– Когда Виктор говорил со мной, в нем не было никакой ненависти. Он попросил меня прислать ему один из бокалов Джейн…
– И покончить с вашим семейным делом?
– Нет.
– Но ведь решение было принято не вами?
– Идея была не моя, но я был готов ее принять.
– Из-за Хоуп. Потому что я сказала вам, что она не чувствует себя здесь в безопасности.
– Насколько я припоминаю, я сам говорил это, а вы только подтвердили справедливость моих слов.
– И вы покидаете долину, не так ли? Теперь вы начнете производить вино в каком-нибудь другом месте, не в Напа. В Испании, Новой Зеландии, во Франции… Вам необходимы виноградники, Чейз, и на этот раз они должны быть только ваши.
Она все еще волновалась, трепетала от потребности убедить его, от сладостной лучезарной надежды помочь ему осуществить его мечты.
– Вы так полагаете?
– Да. Я знаю, что это страшно дорого. Но… у меня есть немного денег – так, кое-что. Я буду счастлива вложить их в ваше предприятие.
Она предлагала ему все свои сбережения и была готова отдать их ему по доброй воле, с радостью.
Но, Кассандра, ты обладаешь гораздо большими сокровищами. Предложишь ли ты их мне с такой же радостью?
– Откровенно говоря, у меня достаточно денег. Моя доля в этом дележе довольно значительна.
– Значит, вы становитесь богатым. Конечно, мне следовало бы догадаться. Это было так глупо с моей стороны…
Кассандра смешалась, почувствовала неловкость. Ее предложение было бестактностью. Она опустила голову, щеки ее вспыхнули и приобрели точно такой же цвет, как у роз на кусте, возле которого она стояла.
Чейз потянулся к ней сквозь душистый розовый куст, сквозь лепестки и шипы; его пальцы коснулись подбородка, и он нежно, бережно приподнял ее голову. Синие глаза встретились с серыми глазами цвета расплавленного серебра, и его рука почувствовала жар тела Кассандры.
– Это было очень мило с вашей стороны. Вы так добры, так охотно готовы поделиться тем, что принадлежит вам. Но мне не нужны деньги, Кассандра. Мне нужна гора.
– Черная Гора, – прошептала Кэсс. – Я думала, что, когда умерла Френсис, мечтам и планам пришел конец…
Безусловно, Чейз Тесье мог на время отказаться от них ради Хоуп, потому что для Хоуп гора его грез была местом ее утрат. Ну а теперь? Кассандра припомнила, как брат с сестрой горячо спорили о чем-то.
– Хоуп хочет, чтобы вы остались в Напа, верно? Чтобы вы жили на горе и занимались виноградарством, и… она говорила с вами еще о чем-то.
– Да, она говорила, – подтвердил Чейз спокойно, – что когда-нибудь вернется на гору, если я буду здесь.
– Она была совершенно искренней, Чейз. Она хочет именно этого. Она хочет того же, что и вы.
Это всего лишь часть того, что хочу я, Кассандра. Причем незначительная часть.
Чейз готов был сказать ей и остальное. Прямо сейчас. Но его прелестная Малиновка все еще трепетала, будто боялась продолжать разговор, – боялась, что он вновь всколыхнет в ней улегшееся было волнение.
– Вы знаете, кем была Кассандра? – спросила она.
– Конечно. Пророчицей, которой никто не верил…
– Хотя она никогда не ошибалась. Вы будете возделывать свои виноградники на Черной Горе, Чейз.
– Вы действительно так полагаете?
– Я это знаю.
Юная пророчица была столь прелестна, лунный свет посылал блики в ее синие глаза, сверкавшие бескорыстной радостью за него…
А теперь, Кассандра, обсудим мою судьбу, обсудим по-настоящему.
– Вы помните условия, при которых мне достается Черная Гора?
– Необходимо жениться.
Жениться на женщине, которую полюбишь. Это так просто, Чейз. Ведь ты уже нашел ее.
Действительно ли это ему показалось или это была игра лунного света? Но этот внутренний свет ему не пригрезился; сияние было ровным – нет никаких оснований опасаться, что оно померкнет, потускнеет.
– Когда дело дошло до подписания официальных бумаг, Френсис сделала некоторые дополнения. Черная Гора станет нашей только в десятую годовщину свадьбы, а в случае развода отойдет к моей жене.
– Но если вы разведетесь, не прожив десяти лет…
– Моя жена получит землю, гору и все остальное – винодельню, замок, все мое имущество.
– Которое она может отдать или продать вам?
– Ничего подобного, никогда.
– А если вы ее убьете?
Чейз улыбнулся:
– Ну, если мне удастся выйти сухим из воды, тогда я становлюсь наследником.
