Я прибавил пунктирную линию к Дженнифер и Сьюзен и написал: «Эдвард Байрон», и рядом знак вопроса. И вдруг меня что-то подтолкнуло, и я провел третий пунктир и вписал имя Дэвида Фонтено между Агуиллардами и Ремарром. Основывался я на связи с Хани-Айлендом и вероятности того, что Странник мог выманить Фонтено на болота, а затем дал знать Джо Боунзу, что там будет Дэвид Фонтено.
Тогда напрашивался вывод, что убийца входил в число людей, известных семье Фонтено. В заключение я написал на отдельном листе имя Эдварда Байрона и приколол его рядом с основной композицией.
Я присел на край кровати и, вдыхая витающий в воздухе комнаты запах Рейчел, стал рассматривать свои записи, мысленно вертя их так и эдак в надежде найти нужную зацепку. Однако ничего у меня не получалось. Но перед тем, как отправиться к себе дожидаться возвращения Эйнджела с Луисом из Батон-Руж, я сделал одно добавление: соединил тонкой линией имя Дэвида Фонтено со знаком вопроса, представляющим неизвестную девушку, погибшую на болотах. Я не знал тогда, что этой линией значительно сокращаю расстояние до царства Странника.
* * *
Я вернулся в свою комнату и сел у балкона, наблюдая за Рейчел. Она спала тревожным сном: глаза быстро двигались под закрытыми веками, раз или два она застонала, отталкивая во сне кого-то, ноги под одеялом ерзали по простыни. Но тут в коридоре послышались голоса Эйнджела и Луиса. В тоне первого сквозило сильное раздражение, а второй по обыкновению оставался невозмутимым, но в голосе его слышались иронические нотки.
Я открыл дверь раньше, чем они постучали, и предложил поговорить у них. Они ничего не знали о бойне в Мэтери, поскольку, по словам Эйнджела, радио в машине они не включали. Губы его побелели, а лицо было пунцовым от злости. Таким мне видеть Эйнджела еще не приходилось.
Перепалка продолжилась и в номере. Похоже, в процессе беседы эффектная блондинка Стейси Байрон, сумевшая и в сорок с небольшим сохранить умопомрачительную фигуру, положила глаз на Луиса, и тот в некотором смысле ответил на ее благосклонность.
– Успокойся, я лишь старался выудить из нее побольше сведений, – Луис покосился на Эйнджела, губы его смешливо подрагивали. Кажется, ему даже льстила эта вспышка ревности.
– Да уж, старался ты здорово! – взорвался Эйнджел. – Только интересовали-то тебя номер ее лифчика да размер задницы!
Луис выкатил глаза, изображая недоумение, чем еще больше подлил масла в огонь. Мне даже показалось, что Эйнджел готов его ударить: сжав кулаки, он сделал шаг в сторону приятеля, но вовремя взял себя в руки и сдержался.
Мне стало жаль Эйнджела. Я не верил, что за ухаживанием Луиса за Стейси Байрон стояло что-то большее, чем естественная реакция на знаки внимания и искренняя уверенность, что таким образом ему скорее удастся разговорить бывшую жену Эдварда Байрона, но в то же время я знал, как много значил Луис для Эйнджи. Прошлое обоих было темным и тяжелым, но я знал о таких моментах в жизни Эйнджела, о которых Луис, как мне думается, иногда забывал.
Попав в тюрьму на Рикерс-Айленд, Эйнджел привлек к себе внимание одного типа по имени Уильям Вэнс. Во время разбойного нападения этот Вэнс убил лавочника-корейца, за что и заработал срок, но у полиции были подозрения, что он изнасиловал и замучил до смерти пожилую женщину в Ютике, а также, возможно, имел отношение к похожему убийству в Делавэре. Убедительных доказательств полиция представить не могла, но, как только появилась возможность засадить Вэнса в тюрьму за убийство корейца, окружной прокурор, надо отдать ему должное, этот шанс не упустил и упрятал мерзавца за решетку.
Так вот, этот негодяй Вэнс вбил себе в голову, что ему нужна смерть Эйнджела. До меня дошел слух, что Вэнс домогался Эйнджела, и тот за это вышиб ему в душевой зуб. Но никогда не знаешь, что может взбрести в голову таким типам, как Вэнс, у которых разум замутнен ненавистью и похотью. После стычки Вэнсу уже казалось мало добиться Эйнджела, он жаждал его убить, а перед этим как следует помучить. После недели пребывания в тюрьме стало ясно, что Эйнджелу не удастся протянуть там и месяца.
