– крикнуло другое.
Они дергали руками и ногами, кривились от боли, бились головами, вопили, когда их груди и гениталии шмякались о доски.
– Тело наполняет нас желаниями!
– Страстями!
– Страхами!
– Массою всевозможных вздорных призраков!
Тем временем дух все быстрее и быстрее бежал в крутящемся колесе, а оно катилось все стремительнее, по расширяющейся спирали, накренясь внутрь, грохоча, как мельничный ворот.
– А кто виновник войн?
– Мятежей?
– И битв?
– Как не тело!
– И его страсти!
Колесо катилось так быстро, что сливалось перед глазами. Нельсона и Викторию обдавало ветром всякий раз, как оно прокатывало мимо, с каждым разом все ближе и ближе. Бегущий дух тоже расплылся в мерцающую вспышку.
Часы пробили семь.
– Прекратите! – закричала Виктория. – Прекратите!
– Мамочка! – вскрикнул Нельсон и зарылся лицом в ее шею.
Колесо прокатилось совсем рядом, едва не задев их.
– Достигнуть чистого знания чего бы то ни было, – взвыло колесо уже непонятно чьим голосом, – мы не можем иначе как отрешившись от тела! И лучше всего мыслит она… отрешившись от тела. – Платон, «Федон».
И тут, так же внезапно, как впрыгнул, дух выпрыгнул из бублика, и колесо, теряя обороты, принялось выписывать под механизмом пьяные сужающиеся круги, пока, точно с восьмым ударом колокола не рухнуло с грохотом и не развалилось. Дух наклонился сперва над Витой, потянул ее за локоть – она, пошатываясь, сделала несколько шагов, – потом рывком поставил на ноги Робина.
Виктория слезла у Нельсона с колен и попыталась выйти на середину комнаты, но Нельсон не мог подняться, поэтому она подалась вперед, насколько позволяли наручники, и, потрясая кулаком, обратилась к трио под часовым механизмом.
– Кто вы? – выкрикнула она дрожащим голосом. – Кто вы?
– Что вы? – прошептал Нельсон.
– Я – никто, – проговорила Вита, ошалело моргая. – Скажи, ты кто? Я – никто, скажи, ты кто? – Эмили Дикинсон.
– Может быть, и ты никто, – сказал Робин, протирая глаза, – не жена, не дева, не вдова не жена, не дева, не вдова – «Мера за меру», V, 1.
.
– Я нынче все сыновья и дочери отца Я нынче все сыновья и дочери отца – В. Шекспир, «Двенадцатая ночь», пер. Э. Линецкой.
, – ответила Вита чуть более уверенно.
– Ты дьявол! – выкрикнул Робин, почти не шатаясь. – Вид женщины тебе защитой служит Ты дьявол! Вид женщины тебе защитой служит. – «Лир», ГУБ 2.
.
– Природа срамных частей мужа строптива и своевольна, – бросила Вита, уперев руки в бока, – словно зверь, неподвластный рассудку, и под стрекалом непереносимого вожделения способна на все… Природа срамных частей… – Платон, «Тимей».
Колокол пробил девять. Комната задрожала от гула. Дух щелкнул пальцами.
– Как безумен род людской! Как безумен род людской! – «Сон в летнюю ночь», III, 2, пер. Т. Щепкиной-Куперник.
– сказал он.
Все трое – Робин, Вита и дух – стояли теперь по углам приблизительно равностороннего треугольника. Робин и Вита резко чернели на фоне светлого циферблата, в абрисе духа было что-то неуловимо зыбкое.
– Да, но как насчет тела, Вита? – спросил дух.
– Не можем ли мы сказать, – начала Вита с отзвуком прежней дрожи в голосе, – что радикальная полисемия тела, его слежавшаяся материальность?…
– Говори по-человечески! – возмутился Робин. – Я и половины этих слов не знаю! Да и сама ты, по-моему, их не понимаешь Говори по-человечески… не понимаешь. – «Алиса в стране чудес», гл. 3, пер. Н. Демуровой.
.
Дух хлопнул в ладоши, как школьный учитель. В тот же миг часы пробили десять, и оба замолчали.
– Как насчет тела, Вита? – спросил он и оторвал себе ногу.
– Как насчет ног, милок? – сказал он, бросая ногу Вите.
В тот же миг Вита отбросила волосы и потянула себя за ухо.
– Как насчет уха, Тюха? – сказала она, ловя ногу и одновременно бросая ухо Робину.
– Как насчет хера, Лера? – Робин оторвал член с яйцами и одной рукой бросил их духу, в то же время поймав Витину мочку.
– Как насчет колена, Лена? – крикнул дух.
