– Вы сегодня прекрасно выглядите, Пенелопа. – Нельсон положил руку на ее голое плечо.
– И вы, Нортон, вполне ничего, – ответила она в нарочито-панибратском тоне.
– Нельсон, – поправил он, прижимая горячий палец к ее лопатке, потом, подавшись вперед, шепнул: – Вы никогда не обращали внимания, какой Морт Вейссман – клевый чувак? Жизни в нем побольше, чем в молодых. – Нельсон наклонился еще ниже и коснулся губами ее уха. – Я слышал, он трахается, как зверь.
Нельсон выпрямился. Пенелопа заморгала и покачнулась на одном каблуке – второй прочертил на посудомоечной машине короткую дугу.
Нельсон, раздвинув студентов, вернулся к жене.
– Еще коллега? – спросила Бриджит, но Нельсон только положил ее руку себе на локоть и двинулся в дальний конец дома.
За коротким коридором оказался кабинет Вейссмана – самая большая комната в доме, обставленная на манер старинной библиотеки, с высокими потолками, деревянными балками, высокими окнами и высокими книжными шкафами. Из небольших, но явно очень дорогих колонок по углам лился голос Эллы Фицджеральд. Нельсон задержался в арке. В одном конце комнаты, на жесткой шестиногой кушетке перед пылающим камином, Виктория Викторинис подняла глаза от кучки аспиранток у своих ног и взмахом руки остановила говорившую. Из тени за кушеткой выступила Джилиан. При виде Нельсона она закусила губу, как ребенок при виде большой и страшной собаки. В дальнем конце кабинета, за массивным дубовым столом Вейссмана, Антони Акулло перестал крутиться на вращающемся стуле и поднял глаза от ножика для разрезания бумаги, который сжимал кончиками указательных пальцев. Миранда опиралась на стол, спиной к Нельсону, и лишь чуть-чуть подняла голову, проверяя, куда смотрит декан. Волосы ее падали на лицо. Лайонел Гроссмауль, ссутулившийся за спиной у декана в тени между двумя книжными шкафами, при виде Нельсона чуть не подавился пивом.
– Вся компания в сборе, – шепнул Нельсон, вводя Бриджит в кабинет. Элла Фицджеральд запела «Что-то должно поддаться».
Нельсон провел жену на середину комнаты, где – о диво! – Канадская Писательница беседовала с Марко Кралевичем и Лотарингией Эльзас. Сегодня теоретик нарядился младшим бойскаутом – синие шорты, золотистый галстук, синее кепи на подстриженных бобриком волосах. Он стоял спиной, но при приближении Нельсона Лотарингия вцепилась ему в плечо и что-то зашипела на ухо. Кралевич развернулся, как ужаленный, и выставил Эльзас перед собой, словно живой щит. Канадская Писательница одарила Нельсона и Бриджит олимпийской улыбкой.
– С Валентиновым днем, профессор! – кивнула она.
– И вас. – Нельсон через плечо Бриджит ухмыльнулся подпрыгивающему за спиной у Эльзас синему кепи. – Моя жена, Бриджит, – добавил он.
Бриджит протянула руку, сперва Писательнице, которая подала ей три пальца, как королева-мать, потом Эльзас, которая вяло ответила на рукопожатие.
– Очень приятно. – Бриджит извернулась, чтобы через плечо Эльзас подать руку Кралевичу, но тот только испуганно съежился.
Нельсон, на голову выше остальных, через толпу устремил взгляд на Викторинис. Виктория подняла глаза – даже в отблесках камина ее лицо осталось таким же бледным – и, отведя руку назад, потянула к себе Джилиан. Та нагнулась, и Виктория что-то требовательно зашептала ей в ухо. Джилиан поискала глазами, куда поставить бокал, и вышла из-за кушетки.
Нельсон обернулся через плечо: Акулло, показывая на него рукой, что-то говорил Гроссмаулю. Очки, склеенные посередине лейкопластырем, подпрыгивали у Лайонела на носу.
– Нельсон! – Бриджит тронула его за плечо. – К тебе обращаются!
Он обернулся назад и увидел улыбающуюся Писательницу.
– Я говорила, что ваше имя у всех на устах. – Писательница покрутила бокал. – Мои агенты рассказывают о вас всякие любопытные вещи.
За спиной у нее Кралевич медленно отступал, по-прежнему загораживаясь Эльзас.
– Дорогой, ну разве не замечательно? – Бриджит счастливо захлопала глазами. – Ты просто нарасхват!
Нельсон не успел ответить, потому что его тронули за локоть сразу с двух сторон.
– С вами хочет побеседовать Виктория, – сказала справа Джилиан.
Слева Лайонел просипел:
– Вас зовет Антони.
