- Наставник!
Танский монах сразу узнал Сунь У-куна, и глаза его наполнились слезами.
- У-кун! - проговорил он. - Это ты? Спаси меня скорей! У-кун! У-кун!
- Наставник! Не зови ты меня по имени! - перебил его Сунь У-кун. - Нас могут услышать и разнесут весть о том, что я здесь. Поскольку тебе суждено остаться в живых, я, конечно, спасу тебя. А оборотень сказал, что уже съел тебя. И даже показал мне голову, только она была поддельная. Мы с ним уже успели схватиться разок. Ты не беспокойся, наставник! Потерпи еще немного. Как только я расправлюсь с этим оборотнем, я приду выручить тебя.
Великий Мудрец прочел заклинание, встряхнулся и снова превратился в термита. Он пролетел в средний зал и укрепился на потолке. В зале громко галдели бесы и бесенята, уцелевшие от побоища. Вдруг из толпы выскочил какой-то бесенок. Он приблизился к трону и бойко заговорил:
- О великий князь! Они убедились в том, что ворота завалены и им не разбить их, пали духом, пыл у них поостыл, и они смирились с тем, что потеряли своего наставника. Голову, которую мы им подсунули, они похоронили и сегодня целый день будут оплакивать своего наставника. Завтра, видимо, тоже проплачут целый день, а на третий день вернутся обратно. Мы узнаем, когда они уйдут, притащим сюда Танского монаха и разделим его на куски, зажарим и съедим каждый по дымящемуся кусочку, чтобы обрести долголетие.
Тут другой бесенок стал хлопать руками:
- Не говори, не говори! - закричал он. - Надо его сварить на пару, так гораздо вкуснее.
Третий бесенок перебил его.
- Лучше сварить в воде, меньше дров пойдет.
Кто-то закричал:
- Такую редкую добычу надо посолить и замариновать, чтобы подольше можно было лакомиться.
Сунь У-куна, который, сидя под потолком, слышал все это, охватила жгучая ненависть.
«Что дурного сделал вам мой наставник, за что вы собираетесь его съесть и придумываете, как бы лучше это сделать?» - подумал Сунь У-кун.
Затем он выдрал у себя клочок шерсти, пожевал его, легонечко выплюнул, прочел заклинание и велел всем ворсинкам превратиться в усыпляющих мошек. После этого он кинул их в толпу бесов и бесенят. Мошки стали забираться им в ноздри, и бесы скоро впали в дремоту, а через некоторое время повалились на пол и заснули крепким сном. Один только старый оборотень не уснул. Он то и дело тер себе лицо, все время чихал и теребил нос.
- Неужто он понял, в чем дело? - удивился Сунь У-кун. - Дай-ка я ему подпущу «еще одну»…
Он выдернул у себя еще один волосок, поступил с ним точно так же, как с клоком шерсти, и, превратив его в мошку, кинул ее прямо в лицо оборотню. Мошка забралась в нос и там начала путешествовать: она лезла в левую ноздрю и вылезала из правой, а затем - наоборот. Оборотень поднялся, стал потягиваться, раза два зевнул, лег на пол и захрапел.
Торжествуя, Сунь У-кун спрыгнул с потолка и принял свой настоящий вид. Он достал посох из-за уха, помахал им, и он стал толщиной с утиное яйцо. С одного удара Сунь У-кун вышиб боковую дверцу и побежал в сад.
- Наставник! - громко воскликнул он.
- Ученик мой, - простонал Танский монах, - сними с меня скорей эти ужасные веревки, они замучили меня!
- Не спеши, наставник! Обожди еще немного. Вот я убью оборотня, тогда и освобожу тебя!
С этими словами Сунь У-кун помчался обратно в средний зал. Он уже замахнулся посохом, чтобы убить оборотня, но вдруг остановился.
- Нет, так нехорошо! - сказал он самому себе. - Лучше убить его потом, когда освобожу наставника!
Он направился в сад, но тут его снова охватило сомнение: «Нет, лучше сперва убью, а уж потом освобожу!» - подумал он. Так раза два или три он передумывал и, наконец, подпрыгивая и приплясывая, направился в сад. Наставник увидел его и обрадованно спросил:
- Ты что? Наверное, радуешься тому, что твой наставник еще жив? Не находишь себе места от радости и пустился в пляс?
Сунь У-кун подбежал к наставнику и снял с него веревки. Поддерживая его под руки, он повел его из сада. И вдруг он услышал, как другой человек, тоже привязанный к дереву, закричал:
- Почтенный отец! Прояви великую милость и спаси меня!
Танский монах остановился.
- У-кун! - сказал он. - Развяжи его!
- Кто он такой? - спросил Сунь У-кун.