– Как насчет века, Жека? – сказала Вита.
– Как насчет зада, Ада? – сказал Робин.
Виктория, раскрыв от изумления рот, осела на колени, дав наконец Нельсону возможность опустить руку. Под часовым механизмом, черные на фоне сияющего циферблата, три фигуры перекидывались частями тела в трех направлениях. Поначалу Нельсон еще различал отдельные детали – локоть, нос, трепещущее легкое, – но фигуры жонглировали все быстрее, так что каждая все больше напоминала рисунок в анатомическом атласе. От Виты остались глазное яблоко и сетка нервных волокон, у Робина между ключицами и щиколотками подрагивали кишечник и одна почка. Однако голоса продолжали звучать из воздуха.
– Пол! – крикнула Вита.
– Раса! – заорал Робин.
– Класс! – пропел дух.
Теперь дух был всего лишь двумя бешено жонглирующими руками. Части тела мелькали в воздухе. Часы пробили одиннадцать. – Гетеро! – Вита.
– Гомо! – Робин.
– Би! – Дух.
– Лесби!
– Гей!
– Транссекс!
– Отец!
– Сын!
– Дух Святой!
Гул двенадцатого удара наполнил комнату. Виктория закрыла лицо руками. Колокол гудел так, что Нельсон не слышал собственного крика, однако, словно из его собственной головы, по-прежнему неслись голоса летящих рук, ног и кишок.
– Вера! – сказала Вита.
– Надежда! – сказал Робин.
– Любовь! – сказал дух.
– Но наибольшая из них…
– Но наибольшая из них…
– Но наибольшая из них…
Оглушительные раскаты колокола рвали барабанные перепонки. Нельсон с ужасом видел, что молот пошел вверх для нового удара. Он тоже попытался зажать уши, и у них с Викторией приключилась небольшая война за его скованную руку.
Молот качнулся к колоколу. Все три голоса под вертящимся механизмом пропели:
– Но наибольшая из них… Часы грянули тринадцать.
В следующий миг комната содрогнулась, словно башня раскачивалась из стороны в сторону. Боже, подумал Нельсон, башня и впрямь раскачивается! Маленькие колокола приплясывали, наполняя комнату оглушительной какофонией. Белый циферблат задрожал, осел и разлетелся вдребезги. Матовое стекло водопадом посыпалось в комнату; крупные льдистые куски распались на крошечные искрящиеся осколки.
Под грохот бьющегося стекла Нельсон и Виктория крепко обхватили друг друга, и Нельсон с удивлением обнаружил, что у Викторинис живое сердце, и оно бешено колотится.
Звон умолк. Колокола больше не трезвонили. Викторинис выпустила Нельсона, он поднял лицо от ее плеча.
Фигуры, целые или по частям, исчезли; ни сустава пальца, ни мочки уха не осталось на дощатом полу, только осколки разбитого циферблата. На его месте зияла черная дыра и торчали острые куски стекла; стрелки, по-прежнему закрепленные на оси, ведущей к механизму, указывали прямо в бархатное небо. Ветер снова выл, задувая в дыру и наполняя комнату холодом. Внизу мерно вспыхивало и гасло алое зарево. Раздавались крики.
Башня качнулась еще раз: новые осколки со звоном посыпались на пол. Нельсон с Викторией переглянулись. Внизу кричали громче. Слышались частые ритмичные хлопки, словно кто-то стучит по консервной банке.
– Это не опасно? – простонал Нельсон.
– Вставайте, – сказала Викторинис.
Она поднялась, потянув за собой Нельсона, и тут же замерла перед разбитым стеклом, босая.
– Вам придется меня нести.
– Не уверен, что справлюсь, – ответил Нельсон. Стоя, он сильнее ощущал потерю крови.
Викторинис, не дожидаясь новых возражений, вскарабкалась Нельсону на спину, притянув его скованную руку к груди. Она была легонькая, как Клара или Абигайл, тем не менее Нельсона качало. Он двинулся по комнате, хрустя разбитым стеклом. Ритмичный металлический перестук не умолкал, знакомый Нельсону по старым вестернам.
– Это перестрелка. – Он остановился в нескольких ярдах от дыры. Викторинис крепче сжала его шею. В дыру тянуло сквозняком; воздух был холодный, но полный весенних ароматов. Нельсон сделал еще несколько шагов, и они с Викторинис осторожно выглянули в разбитый циферблат.