У Эйнджела не было товарищей в тюрьме, да и на свободе их было не густо, поэтому он позвонил мне. Я знал, как много ему стоило переломить себя. У него была своя гордость, и в других обстоятельствах он нашел бы способ решить дело, не вмешивая в это полицейского. Но Вэнс, с его вытатуированными на руках окровавленными ножами и паутиной на груди, представлял далеко не декоративную угрозу.
Я сделал все, что смог. Достал дело Вэнса и снял копии с протокола его допроса в связи с убийством в Ютике и другими схожими эпизодами. Я сделал копии собранных против него улик и показания свидетельницы, которая отказалась от своих слов, после того как Вэнс пригрозил насилием и смертью ей и ее детям, если она решится свидетельствовать против него в суде. Затем я отправился в Рикерс.
Наш разговор с Вэнсом происходил через прозрачную перегородку. Под левым глазом у него появилась татуировка тушью еще одной, третьей, слезы – каждая означала отнятую жизнь. Сзади на шее виднелся силуэт паука. Я поговорил с ним тихо-мирно десять минут и предупредил, что, если с Эйнджелом случится хоть что-нибудь, я постараюсь, чтобы в тюрьме все до последнего зека узнали, что Вэнс на волосок от обвинений в извращенных убийствах на сексуальной почве беззащитных пожилых женщин. Ему оставалось по меньшей мере пять лет до того, как он мог рассчитывать на условное освобождение. Если бы в тюрьме узнали, в чем он подозревается, эти пять лет ему пришлось бы провести в одиночке или в специальной камере, иначе его очень скоро отправили бы на тот свет. Но даже в изоляторе Вэнсу пришлось бы каждый раз проверять, не подмешано ли в еду толченое стекло, а еще молиться, чтобы конвоир ни на минуту не ослабил бдительность, выводя его на ежедневную прогулку или по пути к тюремному врачу, на прием к которому он запросится, когда напряжение станет невыносимым.
Вэнс все это прекрасно знал и, тем не менее, спустя два дня после нашего разговора попытался кастрировать Эйнджела ножом. Дело закончилось бы для него совсем плачевно, но Эйнджел очень удачно и вовремя двинул Вэнса каблуком по колену, хотя разъяренный насильник, падая, успел все же резануть его, и Эйнджелу наложили двадцать швов на живот и бедро.
Следующим утром неизвестные навалились на Вэнса в комнате для умывания и влили в него раствор моющего средства, предварительно вставив в рот гаечный ключ, чтобы не закрылся. Отрава выжгла Вэнсу все внутренности, он едва выжил. На всю оставшуюся жизнь он превратился в развалину и по ночам завывал от боли. Все это сделал один мой телефонный звонок, и теперь мне приходится с этим жить.
После освобождения Эйнджел сошелся с Луисом. Не знаю точно, как нашли друг друга эти два одиноких человека, но их союзу уже шесть лет. Эйнджел нуждался в Луисе, и Луису по-своему не меньше был нужен Эйнджел. Но иногда мне казалось, что основной вес в их отношениях лежит на Эйнджеле. В союзе двух мужчин или мужчины и женщины в конечном итоге один из партнеров испытывает более глубокое чувство, и обычно из-за этого ему или ей приходится страдать.
Оказалось, что Эйнджелу с Луисом не удалось выведать у Стейси Байрон ничего существенного. С фасада за домом следили федералы или местные полицейские, но приятели зашли со двора. Блистая улыбкой и осанкой завсегдатая фитнес-клуба, Луис сообщил ей, что они проверяли ее сад. В течение следующего часа разговор шел о ее бывшем муже и о том, как часто Луис тренируется и были ли у него белые женщины. С этого момента Эйнджел начал злиться по-настоящему.
– Она говорит, что не видела его месяца четыре, – рассказывал Луис. – И в последнюю их встречу они не разговаривали долго. Он спросил, как она, как дети и захватил с чердака кое-что из своих старых вещей. У него был пакет с фирменной эмблемой одного из магазинов в Опелоусесе, и теперь федералы перенесли поиски туда.
– Она знает, почему разыскивают ее мужа?
– Нет. Как они ей объяснили, он мог бы им помочь сведениями по каким-то нераскрытым преступлениям. Но она не тупая, и я постарался выведать у нее побольше. Как она говорит, его всегда интересовала медицина, и ему одно время хотелось стать врачом, хотя образования для этого он не имел никакого.
