В довершение всего этот нахал курил в столовой, пренебрегая всем известными правилами.
– Что это за явление? – заинтересовалась Робин. – Ковбой или индеец?
– Кто его знает? – пожала плечами Триш. – Да и какая разница? Он великолепен, вот и все.
– Великолепен? – Бонни это показалось забавным. – Я бы сказала, он выглядит чересчур надменно.
«Надменно? – повторила про себя Хоуп в наступившей тишине. – Нет, он не надменный. Скорее, гордый. И обладает чувством собственного достоинства».
А еще он испугался за нее, когда она полезла на дерево…
– Он невероятно сексуален, – решила Триш. – А я, например, не боюсь никаких проблем, никаких сложностей, в том числе и секса. Итак, леди, он мой, этот ковбой. Или будет моим.
Заявление Триш очень удачно совпало с последними словами миссис Фейрчайлд, возгласившей:
– На этом позвольте считать официальную часть законченной. Но вас еще ждет краткое выступление Сабрины.
Миссис Фейрчайлд нахмурилась, увидев вежливо, но настойчиво поднятую вверх руку.
– Да, Триш?
– Прошу прощения, миссис Фейрчайлд, но думаю, он выступил бы лучше Сабрины.
Рука Триш бестрепетно указывала в сторону молодого человека с собольими бровями и несколько странной улыбкой. По залу пронеслись шепоток и хихиканье.
– Нет, – пробормотала миссис Фейрчайлд, – он не годится. – Она запнулась.
Хотя слова Алисии Фейрчайлд звучали вежливо, выражение ее лица было не слишком довольным: она явно осуждала Ника за опоздание и за то, что он пробрался сюда тайком да еще осмелился здесь курить. К тому же его одежда и волосы были в полном беспорядке, и вообще он был сущим наказанием; но он был лучшим инструктором, и миссис Фейрчайлд все-таки решила представить его.
– Это Николас Вулф, – сказала она.
– Да, – с энтузиазмом откликнулась Триш. – Волк в овечьей шкуре, а не наоборот.
– В течение лета Ник будет присматривать за лошадьми.
– Но я хочу, чтобы он заботился обо мне, – умоляюще обратилась Триш к соседкам по столу, – обо мне, а не о лошадях.
Миссис Фейрчайлд не на шутку встревожилась, услышав разраставшийся гул и угадав, что Триш была не единственной воспитанницей, охваченной чрезмерным энтузиазмом при виде Ника. Похоже, все они готовы были повторить слова Триш.
– Успокойтесь, Ник все равно не будет давать вам уроков верховой езды без подтверждения от ваших родителей, где будет выражено их согласие на то, чтобы вы брали эти уроки.
– Но я хочу брать уроки верховой езды, – простонала Триш. – Я хочу ездить в сопровождении Ника. Я уверена, что он мог бы научить меня ездить верхом лучше, чем я езжу сейчас.
– Он тебе неровня, он ниже тебя, и это непристойно, – захихикала Бонни.
– Я не собираюсь за него замуж, Бон-Бон. А выше или ниже он по положению, значения не имеет: будет ли он сверху или подо мной – выбирать ему.
Выражение лица Триш изменилось: оно стало серьезным и голосок ее теперь звучал нежно; он был полон сочувствия. Триш в упор смотрела на самую младшую из компании «полевых жаворонков», Хоуп:
– О, прости, я смутила тебя. Ты ведь, наверное, даже и не понимаешь, о чем я говорю?
– Конечно, понимаю. – Если говорить откровенно, до Хоуп дошла только часть того, о чем шла речь, и все же она знала достаточно и почувствовала неловкость оттого, что девочки так бесстыдно и неуважительно говорили о нем, словно он был предметом мебели, игрушкой.
– А мне кажется, ты немного не в своей тарелке, верно? Пожалуйста не смущайся.
Хоуп покраснела, не зная, что ответить, но тут, на ее счастье, миссис Фейрчайлд заговорила снова.
– А теперь, – сказала начальница, – пора послушать Сабрину Блит. Как вы все знаете, последние пять лет на ранчо «Ивы» проводится программа избавления от лишнего веса, и сейчас начнется отбор новичков для этой программы, которую мы назвали «Победа».
Сабрине Блит – обладательнице ученой степени в области психологии – было двадцать восемь лет, и, как она объявила собравшимся, соблюдавшим теперь почтительную тишину, для нее проблемы избавления от лишнего веса никогда не существовало. Она всегда была стройной и с состраданием наблюдала мучения своей младшей сестренки, страдавшей тучностью.