- Его схватили на день раньше меня, - ответил Танский монах. - Он - здешний дровосек. Говорит, что у него есть мать, совсем старенькая, он заботится о ней, проявляет к ней чувства сыновней преданности и почтительности. Спаси заодно и его.
Сунь У-кун согласился, снял с дровосека веревки, провел обоих через черный ход, помог взобраться на кручу и перейти вброд горный ручей.
Танский монах принялся благодарить Сунь У-куна.
- О мудрый ученик мой! - молвил он. - Благодарю тебя за то, что ты спас нас обоих! А где находятся сейчас У-нэн и У-цзин? - спросил он.
- Они оплакивают тебя, - ответил Сунь У-кун. - Ты можешь окликнуть их, - предложил он.
Танский монах собрался с силами и крикнул изо всей мочи:
- Ба-цзе! Ба-цзе!
Дурень до того наплакался, что у него голова кругом пошла. Утерев нос и глаза, он вдруг встрепенулся.
- Ша-сэн! - воскликнул он. - Душа наставника явилась к нам! Слышишь, зовет нас! Послушай-ка?
Сунь У-кун подошел и прикрикнул на него:
- Какая там еще душа? Не видишь разве, что сам наставник пришел!
Ша-сэн поднял голову, увидел Танского монаха и поспешно опустился перед ним на колени.
- О наставник! Сколько принял ты мучений! - воскликнул он. - Как это брату Сунь У-куну удалось выручить тебя?
Тут Сунь У-кун обо всем рассказал ему.
Этот рассказ привел Чжу Ба-цзе в бешенство, и он заскрежетал зубами. Дав волю своим чувствам, он схватил грабли и принялся разламывать могильный холм. Затем он вырыл голову из ямы и одним ударом размозжил ее.
- Зачем ты так поступил? - укоризненно сказал Танский монах.
- Ну как же, наставник! Неизвестно, чья это голова, а мы ее оплакивали!
- Может быть, благодаря этой голове я и получил спасение! - сказал Танский монах. - Когда вы, братья, явились к воротам и стали кричать и требовать, чтобы меня выпустили, они показали вам эту голову, чтобы обмануть вас, и благодаря этому я был спасен. Вы лучше похороните ее, как подобает благочестивым монахам.
Дурень повиновался, собрал в горсть размозженную голову, похоронил ее и снова насыпал могильный холм.
- Наставник! - сказал Сунь У-кун. - Прошу тебя, посиди здесь немного, а я схожу и уничтожу логово оборотня.
Он спрыгнул с кручи, перешел через ручей, вошел в пещеру, взял веревки, которыми были связаны Танский монах и дровосек, и вошел в средний зал, где все еще крепко спал оборотень. Сунь У-кун связал его по рукам и ногам, поддел на посох с золотыми обручами, который поднял на плечо, и понес через задние ворота.
Чжу Ба-цзе издали увидел и закричал:
- Брат, что же это ты несешь на одном конце такую ношу? Не лучше ли было для равновесия найти еще кого-нибудь?
Сунь У-кун опустил посох на землю. Чжу Ба-цзе замахнулся было граблями, чтобы ударить, но Сунь У-кун остановил его.
- Погоди! - сказал он. - В пещере осталось еще много бесенят.
- Брат! Возьми меня с собой, будем вместе бить их, - попросил Чжу Ба-цзе.
- На это понадобится много времени, - возразил Сунь У-кун. - Лучше поискать сухого хвороста и выжечь с корнем все это логово!
Услышав эти слова, дровосек сразу же повел Чжу Ба-цзе в ложбину на восточном склоне горы, где они набрали много сухих бамбуковых веток, сосновых сучьев, дуплистых ивовых стволов, обрубленных стеблей лиан, засохших кустов артемизий, пересохших камышей, тростников и смоковниц. Все это они перенесли к задним воротам пещеры. Сунь У-кун высек огонь, а Чжу Ба-цзе, хлопая своими огромными ушами, раздул его. Затем Сунь У-кун подскочил, встряхнулся всем телом и вобрал в себя ворсинки, превращенные им в усыпляющих мошек. Бесы и бесенята сразу же проснулись, но было уже поздно: дым и огонь окутали их. Несчастные! Даже и не думайте, что кому-либо удалось спастись.
Только когда весь пещерный дворец сгорел дотла, Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и дровосек вернулись к Танскому монаху. Тем временем оборотень очнулся, и Танский монах, услышав, как он рычит, закричал:
- Братцы! Оборотень проснулся!
Чжу Ба-цзе подбежал с граблями и одним ударом убил оборотня, отчего тот сразу же принял свой первоначальный облик. Оказалось, что это был пятнистый барс.
