И не просто кушать, а еще чем-нибудь еду запивать. И не водой.
Деньги платят за прозу. Посмотрим, что там у нас с прозой. На чем я остановился?
«Хаос и анархия правили на землях, плодоносящих ранее. Мордор, пришедший ниоткуда, распространился вокруг, и не было ему преграды. Мрак ночи воцарился над проклятой страной. Силы Зла собрались вокруг нее, коршуны кружили над полями, они чуяли добычу…
И слаб был старый правитель, и не мог он сразиться с напастью огромною, и явил он народу наследника, и стал править наследник так, как старый правитель не решался. И объявил он войну гордому горному народу ваххабитов за то, что порушили они дома в стольном городе, и сила железная, сила могучая, отправилась в горы. И сгинула сила там без остатку, лишь вести радостные передавая время от времени».
Хрень какая, а? А если так попробовать: «И были по всей стране времена смутные. И бесчинствовали сборщики податей, и братан поднимал руку на братана, и раскольники боярами становились, и стал безумный воин Данила Багров национальным героем, а соглядатай грузов из славного Курска-города – последним».
Былинная проза на современный лад. Про какой это год я пишу? Двухтысячный? Тогда надо узнаваемые временные реалии вставить. Что там у нас было самого узнаваемого?
«И из странного ящика этого, блюдечко с наливным яблочком сменившего, пугали народ со страстию, в то же время миллионы суля ему, пробуждая в нем алчность лютую, слабое звено выискивая.
И рыжий демон с нерусской фамилией, он рубильником страны поигрывал, отправляя во тьму египетскую регионы одним движением».
Чубайса правильно приложил, народ Чубайса не любит, так что можно считать эту строчку конъюнктурной.
«И был добрый молодей Женечка, Киселем его звали по батюшке, потерял он кнопку четвертую, и шестую потом потерял еще. Не понравился он правителю, был он дерзок, не то докладывал он народу страны великому, не о том он вещал ему. И был изгнан он с телевидения».
На данный момент доброго молодца Женечку поперли с телевидения в третий раз. Может, и это как-нибудь отразить? Или не стоит? Возьмут и попрут из издательства вслед за Женечкой.
«И Береза, он тоже молодец, торговал он нефтью по-крупному, и каналы себе прокладывал, и правителю денег отстегивал. Но прогневал он чем-то правителя, и послал тот за БАБом опричнину, но успел скрыться Береза-молодец, за границу за нашу железную».
Где до сих пор и сидит. В Лондоне. Где бы мне столько бабла наворовать, чтобы в Лондон свалить?
«И князь стольный с кепкой огромною приютил бесталанного скульптора, дал еды, дал вина, дал девочек, а потом и денег дал еще, и построил скульптор статую, неизвестно кому посвященную, и поставил князь стольный статую на Москве на реке на матушке. И назвали статую Питером, и не нравилась статуя жителям, но плевал князь стольный на жителей, до сих пор стоит эта статуя».
Нет, против Лужкова я лично ничего не имею, и против Петра Первого тоже. Может, Церетели и не Микеланджело, но чего такую трагедию из-за статуи какой-то разводить? Не нравится – отвернись и смотри в другую сторону.
«И явились всем шесть отшельников, и закрылись они в гостинице посидеть, о вечном подумати, и кто лучше других подумает, тот получит пещеру московскую. И приникла страна к экранищам, и приникла к замочным скважинам посмотреть, как живут отшельники, что едят и как размножаются».
Один раз за всю съемку программы «За стеклом» кто-то там кого-то развел на секс, так вся страна к экранам прилипла, а фотки в Интернете до сих пор гуляют. И не сказать, что они там все красавцы писаные, и камерой снимали инфракрасной, так что качество сами понимаете какое, и извращений никаких не было. На что смотреть? Не видели, как люди сексом занимаются? Прогуляйтесь до ближайшей палатки и купите себе кассету с порно.
«За границею диво дивное, бабы платья стирают лишь изредка, и хранят они платья грязные, загребая деньги огромные».
Моника Левински – писательница! Кто бы мог подумать. А мне кого совратить надо, чтобы такой популярности добиться? Тэтчер уже в отставке…
«И разбойников стало несчитано, и мочили их всех опричники, и мочили их всех в сортирищах по приказу страны правителя. Но не всех замочили опричники, не хватило на всех сортиров-то, а в других же местах не велено бандюков же валить опричникам.
