Должен признать, дорогая, – обратился к Зении лорд Уинтер, – при изменившихся обстоятельствах я был бы рад видеть вас не в черном.
– Очень правильно, – согласилась леди Белмейн. – Быть может, что-то бутылочно-зеленого цвета, например, атлас с черной отделкой под цвет ее глаз.
– У нее глаза синие, – поправил Арден, и они все посмотрели на него, а он, нагнувшись к своей тарелке, взял кусок паштета. – Темно-синие.
– Разумеется! Ты должен простить меня. Боюсь, я ненаблюдательна, – ответила его мать.
– Но не настолько ненаблюдательны, как я. – Арден насмешливо улыбнулся своей «жене», и когда Зения подняла ресницы, стало видно, что при свете свечей ее глаза были темными, так что неудивительно, что леди Белмейн посчитала их черными. – Ей следует носить синее, как полуденное небо. И золото, а не бриллианты, – продолжал он, и родители молча в изумлении смотрели на него, словно он лишился разума.
– Увы, к сожалению, ярко-голубой цвет не по сезону, – наконец отреагировала его мать.
– И атласные лодочки, – продолжал Арден, не обращая на мать внимания. – Что-нибудь элегантное. Она выглядит как дурацкий идол из черного дерева. Сделайте ее немного… симпатичнее.
– Никогда не знал, что тебя интересуют женские наряды, – с некоторым удивлением заметил его отец. – Но быть может, у леди Уинтер есть собственное мнение.
– Мне хотелось бы ярко-голубое платье и золото, – едва слышно вымолвила леди Уинтер, глядя на свою еду, как будто впервые ее увидела.
– Я уверена, вы будете разочарованы своим выбором, – вздохнула леди Белмейн.
– Не сомневайтесь, леди Уинтер, что бы вы ни пожелали, все можно сделать, – возразил отец Ардена.
– Что скажут люди? – пришла в ужас леди Белмейн. – Ярко-голубое в январе!
– Так они скажут? – Арден поднял руку, прося еще бокал вина. – Тогда пусть она наденет зеленое платье. Вы должны простить мне вмешательство в дела, которые меня не касаются.
– По-моему, ты должен признать, что совсем не разбираешься в моде, Арден.
– Да, с готовностью признаю.
– Ты же не хочешь, чтобы твоя жена выглядела посмешищем.
– Нет, не хочу.
– На самом деле, я думаю, что тебе больше понравится бутылочно-зеленый цвет.
– Если мое согласие на бутылочно-зеленый положит конец обсуждению, то, безусловно, я согласен. – Арден сделал большой глоток вина.
Леди Уинтер молча ковыряла вилкой своего палтуса. Арден заметил, что она очень мало ела, но он понимал ее: от обеда с его родителями пропал бы и самый зверский аппетит.
Лорд Уинтер вдруг почувствовал, что ему хочется задать Зении вопрос: «Вам не нравится рыба?» – потому что такая еда для нее незнакома. Но у него не было охоты затевать еще какой бы то ни было разговор, и всю вторую половину обеда он просидел, механически жуя жареного фазана и тушеного зайца.
– Что ты думаешь о мисс Элизабет? – спросил у него отец.
Арден положил вилку, мельком взглянул на герб Белмейнов, изображенный на обеденной салфетке, а потом посмотрел на графа через разделявшее их огромное пространство стола.
– Благодарю вас, сэр. – Он спокойно выдержал взгляд отца. – Благодарю вас, что приняли ее сюда. Благодарю вас за заботу о ней. – Арден никогда не разговаривал с отцом в таком приподнятом стиле, за исключением тех случаев, когда был рассержен. Он чувствовал себя неловко и, затаив дыхание, ждал ответа.
Ничто не изменилось в лице лорда Белмейна, и его длинные пальцы продолжали разглаживать скатерть, но он не успел ничего сказать – Зения опередила его.
– Лорд Белмейн очень щедр, но я прекрасно могла бы и сама заботиться о дочери, – выпрямившись на стуле, заявила она.
С беспокойством и непонятной досадой Арден ожидал продолжения и, взяв нож, разрезал фазана на маленькие кусочки.
– Вы достойная уважения мать, леди Уинтер, – вымолвил граф, удивив Ардена своим благожелательным тоном. – Я ни на мгновение не сомневаюсь в вас.
– Ради Элизабет я готова на все. – Она чуть улыбнулась его отцу и бросила Ардену вызывающий взгляд.