– А ты не спросил, смог бы он, по ее мнению, ее убить?
– Мне и спрашивать не пришлось. Когда они спорили из-за условий развода, он грозился ее прикончить.
– А она запомнила, что он тогда сказал?
– Угу, – кивнул Луис. – Он пообещал содрать шкуру с ее паршивой рожи.
* * *
Эйнджел и Луис расстались, не помирившись. Эйнджел удалился в комнату Рейчел, а Луис уселся на балконе, и Новый Орлеан окружил его своими запахами и звуками, но приятными из них были далеко не все.
– Я бы не прочь перекусить, – признался Луис. – А ты как?
Мне казалось, он настроен поговорить, но я еще ни разу не оставался в обществе одного Луиса без Эйнджела.
Надо было проведать, как там Рейчел. В постели ее не было, а в ванной шумела вода. Я негромко постучал.
– Открыто, – ответила она.
Я вошел и увидел ее, прикрывающуюся занавеской.
– Тебе идет, – одобрил я. – В этом сезоне прозрачная пленка – последний писк.
Выглядела она неважно. Сон не освежил ее. Под глазами остались черные круги, и вид у нее был усталый и болезненный. Она улыбнулась вымученной улыбкой.
– Хочешь, пойдем куда-нибудь поедим?
– Мне есть не хочется. Я немного поработаю, а потом проглочу пару таблеток, чтобы поспать хорошенько, без снов.
Я сказал, что мы с Луисом собираемся пойти перекусить, и вернулся к Эйнджелу. Он просматривал набросанные Рейчел заметки.
– Много пустых мест, – кивнул он на листок с моей схемой на стене спальни.
– Некоторые детали надо еще выяснить.
– Ага, например, кто это сделал и почему, – криво усмехнулся Эйнджел.
– Ну, зачем же зацикливаться на мелочах, – в тон ему ответил я. – Как ты, ничего?
Он кивнул.
– Что-то все это, – он махнул рукой на рисунки, развешанные по стене, – начинает на меня действовать.
– Мы с Луисом идем перекусить. Ты с нами?
– Нет, я вам только аппетит испорчу. Луис в твоем распоряжении.
– Большое спасибо, приму к сведению. А ты пока присмотри за Рейчел, хорошо? Ей сегодня не сладко. Я буду напротив.
* * *
Мы с Луисом сидели в ресторане «У Феликса» на углу Бербон-стрит и Ибервилл-стрит. Туристы больше жаловали заведение напротив, где в ладьях из французского хлеба подавали красную фасоль и рис с пряностями, либо отправлялись в классический французский ресторан, такой как «Нола». В «Феликсе» кормили попроще, но добротно и сытно.
Луис заказал устриц и ел их с подливкой, запивая пивом, а я выбрал картофель фри, цыпленка и минеральную воду.
– Официант думает, что ты красотка из балета, – заметил Луис, когда я отхлебнул воды. – Если бы в городе был балет, он бы стал выпрашивать у тебя билеты.
– Кто о чем думает, – ответил я, – а ты не соответствуешь стереотипу и путаешь все карты. Может быть, тебе нужно держаться жеманнее.
Он усмехнулся и поднял руку, чтобы заказать еще пива. Заказ прибыл немедленно. Официант убедился, что у нас есть все, что нужно, и постарался не задерживаться у нашего столика. И другие посетители предпочитали идти к своим местам кружным путем, подальше от нас, а те, кому пришлось с нами соседствовать, старались побыстрее разделаться с едой. А все из-за Луиса: его словно окружало облако потенциальной угрозы, более того, возникало чувство, что угроза может материализоваться, причем произойдет это не в первый раз.
– А как насчет твоего друга Вулрича? – спросил Луис, запивая еду пивом. – Ты ему доверяешь?
– Даже не знаю. У него свои планы.
– Он из ФБР. А у них всегда свой интерес, – Луис смотрел на меня изучающим взглядом. – Знаешь, если бы ты в связке с ним пошел в горы и повис бы над пропастью, мне думается, он бы обрезал веревку.
– Ты – циник.
– Если бы мертвые могли говорить, они бы назвали всех циников реалистами, – снова скривил губы в усмешке Луис.
– Если бы мертвые могли говорить, они бы посоветовали нам заниматься больше сексом, пока мы на это способны, – я ткнул вилкой в картошку. – У федералов есть на тебя что-нибудь?