А правитель, он добрый молодец, самый добрый и самый молодец, он агент КГБ могучего, он из Питера, славного города. В истребителях он полетывал, про дзюдо он книги пописывал, и на лыжах он с гор катается, и с народом он часто встречается, и березы он валит по-черному, и гусиной охотой мается.
А страна живет по-своему, самолеты с неба падают, в океанах подлодки топятся, и хранятся отходы токсичные, и взрываются электростанции. Но зато у народа могучего есть и тайна своя великая…»
Телефонный звонок нарушил тишину, в которой Серега обдумывал, что за великая тайна может быть у могучего народа и кого еще можно укусить за задницу в этом тексте. Лужков, Березовский, Чубайс, Киселев, Буш с Моникой, Путин… Путина он даже два раза укусил. Или три. Ладно, на то он и президент. Должны же быть в этой должности хоть какие-то минусы.
Телефон прозвонил в третий раз. Нет, если разобраться, то Путин молодец, подумал Серега, хоть я за мужика и не голосовал и с политикой его в принципе не согласен, в профессионализме ему не откажешь. На каком уровне мастерства он нас всех делает, а? В ФСБ дураков не держат. Серега даже поговорку новую придумал. «Плох тот шпион, который не мечтает стать президентом».
Пятый звонок.
Адская работа писать этим ямбом. Или это хорей? Размер то и дело ломается, текст надо будет потом причесывать и вылизывать. Но сейчас на это время лучше не тратить, а-то совсем завязну на первой странице. Это же вступление, черт побери! Нет, поэмы писать я никогда не буду. Вон даже Пушкину стихи надоели, он прозой записал. Трумэн Капоте дореволюционного периода.
Седьмой звонок.
Нет, курчавый тоже молодец. «Мой дядя самых гнутых правил…» Из «Онегина» классная пародия может выйти. Сделать из Женьки правильного пацана, дядя пусть будет паханом группировки, а Ленский… Ментом, что ли? Да, продажным ментом. Женька забивает Ленскому стрелу на сотом километре МКАД и там валит. А Татьяна будет его шмарой. И эпиграф из Черномырдина: «Пушкин – это наше всё».
Девятый звонок.
Не, над Пушкиным издеваться не дадут. Такой юбилей ему отгрохали не для того, чтобы я на него пародии писал. Пушкин – это святое, наше национальное достояние. У нас всех национальных достояний – поэт из негров, писатель из татар да куча ученых из евреев, и все пылью давно заросло. Не родит земля русская больше национальных достояний.
Одиннадцатый звонок.
Жириновский! Как я о нем забыл-то! Его же срочно надо в текст вставить, как же вступление – и без Жирика! Какая песня без баяна, какое стебалово без сына юриста. А про что? Про сапоги и Индийский океан или как они с Немцовым водой плещутся? С Жириком трудно, слишком выбор большой.
Тринадцатый звонок.
Не утихомирились еще. Значит, по делу звонят, другие бы давно плюнули. Наверное, придется ответить.
– Алло?
– Ты что, дрыхнешь, скотина?
– Здравствуй, Катя. Я тоже рад тебя слышать.
– У меня уже телефон раскалился, пока я до тебя дозваниваюсь.
– Зато тебе не холодно.
– Мне и так не холодно.
– Искренне за тебя рад.
– Стоп. Я тебя знаю, как облупленного, такой треп ты можешь поддерживать бесконечно, а нам с тобой надо серьезно поговорить.
– Назови только время и место.
– По телефону. Я сегодня созванивалась с издательством, и у меня для тебя плохие новости.
– Они отложили публикацию на год?
– Хуже. Они совсем ее сняли.
– Почему?
– Хороший вопрос, Сереженька. Когда я услышала об этом, я приехала к главному редактору и спросила у него лично. Его ответ занял сорок минут.
– А если сжато?
– Никогда не любила конспекты. Но если коротко – твоя книга по своей концепции идет вразрез с общей политикой их издательского дома.
– И в чем это выражается?
– Она антисоциальна, так мне сказали.
– И что это значит?
– Это значит, что ты не любишь народ, о котором пишешь, и страну, в которой живешь.
– Да, я не люблю народ. Народ никто не любит. Народ – это серая аморфная масса, и ее невозможно любить. Любить можно только конкретных паца… людей. Народ никто не любит. А что касается страны… Чтобы любить это, надо быть извращенцем. Я – извращенец, но не до такой степени.
– Кроме того, редактор сказал, что ему не нравится твой стиль, и тут я с ним полностью согласна. Хочешь навскидку? Что это за фраза «троллейбус блеванул пассажирами на тротуар»?