- Ишь ты, какой пятнистый! - сказал Сунь У-кун. - Это из породы пожирателей тигров. Научился еще в человека преображаться! Ну, теперь тебе конец пришел, - никогда больше не будешь наносить вреда людям!
Танский монах, не переставая благодарить Сунь У-куна, стал влезать на оседланного коня.
- Отец! - остановил его дровосек. - К юго-западу отсюда, совсем недалеко, находится моя убогая лачуга. Прошу побывать у меня, повидаться с моей матушкой, пусть и она поклонится и поблагодарит за великую милость, которую вы все оказали мне. После я выведу вас на дорогу!
Танский монах обрадовался, он не сел на коня, а пошел пешком вместе с дровосеком и своими учениками. Они шли по извилистой тропинке, и вскоре их взорам представилась скромная хижина дровосека в горах:
Каменистая тропка
Травою и мхом поросла,
И опутали узкую дверцу
Густые лианы.
Отовсюду стеснили лачужку
Стволы-великаны,
Исполины-утесы столпились,
И мгла облегла.
Пестрых пташек
Разносится по лесу щебет и свист.
Там приметишь ты сосен огромных
Угрюмую хвою,
Там ты заросли встретишь бамбука
С веселой листвою.
Сколько разных цветов!
И ручей меж цветов серебрист…
И в ущелье седом,
Где туманы клубятся от века,
За стеною бамбука
Лачужка стоит дровосека.
Путники издалека увидели старушку, которая стояла у входа, прислонившись к дверце. Слезы струились из ее глаз. Она горько плакала о своем сыне, взывая к духам неба и земли.
Увидев родную матушку, дровосек оставил Танского монаха и побежал вперед. Приблизившись к лачуге, он бросился на колени:
- Матушка! - воскликнул он дрогнувшим голосом. - Твой сын вернулся!…
Старушка обняла сына.
- Сынок мой! - заговорила она. - Уж чего только я не передумала за эти дни, что тебя не было дома! Я уж говорила, что сам властитель горы схватил тебя и лишил жизни. Вся душа моя изныла и сердце изболелось… Раз с тобой ничего не случилось, почему же ты так замешкался и только нынче вернулся домой? Где твои веревки, коромысло, топор?
Дровосек, поклонившись матери до земли, отвечал:
- Матушка! Меня в самом деле схватил властитель горы и привязал к дереву. Я уж не думал, что останусь в живых. За счастливое избавление от гибели я обязан почтенным отцам-монахам! Вот этот почтенный отец, - сам архат из восточных земель; он послан Танским императором на Запад, к Будде за священными книгами. Его тоже схватил властитель горы и привязал к дереву. А эти почтенные монахи - ученики архата, обладающие великими волшебными чарами. Они с одного удара убили властителя горы, который оказался оборотнем пятнистого барса. Всех его бесов и бесенят сожгли без остатка. Они же спасли почтенного своего наставника, а заодно и меня, что поистине является милостью, равной Небу по высоте и Земле - по глубине! Если бы не они, я бы погиб. Теперь, наконец, здесь, на горе, воцарится спокойствие, и я смогу ходить без опаски даже глухой ночью.
Старушка, выслушав сына, стала поочередно кланяться Танскому монаху и его ученикам, пригласила их в лачугу и усадила. Там мать и сын стали снова отбивать земные поклоны и благодарить за спасение. Затем они наспех приготовили постное угощение, чтобы накормить монахов в знак благодарности.
- Брат-дровосек! - сказал Чжу Ба-цзе. - Ты не хлопочи и не старайся накормить нас досыта. Я знаю, что ты живешь бедно и твоего достатка едва хватит на одну мою еду.
- Не скрою от тебя, отец наш, - сказал дровосек, - что живу здесь, в горах, действительно очень бедно и не могу угостить тебя изысканными яствами: грибами «сянтань», грибами «могу» да еще сычуаньским перцем с разными дорогими приправами. Могу только предложить дикорастущие овощи, чтобы хоть как-нибудь выразить вам свою признательность…
Чжу Ба-цзе рассмеялся.
- Не дразни! Давай что есть, да только поскорее. Мы очень проголодались.
- Сейчас! Сейчас! - торопливо ответил дровосек. И действительно, прошло немного времени, и столы и табуретки были вытерты и расставлены, а затем подали еду, которая на самом деле состояла только из блюд дикорастущих овощей и растений.
Всех яств я перечислить не берусь!…
Как одуванчики нежны на вкус
Поджаренные!
С уксусом приятны
Накрошенные стебли богудин,
И портулак, как роза, ароматный,
И сладковатый овощ янь чан ин,
Всегда растущий у речной воды.
Побеги нежного, душистого бамбука
Ян цзы бу лая, а на нем ряды
Хрустящих сочных почек.