– Разве что подозрения, и ничего больше. Но не об этом теперь речь.
Он смотрел на меня не мигая, и во взгляде его не осталось тепла. Если бы Луис почувствовал, что Вулрич подобрался к нему слишком близко, он убил бы его и после не мучался бы угрызениями совести. Такая вот мысль пришла мне в голову в этот момент.
– А почему Вулрич нам помогает? – спросил Луис.
– Я тоже об этом думал, – признался я. – И ничего определенного не придумал. Частично его помощь можно объяснить необходимостью находиться в курсе всего происходящего. Снабжая меня информацией, он имеет возможность контролировать степень моего участия.
Но этим дело не ограничивалось. Луис не ошибся. Вулрич следовал своим планам и интересам. В нем существовала скрытая глубина, но у меня о ней имелось только отдаленное представление. Вот так колебание цвета воды на поверхности океана дает понять, что внизу скрыты крутые склоны и бездонные пропасти. Он был не из тех, с кем легко и просто. Наши дружеские отношения складывались на его условиях. За время нашего знакомства от него, случалось, месяцами не приходило известий. Он компенсировал такие перерывы странной преданностью, создавая ощущение, что он никогда не забывает тех, кто ему близок, даже исчезая на некоторое время из их жизни.
Но на службе он вел себя жестко. Должности заместителя начальника отдела Вулрич добился, подсиживая других, присоединяя свое имя к ответственным операциям и вставляя палки в колеса тем, кто стоял на его пути. Его честолюбие не знало пределов, и, возможно, он рассчитывал, что поимка Странника откроет ему дорогу дальше наверх: к должности начальника отдела, помощника начальника отдела в управлении и, может быть, он надеялся в будущем стать первым кандидатом на пост начальника отдела в управлении. Он уже позаботился о том, чтобы отстранить от расследования местную полицию, и постарался ограничить до минимума мое участие, в то же время снабжая меня информацией, чтобы я оставался в курсе событий. Давление на него было велико, во, если ему удастся довести дело Странника до победного конца, в Бюро его ожидали радужные перспективы.
Я тоже должен был сыграть в этой истории определенную роль. Вулрич это знал и был настроен максимально использовать наши дружеские отношения, чтобы довести дело до конца.
– Мне кажется, он сделал из меня наживку и ждет с удочкой в руках, – высказал я свои предположения Луису.
– Как, по-твоему, он многое скрывает? – Луис допил пиво и с удовольствием почмокал губами.
– Он похож на айсберг: над поверхностью находится только треть от массы глыбы. Если федералам что-то известно, они не станут делиться информацией с местной полицией, и Вулрич наверняка скроет ее от нас. Здесь разворачиваются еще какие-то события, но об этом известно только Вулричу и небольшому кругу федералов. Ты играешь в шахматы?
– Играю... по-своему, – сухо проговорил Луис. Я попробовал, но не смог представить, как он это делал.
– Вся эта история напоминает шахматную партию, – продолжал я. – Но разница в том, что ход другого игрока мы замечаем, когда оказывается взятой одна из наших фигур. А остальное время игра идет вслепую.
Луис жестом попросил счет. На лице официанта отразилось облегчение.
– А что наш мистер Байрон?
Я пожал плечами. Как ни странно, происходящее словно отдалилось от меня. С одной стороны, сказывалось наше участие в расследовании на второстепенных ролях, а с другой – мне самому требовалась эта отдаленность: необходима была некоторая дистанция, чтобы поразмыслить. Отчасти причина тому моя близость с Рейчел и странное чувство вины перед памятью Сьюзен.
– С Байроном нет пока ясности.
Мы только начинали составлять образ Байрона, как будто он фигура в центре мозаики, к которой могут подойти другие элементы головоломки.
– Постепенно мы разберемся, какова его роль в этом. Но сначала я хочу выяснить, что видел Ремарр в вечер убийства тетушки Марии и Ти Джина. А еще мне хочется понять, почему Дэвид Фонтено оказался один на Хани-Айленд.
Было ясно, как день, что Лайонел Фонтено выступит против Джо Боунза. Джо отлично это понимал и потому рискнул устроить бойню на кладбище в Мэтери. Как только Лайонел окажется в своих владениях, людям Боннано будет его не достать. Следующий ход был за Лайонелом.
Нам принесли счет. Я расплатился, а Луис оставил двадцать долларов чаевых – больше, чем стоил весь заказ. Официант смотрел на банкноту такими глазами, словно опасался, что изображенный на ней Эндрю Джексон укусит его, если он осмелится взять эти деньги.