– Вот почему я так серьезно отношусь к нашей программе, – заявила Сабрина. – Многие девочки-подростки не знают, как с этим справиться, как избавиться от лишнего веса. Эту проблему можно легко решить самовнушением, ощущением удовлетворения собой и любви к себе вне зависимости от веса. Есть и другие способы. Наша программа «Победа» научит вас любить себя и избавляться от лишнего веса. Все записавшиеся к нам в этом году добьются цели, если будут верить в успех. Мы научимся понимать друг друга, помогать друг другу, верить друг в друга. В шестнадцать лет мы сумеем стать психоаналитиками – я не шучу! Могу я попросить вас встать, по мере того как буду зачитывать ваши имена, и рассказать немного о себе?
Девушки, записавшиеся в программу «Победа», счастливые тем, что их приняли в многообещающий проект, бойко вскакивали с мест, как только произносили их имена.
– А теперь, – сказала Сабрина, – наша новая подруга и член нашей дружной семьи Хоуп Тесье. Твое сочинение, Хоуп, где-то затерялось, поэтому я восстановлю подробности с помощью твоего личного дела. Ты родилась в Калифорнии, в долине Напа, и лишний вес был твоим бичом много лет. Твоя мать – романистка, автор бестселлеров Френсис Тесье, а отец – скрипач-виртуоз Виктор Тесье. Будь так любезна, Хоуп, встань, чтобы все могли приветствовать тебя.
Поднимаясь с места, Хоуп чувствовала, что ноги ее не держат. Все в ней протестовало и кричало: «Нет! Этого не может быть! Это не я!» Она никогда не слышала о программе «Победа», тем более никогда не писала сочинения о своих страданиях, как не писала и заявления с просьбой включить ее в программу. Но теперь внезапно выяснилось, что у Хоуп Тесье был свой секрет – секрет, известный всем, кроме нее самой.
Она не знала, куда прятать глаза, и тут ее взгляд встретился со взглядом Ника. Он просто смотрел на нее, будто хотел поддержать, помочь, вырвать ее из этой жестокой толпы, избавить от унизительной процедуры.
И Хоуп удалось выжить. Она села на место, а другие «полевые жаворонки» принялись говорить ей положенные слова утешения.
– Ты вовсе не такая уж толстая, – начала Дженна.
– С ней все в порядке, – поддержала Бонни. – По правде говоря, мы уже все это обсудили, когда ты ходила на прогулку. Ты просто еще не сформировалась, вот и все!
Значит, все судачили обо мне, когда меня не было!
– Как только ты решишь по-настоящему покончить с этим, ты легко справишься, – продолжала утешать Дженна.
Хоуп показалось, будто тело ее налилось свинцом; она чувствовала себя невообразимо огромной и неуклюжей.
– Я, собственно, не понимаю, почему ты решила худеть, – приняла эстафету Триш. – Твоя комплекция вовсе не помешает тебе играть в спортивные игры и иметь в них успех. К тому же ты еще не интересуешься мальчиками, драгоценная и невинная Хоуп; так не все ли равно, как ты выглядишь…
– Согласна, – сказала Робин, – если это не причиняет тебе неприятностей, то и не имеет ни малейшего значения.
Вот как?
Хоуп не помнила таких моментов, когда это не причиняло бы ей неудобств.
Сабрина, как видно, не ожидала столкнуться с полной неосведомленностью Хоуп по поводу включения в программу «Победа», и это ее обеспокоило.
– По-видимому, произошла ошибка, – сказала она. – Понятия не имею, как это могло случиться…
– Нет, – ответила Хоуп. – Здесь нет никакой ошибки.
Френсис Тесье ни о чем ее не предупредила. Но ведь на то она и была автором бестселлеров, чтобы придумывать сюжеты, плести интриги…
Все это продолжалось долгие годы.
Хоуп вспомнила теперь, как ее мать недовольно хмурилась, глядя на ее пухлых сверстниц, какие замечания она при этом отпускала.
Мать всегда заказывала фруктовые блюда для них обеих, называя их салатами. А с какой радостью она отправила ее на ранчо «Ивы»!
– Я хочу быть здесь, – неожиданно для себя самой произнесла Хоуп.
Она хотела пробыть здесь как можно дольше, участвовать в прогулках, жарить на костре зефир и плавать под парусом. Ей хотелось быть принятой, и не важно, какой она им казалась.
Николаса Вулфа она увидела в окно во время обеда. Он был на пастбище, позади кораля, и, как ей показалось, разговаривал с лошадью.