Вместо лука
Вот ма лань тоу; от него вблизи
Дымится мякоть гоу цзяо цзи.
Здесь горьких трав и сладких трав избыток;
Вкусны кошачьи ушки, и не плох
Лесной отлично сваренный горох.
Размешанные с мякотью улиток
Цзян дао гу и листья ню тан ли
Рядами на простой поднос легли -
С пастушьей сумкой смешаны, в имбирной
Подливе, и дымящейся и жирной.
И няо ин хуа поджарены цветы,
Приятно их глотать с чилимсом вместе.
Пугэня корни оценил бы ты
И цзяо эр коренья и цветы,
Чисомайнян - в румяном, нежном тесте…
А вот «монаха ряса»; но, заметь,
Ее ты можешь съесть, но не надеть!
Простой травы, ненужной, подзаборной
Немного «дикой конопли» возьми:
Хотя она не ценится людьми,
Но вкусно приготовлена бесспорно.
Густых лесов, лугов нагорных дань -
Хасунь - трава и бяоэр лин дань,
На масле жаренные, пригодятся.
Из чернобыльника густой отвар,
И ароматная трава цинхар, -
Над ней недаром бабочки кружатся!
Собрать побольше ян эр ту стеблей
И листьев златоцветника легко ведь, -
Из них без перца и других затей
Отличнейшее блюдо приготовить!
Так скромный дровосек, в лесу собрав
Различных овощей и диких трав,
Добавил постный соус и приправу.
Успел запечь, поджарить и сварить,
И, чтоб своих спасителей почтить,
Устроил пир -
и угостил на славу!
Наставник с учениками наелись до отвала, собрали поклажу и отправились в путь. Дровосек не посмел их дольше задерживать, он попросил мать выйти и поблагодарить монахов, а сам стал на колени и отбивал перед ними земные поклоны. Затем он взял палку из финикового дерева, покрепче подпоясался и пошел провожать путников. Ша-сэн вел коня, Чжу Ба-цзе нес поклажу, а Сунь У-кун держался близко от наставника, идя то справа, то слева вслед за ним.
Танский монах, усевшись на коня, молитвенно сложил руки и обратился к дровосеку с такой просьбой:
- Брат-дровосек! прошу тебя провести нас только до большой дороги, а там мы распрощаемся с тобой!
И вот, поднимаясь на кручи, спускаясь в низины, огибая горные реки, находя пологие спуски, все двинулись в путь.
Танский монах ехал на коне в глубоком раздумье.
- Ученики мои! - воскликнул он наконец и заговорил стихами:
О, как давно
С любимой родиной простился я
И далеко на Запад углубился!
И сколько рек осталось позади,
И сколько гор осталось за спиною,
Но от несчастий избавленья нет.
Повсюду оборотни ждут меня,
И стерегут повсюду злые духи,
От демонов спастись мне не легко…
А в сердце у меня одно желанье:
Сокровище священных книг найти
И привезти на родину мою.
В душе моей живет одно стремленье:
Молюсь я, чтоб скорее умереть
И вознестись на небо…
О, когда же,
Когда наступит тот желанный день,
И тяжкий путь успешно завершится?
Как долго ждать, пока, окончив подвиг,
На родину я снова возвращусь!
- Отец, - сказал дровосек, - не печалься! Отсюда, если идти по этой большой дороге на Запад, остается меньше тысячи ли до страны Зарослей небесного бамбука, родины высшего блаженсгва.
Услышав эти слова, Танский монах встрепенулся, слез с коня и сказал:
- Благодарю тебя, что ты потрудился так далеко проводить нас и вывел на большую дорогу. А теперь, прошу, не провожай нас больше и возвращайся к себе домой! Передай наш глубокий поклон твоей престарелой матушке. Мы ей очень благодарны за радушие и обильное угощение. Нам, бедным монахам, нечем отблагодарить вас. Мы будем только молиться, чтобы вы с матерью жили покойно и дожили бы до глубокой старости…
Дровосек почтительно простился с монахами и пошел обратно своей дорогой, а Танский наставник со своими учениками отправился дальше, на Запад.
На этот раз
Святым монахам повезло:
Избавились от бед
И, уничтожив зло,
Всех демонов они
Сумели наказать.
Из дьявольских когтей
Спасенный дровосек,
Хоть он и беден был -
Достойный человек! -
Их сытно накормил
И путь им указал.
Если вы хотите знать, сколько времени еще предстояло нашим путникам идти до обители Будды, прочтите следующие главы.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ,

в которой, говорится о том, как округ Бессмертного феникса постигла засуха и как Великий Мудрец Сунь У-кун, обратив жителей округа к добру, вызвал обильный дождь

Сокровенен тот путь,
И святыня его глубока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63