Далеко внизу, посреди площади, Марко Кралевич и Лайонел Гроссмауль стреляли из автоматов по деревьям и зданиям. Гроссмауль палил в одну сторону, Кралевич – в другую. Кралевич был в камуфляже, Гроссмауль – в оранжевой тюремной робе, еще более подчеркивающей покатые плечи и округлый зад. Между ними пригнулась за мешком Лотарингия Эльзас. Пока Нельсон и Виктория смотрели, Кралевич прекратил огонь, вытащил из автомата пустой магазин и махнул Лотарингии; та подала ему новый. Он стрелял очередями, веером, дуло ритмично озарялось, за каждой вспышкой следовал короткий металлический хлопок. В направлении огня дрожали молодые листочки и сыпались ветки; слышался звон разбиваемых окон и свист пуль. Гроссмауль стрелял прицельно, одиночными выстрелами, методично расстреливая окна Харбор-холла.
– Что случилось на Косовом поле? – выкрикнул Кралевич. – Где царь Лазарь погиб, мне поведай Что случилось на Косовом поле?… – южно-славянская песня «Царь Лазарь и царица Милица», пер. И. Галь-ковского.
?
– Тиран! Волшебник! – вопил Гроссмауль, разбивая очередное окно. – Ты обманом и хитростью отнял у меня жизнь Перефразированные слова Калибана из «Бури»: Я в рабстве у тирана, волшебника, который обманом и хитростью отнял у меня остров.
!
Нельсон еще чуть-чуть придвинулся к дыре. Прямо под башней, под светлым треугольником стеклянной крыши, он увидел крошечные фигурки двух ночных сторожей – только они и были в книгохранилище в этот ранний воскресный час. Сторожа бежали по галереям к выходу. Газон у выхода озаряли алые вспышки.
– О Господи! – застонал Нельсон. Перед глазами у него плясали точки.
– Тихо! – прошептала Викторинис, стискивая ему шею.
Словно услышав, Кралевич замер с новым магазином в руках и поднял глаза к циферблату.
– Турок! – закричал он. – Буду с ними биться и сечься! Девять порублю пашей турецких! Перефразированная строчка из героической песни «Погибель царства Сербского»: Стали с ними биться и сечься, девять пашей турецких порубили.
Гроссмауль повернулся и тоже взглянул на башню.
– Смерть им! – завопил он.
Они с Кралевичем подняли автоматы к башне и открыли пальбу.
Викторинис дернула Нельсона за шею и потянула назад, в угол. Пули разбивали остатки стекла, били в стену, вздымая фонтанчики рыжей пыли.
Викторинис коленями пыталась направить Нельсона в другой конец комнаты, но он, шатаясь, прислонился к стене. Ноги стали как ватные, в правой руке пульсировала боль. Бинт блестел; снова пошла кровь. Пахло гарью.
– Спустите меня, – сказала Викторинис, и Нельсон осел на пол под стеной. Она тут же снова подняла его на ноги и потянула вдоль края битого стекла к винтовой лестнице. Пот заливал ему глаза, голова кружилась. Башня застонала и дрогнула под ногами. У Нельсона подгибались колени, но Викторинис упорно тянула его к лестнице.
Ветер нес в дыру клочья серого дыма, в его вое слышались жестяной треск автоматных очередей и новые звуки: редкие хлопки пистолетных выстрелов и невразумительный рев мегафона.
– Там полиция, – сказала Викторинис, останавливаясь перед винтовой лестницей.
Пули больше не свистели по комнате: Кралевич и Гроссмауль отстреливались от полиции. Они по-прежнему кричали, однако Нельсон уже не разбирал слов. Рядом с решеткой лежал открытый замок.
– Как…
– Не важно. – Викторинис нагнулась, одной рукой подняла решетку и с лязгом откинула ее на пол, затем двинулась вниз и потянула Нельсона за собой. Перед глазами у него плыли черные точки.
– Не могу. Простите. – Он тяжело опустился на ступеньку. – Идите без меня.
Виктория обернулась и встряхнула цепь.
– Я не могу идти без вас! Эти идиоты подожгли башню своей пальбой! Если мы останемся, то оба погибнем!
Нельсон со стоном встал. Викторинис двинулась вниз. Уже по пояс в люке Нельсон снова остановился и потянул наручники.
– Погодите! – крикнул он. – Там Вита!
Викторинис вместе с Нельсоном протиснулась в люк. На полу, среди разбитого стекла, в самом углу, лежал человек, поджав колени к голове. Человек был голый; Виктория и Нельсон видели только выпирающий хребет и щель между ягодицами. Нельзя было сказать, мужчина это, женщина или что-то промежуточное. С такого расстояния Нельсон не мог определить даже, дышит ли оно.
– Она, возможно, еще жива! Мы должны ее спасти!
Виктория яростно дернула цепь, схватила Нельсона за лацканы и силой развернула к себе.
– Там никого нет.