Глава 12
Ранчо «Ивы», озеро Дикое, Монтана Тринадцать лет назад
Ник встретился с ней лицом к лицу неделей позже в укромном месте, которое она облюбовала на сеновале, за денниками, – он знал, что там она скрывается все последние шесть дней, часами сидя неподвижно.
«Спасибо, что побеспокоились обо мне», – сказала она тогда, под ивой, и голосок у нее был таким нежным…
А потом он увидел ее полные недоумения и отчаяния глаза в столовой.
С того момента он и вправду стал беспокоиться о Хоуп. Такой молодой, необузданной и отчаявшейся.
Когда Ник наконец «нашел» Хоуп, она весь день просидела в своем гнездышке из сена, склонившись над записной книжкой в красно-коричневом переплете, украшенном символическим изображением ивы. Ее пальчики крепко, почти с яростью сжимали перо; она была так погружена в свое занятие, что не слышала его приближения.
– Привет!
Она подняла голову, взволнованная, настороженная, недоверчивая и столь непохожая сейчас на бесстрашного сорванца, откровенно лазавшего по деревьям: напротив, теперь она казалась робкой и испуганной.
– Плохо, что я здесь прячусь?
– Плохо? Ничуть.
В тебе ничто не может быть плохо.
– Могу я присесть?
– О да. Конечно.
– Благодарю.
Гнездо Хоуп для себя соорудила небольшое, и там было достаточно места для подростка, не более. Ник примостился на тюке напротив нее.
Хоуп повернула к нему свою стриженую голову, покрытую, как мягкой шапочкой, волосами цвета корицы. Он был причиной того, что она пришла искать спасения сюда. Она отважилась на этот отчаянный поступок потому, что почувствовала потребность убежать, скрыться; потому, что не знала другого укромного местечка. Но, добежав до конюшни, она увидела, что человек, который, как ей показалось, был способен ей посочувствовать, разговаривал с Триш. Поэтому она тихонько забралась по приставной лестнице на сеновал и обрела здесь убежище, единственное безопасное место возле него.
Ник вел себя так, будто давно знал ее.
– Ты Хоуп, которая лазает по ивам, а родилась в Напа. Ты получаешь наивысшие оценки, где бы ни появилась, отлично ходишь на дальние расстояния и потрясающе играешь в соккер. Интересно, что ты делаешь теперь?
– Работаю над домашним заданием на завтра.
– Заданием? Я думал, что на ранчо «Ивы» задания даются просто шутки ради.
– Меня включили в программу «Победа».
– Знаю.
Ник смотрел на эту малышку, пухлость которой, скорее, была признаком хорошего здоровья, роскошным прикрытием ее цветущей юности.
– Не понимаю почему.
– Почему что?
– Почему тебя включили в эту программу.
Вопрос, казалось, озадачил ее.
– Скажи по крайней мере, что ты сейчас делаешь?
– Я должна изложить причины своей полноты, но пока не достигла больших успехов.
– А чувство голода учитывается?
– Надеюсь, – пробормотала Хоуп и улыбнулась бледным отражением той ослепительной улыбки, того сияния, что он увидел впервые, стоя тогда под ивой.
– Ты тоже должна есть, когда голодна. Такое ведь бывает после игры в соккер?
– Да, – призналась Хоуп, хмурясь. Она не могла представить себя вновь играющей в соккер, не могла даже вообразить, что снова когда-нибудь наденет шорты и будет носиться по полю.
– Но… я ем и в другое время, и по другим причинам. Одну я уже нашла. – Она глубоко вздохнула, потом, собравшись с силами, выпалила: – Я ем, когда чувствую себя одинокой.
В этот момент Ник испытал удивившее его самого желание обнять, укачать ее в объятиях, утешить. А ведь его трудно было растрогать, и такое случалось с ним крайне редко.
Но Хоуп не нуждалась в том, чтобы ее укачивали или утешали. Эта серьезная школьница, получавшая только высшие оценки «А», должна была добиться успеха.
Взглянув на часы, Хоуп встревожилась и будто погасла. Нику показалось, что она уже жалеет о своей откровенности.
– Мне пора идти. Лекция о правильном питании начинается через десять минут.
– Ладно. Приходи сюда когда захочешь.
И она продолжала приходить каждый день в течение трех недель. Они разговаривали на сеновале, а однажды она нашла его чистящим кобылу.
– Я принесла яблоко для лошадей, – сказала Хоуп, – то есть для одной из них.
– Ты хочешь отдать лошади свое яблоко?
– Что-то сегодня мне есть не хотелось.
Ник внимательно посмотрел на Хоуп:
– Но ты ешь хоть что-нибудь?
– Да!
– О’кей, почему бы тебе не дать яблоко прямо сейчас?
