Что подумают люди?
– Полагаю, – он чуть заметно улыбнулся, – они подумают, что я не совсем мертв, как он, бедняга.
– Оставь остроумие для своего клуба. Я поговорю с тобой, когда мы вернемся домой. – Леди Белмейн повернулась и пошла к экипажу.
– Удивляюсь, что при таком обращении со мной я снова не уехал, – буркнул лорд Уинтер, наблюдая, как его мать садится в карету.
Ничего не говоря, Зения смотрела вниз на свою муфту и темные юбки, которые раздувал холодный ветер. Все экипажи выстроились в линию позади экипажей семьи и наемных факельщиков с профессионально скорбными лицами и задрапированными черным факелами. Процессию возглавлял катафалк, запряженный четверкой неподвижно стоявших лоснящихся черных лошадей, украшенных черными плюмажами.
– Я приехал в собственном ландо, – сообщил лорд Уинтер. – Вы поедете со мной, леди Уинтер?
– Я уверена, леди Белмейн ожидает, что я… – в панике заговорила Зения, но его крепкая хватка пресекла ее попытку уйти.
– Не сомневаюсь, что леди Белмейн ожидает вас, но вам придется понять, что желания вашего мужа и вашей свекрови редко находятся в гармонии.
– Я… – Зения украдкой взглянула на него.
– Не здесь. – Лорд Уинтер потащил ее за собой, удостоив отрывистым кивком пару, явно собиравшуюся подслушать их разговор.
Он повел Зению вдоль длинной цепочки экипажей, вытянувшейся по всему церковному двору и по деревенскому лугу, к последней коляске. Зения вся дрожала. Лорд Уинтер помог ей подняться в ландо, занял место на сиденье напротив, и лакей в ливрее Белмейнов закрыл дверцу.
– Лорд Белмейн настоял, чтобы я жила… – начала Зения, но он перебил ее:
– Боже, сколько времени займет церемония, как по-вашему? – Он выглянул в окно. – Ненавижу похороны. Вы здесь несчастливы?
– Нет, – покачала головой Зения и сжала пальцы в муфте.
Она взглянула на его профиль, и ей показалось, что он сжал челюсти. Морщины вокруг глаз на выжженной солнцем коже, худые, как у бедуинов, щеки, ставшие еще более суровыми черты лица – вот образ отца ее ребенка.
– Так трудно поверить, что вы здесь, – вздохнула она.
– Правда? – Лорд Уинтер искоса взглянул на Зению. – Я здесь совершенно de trop ?
Она не считала, что Элизабет полностью похожа на него, но ее сердце на долю секунды восстало против их сходства, когда Зения неожиданно ясно увидела в дочери не только его голубые глаза и черные волосы, высокие скулы и упрямый подбородок, но и его характер. И хотя перед ней сидел явно мужчина, притом загорелый и грубый, его пухленькая, темноглазая, розовощекая дочь была точной его копией.
– Я не… – Зения удержалась, чтобы не прикусить губу. – Что значит de trop ?
– Лишний, – сухо пояснил он.
Лошади двинулись вперед, следуя за процессией медленным размеренным шагом.
– Нет, здесь ваш дом.
Лорд Уинтер горько усмехнулся. Видимо, он не хотел смотреть на нее, а предпочитал наблюдать за томительно-медленным продвижением погребального кортежа мимо церкви.
– Боже, сколько времени это займет? – снова спросил он, откинув голову на спинку сиденья.
– До нового кладбища четверть часа – оно за рекой, затем служба и потом ленч у Форбисов… Ваша мать не останется больше, чем на час. К трем часам все должно закончиться.
– Вы, как я вижу, специалист по похоронам. – Лорд Уинтер поднял брови, и их движение вызвало у Зении поток воспоминаний.
– Я присутствовала на нескольких, – смущенно ответила она. – С вашей матерью.
– Да, конечно. Какая послушная невестка.
– Мне нетрудно. Мне даже нравится.
– Вы сказали ужасную вещь, – он снова повернул голову к ней, – вам нравятся похороны?
– То, как происходят они у англичан. – Зения погладила муфту. – Конечно, для родственников процесс очень печальный, но… В общем, среди умерших я ни с кем не была знакома.
– Вот как? – Он поморщился. – Неужели я не удостоился даже поминальной службы?