– Думаю, у нас на очереди беседа с Лайонелом Фонтено, а потом и с Джо Боунзом, – сказал я, когда мы выходили из ресторана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Тогда напрашивался вывод, что убийца входил в число людей, известных семье Фонтено. В заключение я написал на отдельном листе имя Эдварда Байрона и приколол его рядом с основной композицией.
Я присел на край кровати и, вдыхая витающий в воздухе комнаты запах Рейчел, стал рассматривать свои записи, мысленно вертя их так и эдак в надежде найти нужную зацепку. Однако ничего у меня не получалось. Но перед тем, как отправиться к себе дожидаться возвращения Эйнджела с Луисом из Батон-Руж, я сделал одно добавление: соединил тонкой линией имя Дэвида Фонтено со знаком вопроса, представляющим неизвестную девушку, погибшую на болотах. Я не знал тогда, что этой линией значительно сокращаю расстояние до царства Странника.
* * *
Я вернулся в свою комнату и сел у балкона, наблюдая за Рейчел. Она спала тревожным сном: глаза быстро двигались под закрытыми веками, раз или два она застонала, отталкивая во сне кого-то, ноги под одеялом ерзали по простыни. Но тут в коридоре послышались голоса Эйнджела и Луиса. В тоне первого сквозило сильное раздражение, а второй по обыкновению оставался невозмутимым, но в голосе его слышались иронические нотки.
Я открыл дверь раньше, чем они постучали, и предложил поговорить у них. Они ничего не знали о бойне в Мэтери, поскольку, по словам Эйнджела, радио в машине они не включали. Губы его побелели, а лицо было пунцовым от злости. Таким мне видеть Эйнджела еще не приходилось.
Перепалка продолжилась и в номере. Похоже, в процессе беседы эффектная блондинка Стейси Байрон, сумевшая и в сорок с небольшим сохранить умопомрачительную фигуру, положила глаз на Луиса, и тот в некотором смысле ответил на ее благосклонность.
– Успокойся, я лишь старался выудить из нее побольше сведений, – Луис покосился на Эйнджела, губы его смешливо подрагивали. Кажется, ему даже льстила эта вспышка ревности.
– Да уж, старался ты здорово! – взорвался Эйнджел. – Только интересовали-то тебя номер ее лифчика да размер задницы!
Луис выкатил глаза, изображая недоумение, чем еще больше подлил масла в огонь. Мне даже показалось, что Эйнджел готов его ударить: сжав кулаки, он сделал шаг в сторону приятеля, но вовремя взял себя в руки и сдержался.
Мне стало жаль Эйнджела. Я не верил, что за ухаживанием Луиса за Стейси Байрон стояло что-то большее, чем естественная реакция на знаки внимания и искренняя уверенность, что таким образом ему скорее удастся разговорить бывшую жену Эдварда Байрона, но в то же время я знал, как много значил Луис для Эйнджи. Прошлое обоих было темным и тяжелым, но я знал о таких моментах в жизни Эйнджела, о которых Луис, как мне думается, иногда забывал.
Попав в тюрьму на Рикерс-Айленд, Эйнджел привлек к себе внимание одного типа по имени Уильям Вэнс. Во время разбойного нападения этот Вэнс убил лавочника-корейца, за что и заработал срок, но у полиции были подозрения, что он изнасиловал и замучил до смерти пожилую женщину в Ютике, а также, возможно, имел отношение к похожему убийству в Делавэре. Убедительных доказательств полиция представить не могла, но, как только появилась возможность засадить Вэнса в тюрьму за убийство корейца, окружной прокурор, надо отдать ему должное, этот шанс не упустил и упрятал мерзавца за решетку.
Так вот, этот негодяй Вэнс вбил себе в голову, что ему нужна смерть Эйнджела. До меня дошел слух, что Вэнс домогался Эйнджела, и тот за это вышиб ему в душевой зуб. Но никогда не знаешь, что может взбрести в голову таким типам, как Вэнс, у которых разум замутнен ненавистью и похотью. После стычки Вэнсу уже казалось мало добиться Эйнджела, он жаждал его убить, а перед этим как следует помучить. После недели пребывания в тюрьме стало ясно, что Эйнджелу не удастся протянуть там и месяца.