– Дай его сам. Так будет лучше.
– Ты боишься? – удивился Ник. – Тебя когда-нибудь сбрасывала лошадь?
– Нет. Я вообще никогда не ездила на лошади. Но одна из подруг моей матери… С ней не случилось ничего страшного, но с тех пор моя мама никогда больше не садилась на лошадь, и она не хочет, чтобы я училась верховой езде.
– А ты сама хотела бы?
Хоуп пожала плечами. Ей никогда не приходило в голову, что и она могла бы ездить верхом. Она не раз любовалась Ником – его езда была похожа на танец. Человек и лошадь словно парили в воздухе, совершая прыжки неимоверной красоты.
– Это означает «да»? – спросил Ник. – Если так, я научу тебя.
– Но это невозможно. Моя мать никогда не дала бы письменного согласия, а без него у тебя будут неприятности.
Улыбка Ника была неотразимой.
– Мне и раньше случалось попадать в переплет.
– О нет, лучше не надо.
Я никогда не сумею ездить, как ты.
– Мама была бы очень недовольна. Она бы огорчилась, если бы я это сделала. И все же благодарю тебя.
Он снова улыбнулся:
– Пусть будет по-твоему.
За эти недели Ник многое узнал о семье Хоуп – о ее брате Чейзе, который был приблизительно его возраста, которым она безмерно восхищалась, и о Френсис.
– О, Френсис неподражаема, – восторженно говорила Хоуп. – Она замечательная – очень красивая, умная, веселая, любит шутить. В комнате становится светлее, когда входит моя мать.
И ты такая же, как она.
Ник не сказал этого вслух – сейчас Хоуп ни за что не поверила бы ему.
– Значит, мать решила отправить тебя в лагерь?
– Да.
– Не предупредив о программе «Победа»?
– По правде сказать, нет.
Мне следовало самой догадаться.
– Но она поступила правильно. А как насчет твоей семьи, Ник?
Ник глубоко втянул сигаретный дым.
– У меня нет семьи.
– Нет семьи?
Ник медленно выдохнул.
Он ей не скажет, никогда не скажет.
– Да, в сущности, нечего рассказывать. Право, нечего. – Он снова затянулся. – Лучше расскажи о своем отце.
– О Викторе? Собственно, он мне не отец.
– А кто?
– Не знаю и никогда не знала толком. Моя мать и Виктор поженились задолго до моего рождения.
– Какой он, можешь описать?
Вопросы Ника не были настойчивыми, и он не ожидал немедленного ответа: все приходилось из нее вытягивать, как она вытягивала золотистый стебель из тюка с соломой.
– Ты его не любишь?
Хоуп еще немного помедлила.
– Ну нет. Он мне нравится. – Она смотрела в темно-синие глаза Ника сквозь завесу дыма. – Я не очень много времени провожу в его обществе, но он был всегда добр ко мне.
Она вспоминала, как совсем недавно вся семья собралась в Париже во время весенних каникул. Первыми приехали Чейз и Френсис, потом Хоуп и, наконец, Виктор, который специально составил расписание своих концертов так, чтобы провести с ними три свободных дня между европейскими гастролями.
Френсис летела в Париж из Лос-Анджелеса, аэропорт закрыли из-за тумана, и метеорологи опасались, что такая погода может продлиться несколько дней. Френсис предупредила об этом дочь, и теперь Хоуп предстояло ждать в Валь-д’Изере, пока Френсис и Чейз прибудут в Париж.
– Несколькими часами позже, – продолжила Хоуп, перестав тянуть не поддающуюся ее усилиям соломинку, – позвонил Виктор. Он был в Вене и, узнав, что мне придется пробыть одной несколько дней в пустом дортуаре, пригласил меня побыть эти дни с ним.
– А потом?
Хоуп помолчала, не зная, как облечь свои мысли в слова:
– Виктор был очень мил со мной. Мы ходили по музеям, и он рассказывал мне о Моцарте и о Вене, о музыке, которую сочиняет и исполняет. А еще я ходила на его концерты. Он действительно талантлив.
То, как Хоуп пыталась убедить Ника в достоинствах приемного отца, несколько насторожило его.
– Но, – постарался он помочь ей, – в Викторе есть что-то, чего ты не одобряешь?
– Не в этом дело. Сам он мне действительно нравится, но он сделал несчастной мою мать. Он слишком занят своей музыкой, она чувствует себя отодвинутой на второй план, ей приходится тратить свою жизнь на постоянное ожидание.