Нельсон поднял ладони. Палец горел.
– Не подеритесь из-за меня, девочки, – рассмеялся он.
За склеенными стеклами очков – одно треснуло пополам – глаза у Лайонела раскрылись, как от пощечины. Джилиан отступила на шаг.
– Извините. – Нельсон улыбнулся жене и Писательнице и повернулся к Джилиан. Викторинис пробиралась через толпу к двери. – Идемте.
Джилиан отступила еще дальше. Лайонел потянул Нельсона за рукав.
– Вас зовет Антони, – повторил он.
Нельсон, развернувшись, поймал его запястье. Лайонел попробовал вырваться, но Нельсон только усилил хватку. Писательница нервно захлопала глазами. Бриджит напряженно улыбалась.
– Скажите Антони… – Нельсон задумался. – Скажите ему, что хотите.
Палец разрядился. Лайонел со свистом втянул воздух и заморгал. Нельсон выпустил его руку. Лицо у Гроссмауля побагровело, глаза вылезли из орбит. Он повернулся на каблуке.
– Антони! – заорал Лайонел так, что все смолкли. – Нам надо поговорить!
Джилиан пятилась через толпу, не сводя с Нельсона глаз. Кралевич забился в угол под стереоусилителем, по-прежнему загораживаясь Эльзас. Бриджит извинялась за мужа перед Канадской Писательницей, которая с материнской тревогой смотрела ему вслед.
– Теперь вы понимаете, как мне живется, – с шутливым отчаянием говорила Бриджит. – Я практически его не вижу.
Джилиан провела Нельсона через кухню, где бесцельно толклись брошенные Пенелопой студенты. Через арку Нельсон видел Вейссмана, который тщетно пытался привлечь внимание жующей толпы к пирогу в форме сердца – каждый год, разрезая такой пирог, он произносил маловразумительную речь в похвалу любви, составленную из полузабытых цитат и собственных шуток. Однако сегодня Пенелопа О вздымающейся грудью притиснула Мортона к стене, где он стоял на цыпочках, сжимая пирог и потрясая ножом в слабой попытке обороняться. Не сводя с него сияющих глаз, Пенелопа провела пальцем по сахарной глазури и принялась медленно слизывать ее длинным красным языком.
– Сюда. – Джилиан стояла в нише под лестницей, за открытой дверью, которую держала между собой и Нельсоном. Лестница, застеленная ковром, спускалась между дубовыми стенами в тускло освещенный подвал. – Она ждет.
– После вас, – ответил Нельсон.
Джилиан мотнула головой и, выпустив дверь, шагнула вбок. Нельсон пожал плечами и двинулся вниз по лестнице. За спиной он слышал тяжелую поступь Джилиан. Сверху приглушенно долетали звуки вечеринки: кто-то смеялся, Лайонел Гроссмауль кричал: «Выслушай меня, черт побери!», Фрэнк Синатра пел «Мне пришлось туго, и это нехорошо».
Нельсон спустился еще на две ступеньки, прислушиваясь к шагам за спиной. Как только хлопнула дверь, он резко повернулся и схватил Джилиан за горло. Та с раскрытыми от ужаса глазами отпрянула к двери. Нельсон усилил хватку. Палец искрил.
– Она тебя не любит. И никогда не полюбит.
Он выпустил девушку, которая медленно осела на ступеньки. Челюсть ее отвисла, глаза, медленно наполняясь слезами, тупо смотрели перед собой. В следующее мгновение Джилиан закрыла лицо руками и разрыдалась. Слезы стекали между пальцами и капали на ковер. Нельсон повернулся и пошел вниз.
За лестницей начинался коридорчик, обшитый фанерой и освещенный голой лампочкой. Заскорузлый от уличной грязи ковер пах плесенью. Из коридора в две стороны открывались двери. Из-за одной доносился звук работающего телевизора, голубоватые отблески вспыхивали на косяке. Нельсон заглянул внутрь. На фоне экрана он различил силуэты Пропащих Мальчишек – те, подавшись вперед, сидели на старой кожаной софе. На большом экране вопящие зулусы бежали в атаку по желтой траве под ослепительно синим небом. За укрытием из мешков их ждали британские солдаты в алых мундирах Пропащие Мальчишки смотрят фильм «Зулус» (1964) с Майклом Кейном в роли молодого лейтенанта. В фильме описаны исторические события, когда в Роркс-дрифт 139 британцев выстояли против четырехтысячного войска зулусов.

. Грянул залп. Экран затянуло дымом. С десяток зулусов рухнули, прижимая руки к голой груди. Пропащие Мальчишки молотили кулаками, кусали губы и топали ногами.
– Так их! – кричал Вик.
– Задай им! – кричал Дан.