У Эйнджела не было товарищей в тюрьме, да и на свободе их было не густо, поэтому он позвонил мне. Я знал, как много ему стоило переломить себя. У него была своя гордость, и в других обстоятельствах он нашел бы способ решить дело, не вмешивая в это полицейского. Но Вэнс, с его вытатуированными на руках окровавленными ножами и паутиной на груди, представлял далеко не декоративную угрозу.
Я сделал все, что смог. Достал дело Вэнса и снял копии с протокола его допроса в связи с убийством в Ютике и другими схожими эпизодами. Я сделал копии собранных против него улик и показания свидетельницы, которая отказалась от своих слов, после того как Вэнс пригрозил насилием и смертью ей и ее детям, если она решится свидетельствовать против него в суде. Затем я отправился в Рикерс.
Наш разговор с Вэнсом происходил через прозрачную перегородку. Под левым глазом у него появилась татуировка тушью еще одной, третьей, слезы – каждая означала отнятую жизнь. Сзади на шее виднелся силуэт паука. Я поговорил с ним тихо-мирно десять минут и предупредил, что, если с Эйнджелом случится хоть что-нибудь, я постараюсь, чтобы в тюрьме все до последнего зека узнали, что Вэнс на волосок от обвинений в извращенных убийствах на сексуальной почве беззащитных пожилых женщин. Ему оставалось по меньшей мере пять лет до того, как он мог рассчитывать на условное освобождение. Если бы в тюрьме узнали, в чем он подозревается, эти пять лет ему пришлось бы провести в одиночке или в специальной камере, иначе его очень скоро отправили бы на тот свет. Но даже в изоляторе Вэнсу пришлось бы каждый раз проверять, не подмешано ли в еду толченое стекло, а еще молиться, чтобы конвоир ни на минуту не ослабил бдительность, выводя его на ежедневную прогулку или по пути к тюремному врачу, на прием к которому он запросится, когда напряжение станет невыносимым.
Вэнс все это прекрасно знал и, тем не менее, спустя два дня после нашего разговора попытался кастрировать Эйнджела ножом. Дело закончилось бы для него совсем плачевно, но Эйнджел очень удачно и вовремя двинул Вэнса каблуком по колену, хотя разъяренный насильник, падая, успел все же резануть его, и Эйнджелу наложили двадцать швов на живот и бедро.
Следующим утром неизвестные навалились на Вэнса в комнате для умывания и влили в него раствор моющего средства, предварительно вставив в рот гаечный ключ, чтобы не закрылся. Отрава выжгла Вэнсу все внутренности, он едва выжил. На всю оставшуюся жизнь он превратился в развалину и по ночам завывал от боли. Все это сделал один мой телефонный звонок, и теперь мне приходится с этим жить.
После освобождения Эйнджел сошелся с Луисом. Не знаю точно, как нашли друг друга эти два одиноких человека, но их союзу уже шесть лет. Эйнджел нуждался в Луисе, и Луису по-своему не меньше был нужен Эйнджел. Но иногда мне казалось, что основной вес в их отношениях лежит на Эйнджеле. В союзе двух мужчин или мужчины и женщины в конечном итоге один из партнеров испытывает более глубокое чувство, и обычно из-за этого ему или ей приходится страдать.
Оказалось, что Эйнджелу с Луисом не удалось выведать у Стейси Байрон ничего существенного. С фасада за домом следили федералы или местные полицейские, но приятели зашли со двора. Блистая улыбкой и осанкой завсегдатая фитнес-клуба, Луис сообщил ей, что они проверяли ее сад. В течение следующего часа разговор шел о ее бывшем муже и о том, как часто Луис тренируется и были ли у него белые женщины. С этого момента Эйнджел начал злиться по-настоящему.
– Она говорит, что не видела его месяца четыре, – рассказывал Луис. – И в последнюю их встречу они не разговаривали долго. Он спросил, как она, как дети и захватил с чердака кое-что из своих старых вещей. У него был пакет с фирменной эмблемой одного из магазинов в Опелоусесе, и теперь федералы перенесли поиски туда.
– Она знает, почему разыскивают ее мужа?
– Нет. Как они ей объяснили, он мог бы им помочь сведениями по каким-то нераскрытым преступлениям. Но она не тупая, и я постарался выведать у нее побольше. Как она говорит, его всегда интересовала медицина, и ему одно время хотелось стать врачом, хотя образования для этого он не имел никакого.
– А ты не спросил, смог бы он, по ее мнению, ее убить?
– Мне и спрашивать не пришлось. Когда они спорили из-за условий развода, он грозился ее прикончить.