Ник догадался, что эти слова, как и страсть и негодование, с которыми они были произнесены, исходили от самой «великой романистки», а Хоуп только повторяла их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Что это за явление? – заинтересовалась Робин. – Ковбой или индеец?
– Кто его знает? – пожала плечами Триш. – Да и какая разница? Он великолепен, вот и все.
– Великолепен? – Бонни это показалось забавным. – Я бы сказала, он выглядит чересчур надменно.
«Надменно? – повторила про себя Хоуп в наступившей тишине. – Нет, он не надменный. Скорее, гордый. И обладает чувством собственного достоинства».
А еще он испугался за нее, когда она полезла на дерево…
– Он невероятно сексуален, – решила Триш. – А я, например, не боюсь никаких проблем, никаких сложностей, в том числе и секса. Итак, леди, он мой, этот ковбой. Или будет моим.
Заявление Триш очень удачно совпало с последними словами миссис Фейрчайлд, возгласившей:
– На этом позвольте считать официальную часть законченной. Но вас еще ждет краткое выступление Сабрины.
Миссис Фейрчайлд нахмурилась, увидев вежливо, но настойчиво поднятую вверх руку.
– Да, Триш?
– Прошу прощения, миссис Фейрчайлд, но думаю, он выступил бы лучше Сабрины.
Рука Триш бестрепетно указывала в сторону молодого человека с собольими бровями и несколько странной улыбкой. По залу пронеслись шепоток и хихиканье.
– Нет, – пробормотала миссис Фейрчайлд, – он не годится. – Она запнулась.
Хотя слова Алисии Фейрчайлд звучали вежливо, выражение ее лица было не слишком довольным: она явно осуждала Ника за опоздание и за то, что он пробрался сюда тайком да еще осмелился здесь курить. К тому же его одежда и волосы были в полном беспорядке, и вообще он был сущим наказанием; но он был лучшим инструктором, и миссис Фейрчайлд все-таки решила представить его.
– Это Николас Вулф, – сказала она.
– Да, – с энтузиазмом откликнулась Триш. – Волк в овечьей шкуре, а не наоборот.
– В течение лета Ник будет присматривать за лошадьми.
– Но я хочу, чтобы он заботился обо мне, – умоляюще обратилась Триш к соседкам по столу, – обо мне, а не о лошадях.
Миссис Фейрчайлд не на шутку встревожилась, услышав разраставшийся гул и угадав, что Триш была не единственной воспитанницей, охваченной чрезмерным энтузиазмом при виде Ника. Похоже, все они готовы были повторить слова Триш.
– Успокойтесь, Ник все равно не будет давать вам уроков верховой езды без подтверждения от ваших родителей, где будет выражено их согласие на то, чтобы вы брали эти уроки.
– Но я хочу брать уроки верховой езды, – простонала Триш. – Я хочу ездить в сопровождении Ника. Я уверена, что он мог бы научить меня ездить верхом лучше, чем я езжу сейчас.
– Он тебе неровня, он ниже тебя, и это непристойно, – захихикала Бонни.
– Я не собираюсь за него замуж, Бон-Бон. А выше или ниже он по положению, значения не имеет: будет ли он сверху или подо мной – выбирать ему.
Выражение лица Триш изменилось: оно стало серьезным и голосок ее теперь звучал нежно; он был полон сочувствия. Триш в упор смотрела на самую младшую из компании «полевых жаворонков», Хоуп:
– О, прости, я смутила тебя. Ты ведь, наверное, даже и не понимаешь, о чем я говорю?
– Конечно, понимаю. – Если говорить откровенно, до Хоуп дошла только часть того, о чем шла речь, и все же она знала достаточно и почувствовала неловкость оттого, что девочки так бесстыдно и неуважительно говорили о нем, словно он был предметом мебели, игрушкой.
– А мне кажется, ты немного не в своей тарелке, верно? Пожалуйста не смущайся.
Хоуп покраснела, не зная, что ответить, но тут, на ее счастье, миссис Фейрчайлд заговорила снова.
– А теперь, – сказала начальница, – пора послушать Сабрину Блит. Как вы все знаете, последние пять лет на ранчо «Ивы» проводится программа избавления от лишнего веса, и сейчас начнется отбор новичков для этой программы, которую мы назвали «Победа».
Сабрине Блит – обладательнице ученой степени в области психологии – было двадцать восемь лет, и, как она объявила собравшимся, соблюдавшим теперь почтительную тишину, для нее проблемы избавления от лишнего веса никогда не существовало. Она всегда была стройной и с состраданием наблюдала мучения своей младшей сестренки, страдавшей тучностью.