– Милая добрая старушка Френсис, – пробормотала Кассандра. – Все дело было в ней. Она хотела всем управлять. Она хотела всем руководить. Даже из могилы. Значит, вы ее перехитрили.
– Перехитрил?
– Да, влюбились в Пейдж и выбрали ее. Я хочу сказать, она не из тех женщин, с которыми разводятся, и она так очаровательна, что у вас не возникнет искушения убить ее. Пейдж – само совершенство.
Звезды мерцали, луна сияла. Его темно-серые глаза смотрели на нее как никогда внимательно и напряженно.
– Дело в том, Кассандра, что я не собираюсь жениться на Пейдж и прошу вашей руки.
– Моей?
Чейз все еще не дотронулся до нее, не потянулся к ней сквозь разделявший их ароматный розовый куст, сквозь бездну лепестков и шипов.
Их разделяло расстояние, и это было очень важно.
– Твоей, Кассандра. Я прошу тебя стать моей женой.
Но ведь ты меня не знаешь, Чейз. И не узнаешь ни за одну ночь, ни за десять лет.
– Отвечайте же!
– Что отвечать?
В течение нескольких мгновений он не замечал ее смущения, видел и читал в ее лице чистую, сияющую, ослепительную радость. Потом она сменилась замешательством, и в глазах ее он увидел боль…
– У вас такой смущенный вид.
– Смущенный? У меня? Вовсе нет!
Теперь ее улыбка была яркой, ослепительной, отважной… и неискренней.
– Что касается вашего предложения, мистер Тесье, то с чего бы мне выходить за вас замуж?
Чейз попытался подавить досаду, но она прорвалась в его мягком, таящем угрозу голосе.
– Я не прошу руки Бланш дю Буа, Кассандра. Я делаю предложение вам, но не требую от вас немедленного ответа. Я просто прошу вас подумать об этом. Ладно?
– Я надоем вам.
Это был шепот – столь тихий, едва слышный в ночном воздухе, что, будь то другой мужчина, чувства которого не были бы обострены любовью, он мог бы и не расслышать его.
– Никогда, Кассандра. Я никогда не устану от вас, я никогда вас не разлюблю.
– Но вы и Пейдж…
– Я порвал с Пейдж в тот самый вечер, когда мы обедали «У Куртленда».
В тот вечер? Когда ты вернулся и казался таким изголодавшимся?
– Пейдж нашла кого-то другого?
Чейз улыбнулся:
– Это я нашел кого-то другого. По крайней мере я принял такое решение и думал, что вы уже знали об этом. С первой нашей встречи в июне, когда мы только увидели друг друга.
Неужели в ту самую минуту, Чейз, когда я убегала от своей прежней жизни? Одна, с опущенной щекой, одетая во все черное?
– Но…
– Почему я не говорил вам до сегодняшнего дня? Мне казалось, все столь очевидно… хотя, возможно, не было заметно столь уж явственно.
– Не было заметно?
– Вы ведь были гостьей в моем доме. Лучшей подругой моей сестры. К тому же вопрос моего будущего, как и вашего, был еще неясен.
– И моего?
– Ваша страсть, Кассандра, – куда она могла вас завести? К тому же вы с такой ненавистью говорили о браке, о том, что вас пугает однообразие семейной жизни… Но, должен признаться, этот вопрос беспокоил меня меньше всего. Я сомневаюсь, что брак с вами будет монотонным и скучным.
– Вы хотите…
– Хочу ли я заниматься с вами любовью?
Смех его был вполне откровенным, но она этого не знала, его робкая Малиновка, и он заметил, как по лицу ее скользнула легкая тень сомнения.
Его низкий мягкий голос зазвучал снова, он был полон нежности.
– Вы когда-нибудь занимались любовью?
Любовью? Нет. Сексом – да.
Много раз, начиная со старших классов школы, когда большинство мальчиков почему-то выбирали ее… именно ее… Сандру, маленькую ведьмочку.
Конечно, все это было в шутку: наглость, подпитываемая жестокостью, плюс гормоны, действие которых вступало в особую силу в темноте. Она и не подозревала, что сделалась тогда предметом насмешек и что сексуальный интерес, проявленный к ней несколькими сверстниками, надолго превратился в развлечение для всей школы.
В конце концов Сандра Джонс стала Кассандрой Винтер, эталоном одиночества и отчаяния. Молодые люди желали видеть в ней лишь женщину, доступную для всех, особенно когда она принимала обличье Бланш дю Буа и пленяла их своей светскостью. Но ее уделом было разочаровывать их. Кассандра оставалась под ярким оперением тощим подростком, не ведавшим страсти и, казалось, сделанным изо льда.