– Мочи их! – кричал Боб.
– Это про нас, – сказал Вик, откидываясь на подушку.
– Нет, – сказал Боб. – У них все иначе.
– Что? – спросил Вик.
– Как? – спросил Дан.
– Белые побеждают. – Боб пожал плечами. Все трое вздохнули.
– Нельсон, – послышалось сзади.
Он пересек коридор, встал у противоположной двери и сощурился. Ни слабый свет лампочки над головой, ни отблески телевизора не проникали в темное помещение. Пахло стиральным порошком и затхлой водой.
– Заходи, дружок, ко мне Говорила паучиха: «Заходи, дружок, ко мне» (пер. О. Седаковой) – стихотворение английской поэтессы Мэри Хауитт (1799 – 1888).

, – сказала Виктория Викторинис из темноты.
Нельсон мотнул головой.
– Ну уж нет. – Он провел рукой по стене, нашел выключатель и щелкнул. Ничего не произошло.
– Преимущество игры на своем поле. – Голос Виктории отдавался в бетонных стенах, так что невозможно было понять, откуда она говорит.
За спиной у Нельсона офицер в телевизоре выкрикивал приказы.
– Что вы предприняли по поводу Виты? – спросила Викторинис из темноты.
– Что вы предприняли по поводу Кралевича? – Нельсон по-прежнему стоял за дверью.
– Вы неверно оцениваете положение. Я нужна вам больше, чем вы – мне.
– Ш-ш. – Нельсон поднял палец. – Послушайте.
Шум сражения в телевизоре стал тише, и можно было различить, как рыдает на лестнице Джилиан. Викторинис долго молчала, потом спросила:
– Что вы с ней сделали?
К удовольствию Нельсона, из голоса ее пропала былая самоуверенность.
– Сказал ей правду. Теперь мне достаточно пойти наверх и потребовать у Антони постоянную должность. Вы мне не нужны.
Он повернулся.
– Нельсон! – прошипело сзади. Он помедлил.
– Письма писала Лотарингия Эльзас, – сказала Викторинис. – Не Куган.
Боль в пальце прошибла Нельсона до локтя. Он силился отогнать воспоминание о пустом кабинете Кугана.
– Антони с самого начала знал?
– Антони хотел использовать письма в качестве рычага, – сказала из темноты Викторинис, – чтобы освободить постоянную ставку для Эльзас, если иначе не сможет Удержать Кралевича.
– Они свою роль сыграли, – проговорил Нельсон. – Ваши слова.
Он увидел поэта на коленях в снегу. «Убийца», – прохрипел Куган.
– Антони надо было на кого-нибудь повесить письма, чтобы замять скандал, – продолжала Викторинис. – Ему было плевать, кто уйдет, лишь бы не Эльзас. Куган представлялся самым уязвимым.
Слава Богу, – сказала Пенелопа О. – Меньше всего литературному факультету нужен поэт.
– Тогда зачем эта свистопляска с другими кандидатами? – севшим голосом спросил Нельсон. – Зачем было тратить наше время?
– Он не хотел делать Кралевичу такой подарок, – ответила из темноты Викторинис. – Антони вообще не был уверен, что хочет держать его на факультете. Кралевич не писал писем, но у него свои проблемы.
Нельсон посмотрел в другую дверь. Зулусы отступали. Молодой Майкл Кейн, весь в поту, выкрикивал приказы. В памяти всплыла фраза: «Системы современного вооружения».
– Он не жертва Милошевича?
– Он даже не Марко Кралевич. Он был членом националистической интеллектуальный элиты, младшим участником группы «Праксис», и возглавлял вооруженное формирование во время недавних беспорядков.
– Его репутация теоретика… – начал Нельсон.
– Вполне заслужена. Никто не сказал, что нельзя быть постмодернистом и военным преступником. – Викторинис рассмеялась. – В определенных кругах слухи о зверствах только добавляют вам веса.
– В таком случае, зачем он бежал из Сербии? Не безопаснее ли было оставаться в Белграде?
– Многие лидеры вооруженных формирований, особенно те, кто мог знать об участии Милошевича в этнических чистках, были убиты. Легче скрыться от Интерпола, чем от бывших соратников.
– Но как мог Антони взять его на факультет?
Смех Викторинис гулко отразился от невидимых бетонных стен.
– Какое вы дитя, Нельсон! Разве вы не знаете, что Антони разрабатывает бренд? И что Кралевич – главная отличительная черта нашего бренда? Антони хочет, чтобы каждая статья, книга, аспирант, которых мы выпускаем, были такими же беспощадными, как Кралевич. Ему плевать, что Кралевич делает. Или сделал.
– Что именно сделал Кралевич? – с трудом выговорил Нельсон.