– Как же… – Нельсон пытался обернуться к лежащей фигуре, но Викторинис крепко вцепилась в его подбородок.
– Там… никого… нет! – повторила она. – Мы очнулись одни в башне. Мы никого не видели; ничего не происходило.
– Но Робин… – возразил Нельсон. – Дух…
– Вы потеряли много крови, Нельсон. Вы бредили. Она выпустила его подбородок.
– Я ее видел!
Викторинис повернулась и стала спускаться по лестнице, таща за собой Нельсона.
– Никого! Ни одной живой души!
Голова Нельсона ушла в люк. Взгляд его последний раз упал на бледную фигуру.
– Прости, – шепнул он.
Викторинис протащила Нельсона через заполненную книгами комнату и по лестнице, до нижнего этажа Собрания Пул. Пальба и крики здесь были почти не слышны, хотя один раз шальная пуля влетела в окно и нашла свое упокоение в каком-то незадачливом томе. На следующем пролете у Нельсона потемнело в глазах, ноги подкосились, и он загромыхал по ступенькам. Викторинис что есть мочи вцепилась в перила и негромко чертыхнулась, когда он чуть не вырвал ей руку. Тем не менее она двинулась дальше, волоча за собой Нельсона, который полз на карачках, теряя последние силы. Из-за двери плыл серый дым, сквозь сетку видны были лишь тускло освещенные серые ступени да сгущающийся дым. Виктория схватила холодную металлическую ручку и дернула. Дверь не шелохнулась. Сопя, дернула сильнее. Нельсон привстал на коленях, как трехногий пес, продел пальцы в сетку и хотел помочь, но все, что у него выходило, – это самому не упасть. Викторинис со злостью дернула изо всех сил и пронзительно, нечеловечески зашипела.
– Заперто! Где ключ, Нельсон?
– Изнутри должно открываться без ключа, – прохрипел он. Глаза слезились от дыма. – Заело, наверное.
Виктория запрокинула голову и зарычала. Она со всей мочи трясла дверь… та не поддавалась. Мгновение Виктория стояла, тяжело дыша, потом потащила Нельсона через проход между стеллажом и стеной. Стопки книг вдоль стены посыпались на пол; целые книжные башни рушились позади Нельсона. Дым струйками пробивался через щели в полу.
Виктория сильно дернула наручники. – Да встаньте же!
Нельсон с трудом поднялся, цепляясь за стопку книг, и ухватился за подоконник. Виктория одной рукой подняла раму, и свежий холодный ветер отнес дым от глаз и рта Нельсона. В кирпичных стенах отдавался шум перестрелки.
Решетки на окне не было. Это не может быть то окно, в которое чуть не прыгнула Вита, подумал Нельсон, оно на противоположной стороне. В таком случае, кто выломал прутья?
Виктория высунулась в окно, Нельсон тоже выглянул наружу. Они были на стороне башни, обращенной от площади; здесь к зданию подходил земляной вал. Из нижних окон на газон падали алые отблески.
Виктория, казалось, изучала стену под окном. Из мозжечка в мозг Нельсона хлынуло видение: Виктория Викторинис ползет по стене головой вниз, как ящерица, ее пижама раздувается на ветру, а сам он в отчаянии смотрит из охваченного пламенем окна.
– Придется прыгать, – сказала она. – Здесь этажа три, от силы четыре…
Они, плечом к плечу, высунулись в окно.
– Может быть… – начал Нельсон, хватая ртом свежий воздух.
– Что может быть? – спросила Виктория.
– Мы могли бы смягчить падение.
– Как? – Глаза ее сузились.
Нельсон обернулся на полную комнату книг.
– Мы могли бы накидать груду под окном. Виктория обратила на него древний, безразличный взгляд.
– Ладно.
Нельсон и Виктория схватили из груды по несколько книг. Наручники мешали, но они кое-как вывалили книги в окно. Через мгновение Нельсон услышал серию глухих ударов. Они с Викторией встретились глазами.
– Ладно, – повторила она.
В следующие две-три ходки они больше мешали друг другу – каждый тянул наручники в свою сторону, – но постепенно приноровились и стали таскать целые стопки. Изувеченная рука мучительно болела, дым ел глаза, однако Нельсон каждый раз ухитрялся взять на несколько книг больше.
Вскоре они уже таскали тома целыми охапками. Пока книги сыпались во тьму, Нельсон успевал заметить названия и авторов – имена, выпавшие из золотого наследия или не сумевшие окончательно в него войти – сэр Вальтер Скотт, и Эдмунд Спенсер, и Румер Годден Годден Румер (1907 – 1998) – британская писательница, в своих многочисленных стихах и романах опиралась на опыт собственной жизни в колониальной Индии и в Англии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Они дергали руками и ногами, кривились от боли, бились головами, вопили, когда их груди и гениталии шмякались о доски.