– А она запомнила, что он тогда сказал?
– Угу, – кивнул Луис. – Он пообещал содрать шкуру с ее паршивой рожи.
* * *
Эйнджел и Луис расстались, не помирившись. Эйнджел удалился в комнату Рейчел, а Луис уселся на балконе, и Новый Орлеан окружил его своими запахами и звуками, но приятными из них были далеко не все.
– Я бы не прочь перекусить, – признался Луис. – А ты как?
Мне казалось, он настроен поговорить, но я еще ни разу не оставался в обществе одного Луиса без Эйнджела.
Надо было проведать, как там Рейчел. В постели ее не было, а в ванной шумела вода. Я негромко постучал.
– Открыто, – ответила она.
Я вошел и увидел ее, прикрывающуюся занавеской.
– Тебе идет, – одобрил я. – В этом сезоне прозрачная пленка – последний писк.
Выглядела она неважно. Сон не освежил ее. Под глазами остались черные круги, и вид у нее был усталый и болезненный. Она улыбнулась вымученной улыбкой.
– Хочешь, пойдем куда-нибудь поедим?
– Мне есть не хочется. Я немного поработаю, а потом проглочу пару таблеток, чтобы поспать хорошенько, без снов.
Я сказал, что мы с Луисом собираемся пойти перекусить, и вернулся к Эйнджелу. Он просматривал набросанные Рейчел заметки.
– Много пустых мест, – кивнул он на листок с моей схемой на стене спальни.
– Некоторые детали надо еще выяснить.
– Ага, например, кто это сделал и почему, – криво усмехнулся Эйнджел.
– Ну, зачем же зацикливаться на мелочах, – в тон ему ответил я. – Как ты, ничего?
Он кивнул.
– Что-то все это, – он махнул рукой на рисунки, развешанные по стене, – начинает на меня действовать.
– Мы с Луисом идем перекусить. Ты с нами?
– Нет, я вам только аппетит испорчу. Луис в твоем распоряжении.
– Большое спасибо, приму к сведению. А ты пока присмотри за Рейчел, хорошо? Ей сегодня не сладко. Я буду напротив.
* * *
Мы с Луисом сидели в ресторане «У Феликса» на углу Бербон-стрит и Ибервилл-стрит. Туристы больше жаловали заведение напротив, где в ладьях из французского хлеба подавали красную фасоль и рис с пряностями, либо отправлялись в классический французский ресторан, такой как «Нола». В «Феликсе» кормили попроще, но добротно и сытно.
Луис заказал устриц и ел их с подливкой, запивая пивом, а я выбрал картофель фри, цыпленка и минеральную воду.
– Официант думает, что ты красотка из балета, – заметил Луис, когда я отхлебнул воды. – Если бы в городе был балет, он бы стал выпрашивать у тебя билеты.
– Кто о чем думает, – ответил я, – а ты не соответствуешь стереотипу и путаешь все карты. Может быть, тебе нужно держаться жеманнее.
Он усмехнулся и поднял руку, чтобы заказать еще пива. Заказ прибыл немедленно. Официант убедился, что у нас есть все, что нужно, и постарался не задерживаться у нашего столика. И другие посетители предпочитали идти к своим местам кружным путем, подальше от нас, а те, кому пришлось с нами соседствовать, старались побыстрее разделаться с едой. А все из-за Луиса: его словно окружало облако потенциальной угрозы, более того, возникало чувство, что угроза может материализоваться, причем произойдет это не в первый раз.
– А как насчет твоего друга Вулрича? – спросил Луис, запивая еду пивом. – Ты ему доверяешь?
– Даже не знаю. У него свои планы.
– Он из ФБР. А у них всегда свой интерес, – Луис смотрел на меня изучающим взглядом. – Знаешь, если бы ты в связке с ним пошел в горы и повис бы над пропастью, мне думается, он бы обрезал веревку.
– Ты – циник.
– Если бы мертвые могли говорить, они бы назвали всех циников реалистами, – снова скривил губы в усмешке Луис.
– Если бы мертвые могли говорить, они бы посоветовали нам заниматься больше сексом, пока мы на это способны, – я ткнул вилкой в картошку. – У федералов есть на тебя что-нибудь?
– Разве что подозрения, и ничего больше. Но не об этом теперь речь.
Он смотрел на меня не мигая, и во взгляде его не осталось тепла. Если бы Луис почувствовал, что Вулрич подобрался к нему слишком близко, он убил бы его и после не мучался бы угрызениями совести. Такая вот мысль пришла мне в голову в этот момент.