– Это метафора.
– Она тошнотворна.
– Зато она точно отражает реальное состояние дел. Ты видела, что творится по утрам в общественном транспорте?
– Нет.
– Конечно, ты не видела. У тебя хорошая машина, и она не ломается два раза в неделю.
– Мы сейчас говорим не обо мне, но раз уж тебя так волнует моя машина… Да, у меня хорошая машина, потому что я хороший агент. И, если бы ты был хорошим писателем, у тебя бы тоже была хорошая машина. А у тебя плохая машина, и это значит, что ты плохой писатель.
– Я – хороший писатель.
– Хороших писателей публикуют.
– Меня тоже публикуют.
– Да, благодаря мне. Но не больше одного раза в каждом издательстве, пока главного редактора не похоронят под письмами твоих благодарных читателей.
– Народ не созрел для моих книг.
– Или ты не созрел для того, чтобы писать для народа.
– Народу не нравится, что я пишу?
– Не в этом дело. Понимаешь, проблема не в том, что ты пишешь, а в том, как ты это пишешь. У тебя есть очень хорошие сюжеты, поверь мне, я знаю в этом толк, но то, как ты их подаешь…
– А как я их подаю?
– Отвратительно. Когда ты рассказывал мне сюжет о девочке, которая приезжает из провинции завоевывать Москву и становится моделью, я чуть ли не плакала. Если бы ты написал дамский роман по этому сюжету, он стал бы бестселлером, как у Сидни Шелдона или Джоан Коллинз. А ты что сделал? Возьмем хотя бы название – «Молодые и трахнутые»…
– Хорошее название. Точно отражает содержание.
– И ладно бы ты использовал слово «трахнутые» в переносном смысле.
– А я его в каком смысле использовал?
– Ты прекрасно знаешь в каком. Какого секса не было в твоей книге? Оральный, анальный, садо-мазо, лесбийский, гомосексуальный, даже зоофилия…
– Таков мир моделей. Я – раб правды.
– Тогда иди работать в «Московский комсомолец»! Будешь вести колонку светских новостей.
– В «МК» нет такой колонки.
– Они откроют ее специально для тебя.
– Сомневаюсь.
– И правильно делаешь. Твой стиль не подойдет даже для «МК». Тебе прямая дорога в бульварную прессу. Тот твой роман о похищенных у ФСБ и спрятанных в Казахстане атомных бомбах, если бы его сюжет разрабатывал Том Клэнси, принес бы автору миллионы долларов. А твой тираж? Пять тысяч экземпляров. А мой процент? Слезы. Я на сигареты в месяц больше трачу.
– Том Клэнси живет в Америке, потому и получает в долларах. А ты и так очень много куришь.
– Какое ты придумал название? От твоих названий можно сойти с ума. «Ядерный педераст»! Кому ты хотел угодить этим названием? Сексуальным меньшинствам? Они на то и меньшинства, чтобы не опираться на их вкус. Зачем ты сделал главного героя педиком?
– Чтобы показать, что ничто человеческое разведчикам не чуждо. Кроме того, мне хотелось разбить надоевший образ шпиона-супермена, с бокалом мартини в одной руке, сигарой в другой и сексапильной блондинкой под мышкой.
– Тебе это удалось. Твои книги никогда не экранизируют только потому, что ни один актер не возьмется играть твоих героев.
– Экранизация всегда слабее литературного первоисточника.
– Ага. А как ты объяснишь вот эту фразу, за которую издателей чуть не распяло руководство ВДВ? «Отсутствие мозгов является основополагающим фактором для зачисления индивидуума в ряды сил специального назначения»?
– Я и не думал, что руководство ВДВ читает мои книги.
– Ему рассказали.
– А объясню я эту фразу суровой жизненной правдой. Ты сама можешь поговорить со спецназовцами и лично убедиться в моей правоте. Десантники – это глыбы мускулов, автоматов и рефлексов. Мозгами там и не пахнет. Мозги там просто не нужны. Если ты начнешь думать, в кого стрелять, вместо того, чтобы просто стрелять, тебя положат на раз-два. Специалисты со мной согласятся.
– Но ты пишешь книги не для специалистов. Специалистам твои опусы на фиг не нужны. Ты пишешь для обычных людей, а обычные люди с замиранием сердца ждут продолжения сериала «Спецназ» на ОРТ. И они верят, что спецназовцы – это добрые, умные, сильные и отважные герои.