– Поминовение было. – Зения все продолжала и продолжала гладить муфту.
– Ты пролил хоть слезинку, волчонок?
Его прежнее обращение к ней, казалось, повисло между ними в холодном воздухе. Она подняла взгляд, но лорд Уинтер снова резко отвернулся к окну, и серый свет осветил его скулы и резко очерченный профиль.
– Ты хорошо питался, – заметил лорд Уинтер.
Замечание напоминало беспристрастное наблюдение, Зения с таким же успехом могла сказать, что он долго пробыл под солнцем пустыни. И все же от его слов она вспыхнула. Зения четко осознавала, что ее фигура изменилась. Рождение Элизабет изменило ее тело, грудь и бедра. Она пополнела и округлилась, и ни одна из костей нигде не выпирала. Он сделал ей Элизабет, изменил ее тело и ее жизнь, но сейчас они сидели, как незнакомые – на самом деле, они и не были знакомы.
– Теперь все по-другому, – промолвила она.
– Безусловно, – саркастически усмехнулся он. – Вы носите платье. Аллах акбар!
– Я не буду говорить по-арабски, – глухо отозвалась она, – с ним покончено.
– Понятно. Прошу извинить меня, леди Уинтер.
Передняя карета, в которой ехала его мать с невесткой, уже скрылась из виду за поворотом. На поминальном ленче он позволил Зении исчезнуть или, возможно, позволил исчезнуть самому себе, не выразив протеста, когда она села в экипаж вместе с его матерью. Остановив ландо у ворот, лорд Уинтер вышел, и экипаж поехал дальше по дорожке без него.
Он стоял и смотрел на кованые ворота, украшенные гербом Белмейнов, не обращая внимания на сторожа. Мужчина отбросил со лба прядь волос, вошел в сторожку у ворот и, следя за лордом Уинтером, постарался спрятаться за шторой. Арден его не знал, да он никогда особо и не присматривался к слугам в Суонмире. При строгой требовательности его матери штат менялся постоянно, так что все слуги были известны в доме скорее по их месту службы, чем по именам. Наем и расчет прислуги относились к самым любимым развлечениям леди Белмейн.
Лорд Уинтер повернулся и зашагал по дорожке, пока не дошел до знакомого дерева. Рододендроны под ним стали гораздо выше, но сквозь их изогнутые ветви виднелась петляющая среди леса дорожка, и он раздвинул тростью покрытые зимней росой веточки. В воздухе стоял слабый запах дыма и сырой листвы, и, возможно, ночью будут первые заморозки. Арден стоял, пар от его дыхания повисал в холодном воздухе, а потом исчезал. Ардена ждало озеро, но он еще не совсем был готов выйти к нему, и к дому тоже. Он все сделает постепенно. Закрыв глаза, он вдохнул зимний воздух английского леса. «Если бы я мог всю свою жизнь прожить в лесу, как какой-нибудь отшельник или как лиса в норе, мне не нужно было бы покидать Англию», – подумал Арден.
Он вспомнил, что когда-то в лесу вырыл нору под огромными корнями ильма, берлогу столь глубокую, что мог заползти внутрь и свернуться там, как сурок. Он застелил ее лошадиной попоной и, часами лежа там, изображал медведя или иногда крота, зажмуривался и пытался унюхать в темноте червяков. «Он весьма замкнутый мальчик, мадам, – как-то сказал один из его воспитателей. – Возможно, товарищ его возраста помог бы ему стать более общительным». В результате в имении появился отвратительный четвероюродный кузен, который все лето прыгал на берлоге Ардена, пока не осела кровля, и ябедничал на него, когда он попытался затащить обратно лошадиную попону. В то лето Арден научился, как бороться, и демонстративно убегал. Однажды ему удалось добраться только до местной таверны, но ему понравилось убегать, он получал от этого невероятное удовольствие. Когда ему исполнилось четырнадцать, он записался в армию, но ему не повезло: его узнал слуга, уволенный из Суонмира и только что получивший вознаграждение за вступление в армию как новобранец. Только его вмешательство не дало Ардену уехать с восемьдесят вторым пехотным полком.