– Вот почему я так серьезно отношусь к нашей программе, – заявила Сабрина. – Многие девочки-подростки не знают, как с этим справиться, как избавиться от лишнего веса. Эту проблему можно легко решить самовнушением, ощущением удовлетворения собой и любви к себе вне зависимости от веса. Есть и другие способы. Наша программа «Победа» научит вас любить себя и избавляться от лишнего веса. Все записавшиеся к нам в этом году добьются цели, если будут верить в успех. Мы научимся понимать друг друга, помогать друг другу, верить друг в друга. В шестнадцать лет мы сумеем стать психоаналитиками – я не шучу! Могу я попросить вас встать, по мере того как буду зачитывать ваши имена, и рассказать немного о себе?
Девушки, записавшиеся в программу «Победа», счастливые тем, что их приняли в многообещающий проект, бойко вскакивали с мест, как только произносили их имена.
– А теперь, – сказала Сабрина, – наша новая подруга и член нашей дружной семьи Хоуп Тесье. Твое сочинение, Хоуп, где-то затерялось, поэтому я восстановлю подробности с помощью твоего личного дела. Ты родилась в Калифорнии, в долине Напа, и лишний вес был твоим бичом много лет. Твоя мать – романистка, автор бестселлеров Френсис Тесье, а отец – скрипач-виртуоз Виктор Тесье. Будь так любезна, Хоуп, встань, чтобы все могли приветствовать тебя.
Поднимаясь с места, Хоуп чувствовала, что ноги ее не держат. Все в ней протестовало и кричало: «Нет! Этого не может быть! Это не я!» Она никогда не слышала о программе «Победа», тем более никогда не писала сочинения о своих страданиях, как не писала и заявления с просьбой включить ее в программу. Но теперь внезапно выяснилось, что у Хоуп Тесье был свой секрет – секрет, известный всем, кроме нее самой.
Она не знала, куда прятать глаза, и тут ее взгляд встретился со взглядом Ника. Он просто смотрел на нее, будто хотел поддержать, помочь, вырвать ее из этой жестокой толпы, избавить от унизительной процедуры.
И Хоуп удалось выжить. Она села на место, а другие «полевые жаворонки» принялись говорить ей положенные слова утешения.
– Ты вовсе не такая уж толстая, – начала Дженна.
– С ней все в порядке, – поддержала Бонни. – По правде говоря, мы уже все это обсудили, когда ты ходила на прогулку. Ты просто еще не сформировалась, вот и все!
Значит, все судачили обо мне, когда меня не было!
– Как только ты решишь по-настоящему покончить с этим, ты легко справишься, – продолжала утешать Дженна.
Хоуп показалось, будто тело ее налилось свинцом; она чувствовала себя невообразимо огромной и неуклюжей.
– Я, собственно, не понимаю, почему ты решила худеть, – приняла эстафету Триш. – Твоя комплекция вовсе не помешает тебе играть в спортивные игры и иметь в них успех. К тому же ты еще не интересуешься мальчиками, драгоценная и невинная Хоуп; так не все ли равно, как ты выглядишь…
– Согласна, – сказала Робин, – если это не причиняет тебе неприятностей, то и не имеет ни малейшего значения.
Вот как?
Хоуп не помнила таких моментов, когда это не причиняло бы ей неудобств.
Сабрина, как видно, не ожидала столкнуться с полной неосведомленностью Хоуп по поводу включения в программу «Победа», и это ее обеспокоило.
– По-видимому, произошла ошибка, – сказала она. – Понятия не имею, как это могло случиться…
– Нет, – ответила Хоуп. – Здесь нет никакой ошибки.
Френсис Тесье ни о чем ее не предупредила. Но ведь на то она и была автором бестселлеров, чтобы придумывать сюжеты, плести интриги…
Все это продолжалось долгие годы.
Хоуп вспомнила теперь, как ее мать недовольно хмурилась, глядя на ее пухлых сверстниц, какие замечания она при этом отпускала.
Мать всегда заказывала фруктовые блюда для них обеих, называя их салатами. А с какой радостью она отправила ее на ранчо «Ивы»!
– Я хочу быть здесь, – неожиданно для себя самой произнесла Хоуп.
Она хотела пробыть здесь как можно дольше, участвовать в прогулках, жарить на костре зефир и плавать под парусом. Ей хотелось быть принятой, и не важно, какой она им казалась.
Николаса Вулфа она увидела в окно во время обеда. Он был на пастбище, позади кораля, и, как ей показалось, разговаривал с лошадью.
Глава 12
Ранчо «Ивы», озеро Дикое, Монтана Тринадцать лет назад
Ник встретился с ней лицом к лицу неделей позже в укромном месте, которое она облюбовала на сеновале, за денниками, – он знал, что там она скрывается все последние шесть дней, часами сидя неподвижно.