– Очень разумное чувство, – поддержала ее мать Ардена. – Надеюсь, Арден последует вашему примеру. Теперь, когда у него есть ребенок, ему пора уже отказаться от своего безрассудства и остаться дома, чтобы выполнять свои обязанности.
– Ничего подобного, – беспечно заявил Арден. – Завтра я уезжаю в Сибирь и беру с собой Бет. Мы весело проведем время, катаясь на тройке.
– Вы не смеете! – Зения задохнулась. – Я запрещаю!
Если бы она так легко не попалась на пустую приманку, его бы не понесло. Но ее ярость, присутствие родителей, окружающая обстановка, бесконечная мучительная трапеза, за которой он оставался отверженным, как всегда, лишним, соединились вместе, и в нем вспыхнул старый-старый жгучий гнев.
– А что вы можете сделать, леди Уинтер ? – Арден отставил бокал с вином и пронзил ее взглядом. – Вы просто моя жена. Мать моего ребенка, которым я могу распоряжаться на законных основаниях. Неужели никто не информировал вас о моих законных правах, коими я обладаю в качестве вашего мужа? Вы не можете увезти Элизабет, как вы уже недавно угрожали, если я не дам вам на то разрешения. В то же время, мадам, я могу увезти ее куда пожелаю, вообще не сообщая вам ничего. Если вам такое положение дел не нравится, то вы должны винить только себя. У нас есть английская поговорка, леди Уинтер. Возможно, ваша мать научила вас ей; она, безусловно, понимала ее значение: «Нельзя одновременно беречь пирожное и есть его».
– Извините, я должна пойти посмотреть на Элизабет. – Побелев как мел, Зения бросила салфетку на стол возле себя и, чувствуя, как у нее задрожали губы, вскочила и быстро выбежала из комнаты; слуга, как раз входивший в дверь, вынужденно отступил назад, так что серебряное блюдо с овощами задребезжало у него в руках.
Арден не смотрел ни на отца, ни на мать, и когда рядом с ним появилось блюдо с овощами, он не мог сказать, что лежит на блюде – вареная морковь или цветная капуста. Он просто положил себе порцию и с отвращением смотрел на нее.
– Надеюсь, Арден, тебе не придется пожалеть о своих словах, – отметил отец, дождавшись, пока слуга вышел и закрыл за собой дверь.
Это был самый мягкий комментарий, который он когда-либо высказывал по поводу опрометчивых поступков своего сына.
Граф Белмейн тихо вошел в отделанную резным деревом библиотеку, где его ожидал мужчина в характерной неприметной одежде, едва различимый на фоне темных деревянных панелей, портретов и книг.
– Добрый вечер, мистер Кинг, – заговорил граф, слегка растянув красивые губы в сухой улыбке. – Боюсь, сегодняшний вечер – не очень подходящее время для каких-либо встреч. Моя сноха нездорова.
– Прискорбно слышать, милорд. – Поверенный с пониманием кивнул головой.
– Садитесь. Что-нибудь выпьете? – Из стоявшего рядом графина Белмейн налил вина в один из четырех приготовленных бокалов.
– Благодарю, милорд.
– Скажите мне, – начал граф и, налив себе густой зеленоватой жидкости из пузырька, сел, держа в руке рюмку, – ведь в последнее время мы уже не такие варвары, чтобы жена и дети все еще считались законной собственностью мужа?
– Нет, безусловно, не его собственностью, милорд. Счастлив сказать, что наши гражданские законы не одобряют рабства. Но юридические аспекты жизни жены относятся к категории прав ее мужа. В обмен на его долг содержать и оберегать жену муж получает все права на ее собственность и, конечно, имеет право на полный отцовский контроль над своими несовершеннолетними детьми. Если брак не расторгнут, то единственным дееспособным лицом с точки зрения закона является муж.