Лорд Уинтер подошел к ильму. Нора давно исчезла, но корни дерева проглядывали сквозь опавшую листву и мягкую почву. Он тихо постоял на вершине крутой насыпи, а потом сел на толстый корень, образовывавший перемычку над канавой, снял шляпу и положил лицо на скрещенные руки.
Он смутно вспомнил Зению – хрупкую, опаленную солнцем, запыленную красавицу, теперь эта женщина стала необыкновенно прекрасной: в блестящем черном шелке, стянутом на талии, в пышных юбках, в шляпе с перьями, в ажурных перчатках и с собольей муфтой она выглядела невероятно элегантной. Темные глаза с пушистыми ресницами казались огромными, округлые щеки нежными, рот – верх совершенства, а лицо, холодное и белое, напоминало слоновую кость, вставленную в шикарное черное обрамление. Она олицетворяла богиню красоты и холода, никогда прежде в своей жизни лорд Уинтер не видел таких женщин. Между ней и видением в пустыне не существовало даже отдаленной связи. Не страдая избытком самомнения, он и представить себе не мог, что занимался любовью с такой умопомрачительной женщиной в черном. Арден ненавидел светских дам и непроизвольно подумал, что, несмотря на ее красоту, мог бы всей душой невзлюбить ее. Арден назвал ее именем, которое придумал для нее, а она лишь вопросительно посмотрела на него, как будто он сделал какой-то немного неуклюжий ложный шаг.
Если бы дело касалось только ее одной, лорд Уинтер сейчас встал бы, повернулся и уехал из Суонмира, ведь их «законный брак» – не больше, чем небылица. Безусловно, она актриса, решил лорд Уинтер. Она смогла превратиться из бедуинского мальчика в незащищенную женщину, а потом в леди Уинтер , но он не мог в одно мгновение разоблачить ее. И все же он не уехал.
Ему сказали, что у него дочь, но, увидев, какой далекой незнакомкой предстала эта женщина, он в данный момент не готов принять ее ребенка как своего собственного. Лорд Уинтер не отрицал такой возможности, он помнил, что они были близки, – просто он не мог в своем мозгу трансформировать случившийся факт в действительное появление ребенка от такой эфемерной связи.
Она оказалась девственницей – подобное обстоятельство сильнее всего отпечаталось в его памяти. Прежде он никогда не занимался сексом с девственницами, а с тех пор он вообще не имел женщин. Болезненная искра желания пробежала по его телу. Лорд Уинтер поднял голову и уставился в ствол дерева. После столь долгого воздержания в нем постоянно тлело желание, но чтобы оно вспыхнуло так внезапно и с такой силой при одной только мысли о ней – его собственная реакция удивила и раздосадовала Ардена.
С силой бросив гальку, он посмотрел, как она ударилась о ствол и отскочила обратно, а затем отряхнул грязь с рук и встал, решив, что невозможно отложить все навсегда.
Он шел, и постепенно за деревьями появлялся дом. Озеро отражало серое небо и серебряную дорожку буквой V, вытянутую до самой середины, где один из черных лебедей шлепал по воде крыльями. Позади озера над длинным зеленым склоном возвышалось величественное белое здание правильной формы с красивым фасадом, высокими окнами на фронтоне, пилястрами, вазами и прочими украшениями, выдержанными в строгом стиле.
Арден остановился, дыхание замерло у него в груди, губы и челюсти сжались.
Прошло столько лет, столько долгих лет, и тем не менее ничто не изменилось, все осталось тем же самым – огромным, холодным и безупречным. Он закрыл глаза и грустно усмехнулся – ильм и разрушенная берлога казались ему больше похожими на дом.
Когда лорд Уинтер шел по тропинке вокруг озера, на мгновение у него появилось нелепое желание, чтобы рядом с ним находился Селим. «Селим!» – иронически фыркнул он и оперся на трость, так что ее конец глубоко воткнулся в сырую землю.
Зения торопилась поскорее увидеть Элизабет и, не задерживаясь в гостиной, сразу же пошла переодеться, предоставив свекрови самой сообщить лорду Белмейну, что его сын наконец-то прибыл.
Она прервала игру дочери с ложками, которые та старалась ухватить крошечными пальчиками, и отпустила няню. Взяв ребенка на руки, Зения прижалась лицом к животику Элизабет, на которой был надет белый с голубым детский фартук, и пофыркала в него, а Элизабет, рассмеявшись, потянулась к перьям на шляпе матери.