– Кассандра?
– Да?
– Вам бы хотелось заняться любовью со мной?
Но Чейз Тесье уже делал это; его голос, его взгляд, его нежность – все выражало любовь, которой она никогда не знала.
– Да, – услышала она свой неуверенный ответ.
– Именно со мной?
Ее кивок – и взметнулось облако янтарных волос, обласканных лунным светом.
С тобой… Только с тобой… Всегда с тобой.
– А как насчет вашей страсти, Кассандра? Есть на свете что-нибудь, что могло бы вас увлечь прочь от Напа?
– Нет.
– Нет?
Потому что моя страсть – ты. И всегда будешь ею.
Она улыбнулась, и улыбка эта не принадлежала Бланш дю Буа. Это была ее улыбка, полная радости и отваги.
– Думаю, я хотела бы научиться изготовлять шампанское.
– Тогда выходите за меня, Кассандра. Мы вместе добьемся того, что не удавалось никому.
Глава 9
Сан-Франциско Сентябрь, восемь лет назад
«Страх сцены» – так определила свое состояние невеста, которая с легкостью становилась актрисой, до тех пор пока не встретила Чейза.
Она боялась произносить вслух свои брачные клятвы даже в присутствии Хоуп, своей лучшей подруги, вовсе не удивленной тем, что произошло.
Чейз не спорил – ведь для них имели значение только те клятвы, которые они дали друг другу один на один. Однако раз за разом он оказывал упорное сопротивление просьбам Кассандры, и «странный односторонний документ», дававший Чейзу только на нелепых условиях исключительное право распоряжаться Черной Горой, теперь вступал в действие.
– А если мне взбредет в голову, что Черная Гора будет идеальным местом, где можно основать крупнейший парк развлечений в Калифорнии?
– Я не верю в это.
– А вдруг я заболею, впаду в кому и…
– И этого не случится. – Чейз взял ее за руки: – Ты трусишь?
– Нет.
Она была абсолютно уверена, хотя уже начала опасаться, что полночь слишком скоро наступит и Золушке так и не придется потанцевать на балу.
Джейн Периш, та самая, что расписывала хрустальные башмачки и другие прелестные вещицы из стекла, нашла решение затруднений невесты, упорно не желавшей свидетелей на свадьбе, заключив, что свадебные обеты можно отложить до отъезда Хоуп.
Торжество отодвигалось в неопределенное будущее, а пока было решено отпраздновать свадьбу за роскошным обедом.
И вот наступил вечер пятницы; все формальности были уже позади, и они наконец оказались вдвоем в роскошном номере отеля «Фейрмаунт». Помещение утопало в розах; розы были везде, включая спальню, где ароматные лепестки усыпали розовым покрывалом белое атласное одеяло на супружеской постели.
Чейз и Кассандра сидели в гостиной. В серебряном ведерке, установленном на столике между ними, стояла бутылка с шампанским и хрустальные бокалы Джейн.
– У меня есть кое-что для тебя, – сказал Чейз.
«Кое-что» оказалось обручальным кольцом, изготовленным специально для Кэсс ювелиром из Оксвилла. Оно переливалось золотом трех оттенков. Но обручальное кольцо Кассандры сверкало не так ярко, как ее изумленные и восторженные синие глаза. Ничто не могло сравниться с ними.
– Чейз, – прошептала она, не в силах заставить себя прикоснуться к нему.
– Я обручусь с тобой, Кассандра, этим кольцом.
– Чейз, я не… я не должна носить его. У меня нет кольца для тебя.
– Это будет наше обручальное и венчальное кольцо. Носи его за нас обоих. Думаю, я произнес свой обет.
Теперь ей не было необходимости играть роль.
– Этим кольцом я обручаюсь с тобой, Чейз.
Он внимательно всматривался в ее лицо, и глаза его сияли серебристым блеском.
– В чем дело, Чейз?
– Я пытаюсь придумать, как заставить тебя сказать другие слова.
– Ты хочешь слышать слова любви? Так знай, что я люблю тебя! Люблю и всегда буду любить…
Это были те самые столь необходимые ему слова, тот ответ, которого он пытался добиться от нее.
– Не желаете ли выпить немного шампанского, миссис Тесье?
– С удовольствием.
Ее синие глаза загорелись веселым лукавством.
На бутылке красовался самодельный ярлычок, написанный от руки: «Кассандра» и год изготовления.
– Так ты уже возделывал виноград на горе? Ты возделывал его и получал урожай?