«Спасибо, что побеспокоились обо мне», – сказала она тогда, под ивой, и голосок у нее был таким нежным…
А потом он увидел ее полные недоумения и отчаяния глаза в столовой.
С того момента он и вправду стал беспокоиться о Хоуп. Такой молодой, необузданной и отчаявшейся.
Когда Ник наконец «нашел» Хоуп, она весь день просидела в своем гнездышке из сена, склонившись над записной книжкой в красно-коричневом переплете, украшенном символическим изображением ивы. Ее пальчики крепко, почти с яростью сжимали перо; она была так погружена в свое занятие, что не слышала его приближения.
– Привет!
Она подняла голову, взволнованная, настороженная, недоверчивая и столь непохожая сейчас на бесстрашного сорванца, откровенно лазавшего по деревьям: напротив, теперь она казалась робкой и испуганной.
– Плохо, что я здесь прячусь?
– Плохо? Ничуть.
В тебе ничто не может быть плохо.
– Могу я присесть?
– О да. Конечно.
– Благодарю.
Гнездо Хоуп для себя соорудила небольшое, и там было достаточно места для подростка, не более. Ник примостился на тюке напротив нее.
Хоуп повернула к нему свою стриженую голову, покрытую, как мягкой шапочкой, волосами цвета корицы. Он был причиной того, что она пришла искать спасения сюда. Она отважилась на этот отчаянный поступок потому, что почувствовала потребность убежать, скрыться; потому, что не знала другого укромного местечка. Но, добежав до конюшни, она увидела, что человек, который, как ей показалось, был способен ей посочувствовать, разговаривал с Триш. Поэтому она тихонько забралась по приставной лестнице на сеновал и обрела здесь убежище, единственное безопасное место возле него.
Ник вел себя так, будто давно знал ее.
– Ты Хоуп, которая лазает по ивам, а родилась в Напа. Ты получаешь наивысшие оценки, где бы ни появилась, отлично ходишь на дальние расстояния и потрясающе играешь в соккер. Интересно, что ты делаешь теперь?
– Работаю над домашним заданием на завтра.
– Заданием? Я думал, что на ранчо «Ивы» задания даются просто шутки ради.
– Меня включили в программу «Победа».
– Знаю.
Ник смотрел на эту малышку, пухлость которой, скорее, была признаком хорошего здоровья, роскошным прикрытием ее цветущей юности.
– Не понимаю почему.
– Почему что?
– Почему тебя включили в эту программу.
Вопрос, казалось, озадачил ее.
– Скажи по крайней мере, что ты сейчас делаешь?
– Я должна изложить причины своей полноты, но пока не достигла больших успехов.
– А чувство голода учитывается?
– Надеюсь, – пробормотала Хоуп и улыбнулась бледным отражением той ослепительной улыбки, того сияния, что он увидел впервые, стоя тогда под ивой.
– Ты тоже должна есть, когда голодна. Такое ведь бывает после игры в соккер?
– Да, – призналась Хоуп, хмурясь. Она не могла представить себя вновь играющей в соккер, не могла даже вообразить, что снова когда-нибудь наденет шорты и будет носиться по полю.
– Но… я ем и в другое время, и по другим причинам. Одну я уже нашла. – Она глубоко вздохнула, потом, собравшись с силами, выпалила: – Я ем, когда чувствую себя одинокой.
В этот момент Ник испытал удивившее его самого желание обнять, укачать ее в объятиях, утешить. А ведь его трудно было растрогать, и такое случалось с ним крайне редко.
Но Хоуп не нуждалась в том, чтобы ее укачивали или утешали. Эта серьезная школьница, получавшая только высшие оценки «А», должна была добиться успеха.
Взглянув на часы, Хоуп встревожилась и будто погасла. Нику показалось, что она уже жалеет о своей откровенности.
– Мне пора идти. Лекция о правильном питании начинается через десять минут.
– Ладно. Приходи сюда когда захочешь.
И она продолжала приходить каждый день в течение трех недель. Они разговаривали на сеновале, а однажды она нашла его чистящим кобылу.
– Я принесла яблоко для лошадей, – сказала Хоуп, – то есть для одной из них.
– Ты хочешь отдать лошади свое яблоко?
– Что-то сегодня мне есть не хотелось.
Ник внимательно посмотрел на Хоуп:
– Но ты ешь хоть что-нибудь?
– Да!
– О’кей, почему бы тебе не дать яблоко прямо сейчас?
– Дай его сам. Так будет лучше.