– Тело наполняет нас желаниями!
– Страстями!
– Страхами!
– Массою всевозможных вздорных призраков!
Тем временем дух все быстрее и быстрее бежал в крутящемся колесе, а оно катилось все стремительнее, по расширяющейся спирали, накренясь внутрь, грохоча, как мельничный ворот.
– А кто виновник войн?
– Мятежей?
– И битв?
– Как не тело!
– И его страсти!
Колесо катилось так быстро, что сливалось перед глазами. Нельсона и Викторию обдавало ветром всякий раз, как оно прокатывало мимо, с каждым разом все ближе и ближе. Бегущий дух тоже расплылся в мерцающую вспышку.
Часы пробили семь.
– Прекратите! – закричала Виктория. – Прекратите!
– Мамочка! – вскрикнул Нельсон и зарылся лицом в ее шею.
Колесо прокатилось совсем рядом, едва не задев их.
– Достигнуть чистого знания чего бы то ни было, – взвыло колесо уже непонятно чьим голосом, – мы не можем иначе как отрешившись от тела! И лучше всего мыслит она… отрешившись от тела. – Платон, «Федон».
И тут, так же внезапно, как впрыгнул, дух выпрыгнул из бублика, и колесо, теряя обороты, принялось выписывать под механизмом пьяные сужающиеся круги, пока, точно с восьмым ударом колокола не рухнуло с грохотом и не развалилось. Дух наклонился сперва над Витой, потянул ее за локоть – она, пошатываясь, сделала несколько шагов, – потом рывком поставил на ноги Робина.
Виктория слезла у Нельсона с колен и попыталась выйти на середину комнаты, но Нельсон не мог подняться, поэтому она подалась вперед, насколько позволяли наручники, и, потрясая кулаком, обратилась к трио под часовым механизмом.
– Кто вы? – выкрикнула она дрожащим голосом. – Кто вы?
– Что вы? – прошептал Нельсон.
– Я – никто, – проговорила Вита, ошалело моргая. – Скажи, ты кто? Я – никто, скажи, ты кто? – Эмили Дикинсон.
– Может быть, и ты никто, – сказал Робин, протирая глаза, – не жена, не дева, не вдова не жена, не дева, не вдова – «Мера за меру», V, 1.
.
– Я нынче все сыновья и дочери отца Я нынче все сыновья и дочери отца – В. Шекспир, «Двенадцатая ночь», пер. Э. Линецкой.
, – ответила Вита чуть более уверенно.
– Ты дьявол! – выкрикнул Робин, почти не шатаясь. – Вид женщины тебе защитой служит Ты дьявол! Вид женщины тебе защитой служит. – «Лир», ГУБ 2.
.
– Природа срамных частей мужа строптива и своевольна, – бросила Вита, уперев руки в бока, – словно зверь, неподвластный рассудку, и под стрекалом непереносимого вожделения способна на все… Природа срамных частей… – Платон, «Тимей».
Колокол пробил девять. Комната задрожала от гула. Дух щелкнул пальцами.
– Как безумен род людской! Как безумен род людской! – «Сон в летнюю ночь», III, 2, пер. Т. Щепкиной-Куперник.
– сказал он.
Все трое – Робин, Вита и дух – стояли теперь по углам приблизительно равностороннего треугольника. Робин и Вита резко чернели на фоне светлого циферблата, в абрисе духа было что-то неуловимо зыбкое.
– Да, но как насчет тела, Вита? – спросил дух.
– Не можем ли мы сказать, – начала Вита с отзвуком прежней дрожи в голосе, – что радикальная полисемия тела, его слежавшаяся материальность?…
– Говори по-человечески! – возмутился Робин. – Я и половины этих слов не знаю! Да и сама ты, по-моему, их не понимаешь Говори по-человечески… не понимаешь. – «Алиса в стране чудес», гл. 3, пер. Н. Демуровой.
.
Дух хлопнул в ладоши, как школьный учитель. В тот же миг часы пробили десять, и оба замолчали.
– Как насчет тела, Вита? – спросил он и оторвал себе ногу.
– Как насчет ног, милок? – сказал он, бросая ногу Вите.
В тот же миг Вита отбросила волосы и потянула себя за ухо.
– Как насчет уха, Тюха? – сказала она, ловя ногу и одновременно бросая ухо Робину.
– Как насчет хера, Лера? – Робин оторвал член с яйцами и одной рукой бросил их духу, в то же время поймав Витину мочку.
– Как насчет колена, Лена? – крикнул дух.
– Как насчет века, Жека? – сказала Вита.