Зения не могла долго оставаться без дочери, поэтому Элизабет не жила в детской. Ночью они спали вместе в постели Зении, а в смежной комнате стояла детская кровать и кушетка для няни, лежали игрушки. Зения понимала, что леди Белмейн не одобряет такого распорядка, но ни леди, ни лорда Белмейн их внучка, видимо, не очень интересовала. С самого рождения Элизабет леди Белмейн невзлюбила ее, потому что родился не мальчик, а единственное замечание лорда Белмейна сводилось к тому, что он не очень разбирается в детях, но считает ее очаровательным ребенком. В его высказывании содержался скрытый намек, что он взглянет на Элизабет еще раз, когда она вырастет, но, вероятно, никак не раньше.
Зения не возражала и радовалась, что у нее родился не мальчик, потому что так ее ребенок принадлежал только ей. Она отлично понимала, что лорд и леди Белмейн проявили бы всю свою власть и ни за что не допустили бы, чтобы мальчик жил вместе с ней, не позволили бы ей ласкать его, нежить и баловать. Но они не мешали Зении обращаться с Элизабет, как ей хочется, пока она не увозила девочку из Суонмира. В день рождения Элизабет, когда ей исполнился год, граф пригласил Зению к себе в кабинет и показал документы, по которым Элизабет становилась единственной наследницей, не считая леди Белмейн и Зении, получавших огромное состояние.
– Разумеется, титул она пока не получит, – объявил граф, сидя за большим письменным столом и не отрывая глаз от разложенных перед ним бумаг, – но я устроил так, что родовое имение перейдет к ней. Когда она выйдет замуж, ее муж должен будет взять имя Мэнсфилд, и только при таком условии ее мужское потомство унаследует титул. Я не стану посвящать вас в юридические детали, так как они довольно скучны, но вы можете не сомневаться, что девочка будет иметь все.
Он оставался холоден и официален, когда Зения поблагодарила его.
– Вам не за что благодарить меня. – Он наконец взглянул на нее светлыми голубыми глазами. – Честно говоря, мадам, я ждал так долго, чтобы окончательно убедиться, что ваша дочь – ребенок моего сына. Но сходство неоспоримо. Во всяком случае, я постарался все расставить по своим местам.
Временами Зения не признавала, что существует вообще какое-либо сходство, хотя никогда не осмелилась бы возражать. И только теперь она поняла, что имел в виду граф, и, как ни странно, его слова немного напугали и расстроили ее. Он вернулся – человек, который является отцом Элизабет, и каким-то образом оказалось, что вопреки разнице в чертах и цвете кожи Элизабет похожа на него.
Зения отнесла Элизабет к себе в комнату и опустила на кровать.
– Ты моя, – произнесла она, играя ножками дочери. – Моя, моя, моя! Разве не так?
Малышка агукнула и немедленно поползла к краю кровати. Она росла своенравным, настойчивым ребенком и начинала сердиться, если ей мешали что-то сделать. Зения успела подхватить дочь, не дав ей упасть с высокой постели, и перекатила ее к спинке кровати. Очень быстро сообразив, как спуститься вниз, Элизабет сразу же отправилась за своими ложками и довольно засмеялась, когда ей удалось увернуться и не попасть в руки матери.
Оставив дочь в покое, Зения принялась отвязывать со шляпы черную ленту. Ее пальцы почти не дрожали, но они до сих пор не слушались ее. Он вернулся. Он вернулся живым, стучало у нее в мозгу. Бросив шляпу на кровать, она позвонила горничной.
Приставленная к Зении девушка отличалась молчаливостью, на ее короткий вопрос: «Что мадам хочет надеть?» – Зения окинула взглядом свой гардероб. Все ее платья имели черный, серый или сиреневый цвет – в конце года леди Белмейн своим спокойным тоном высказала предположение, что вдове лорда Уинтера не следует торопиться отказываться от траура. Сначала Зения не возражала, но позднее она с тоской стала думать о разноцветной одежде, которую носили другие дамы.