– Эрнст может раскрутить кого угодно. Он даже Пушкина как-то раскрутил.
– Не трогай Эрнста. Он – мой кумир.
– Не сотвори себе… Так что мы будем делать с моей книгой?
– С какой книгой?
– Ну с той самой, которую завернули.
– Вот я и спрашиваю, с какой книгой. Книга – это несколько сотен страниц в переплете, с красочной обложкой и ценником на последней странице. Так что никакой книги у тебя нет.
– Я слышу в твоем голосе сарказм.
– Наверное, это потому, что он там присутствует. Скажи, а тебе никогда не приходило в голову написать что-нибудь приличное, что люди смогут читать в метро, не заворачивая книгу в оберточную бумагу, чтобы спрятать под ней фамилию автора, что-нибудь, о чем можно будет побеседовать в интеллигентном обществе за чашкой чаю, что-нибудь, что вызовет хоть одну положительную рецензию? Без крови, спермы и извращенного секса?
– А я думал, что читатели любят кровь и сперму. Послушать критиков, так сейчас больше ни о чем и не пишут.
– Видно, ты перепутал с пропорцией. Опять же я не спорю, что сексуальный маньяк может несколько оживить повествование, но только если он не главный положительный герой. Однако оставим на минуту твой последний опус, скажи лучше: о чем ты пишешь сейчас?
– Рад, что ты спросила. Это очень любопытная вещица. Этакая пародия на историю короля Артура и рыцарей Круглого стола, перенесенная в наше время, в Москву. Артур, он авторитет, очень демократичный, собирает своих братанов за круглым столом. Его правая рука, Леня Озерный, рыцарь Горбатого Запорожца, советник по кличке Мерлин, подсевший на колеса, ну и там все такое, история идет почти один в один, только с нашими реалиями.
– А Гвиневера там есть?
– Конечно, и Мордред тоже. Они являются ключевыми фигурами легенды.
– А твой Ланселот, то есть Леня Озерный, он уже полюбил Гвиневеру анально?
– На сороковой странице.
– Не думай, что мне это так интересно, я просто хотела убедиться. Теперь я уверена, что приняла правильное решение.
– Какое решение?
– Сегодняшний отказ был последней каплей. Я – хороший агент, но даже мне не удается продавать твои книги, а это значит, что твои книги – дерьмо.
– Возражение. Книги должны пробуждать в людях эмоции, не важно какие. Я пробуждаю отрицательные, ну и что с того?
– Ничего. Просто в дальнейшем ты будешь их пробуждать без меня.
– Как это?
– Не знаю. Наверное, с помощью другого агента. Может быть, у него получится лучше, чем у меня. Ха-ха.
– Ты бросаешь меня?
– Я разрываю наше деловое сотрудничество, милый.
– Э… хм… У меня нет слов.
– Эта фраза очень точно характеризует тебя, как писателя. Так что иди и полюби сам себя анально. Привет.
Отбой.
Да, какие тут могут быть стихи с прозой, если вопрос стоит уже о крахе писательской карьеры. К черту эту рецензию, пусть сами что-нибудь сочиняют. К черту эту пародию, народ все равно такие пародии не любит. Надо что-то делать.
И со свойственной русским людям изобретательностью Серега решил начать спасение своей карьеры от полного краха с поисков истины. А истина, как известно, в вине. Или в водке. Это для кого как.
Архив Подземной Канцелярии
Собрание искушений
Том 5792. Глава 482. Искушения демона Скагса
Хроника второго искушения
День второй
Глаз упрямо не желал открываться, со всей справедливостью полагая, что ничего хорошего он не увидит. Веки словно склеились «супермоментом» и не размыкались, несмотря на все усилия моргательных мышц.
– Мммм, – внятно сказал Серега и попытал счастья с другим глазом.
О том, чтобы задействовать какую-то другую часть тела, сейчас и речи не шло. Серега не знал, какой сплав считается самым тяжелым в мире, но у него создавалось впечатление, что ему отрезали его родные руки и ноги и заменили их на протезы из этого сплава. На что ему заменили голову, он старался не думать.
– Мммммм!
Второй глаз оказался сговорчивее. Он поддался усилию воли, дернулся и открылся. Еще минут пять ушло на фокусировку.
Перед Серегой оказалось лицо. Лицо было помятым и страшным. Еще оно было мужским и лежало почти вплотную.
– Ни фига себе! – сказал Серега.