– Ты боишься? – удивился Ник. – Тебя когда-нибудь сбрасывала лошадь?
– Нет. Я вообще никогда не ездила на лошади. Но одна из подруг моей матери… С ней не случилось ничего страшного, но с тех пор моя мама никогда больше не садилась на лошадь, и она не хочет, чтобы я училась верховой езде.
– А ты сама хотела бы?
Хоуп пожала плечами. Ей никогда не приходило в голову, что и она могла бы ездить верхом. Она не раз любовалась Ником – его езда была похожа на танец. Человек и лошадь словно парили в воздухе, совершая прыжки неимоверной красоты.
– Это означает «да»? – спросил Ник. – Если так, я научу тебя.
– Но это невозможно. Моя мать никогда не дала бы письменного согласия, а без него у тебя будут неприятности.
Улыбка Ника была неотразимой.
– Мне и раньше случалось попадать в переплет.
– О нет, лучше не надо.
Я никогда не сумею ездить, как ты.
– Мама была бы очень недовольна. Она бы огорчилась, если бы я это сделала. И все же благодарю тебя.
Он снова улыбнулся:
– Пусть будет по-твоему.
За эти недели Ник многое узнал о семье Хоуп – о ее брате Чейзе, который был приблизительно его возраста, которым она безмерно восхищалась, и о Френсис.
– О, Френсис неподражаема, – восторженно говорила Хоуп. – Она замечательная – очень красивая, умная, веселая, любит шутить. В комнате становится светлее, когда входит моя мать.
И ты такая же, как она.
Ник не сказал этого вслух – сейчас Хоуп ни за что не поверила бы ему.
– Значит, мать решила отправить тебя в лагерь?
– Да.
– Не предупредив о программе «Победа»?
– По правде сказать, нет.
Мне следовало самой догадаться.
– Но она поступила правильно. А как насчет твоей семьи, Ник?
Ник глубоко втянул сигаретный дым.
– У меня нет семьи.
– Нет семьи?
Ник медленно выдохнул.
Он ей не скажет, никогда не скажет.
– Да, в сущности, нечего рассказывать. Право, нечего. – Он снова затянулся. – Лучше расскажи о своем отце.
– О Викторе? Собственно, он мне не отец.
– А кто?
– Не знаю и никогда не знала толком. Моя мать и Виктор поженились задолго до моего рождения.
– Какой он, можешь описать?
Вопросы Ника не были настойчивыми, и он не ожидал немедленного ответа: все приходилось из нее вытягивать, как она вытягивала золотистый стебель из тюка с соломой.
– Ты его не любишь?
Хоуп еще немного помедлила.
– Ну нет. Он мне нравится. – Она смотрела в темно-синие глаза Ника сквозь завесу дыма. – Я не очень много времени провожу в его обществе, но он был всегда добр ко мне.
Она вспоминала, как совсем недавно вся семья собралась в Париже во время весенних каникул. Первыми приехали Чейз и Френсис, потом Хоуп и, наконец, Виктор, который специально составил расписание своих концертов так, чтобы провести с ними три свободных дня между европейскими гастролями.
Френсис летела в Париж из Лос-Анджелеса, аэропорт закрыли из-за тумана, и метеорологи опасались, что такая погода может продлиться несколько дней. Френсис предупредила об этом дочь, и теперь Хоуп предстояло ждать в Валь-д’Изере, пока Френсис и Чейз прибудут в Париж.
– Несколькими часами позже, – продолжила Хоуп, перестав тянуть не поддающуюся ее усилиям соломинку, – позвонил Виктор. Он был в Вене и, узнав, что мне придется пробыть одной несколько дней в пустом дортуаре, пригласил меня побыть эти дни с ним.
– А потом?
Хоуп помолчала, не зная, как облечь свои мысли в слова:
– Виктор был очень мил со мной. Мы ходили по музеям, и он рассказывал мне о Моцарте и о Вене, о музыке, которую сочиняет и исполняет. А еще я ходила на его концерты. Он действительно талантлив.
То, как Хоуп пыталась убедить Ника в достоинствах приемного отца, несколько насторожило его.
– Но, – постарался он помочь ей, – в Викторе есть что-то, чего ты не одобряешь?
– Не в этом дело. Сам он мне действительно нравится, но он сделал несчастной мою мать. Он слишком занят своей музыкой, она чувствует себя отодвинутой на второй план, ей приходится тратить свою жизнь на постоянное ожидание.
Ник догадался, что эти слова, как и страсть и негодование, с которыми они были произнесены, исходили от самой «великой романистки», а Хоуп только повторяла их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29