Свой совет леди Белмейн дала еще до того, как они узнали, что Зения на самом деле не вдова и даже не фиктивная вдова. За две недели Зения вроде бы свыклась с этой новостью, но все еще чувствовала себя так, словно что-то сдавливает ее сердце и мешает ему нормально биться. Она несказанно удивилась, что, услышав в церкви знакомый голос, не рассыпалась на тысячу трепещущих кусочков.
Лорд Уинтер приехал на неделю позже, чем его ожидали. Для всех неделя превратилась в вереницу мучительных размышлений о том, как он будет выглядеть, что скажет, объявит ли ее перед всеми обманщицей. Лорд Белмейн ничего не сказал Зении по поводу полученной новости; он просто кивнул ей и немного язвительно буркнул, что они все рады известию о возвращении лорда Уинтера, который все же не встретил свой безвременный конец и вспомнил о доме. Видимо, его нисколько не заботил приезд сына, потому что он не придумал ничего лучшего, чем внезапно начать ремонт и перестройку в большей части огромного дома, закрыв боковые помещения и отдав спальни малярам и плотникам, которые сейчас громыхали в спальне, расположенной по соседству с комнатой Зении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Полагаю, – он чуть заметно улыбнулся, – они подумают, что я не совсем мертв, как он, бедняга.
– Оставь остроумие для своего клуба. Я поговорю с тобой, когда мы вернемся домой. – Леди Белмейн повернулась и пошла к экипажу.
– Удивляюсь, что при таком обращении со мной я снова не уехал, – буркнул лорд Уинтер, наблюдая, как его мать садится в карету.
Ничего не говоря, Зения смотрела вниз на свою муфту и темные юбки, которые раздувал холодный ветер. Все экипажи выстроились в линию позади экипажей семьи и наемных факельщиков с профессионально скорбными лицами и задрапированными черным факелами. Процессию возглавлял катафалк, запряженный четверкой неподвижно стоявших лоснящихся черных лошадей, украшенных черными плюмажами.
– Я приехал в собственном ландо, – сообщил лорд Уинтер. – Вы поедете со мной, леди Уинтер?
– Я уверена, леди Белмейн ожидает, что я… – в панике заговорила Зения, но его крепкая хватка пресекла ее попытку уйти.
– Не сомневаюсь, что леди Белмейн ожидает вас, но вам придется понять, что желания вашего мужа и вашей свекрови редко находятся в гармонии.
– Я… – Зения украдкой взглянула на него.
– Не здесь. – Лорд Уинтер потащил ее за собой, удостоив отрывистым кивком пару, явно собиравшуюся подслушать их разговор.
Он повел Зению вдоль длинной цепочки экипажей, вытянувшейся по всему церковному двору и по деревенскому лугу, к последней коляске. Зения вся дрожала. Лорд Уинтер помог ей подняться в ландо, занял место на сиденье напротив, и лакей в ливрее Белмейнов закрыл дверцу.
– Лорд Белмейн настоял, чтобы я жила… – начала Зения, но он перебил ее:
– Боже, сколько времени займет церемония, как по-вашему? – Он выглянул в окно. – Ненавижу похороны. Вы здесь несчастливы?
– Нет, – покачала головой Зения и сжала пальцы в муфте.
Она взглянула на его профиль, и ей показалось, что он сжал челюсти. Морщины вокруг глаз на выжженной солнцем коже, худые, как у бедуинов, щеки, ставшие еще более суровыми черты лица – вот образ отца ее ребенка.
– Так трудно поверить, что вы здесь, – вздохнула она.
– Правда? – Лорд Уинтер искоса взглянул на Зению. – Я здесь совершенно de trop ?
Она не считала, что Элизабет полностью похожа на него, но ее сердце на долю секунды восстало против их сходства, когда Зения неожиданно ясно увидела в дочери не только его голубые глаза и черные волосы, высокие скулы и упрямый подбородок, но и его характер. И хотя перед ней сидел явно мужчина, притом загорелый и грубый, его пухленькая, темноглазая, розовощекая дочь была точной его копией.
– Я не… – Зения удержалась, чтобы не прикусить губу. – Что значит de trop ?
– Лишний, – сухо пояснил он.
Лошади двинулись вперед, следуя за процессией медленным размеренным шагом.
– Нет, здесь ваш дом.
Лорд Уинтер горько усмехнулся. Видимо, он не хотел смотреть на нее, а предпочитал наблюдать за томительно-медленным продвижением погребального кортежа мимо церкви.