– Как насчет зада, Ада? – сказал Робин.
Виктория, раскрыв от изумления рот, осела на колени, дав наконец Нельсону возможность опустить руку. Под часовым механизмом, черные на фоне сияющего циферблата, три фигуры перекидывались частями тела в трех направлениях. Поначалу Нельсон еще различал отдельные детали – локоть, нос, трепещущее легкое, – но фигуры жонглировали все быстрее, так что каждая все больше напоминала рисунок в анатомическом атласе. От Виты остались глазное яблоко и сетка нервных волокон, у Робина между ключицами и щиколотками подрагивали кишечник и одна почка. Однако голоса продолжали звучать из воздуха.
– Пол! – крикнула Вита.
– Раса! – заорал Робин.
– Класс! – пропел дух.
Теперь дух был всего лишь двумя бешено жонглирующими руками. Части тела мелькали в воздухе. Часы пробили одиннадцать. – Гетеро! – Вита.
– Гомо! – Робин.
– Би! – Дух.
– Лесби!
– Гей!
– Транссекс!
– Отец!
– Сын!
– Дух Святой!
Гул двенадцатого удара наполнил комнату. Виктория закрыла лицо руками. Колокол гудел так, что Нельсон не слышал собственного крика, однако, словно из его собственной головы, по-прежнему неслись голоса летящих рук, ног и кишок.
– Вера! – сказала Вита.
– Надежда! – сказал Робин.
– Любовь! – сказал дух.
– Но наибольшая из них…
– Но наибольшая из них…
– Но наибольшая из них…
Оглушительные раскаты колокола рвали барабанные перепонки. Нельсон с ужасом видел, что молот пошел вверх для нового удара. Он тоже попытался зажать уши, и у них с Викторией приключилась небольшая война за его скованную руку.
Молот качнулся к колоколу. Все три голоса под вертящимся механизмом пропели:
– Но наибольшая из них… Часы грянули тринадцать.
В следующий миг комната содрогнулась, словно башня раскачивалась из стороны в сторону. Боже, подумал Нельсон, башня и впрямь раскачивается! Маленькие колокола приплясывали, наполняя комнату оглушительной какофонией. Белый циферблат задрожал, осел и разлетелся вдребезги. Матовое стекло водопадом посыпалось в комнату; крупные льдистые куски распались на крошечные искрящиеся осколки.
Под грохот бьющегося стекла Нельсон и Виктория крепко обхватили друг друга, и Нельсон с удивлением обнаружил, что у Викторинис живое сердце, и оно бешено колотится.
Звон умолк. Колокола больше не трезвонили. Викторинис выпустила Нельсона, он поднял лицо от ее плеча.
Фигуры, целые или по частям, исчезли; ни сустава пальца, ни мочки уха не осталось на дощатом полу, только осколки разбитого циферблата. На его месте зияла черная дыра и торчали острые куски стекла; стрелки, по-прежнему закрепленные на оси, ведущей к механизму, указывали прямо в бархатное небо. Ветер снова выл, задувая в дыру и наполняя комнату холодом. Внизу мерно вспыхивало и гасло алое зарево. Раздавались крики.
Башня качнулась еще раз: новые осколки со звоном посыпались на пол. Нельсон с Викторией переглянулись. Внизу кричали громче. Слышались частые ритмичные хлопки, словно кто-то стучит по консервной банке.
– Это не опасно? – простонал Нельсон.
– Вставайте, – сказала Викторинис.
Она поднялась, потянув за собой Нельсона, и тут же замерла перед разбитым стеклом, босая.
– Вам придется меня нести.
– Не уверен, что справлюсь, – ответил Нельсон. Стоя, он сильнее ощущал потерю крови.
Викторинис, не дожидаясь новых возражений, вскарабкалась Нельсону на спину, притянув его скованную руку к груди. Она была легонькая, как Клара или Абигайл, тем не менее Нельсона качало. Он двинулся по комнате, хрустя разбитым стеклом. Ритмичный металлический перестук не умолкал, знакомый Нельсону по старым вестернам.
– Это перестрелка. – Он остановился в нескольких ярдах от дыры. Викторинис крепче сжала его шею. В дыру тянуло сквозняком; воздух был холодный, но полный весенних ароматов. Нельсон сделал еще несколько шагов, и они с Викторинис осторожно выглянули в разбитый циферблат.