Граф задумчиво кивнул, вглядываясь в портрет, висевший позади поверенного, на котором был изображен его сын. Художнику удалось очень точно схватить высокомерие и одновременно безысходное одиночество шестнадцатилетнего юноши, до предела раздраженного тем, что по приказу отца ему приходится часами сидеть неподвижно в официальном костюме. Лорду Белмейну никогда не нравился портрет, хотя сын на нем вышел очень похожим на себя. Непонятно почему, портрет всегда причинял графу страдание, но он оставался единственным портретом Ардена. Надеясь на появление второго, третьего и четвертого ребенка, лорд Белмейн отложил на потом изображение матери с маленьким сыном, рисуя в своем воображении картину большой семьи. Но других детей так и не появилось. К тому времени, когда он окончательно понял, что их уже никогда не будет, его сын стал сердитым, скрытным, неуправляемым мальчиком, который постоянно норовил убежать от своих воспитателей. Арден рос замкнутым, порывистым и дерзким, он совершенно не ведал чувства страха, а физические наказания просто презирал. Когда Ардену исполнилось семь, у лорда Белмейна выработалось постоянное ощущение, словно он проглотил горячий камень, который лежал у него в груди под ребрами. Причиной такого состояния являлась сама мысль о непослушании и опасном безрассудстве своего единственного сына. Доктора прописали ему желудочные настойки и специальные сердечные лекарства. Стараясь не морщиться, лорд Белмейн пил последние, и в течение уже долгого времени боль не беспокоила его. Но нежданное известие, что его сын все-таки жив, пробило хрупкую, похожую на стеклянную стену отрешенности, за которой он жил с момента рождения внучки. На протяжении последних двух недель у графа снова появились мучительные боли, а поведение Ардена за обедом словно вернуло его во времена непокорного детства и бесшабашной юности сына, и лорд Белмейн почувствовал, что его болезнь с новой силой гложет его.
– Я надеялся, что его возвращение будет не более чем простая формальность, мистер Кинг. Но боюсь, я думал слишком оптимистично.
– Вот как, милорд? – Поверенный помрачнел. – У молодых есть возражения против того, чтобы еще раз произнести супружеские обещания по английским законам?
– Дело еще не доходило до такого обсуждения, мистер Кинг, – улыбнулся граф. – Но мой сын приложил все силы, чтобы указать леди Уинтер на ее юридическую недееспособность как его жены. На самом деле он подчеркнул, что обладает безоговорочной властью над ее ребенком. Боюсь, его поведение не приведет ни к чему хорошему. Честно говоря, мистер Кинг, в данный момент я почти жалею, что магометане в конце концов не изрубили его в куски, что избавило бы меня от единственного желания задушить собственного сына.
– Деликатное дело, милорд, – потупился мистер Кинг. – Значит, как я понимаю, лорд Уинтер старается убедить леди, что с ее стороны неразумно соглашаться на законное подтверждение брака?
– Не имею ни малейшего представления о том, чего хочет и чего добивается лорд Уинтер. Он самый непредсказуемый человек из всех, кого я знаю. Я никогда не понимал его и не пытался понять.
– Быть может, сэр, все обстоит не так мрачно, как кажется. Каковы бы ни были чувства лорда Уинтера, но если он старается убедить леди Уинтер отказаться от подтверждения брака, то, похоже, он чувствует, что сам не способен сделать такой шаг. Зачем иначе создавать себе трудности и убеждать ее, если можно просто отказаться от союза?
– Будь он проклят, если сделает так! – не сдержавшись, воскликнул граф, но мистер Кинг сохранял спокойствие. – Что еще он уготовил нам?
– Браки, заключенные за пределами Англии, в той или иной степени меньше подпадают под действие наших более строгих законов, пунктуально следящих за разрешением и регистрацией. Мы с вашим сиятельством подробно обсуждали такое положение касательно вашего сына и его жены. Но как я тоже уже сообщал вам, милорд, подобные недокументированные союзы часто не признаются имеющими силу, если дело когда-то доходит до рассмотрения в судах. – Поверенный угрюмо покачал головой. – Мы пришли к заключению, что для вдовы это было вполне приемлемо, так как уже ничего нельзя исправить, а законность ребенка подтверждалась свидетельством о ее крещении. Единственными важными моментами, поставленными на карту, стали законность части наследства жены и претензии ребенка на наследство. По вашему собственному желанию, милорд, обе проблемы мы сумели уладить в установленном порядке, не вызвав никаких возражений и полностью избежав всяких вопросов о том, существовал ли на самом деле брак.
– Все так. – Граф мрачно посмотрел на свое сердечное лекарство в рюмке и, запрокинув голову, проглотил его одним глотком, а потом недовольно поморщился. – Но теперь он здесь. Я не понимаю его и не могу предугадать, что он сделает.