Его первой кошмарной мыслью было, что он допился до педерастии, весьма популярной в светских тусовках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Деньги платят за прозу. Посмотрим, что там у нас с прозой. На чем я остановился?
«Хаос и анархия правили на землях, плодоносящих ранее. Мордор, пришедший ниоткуда, распространился вокруг, и не было ему преграды. Мрак ночи воцарился над проклятой страной. Силы Зла собрались вокруг нее, коршуны кружили над полями, они чуяли добычу…
И слаб был старый правитель, и не мог он сразиться с напастью огромною, и явил он народу наследника, и стал править наследник так, как старый правитель не решался. И объявил он войну гордому горному народу ваххабитов за то, что порушили они дома в стольном городе, и сила железная, сила могучая, отправилась в горы. И сгинула сила там без остатку, лишь вести радостные передавая время от времени».
Хрень какая, а? А если так попробовать: «И были по всей стране времена смутные. И бесчинствовали сборщики податей, и братан поднимал руку на братана, и раскольники боярами становились, и стал безумный воин Данила Багров национальным героем, а соглядатай грузов из славного Курска-города – последним».
Былинная проза на современный лад. Про какой это год я пишу? Двухтысячный? Тогда надо узнаваемые временные реалии вставить. Что там у нас было самого узнаваемого?
«И из странного ящика этого, блюдечко с наливным яблочком сменившего, пугали народ со страстию, в то же время миллионы суля ему, пробуждая в нем алчность лютую, слабое звено выискивая.
И рыжий демон с нерусской фамилией, он рубильником страны поигрывал, отправляя во тьму египетскую регионы одним движением».
Чубайса правильно приложил, народ Чубайса не любит, так что можно считать эту строчку конъюнктурной.
«И был добрый молодей Женечка, Киселем его звали по батюшке, потерял он кнопку четвертую, и шестую потом потерял еще. Не понравился он правителю, был он дерзок, не то докладывал он народу страны великому, не о том он вещал ему. И был изгнан он с телевидения».
На данный момент доброго молодца Женечку поперли с телевидения в третий раз. Может, и это как-нибудь отразить? Или не стоит? Возьмут и попрут из издательства вслед за Женечкой.
«И Береза, он тоже молодец, торговал он нефтью по-крупному, и каналы себе прокладывал, и правителю денег отстегивал. Но прогневал он чем-то правителя, и послал тот за БАБом опричнину, но успел скрыться Береза-молодец, за границу за нашу железную».
Где до сих пор и сидит. В Лондоне. Где бы мне столько бабла наворовать, чтобы в Лондон свалить?
«И князь стольный с кепкой огромною приютил бесталанного скульптора, дал еды, дал вина, дал девочек, а потом и денег дал еще, и построил скульптор статую, неизвестно кому посвященную, и поставил князь стольный статую на Москве на реке на матушке. И назвали статую Питером, и не нравилась статуя жителям, но плевал князь стольный на жителей, до сих пор стоит эта статуя».
Нет, против Лужкова я лично ничего не имею, и против Петра Первого тоже. Может, Церетели и не Микеланджело, но чего такую трагедию из-за статуи какой-то разводить? Не нравится – отвернись и смотри в другую сторону.
«И явились всем шесть отшельников, и закрылись они в гостинице посидеть, о вечном подумати, и кто лучше других подумает, тот получит пещеру московскую. И приникла страна к экранищам, и приникла к замочным скважинам посмотреть, как живут отшельники, что едят и как размножаются».
Один раз за всю съемку программы «За стеклом» кто-то там кого-то развел на секс, так вся страна к экранам прилипла, а фотки в Интернете до сих пор гуляют. И не сказать, что они там все красавцы писаные, и камерой снимали инфракрасной, так что качество сами понимаете какое, и извращений никаких не было. На что смотреть? Не видели, как люди сексом занимаются? Прогуляйтесь до ближайшей палатки и купите себе кассету с порно.
«За границею диво дивное, бабы платья стирают лишь изредка, и хранят они платья грязные, загребая деньги огромные».
Моника Левински – писательница! Кто бы мог подумать. А мне кого совратить надо, чтобы такой популярности добиться? Тэтчер уже в отставке…
«И разбойников стало несчитано, и мочили их всех опричники, и мочили их всех в сортирищах по приказу страны правителя. Но не всех замочили опричники, не хватило на всех сортиров-то, а в других же местах не велено бандюков же валить опричникам.