Далеко внизу, посреди площади, Марко Кралевич и Лайонел Гроссмауль стреляли из автоматов по деревьям и зданиям. Гроссмауль палил в одну сторону, Кралевич – в другую. Кралевич был в камуфляже, Гроссмауль – в оранжевой тюремной робе, еще более подчеркивающей покатые плечи и округлый зад. Между ними пригнулась за мешком Лотарингия Эльзас. Пока Нельсон и Виктория смотрели, Кралевич прекратил огонь, вытащил из автомата пустой магазин и махнул Лотарингии; та подала ему новый. Он стрелял очередями, веером, дуло ритмично озарялось, за каждой вспышкой следовал короткий металлический хлопок. В направлении огня дрожали молодые листочки и сыпались ветки; слышался звон разбиваемых окон и свист пуль. Гроссмауль стрелял прицельно, одиночными выстрелами, методично расстреливая окна Харбор-холла.
– Что случилось на Косовом поле? – выкрикнул Кралевич. – Где царь Лазарь погиб, мне поведай Что случилось на Косовом поле?… – южно-славянская песня «Царь Лазарь и царица Милица», пер. И. Галь-ковского.
?
– Тиран! Волшебник! – вопил Гроссмауль, разбивая очередное окно. – Ты обманом и хитростью отнял у меня жизнь Перефразированные слова Калибана из «Бури»: Я в рабстве у тирана, волшебника, который обманом и хитростью отнял у меня остров.
!
Нельсон еще чуть-чуть придвинулся к дыре. Прямо под башней, под светлым треугольником стеклянной крыши, он увидел крошечные фигурки двух ночных сторожей – только они и были в книгохранилище в этот ранний воскресный час. Сторожа бежали по галереям к выходу. Газон у выхода озаряли алые вспышки.
– О Господи! – застонал Нельсон. Перед глазами у него плясали точки.
– Тихо! – прошептала Викторинис, стискивая ему шею.
Словно услышав, Кралевич замер с новым магазином в руках и поднял глаза к циферблату.
– Турок! – закричал он. – Буду с ними биться и сечься! Девять порублю пашей турецких! Перефразированная строчка из героической песни «Погибель царства Сербского»: Стали с ними биться и сечься, девять пашей турецких порубили.
Гроссмауль повернулся и тоже взглянул на башню.
– Смерть им! – завопил он.
Они с Кралевичем подняли автоматы к башне и открыли пальбу.
Викторинис дернула Нельсона за шею и потянула назад, в угол. Пули разбивали остатки стекла, били в стену, вздымая фонтанчики рыжей пыли.
Викторинис коленями пыталась направить Нельсона в другой конец комнаты, но он, шатаясь, прислонился к стене. Ноги стали как ватные, в правой руке пульсировала боль. Бинт блестел; снова пошла кровь. Пахло гарью.
– Спустите меня, – сказала Викторинис, и Нельсон осел на пол под стеной. Она тут же снова подняла его на ноги и потянула вдоль края битого стекла к винтовой лестнице. Пот заливал ему глаза, голова кружилась. Башня застонала и дрогнула под ногами. У Нельсона подгибались колени, но Викторинис упорно тянула его к лестнице.
Ветер нес в дыру клочья серого дыма, в его вое слышались жестяной треск автоматных очередей и новые звуки: редкие хлопки пистолетных выстрелов и невразумительный рев мегафона.
– Там полиция, – сказала Викторинис, останавливаясь перед винтовой лестницей.
Пули больше не свистели по комнате: Кралевич и Гроссмауль отстреливались от полиции. Они по-прежнему кричали, однако Нельсон уже не разбирал слов. Рядом с решеткой лежал открытый замок.
– Как…
– Не важно. – Викторинис нагнулась, одной рукой подняла решетку и с лязгом откинула ее на пол, затем двинулась вниз и потянула Нельсона за собой. Перед глазами у него плыли черные точки.
– Не могу. Простите. – Он тяжело опустился на ступеньку. – Идите без меня.
Виктория обернулась и встряхнула цепь.
– Я не могу идти без вас! Эти идиоты подожгли башню своей пальбой! Если мы останемся, то оба погибнем!
Нельсон со стоном встал. Викторинис двинулась вниз. Уже по пояс в люке Нельсон снова остановился и потянул наручники.
– Погодите! – крикнул он. – Там Вита!
Викторинис вместе с Нельсоном протиснулась в люк. На полу, среди разбитого стекла, в самом углу, лежал человек, поджав колени к голове. Человек был голый; Виктория и Нельсон видели только выпирающий хребет и щель между ягодицами. Нельзя было сказать, мужчина это, женщина или что-то промежуточное. С такого расстояния Нельсон не мог определить даже, дышит ли оно.
– Она, возможно, еще жива! Мы должны ее спасти!
Виктория яростно дернула цепь, схватила Нельсона за лацканы и силой развернула к себе.
– Там никого нет.