И одну бутылку назвал моим именем…
– Гран-пер и я заложили первый виноградник, когда мне было семь лет, а потом, когда он прижился, сделали новые посадки. С тех пор я разбивал там все новые и новые виноградники.
– Значит, гран-пер знал задолго до своей смерти, что его мечта осуществилась?
– Да, – тихо ответил Чейз, – гран-пер знал.
– А кто еще?
– Никто. Ни одна живая душа. Виноградники были разбиты именно там, где им положено быть, – на западных склонах в долинах, где стелется туман, где в воздухе стоит водяная пыль, и они были совершенно скрыты от посторонних глаз.
– Даже Хоуп не знает об этом.
– Даже Хоуп. Мы брали ее туда с собой пару раз. Ей было тогда два года; она карабкалась по склонам и играла, но не могла добраться до наших виноградников. Потом она много раз возвращалась с нами на гору, но ни разу не видела их. Теперь о них знаешь ты, Кассандра, моя пророчица, моя жена. Так хочешь попробовать?
– Да, пожалуйста…
Послышался слабый вздох – Чейз откупорил бутылку так нежно, как это умеют делать только знатоки. Потом он разлил пенящуюся у него в руках волшебную мечту, заключенную в стекло, и в розовых хрустальных бокалах заплясали пузырьки.
– Это «Блан де нуар». – Лицо Кассандры словно осветилось идущим изнутри светом.
– Любимый напиток невесты.
– Но не жениха.
Он улыбнулся:
– Я покладистый малый… Особенно в брачную ночь. За тебя, Кассандра.
– И за тебя.
Хрусталь звякнул о хрусталь, будто лаская его. Потом Чейз смотрел, как розовое вино его мечты коснулось ее губ и исчезло за ними.
– О! – прошептала она. – О! Чейз!
– Скажи мне, Кассандра, скажи, какой у него вкус.
– У него вкус тумана. – Она прикрыла глаза и сделала новый глоток. – А еще вкус пламени древнего вулкана. – Ее глаза широко раскрылись. – И вкус радуги. Чейз, я ощущаю вкус радуги.
– Дай мне попробовать. – Он прикоснулся губами к ее губам. – Вот так. Туманы… – Чейз с восторгом ощущал ее нежную сладость.
– И огонь. – Она целовала его, приветствуя ласковое прикосновение, и радовалась, наконец поняв, что значит чувственная страсть, познав жар, которым она сжигает.
– И радуги. – Чейз склонился к своей волшебной Малиновке.
– И твоя Кассандра, твоя, твоя, твоя!
Кэсси. Кэсси. Кэсси.
И они любили друг друга на этой белой атласной постели, усыпанной бледно-розовыми лепестками. Чейз шептал новое нежное имя, придуманное им для нее и ставшее символом их близости. Он шептал его снова и снова – и снова ласкал и любил ее.
Он произносил ее имя с удивлением, нежностью и любовью, и она шептала, тоже по-разному, его имя. Когда они, усталые, лежали в объятиях друг друга, уже сделав бесконечное множество открытий, но все еще не успокоенные и не удовлетворенные, Чейз, ощущая ее незащищенность, продолжал нежно ласкать ее.
– Тебе не нравится, что я такая худая?
До сих пор он не сознавал, насколько она хрупка, даже не догадывался. В своем многослойном оперении Кассандра казалась ему изящной, а ее роскошные золотые волосы сулили изобилие во всем. Энергия ее была неисчерпаемой, безграничной. Но она оказалась еще и такой нежной… Кожа ее на ощупь была как прикосновение тонкой шелковой паутинки, окутавшей столь же тонкие, хрупкие кости.
Чейз встретил тревожный взгляд ее синих глаз и улыбнулся:
– Если бы только я мог пожелать тебя сильнее, чем уже желаю!
Он нежно погладил кончиком пальца ее бледно-розовую щеку.
– Но тогда это убило бы нас обоих, довело бы до полного изнеможения.
– О! – прошептала она с чувством безмерного облегчения и радости.
– Это так, Кассандра!
Он поцеловал ее веки, нежный изгиб рта и тот его уголок, что был чуть опущен. Через мгновение страсть снова бросила их в объятия друг друга, и они не смогли побороть вновь возникшего неистового желания.
Когда они отдыхали после очередного бурного слияния, Чейз озабоченно сказал:
– Ты слишком мало ешь.
– Но я всегда так ела.
Потому что никогда не чувствовала себя в полной безопасности, чтобы есть, как другие люди.
Внезапно его охватило беспокойство. Она и в самом деле была такой тонкой, такой хрупкой…
– Тебе было холодно, когда мы любили друг друга!
– Нет.
Впервые в жизни она чувствовала себя согретой и защищенной – защищенной его объятиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29