А правитель, он добрый молодец, самый добрый и самый молодец, он агент КГБ могучего, он из Питера, славного города. В истребителях он полетывал, про дзюдо он книги пописывал, и на лыжах он с гор катается, и с народом он часто встречается, и березы он валит по-черному, и гусиной охотой мается.
А страна живет по-своему, самолеты с неба падают, в океанах подлодки топятся, и хранятся отходы токсичные, и взрываются электростанции. Но зато у народа могучего есть и тайна своя великая…»
Телефонный звонок нарушил тишину, в которой Серега обдумывал, что за великая тайна может быть у могучего народа и кого еще можно укусить за задницу в этом тексте. Лужков, Березовский, Чубайс, Киселев, Буш с Моникой, Путин… Путина он даже два раза укусил. Или три. Ладно, на то он и президент. Должны же быть в этой должности хоть какие-то минусы.
Телефон прозвонил в третий раз. Нет, если разобраться, то Путин молодец, подумал Серега, хоть я за мужика и не голосовал и с политикой его в принципе не согласен, в профессионализме ему не откажешь. На каком уровне мастерства он нас всех делает, а? В ФСБ дураков не держат. Серега даже поговорку новую придумал. «Плох тот шпион, который не мечтает стать президентом».
Пятый звонок.
Адская работа писать этим ямбом. Или это хорей? Размер то и дело ломается, текст надо будет потом причесывать и вылизывать. Но сейчас на это время лучше не тратить, а-то совсем завязну на первой странице. Это же вступление, черт побери! Нет, поэмы писать я никогда не буду. Вон даже Пушкину стихи надоели, он прозой записал. Трумэн Капоте дореволюционного периода.
Седьмой звонок.
Нет, курчавый тоже молодец. «Мой дядя самых гнутых правил…» Из «Онегина» классная пародия может выйти. Сделать из Женьки правильного пацана, дядя пусть будет паханом группировки, а Ленский… Ментом, что ли? Да, продажным ментом. Женька забивает Ленскому стрелу на сотом километре МКАД и там валит. А Татьяна будет его шмарой. И эпиграф из Черномырдина: «Пушкин – это наше всё».
Девятый звонок.
Не, над Пушкиным издеваться не дадут. Такой юбилей ему отгрохали не для того, чтобы я на него пародии писал. Пушкин – это святое, наше национальное достояние. У нас всех национальных достояний – поэт из негров, писатель из татар да куча ученых из евреев, и все пылью давно заросло. Не родит земля русская больше национальных достояний.
Одиннадцатый звонок.
Жириновский! Как я о нем забыл-то! Его же срочно надо в текст вставить, как же вступление – и без Жирика! Какая песня без баяна, какое стебалово без сына юриста. А про что? Про сапоги и Индийский океан или как они с Немцовым водой плещутся? С Жириком трудно, слишком выбор большой.
Тринадцатый звонок.
Не утихомирились еще. Значит, по делу звонят, другие бы давно плюнули. Наверное, придется ответить.
– Алло?
– Ты что, дрыхнешь, скотина?
– Здравствуй, Катя. Я тоже рад тебя слышать.
– У меня уже телефон раскалился, пока я до тебя дозваниваюсь.
– Зато тебе не холодно.
– Мне и так не холодно.
– Искренне за тебя рад.
– Стоп. Я тебя знаю, как облупленного, такой треп ты можешь поддерживать бесконечно, а нам с тобой надо серьезно поговорить.
– Назови только время и место.
– По телефону. Я сегодня созванивалась с издательством, и у меня для тебя плохие новости.
– Они отложили публикацию на год?
– Хуже. Они совсем ее сняли.
– Почему?
– Хороший вопрос, Сереженька. Когда я услышала об этом, я приехала к главному редактору и спросила у него лично. Его ответ занял сорок минут.
– А если сжато?
– Никогда не любила конспекты. Но если коротко – твоя книга по своей концепции идет вразрез с общей политикой их издательского дома.
– И в чем это выражается?
– Она антисоциальна, так мне сказали.
– И что это значит?
– Это значит, что ты не любишь народ, о котором пишешь, и страну, в которой живешь.
– Да, я не люблю народ. Народ никто не любит. Народ – это серая аморфная масса, и ее невозможно любить. Любить можно только конкретных паца… людей. Народ никто не любит. А что касается страны… Чтобы любить это, надо быть извращенцем. Я – извращенец, но не до такой степени.
– Кроме того, редактор сказал, что ему не нравится твой стиль, и тут я с ним полностью согласна. Хочешь навскидку? Что это за фраза «троллейбус блеванул пассажирами на тротуар»?