– Как же… – Нельсон пытался обернуться к лежащей фигуре, но Викторинис крепко вцепилась в его подбородок.
– Там… никого… нет! – повторила она. – Мы очнулись одни в башне. Мы никого не видели; ничего не происходило.
– Но Робин… – возразил Нельсон. – Дух…
– Вы потеряли много крови, Нельсон. Вы бредили. Она выпустила его подбородок.
– Я ее видел!
Викторинис повернулась и стала спускаться по лестнице, таща за собой Нельсона.
– Никого! Ни одной живой души!
Голова Нельсона ушла в люк. Взгляд его последний раз упал на бледную фигуру.
– Прости, – шепнул он.
Викторинис протащила Нельсона через заполненную книгами комнату и по лестнице, до нижнего этажа Собрания Пул. Пальба и крики здесь были почти не слышны, хотя один раз шальная пуля влетела в окно и нашла свое упокоение в каком-то незадачливом томе. На следующем пролете у Нельсона потемнело в глазах, ноги подкосились, и он загромыхал по ступенькам. Викторинис что есть мочи вцепилась в перила и негромко чертыхнулась, когда он чуть не вырвал ей руку. Тем не менее она двинулась дальше, волоча за собой Нельсона, который полз на карачках, теряя последние силы. Из-за двери плыл серый дым, сквозь сетку видны были лишь тускло освещенные серые ступени да сгущающийся дым. Виктория схватила холодную металлическую ручку и дернула. Дверь не шелохнулась. Сопя, дернула сильнее. Нельсон привстал на коленях, как трехногий пес, продел пальцы в сетку и хотел помочь, но все, что у него выходило, – это самому не упасть. Викторинис со злостью дернула изо всех сил и пронзительно, нечеловечески зашипела.
– Заперто! Где ключ, Нельсон?
– Изнутри должно открываться без ключа, – прохрипел он. Глаза слезились от дыма. – Заело, наверное.
Виктория запрокинула голову и зарычала. Она со всей мочи трясла дверь… та не поддавалась. Мгновение Виктория стояла, тяжело дыша, потом потащила Нельсона через проход между стеллажом и стеной. Стопки книг вдоль стены посыпались на пол; целые книжные башни рушились позади Нельсона. Дым струйками пробивался через щели в полу.
Виктория сильно дернула наручники. – Да встаньте же!
Нельсон с трудом поднялся, цепляясь за стопку книг, и ухватился за подоконник. Виктория одной рукой подняла раму, и свежий холодный ветер отнес дым от глаз и рта Нельсона. В кирпичных стенах отдавался шум перестрелки.
Решетки на окне не было. Это не может быть то окно, в которое чуть не прыгнула Вита, подумал Нельсон, оно на противоположной стороне. В таком случае, кто выломал прутья?
Виктория высунулась в окно, Нельсон тоже выглянул наружу. Они были на стороне башни, обращенной от площади; здесь к зданию подходил земляной вал. Из нижних окон на газон падали алые отблески.
Виктория, казалось, изучала стену под окном. Из мозжечка в мозг Нельсона хлынуло видение: Виктория Викторинис ползет по стене головой вниз, как ящерица, ее пижама раздувается на ветру, а сам он в отчаянии смотрит из охваченного пламенем окна.
– Придется прыгать, – сказала она. – Здесь этажа три, от силы четыре…
Они, плечом к плечу, высунулись в окно.
– Может быть… – начал Нельсон, хватая ртом свежий воздух.
– Что может быть? – спросила Виктория.
– Мы могли бы смягчить падение.
– Как? – Глаза ее сузились.
Нельсон обернулся на полную комнату книг.
– Мы могли бы накидать груду под окном. Виктория обратила на него древний, безразличный взгляд.
– Ладно.
Нельсон и Виктория схватили из груды по несколько книг. Наручники мешали, но они кое-как вывалили книги в окно. Через мгновение Нельсон услышал серию глухих ударов. Они с Викторией встретились глазами.
– Ладно, – повторила она.
В следующие две-три ходки они больше мешали друг другу – каждый тянул наручники в свою сторону, – но постепенно приноровились и стали таскать целые стопки. Изувеченная рука мучительно болела, дым ел глаза, однако Нельсон каждый раз ухитрялся взять на несколько книг больше.
Вскоре они уже таскали тома целыми охапками. Пока книги сыпались во тьму, Нельсон успевал заметить названия и авторов – имена, выпавшие из золотого наследия или не сумевшие окончательно в него войти – сэр Вальтер Скотт, и Эдмунд Спенсер, и Румер Годден Годден Румер (1907 – 1998) – британская писательница, в своих многочисленных стихах и романах опиралась на опыт собственной жизни в колониальной Индии и в Англии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47