета, зависшего над головой. Сонни и Диз затаились внутри комнаты, перешептываясь; Сонни держал голову Долли под прицелом своей сокрушительной девятимиллиметровки. Цель была идеальной в море света, лившегося с улицы. Долли вяло думала, что шептались они о том, чтобы ее убить. Она-то знала, что на это их мозгов хватит, этих шизиков... И тем не менее у нее было впечатление, что теперь все для нее стало как бы безразлично. Будь что будет.— Мистер Уиттейкер!Опять — Красноголовая. Снова там, в кустиках; есть же ведь люди, которые не отступаются, идут до конца... Нет, вы только подумайте: сама отрезала себе волосы, а?.. Наверное, тоже была не совсем в себе. Шизанутая. Может, даже весь мир сошел с ума. Все, кроме Долли. Которая, как она предполагала, через пять — десять минут будет мертва-мертвешенька. И кто его знает, вдруг там жизнь будет малость полегче. После всего, что она наговорила и натворила здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31