– Боже, сколько времени это займет? – снова спросил он, откинув голову на спинку сиденья.
– До нового кладбища четверть часа – оно за рекой, затем служба и потом ленч у Форбисов… Ваша мать не останется больше, чем на час. К трем часам все должно закончиться.
– Вы, как я вижу, специалист по похоронам. – Лорд Уинтер поднял брови, и их движение вызвало у Зении поток воспоминаний.
– Я присутствовала на нескольких, – смущенно ответила она. – С вашей матерью.
– Да, конечно. Какая послушная невестка.
– Мне нетрудно. Мне даже нравится.
– Вы сказали ужасную вещь, – он снова повернул голову к ней, – вам нравятся похороны?
– То, как происходят они у англичан. – Зения погладила муфту. – Конечно, для родственников процесс очень печальный, но… В общем, среди умерших я ни с кем не была знакома.
– Вот как? – Он поморщился. – Неужели я не удостоился даже поминальной службы?
– Поминовение было. – Зения все продолжала и продолжала гладить муфту.
– Ты пролил хоть слезинку, волчонок?
Его прежнее обращение к ней, казалось, повисло между ними в холодном воздухе. Она подняла взгляд, но лорд Уинтер снова резко отвернулся к окну, и серый свет осветил его скулы и резко очерченный профиль.
– Ты хорошо питался, – заметил лорд Уинтер.
Замечание напоминало беспристрастное наблюдение, Зения с таким же успехом могла сказать, что он долго пробыл под солнцем пустыни. И все же от его слов она вспыхнула. Зения четко осознавала, что ее фигура изменилась. Рождение Элизабет изменило ее тело, грудь и бедра. Она пополнела и округлилась, и ни одна из костей нигде не выпирала. Он сделал ей Элизабет, изменил ее тело и ее жизнь, но сейчас они сидели, как незнакомые – на самом деле, они и не были знакомы.
– Теперь все по-другому, – промолвила она.
– Безусловно, – саркастически усмехнулся он. – Вы носите платье. Аллах акбар!
– Я не буду говорить по-арабски, – глухо отозвалась она, – с ним покончено.
– Понятно. Прошу извинить меня, леди Уинтер.
Передняя карета, в которой ехала его мать с невесткой, уже скрылась из виду за поворотом. На поминальном ленче он позволил Зении исчезнуть или, возможно, позволил исчезнуть самому себе, не выразив протеста, когда она села в экипаж вместе с его матерью. Остановив ландо у ворот, лорд Уинтер вышел, и экипаж поехал дальше по дорожке без него.
Он стоял и смотрел на кованые ворота, украшенные гербом Белмейнов, не обращая внимания на сторожа. Мужчина отбросил со лба прядь волос, вошел в сторожку у ворот и, следя за лордом Уинтером, постарался спрятаться за шторой. Арден его не знал, да он никогда особо и не присматривался к слугам в Суонмире. При строгой требовательности его матери штат менялся постоянно, так что все слуги были известны в доме скорее по их месту службы, чем по именам. Наем и расчет прислуги относились к самым любимым развлечениям леди Белмейн.
Лорд Уинтер повернулся и зашагал по дорожке, пока не дошел до знакомого дерева. Рододендроны под ним стали гораздо выше, но сквозь их изогнутые ветви виднелась петляющая среди леса дорожка, и он раздвинул тростью покрытые зимней росой веточки. В воздухе стоял слабый запах дыма и сырой листвы, и, возможно, ночью будут первые заморозки. Арден стоял, пар от его дыхания повисал в холодном воздухе, а потом исчезал. Ардена ждало озеро, но он еще не совсем был готов выйти к нему, и к дому тоже. Он все сделает постепенно. Закрыв глаза, он вдохнул зимний воздух английского леса. «Если бы я мог всю свою жизнь прожить в лесу, как какой-нибудь отшельник или как лиса в норе, мне не нужно было бы покидать Англию», – подумал Арден.