Щелкнул выключатель. Над мойкой зажглась маленькая лампа дневного света. Нельсон сощурился. Он увидел ярко-зеленую стиральную машину, сушку, раковину, металлические стеллажи с коробками. На палке сиротливо висела пара клетчатых шерстяных носков.
На глазах у Нельсона Викторинис сняла руку с выключателя и взяла со стиральной машины что-то маленькое и черное. Нельсон отскочил, однако это был всего лишь мобильный телефон. Викторинис набрала номер.
– Кому вы звоните? – спросил он, но она не обратила внимания.
– ФБР? – спросила Виктория в трубку. – Я хочу сообщить, что видела международного военного преступника.
– Что за?… – начал Нельсон. Какое имя стояло под фотографией Кралевича на белградском веб-сайте? Что-то на «Я»…
– Ямисович, – сказала Викторинис по слогам, потом повторила по буквам. – Слободан Ямисович. Известный также как командир Драган. – Пауза. – Можете проверить в Гаагском трибунале и в Интерполе. Его разыскивают в связи с военными преступлениями десятилетней давности в Хорватии и Боснии. Если не ошибаюсь, Ямисовича прозвали палачом Сребеницы.
Лампочка горела у Викторинис за спиной, так что Нельсон почти не видел ее лица.
– Не важно, кто я, – говорила она в трубку. – Он скрывается под видом профессора в университете Мидвест в Гамильтон-гровз, Миннесота. Марко Кралевич. – Она снова произнесла по буквам. – Сегодня вы можете найти его на праздновании Валентинова дня в…
Она прикрыла трубку ладонью.
– Какой у Вейссмана адрес?
Нельсон отступил за дверь и посмотрел в пустой коридор. Джилиан тихо всхлипывала. Телевизор практически молчал.
– Ладно, я не знаю адреса, – сказала Викторинис в трубку, – но это дом Мортона Вейссмана, другого преподавателя того же факультета Литературного. – Пауза. – Если хотите, проверяйте. Это не мой телефон.
Викторинис нажала отбой и положила трубку на стиральную машину. У Нельсона заболели колени; он качнулся на пятки.
– Ну вот. – Глаза у Викторинис блеснули. – Я свое дело сделала. А что вы сделали для меня?
Нельсон метнулся прочь. Свет в комнате погас, в коридоре тоже. Из двери потянуло сырым воздухом.
– Советую поторопиться, – шепнула Викторинис. – Я не совсем уверена, что вы мне нужны.
Нельсон вжал голову в плечи и юркнул в противоположную дверь. На лестнице раздался леденящий смех. В коридоре снова стало светло. Сверху донеслись голоса и музыка. Всхлипы Джилиан смолкли.
Нельсон прижался к стене. Сердце колотилось, палец горел. На экране зулусы ритмично били копьями в обтянутые бычьей кожей щиты. Пропащие Мальчишки подались вперед, словно хотели нырнуть в телевизор. За британскими укреплениями солдат-валлиец затянул приятным баритоном, его товарищи один за другим подхватили:
«Люди Харлеха, к оружью! Город криками разбужен…» Камера скользила вдоль укрепления. Солдаты пели. Зулусы топали и били копьями в шиты. Имперский рок-фестиваль.
Но пел и кто-то еще – не совсем в лад, кто-то в комнате. Нельсон оторвался от стены и заглянул в темноту. Это были не Пропащие Мальчишки. Они тоже услышали пение, выпрямились и озирались в испуге, как суслики.
– Это ты…
– Не я…
– Тогда кто?
Белые солдаты на экране дружно разевали глотки, однако тот, кто пел в комнате, тоже не жалел связок. Один из Мальчишек приглушил телевизор, но из темноты по-прежнему раздавался срывающийся тенор: «Люди Харлеха, мужайтесь, и на подвиг снаряжайтесь…»
В углу, едва различимый в отсветах телевизора, спал в мягком кресле Стивен Майкл Стивене. Голова его покачивалась, губы шевелились.
– В каждом сердце пусть зажжется, – медленно, с чувством выводил он, – брат-валлиец не сдается!
Подбородок Стивенса упал на грудь. Пропащие Мальчишки круглыми глазами смотрели на спящего в темноте чернокожего. На экране у них за спиной три ряда британских солдат беззвучно палили в неразличимую черную массу.
– Как давно он здесь? – спросил Боб.
– Думаете, слышал? – спросил Дан.
– Ой-ой, – сказал Вик.
Нельсон в темноте прошел через комнату, вспугнув Пропащих Мальчишек. Те разом охнули и вскочили. Нельсон нагнулся над Стивенсом, не касаясь его рукой.
– ПРОСНИСЬ! – крикнул Нельсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47