– Это метафора.
– Она тошнотворна.
– Зато она точно отражает реальное состояние дел. Ты видела, что творится по утрам в общественном транспорте?
– Нет.
– Конечно, ты не видела. У тебя хорошая машина, и она не ломается два раза в неделю.
– Мы сейчас говорим не обо мне, но раз уж тебя так волнует моя машина… Да, у меня хорошая машина, потому что я хороший агент. И, если бы ты был хорошим писателем, у тебя бы тоже была хорошая машина. А у тебя плохая машина, и это значит, что ты плохой писатель.
– Я – хороший писатель.
– Хороших писателей публикуют.
– Меня тоже публикуют.
– Да, благодаря мне. Но не больше одного раза в каждом издательстве, пока главного редактора не похоронят под письмами твоих благодарных читателей.
– Народ не созрел для моих книг.
– Или ты не созрел для того, чтобы писать для народа.
– Народу не нравится, что я пишу?
– Не в этом дело. Понимаешь, проблема не в том, что ты пишешь, а в том, как ты это пишешь. У тебя есть очень хорошие сюжеты, поверь мне, я знаю в этом толк, но то, как ты их подаешь…
– А как я их подаю?
– Отвратительно. Когда ты рассказывал мне сюжет о девочке, которая приезжает из провинции завоевывать Москву и становится моделью, я чуть ли не плакала. Если бы ты написал дамский роман по этому сюжету, он стал бы бестселлером, как у Сидни Шелдона или Джоан Коллинз. А ты что сделал? Возьмем хотя бы название – «Молодые и трахнутые»…
– Хорошее название. Точно отражает содержание.
– И ладно бы ты использовал слово «трахнутые» в переносном смысле.
– А я его в каком смысле использовал?
– Ты прекрасно знаешь в каком. Какого секса не было в твоей книге? Оральный, анальный, садо-мазо, лесбийский, гомосексуальный, даже зоофилия…
– Таков мир моделей. Я – раб правды.
– Тогда иди работать в «Московский комсомолец»! Будешь вести колонку светских новостей.
– В «МК» нет такой колонки.
– Они откроют ее специально для тебя.
– Сомневаюсь.
– И правильно делаешь. Твой стиль не подойдет даже для «МК». Тебе прямая дорога в бульварную прессу. Тот твой роман о похищенных у ФСБ и спрятанных в Казахстане атомных бомбах, если бы его сюжет разрабатывал Том Клэнси, принес бы автору миллионы долларов. А твой тираж? Пять тысяч экземпляров. А мой процент? Слезы. Я на сигареты в месяц больше трачу.
– Том Клэнси живет в Америке, потому и получает в долларах. А ты и так очень много куришь.
– Какое ты придумал название? От твоих названий можно сойти с ума. «Ядерный педераст»! Кому ты хотел угодить этим названием? Сексуальным меньшинствам? Они на то и меньшинства, чтобы не опираться на их вкус. Зачем ты сделал главного героя педиком?
– Чтобы показать, что ничто человеческое разведчикам не чуждо. Кроме того, мне хотелось разбить надоевший образ шпиона-супермена, с бокалом мартини в одной руке, сигарой в другой и сексапильной блондинкой под мышкой.
– Тебе это удалось. Твои книги никогда не экранизируют только потому, что ни один актер не возьмется играть твоих героев.
– Экранизация всегда слабее литературного первоисточника.
– Ага. А как ты объяснишь вот эту фразу, за которую издателей чуть не распяло руководство ВДВ? «Отсутствие мозгов является основополагающим фактором для зачисления индивидуума в ряды сил специального назначения»?
– Я и не думал, что руководство ВДВ читает мои книги.
– Ему рассказали.
– А объясню я эту фразу суровой жизненной правдой. Ты сама можешь поговорить со спецназовцами и лично убедиться в моей правоте. Десантники – это глыбы мускулов, автоматов и рефлексов. Мозгами там и не пахнет. Мозги там просто не нужны. Если ты начнешь думать, в кого стрелять, вместо того, чтобы просто стрелять, тебя положат на раз-два. Специалисты со мной согласятся.
– Но ты пишешь книги не для специалистов. Специалистам твои опусы на фиг не нужны. Ты пишешь для обычных людей, а обычные люди с замиранием сердца ждут продолжения сериала «Спецназ» на ОРТ. И они верят, что спецназовцы – это добрые, умные, сильные и отважные герои.