– А почему Вулрич нам помогает? – спросил Луис.
– Я тоже об этом думал, – признался я. – И ничего определенного не придумал. Частично его помощь можно объяснить необходимостью находиться в курсе всего происходящего. Снабжая меня информацией, он имеет возможность контролировать степень моего участия.
Но этим дело не ограничивалось. Луис не ошибся. Вулрич следовал своим планам и интересам. В нем существовала скрытая глубина, но у меня о ней имелось только отдаленное представление. Вот так колебание цвета воды на поверхности океана дает понять, что внизу скрыты крутые склоны и бездонные пропасти. Он был не из тех, с кем легко и просто. Наши дружеские отношения складывались на его условиях. За время нашего знакомства от него, случалось, месяцами не приходило известий. Он компенсировал такие перерывы странной преданностью, создавая ощущение, что он никогда не забывает тех, кто ему близок, даже исчезая на некоторое время из их жизни.
Но на службе он вел себя жестко. Должности заместителя начальника отдела Вулрич добился, подсиживая других, присоединяя свое имя к ответственным операциям и вставляя палки в колеса тем, кто стоял на его пути. Его честолюбие не знало пределов, и, возможно, он рассчитывал, что поимка Странника откроет ему дорогу дальше наверх: к должности начальника отдела, помощника начальника отдела в управлении и, может быть, он надеялся в будущем стать первым кандидатом на пост начальника отдела в управлении. Он уже позаботился о том, чтобы отстранить от расследования местную полицию, и постарался ограничить до минимума мое участие, в то же время снабжая меня информацией, чтобы я оставался в курсе событий. Давление на него было велико, во, если ему удастся довести дело Странника до победного конца, в Бюро его ожидали радужные перспективы.
Я тоже должен был сыграть в этой истории определенную роль. Вулрич это знал и был настроен максимально использовать наши дружеские отношения, чтобы довести дело до конца.
– Мне кажется, он сделал из меня наживку и ждет с удочкой в руках, – высказал я свои предположения Луису.
– Как, по-твоему, он многое скрывает? – Луис допил пиво и с удовольствием почмокал губами.
– Он похож на айсберг: над поверхностью находится только треть от массы глыбы. Если федералам что-то известно, они не станут делиться информацией с местной полицией, и Вулрич наверняка скроет ее от нас. Здесь разворачиваются еще какие-то события, но об этом известно только Вулричу и небольшому кругу федералов. Ты играешь в шахматы?
– Играю... по-своему, – сухо проговорил Луис. Я попробовал, но не смог представить, как он это делал.
– Вся эта история напоминает шахматную партию, – продолжал я. – Но разница в том, что ход другого игрока мы замечаем, когда оказывается взятой одна из наших фигур. А остальное время игра идет вслепую.
Луис жестом попросил счет. На лице официанта отразилось облегчение.
– А что наш мистер Байрон?
Я пожал плечами. Как ни странно, происходящее словно отдалилось от меня. С одной стороны, сказывалось наше участие в расследовании на второстепенных ролях, а с другой – мне самому требовалась эта отдаленность: необходима была некоторая дистанция, чтобы поразмыслить. Отчасти причина тому моя близость с Рейчел и странное чувство вины перед памятью Сьюзен.
– С Байроном нет пока ясности.
Мы только начинали составлять образ Байрона, как будто он фигура в центре мозаики, к которой могут подойти другие элементы головоломки.
– Постепенно мы разберемся, какова его роль в этом. Но сначала я хочу выяснить, что видел Ремарр в вечер убийства тетушки Марии и Ти Джина. А еще мне хочется понять, почему Дэвид Фонтено оказался один на Хани-Айленд.
Было ясно, как день, что Лайонел Фонтено выступит против Джо Боунза. Джо отлично это понимал и потому рискнул устроить бойню на кладбище в Мэтери. Как только Лайонел окажется в своих владениях, людям Боннано будет его не достать. Следующий ход был за Лайонелом.
Нам принесли счет. Я расплатился, а Луис оставил двадцать долларов чаевых – больше, чем стоил весь заказ. Официант смотрел на банкноту такими глазами, словно опасался, что изображенный на ней Эндрю Джексон укусит его, если он осмелится взять эти деньги.
– Думаю, у нас на очереди беседа с Лайонелом Фонтено, а потом и с Джо Боунзом, – сказал я, когда мы выходили из ресторана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50