Он вспомнил, что когда-то в лесу вырыл нору под огромными корнями ильма, берлогу столь глубокую, что мог заползти внутрь и свернуться там, как сурок. Он застелил ее лошадиной попоной и, часами лежа там, изображал медведя или иногда крота, зажмуривался и пытался унюхать в темноте червяков. «Он весьма замкнутый мальчик, мадам, – как-то сказал один из его воспитателей. – Возможно, товарищ его возраста помог бы ему стать более общительным». В результате в имении появился отвратительный четвероюродный кузен, который все лето прыгал на берлоге Ардена, пока не осела кровля, и ябедничал на него, когда он попытался затащить обратно лошадиную попону. В то лето Арден научился, как бороться, и демонстративно убегал. Однажды ему удалось добраться только до местной таверны, но ему понравилось убегать, он получал от этого невероятное удовольствие. Когда ему исполнилось четырнадцать, он записался в армию, но ему не повезло: его узнал слуга, уволенный из Суонмира и только что получивший вознаграждение за вступление в армию как новобранец. Только его вмешательство не дало Ардену уехать с восемьдесят вторым пехотным полком.
Лорд Уинтер подошел к ильму. Нора давно исчезла, но корни дерева проглядывали сквозь опавшую листву и мягкую почву. Он тихо постоял на вершине крутой насыпи, а потом сел на толстый корень, образовывавший перемычку над канавой, снял шляпу и положил лицо на скрещенные руки.
Он смутно вспомнил Зению – хрупкую, опаленную солнцем, запыленную красавицу, теперь эта женщина стала необыкновенно прекрасной: в блестящем черном шелке, стянутом на талии, в пышных юбках, в шляпе с перьями, в ажурных перчатках и с собольей муфтой она выглядела невероятно элегантной. Темные глаза с пушистыми ресницами казались огромными, округлые щеки нежными, рот – верх совершенства, а лицо, холодное и белое, напоминало слоновую кость, вставленную в шикарное черное обрамление. Она олицетворяла богиню красоты и холода, никогда прежде в своей жизни лорд Уинтер не видел таких женщин. Между ней и видением в пустыне не существовало даже отдаленной связи. Не страдая избытком самомнения, он и представить себе не мог, что занимался любовью с такой умопомрачительной женщиной в черном. Арден ненавидел светских дам и непроизвольно подумал, что, несмотря на ее красоту, мог бы всей душой невзлюбить ее. Арден назвал ее именем, которое придумал для нее, а она лишь вопросительно посмотрела на него, как будто он сделал какой-то немного неуклюжий ложный шаг.
Если бы дело касалось только ее одной, лорд Уинтер сейчас встал бы, повернулся и уехал из Суонмира, ведь их «законный брак» – не больше, чем небылица. Безусловно, она актриса, решил лорд Уинтер. Она смогла превратиться из бедуинского мальчика в незащищенную женщину, а потом в леди Уинтер , но он не мог в одно мгновение разоблачить ее. И все же он не уехал.
Ему сказали, что у него дочь, но, увидев, какой далекой незнакомкой предстала эта женщина, он в данный момент не готов принять ее ребенка как своего собственного. Лорд Уинтер не отрицал такой возможности, он помнил, что они были близки, – просто он не мог в своем мозгу трансформировать случившийся факт в действительное появление ребенка от такой эфемерной связи.
Она оказалась девственницей – подобное обстоятельство сильнее всего отпечаталось в его памяти. Прежде он никогда не занимался сексом с девственницами, а с тех пор он вообще не имел женщин. Болезненная искра желания пробежала по его телу. Лорд Уинтер поднял голову и уставился в ствол дерева. После столь долгого воздержания в нем постоянно тлело желание, но чтобы оно вспыхнуло так внезапно и с такой силой при одной только мысли о ней – его собственная реакция удивила и раздосадовала Ардена.
С силой бросив гальку, он посмотрел, как она ударилась о ствол и отскочила обратно, а затем отряхнул грязь с рук и встал, решив, что невозможно отложить все навсегда.
Он шел, и постепенно за деревьями появлялся дом. Озеро отражало серое небо и серебряную дорожку буквой V, вытянутую до самой середины, где один из черных лебедей шлепал по воде крыльями. Позади озера над длинным зеленым склоном возвышалось величественное белое здание правильной формы с красивым фасадом, высокими окнами на фронтоне, пилястрами, вазами и прочими украшениями, выдержанными в строгом стиле.
Арден остановился, дыхание замерло у него в груди, губы и челюсти сжались.