– Эрнст может раскрутить кого угодно. Он даже Пушкина как-то раскрутил.
– Не трогай Эрнста. Он – мой кумир.
– Не сотвори себе… Так что мы будем делать с моей книгой?
– С какой книгой?
– Ну с той самой, которую завернули.
– Вот я и спрашиваю, с какой книгой. Книга – это несколько сотен страниц в переплете, с красочной обложкой и ценником на последней странице. Так что никакой книги у тебя нет.
– Я слышу в твоем голосе сарказм.
– Наверное, это потому, что он там присутствует. Скажи, а тебе никогда не приходило в голову написать что-нибудь приличное, что люди смогут читать в метро, не заворачивая книгу в оберточную бумагу, чтобы спрятать под ней фамилию автора, что-нибудь, о чем можно будет побеседовать в интеллигентном обществе за чашкой чаю, что-нибудь, что вызовет хоть одну положительную рецензию? Без крови, спермы и извращенного секса?
– А я думал, что читатели любят кровь и сперму. Послушать критиков, так сейчас больше ни о чем и не пишут.
– Видно, ты перепутал с пропорцией. Опять же я не спорю, что сексуальный маньяк может несколько оживить повествование, но только если он не главный положительный герой. Однако оставим на минуту твой последний опус, скажи лучше: о чем ты пишешь сейчас?
– Рад, что ты спросила. Это очень любопытная вещица. Этакая пародия на историю короля Артура и рыцарей Круглого стола, перенесенная в наше время, в Москву. Артур, он авторитет, очень демократичный, собирает своих братанов за круглым столом. Его правая рука, Леня Озерный, рыцарь Горбатого Запорожца, советник по кличке Мерлин, подсевший на колеса, ну и там все такое, история идет почти один в один, только с нашими реалиями.
– А Гвиневера там есть?
– Конечно, и Мордред тоже. Они являются ключевыми фигурами легенды.
– А твой Ланселот, то есть Леня Озерный, он уже полюбил Гвиневеру анально?
– На сороковой странице.
– Не думай, что мне это так интересно, я просто хотела убедиться. Теперь я уверена, что приняла правильное решение.
– Какое решение?
– Сегодняшний отказ был последней каплей. Я – хороший агент, но даже мне не удается продавать твои книги, а это значит, что твои книги – дерьмо.
– Возражение. Книги должны пробуждать в людях эмоции, не важно какие. Я пробуждаю отрицательные, ну и что с того?
– Ничего. Просто в дальнейшем ты будешь их пробуждать без меня.
– Как это?
– Не знаю. Наверное, с помощью другого агента. Может быть, у него получится лучше, чем у меня. Ха-ха.
– Ты бросаешь меня?
– Я разрываю наше деловое сотрудничество, милый.
– Э… хм… У меня нет слов.
– Эта фраза очень точно характеризует тебя, как писателя. Так что иди и полюби сам себя анально. Привет.
Отбой.
Да, какие тут могут быть стихи с прозой, если вопрос стоит уже о крахе писательской карьеры. К черту эту рецензию, пусть сами что-нибудь сочиняют. К черту эту пародию, народ все равно такие пародии не любит. Надо что-то делать.
И со свойственной русским людям изобретательностью Серега решил начать спасение своей карьеры от полного краха с поисков истины. А истина, как известно, в вине. Или в водке. Это для кого как.
Архив Подземной Канцелярии
Собрание искушений
Том 5792. Глава 482. Искушения демона Скагса
Хроника второго искушения
День второй
Глаз упрямо не желал открываться, со всей справедливостью полагая, что ничего хорошего он не увидит. Веки словно склеились «супермоментом» и не размыкались, несмотря на все усилия моргательных мышц.
– Мммм, – внятно сказал Серега и попытал счастья с другим глазом.
О том, чтобы задействовать какую-то другую часть тела, сейчас и речи не шло. Серега не знал, какой сплав считается самым тяжелым в мире, но у него создавалось впечатление, что ему отрезали его родные руки и ноги и заменили их на протезы из этого сплава. На что ему заменили голову, он старался не думать.
– Мммммм!
Второй глаз оказался сговорчивее. Он поддался усилию воли, дернулся и открылся. Еще минут пять ушло на фокусировку.
Перед Серегой оказалось лицо. Лицо было помятым и страшным. Еще оно было мужским и лежало почти вплотную.
– Ни фига себе! – сказал Серега.
Его первой кошмарной мыслью было, что он допился до педерастии, весьма популярной в светских тусовках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59