– Как мы тоже уже обсуждали, милорд, – мистер Кинг отпил вина и прочистил горло, – с тех пор как хорошие новости о том, что лорд Уинтер жив, подтвердились, полное отсутствие документов или свидетелей делает союз и ребенка беззащитными для нападок, и величайшая угроза браку – последующее супружеское поведение партнеров. В такой ситуации мне очень не хотелось бы выступать перед судом в защиту не подтвержденного документами союза. Однажды я был причастен к делу, касающемуся недокументированного брака Гретна-Грин, и оно стало самым неприятным делом в моей практике. В таких случаях закон полон отклонений и неопределенностей, и исход дела не более предсказуем, чем очки при бросании костей. Вот почему я настоятельно советую вам добиться незамедлительного обмена клятвами, пусть в чрезвычайно узком кругу, но надлежащим образом засвидетельствованного и зарегистрированного, а также признания лордом Уинтером ребенка и принятия им на себя опекунства над девочкой. Тогда союз будет неопровержим.
– А до того?
– А до того, сэр, следует опасаться, что ваш сын или даже сама леди Уинтер могут вести себя как неженатые люди, и единственным выходом будет доказательство недоказуемого в суде. Невеселая мысль. Если ваш сын не желает подтверждать брак, у него, видимо, существует определенная причина.
– Он хочет забрать малышку. – Лорд Белмейн, наклонившись вперед, положил подбородок на лежащую на столе руку, а другую прижал к жилету. – Я думаю… я уверен, у него горячий интерес к мисс Элизабет.
– Известие гораздо лучшее, милорд. Я могу со всей ответственностью объяснить ему, что у него нет прав на девочку, если он не признает брака и откажется от опекунства.
– Только смотрите, – граф поднял голову, – говорите все ему так, чтобы не слышала леди Уинтер, иначе именно она откажется подтвердить брак.
– Поверьте, не стоит предполагать, что она на самом деле способна на такой неразумный поступок.
– Мой сын сделает все, чтобы подтолкнуть ее к такому решению.
– Не верю, что он преуспеет. Не многие женщины могут оказаться столь беспечными. Хотя в браке жена должна мириться с определенными законными ущемлениями в правах, но они едва ли таковы, чтобы по-настоящему ранить ее естественные женские чувства. По мнению большинства женщин, все обстоит совершенно наоборот. И безусловно, не может быть ничего хуже, чем сделать собственного ребенка незаконнорожденным и погубить себя откровенным отказом от брака.
– Значит, мистер Кинг, если она начнет упираться, вы будете придерживаться с ней высказанной вами линии. – Граф сел прямо. – Думаю, обе стороны должны встретиться с вами, но я уверен, что нужно говорить с каждым в отдельности. Надеюсь, вы окажете мне любезность и останетесь на несколько дней.
– Конечно, сэр. Буду рад помочь вам.
Глава 15
Арден всегда ставил своей целью очаровать экономку. Все бесчисленные миссис Паттерсон – их всех называли миссис Паттерсон, независимо от того, как в действительности они именовались, – прятали для него бутерброды с холодным мясом, заворачивая их в головной платок, или оставляли тарелки с пирожными и оладьями внутри огромного словаря, из которого Арден в возрасте восьми лет аккуратно вырезал перочинным ножом страницы, оставив от них одни бортики. Многие годы книга лежала в его комнате на массивной тумбе возле двери, и ее маленький секрет так никто никогда и не раскрыл. Словарь до сих пор располагался там, Арден увидел его, когда вошел в свою прежнюю спальню, в ту, которую теперь занимала она , чтобы переодеться к обеду.
Вернувшийся домой блудный сын Арден вторгся на территорию нынешней миссис Паттерсон и, приложив некоторые усилия, завоевал ее расположение. Здесь, в Суонмире, он снова почувствовал себя маленьким проказником, и его старые привычки и хитрости легко вернулись к нему. К тому времени, когда он уходил от миссис Паттерсон, неся в кармане вилку, а в руке тарелку с огромным куском сливового пудинга, щедро политого густым соусом, миссис Паттерсон была уверена, что голодающий никогда за всю свою жизнь не наедался досыта.
Шагая через две ступеньки, Арден поднялся по черной лестнице и остановился перед дверью. Он не возражал бы в одиночку наброситься на пудинг – за обедом ему не удалось удовлетворить свой аппетит, но кушанье он предназначал не для удаления собственного голода.
Пока Арден почти до десяти часов расхаживал по туманному сырому саду, ему пришло в голову, что бывший Селим, возможно, стесняется как следует поесть при людях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41