Прошло столько лет, столько долгих лет, и тем не менее ничто не изменилось, все осталось тем же самым – огромным, холодным и безупречным. Он закрыл глаза и грустно усмехнулся – ильм и разрушенная берлога казались ему больше похожими на дом.
Когда лорд Уинтер шел по тропинке вокруг озера, на мгновение у него появилось нелепое желание, чтобы рядом с ним находился Селим. «Селим!» – иронически фыркнул он и оперся на трость, так что ее конец глубоко воткнулся в сырую землю.
Зения торопилась поскорее увидеть Элизабет и, не задерживаясь в гостиной, сразу же пошла переодеться, предоставив свекрови самой сообщить лорду Белмейну, что его сын наконец-то прибыл.
Она прервала игру дочери с ложками, которые та старалась ухватить крошечными пальчиками, и отпустила няню. Взяв ребенка на руки, Зения прижалась лицом к животику Элизабет, на которой был надет белый с голубым детский фартук, и пофыркала в него, а Элизабет, рассмеявшись, потянулась к перьям на шляпе матери.
Зения не могла долго оставаться без дочери, поэтому Элизабет не жила в детской. Ночью они спали вместе в постели Зении, а в смежной комнате стояла детская кровать и кушетка для няни, лежали игрушки. Зения понимала, что леди Белмейн не одобряет такого распорядка, но ни леди, ни лорда Белмейн их внучка, видимо, не очень интересовала. С самого рождения Элизабет леди Белмейн невзлюбила ее, потому что родился не мальчик, а единственное замечание лорда Белмейна сводилось к тому, что он не очень разбирается в детях, но считает ее очаровательным ребенком. В его высказывании содержался скрытый намек, что он взглянет на Элизабет еще раз, когда она вырастет, но, вероятно, никак не раньше.
Зения не возражала и радовалась, что у нее родился не мальчик, потому что так ее ребенок принадлежал только ей. Она отлично понимала, что лорд и леди Белмейн проявили бы всю свою власть и ни за что не допустили бы, чтобы мальчик жил вместе с ней, не позволили бы ей ласкать его, нежить и баловать. Но они не мешали Зении обращаться с Элизабет, как ей хочется, пока она не увозила девочку из Суонмира. В день рождения Элизабет, когда ей исполнился год, граф пригласил Зению к себе в кабинет и показал документы, по которым Элизабет становилась единственной наследницей, не считая леди Белмейн и Зении, получавших огромное состояние.
– Разумеется, титул она пока не получит, – объявил граф, сидя за большим письменным столом и не отрывая глаз от разложенных перед ним бумаг, – но я устроил так, что родовое имение перейдет к ней. Когда она выйдет замуж, ее муж должен будет взять имя Мэнсфилд, и только при таком условии ее мужское потомство унаследует титул. Я не стану посвящать вас в юридические детали, так как они довольно скучны, но вы можете не сомневаться, что девочка будет иметь все.
Он оставался холоден и официален, когда Зения поблагодарила его.
– Вам не за что благодарить меня. – Он наконец взглянул на нее светлыми голубыми глазами. – Честно говоря, мадам, я ждал так долго, чтобы окончательно убедиться, что ваша дочь – ребенок моего сына. Но сходство неоспоримо. Во всяком случае, я постарался все расставить по своим местам.
Временами Зения не признавала, что существует вообще какое-либо сходство, хотя никогда не осмелилась бы возражать. И только теперь она поняла, что имел в виду граф, и, как ни странно, его слова немного напугали и расстроили ее. Он вернулся – человек, который является отцом Элизабет, и каким-то образом оказалось, что вопреки разнице в чертах и цвете кожи Элизабет похожа на него.
Зения отнесла Элизабет к себе в комнату и опустила на кровать.
– Ты моя, – произнесла она, играя ножками дочери. – Моя, моя, моя! Разве не так?
Малышка агукнула и немедленно поползла к краю кровати. Она росла своенравным, настойчивым ребенком и начинала сердиться, если ей мешали что-то сделать. Зения успела подхватить дочь, не дав ей упасть с высокой постели, и перекатила ее к спинке кровати. Очень быстро сообразив, как спуститься вниз, Элизабет сразу же отправилась за своими ложками и довольно засмеялась, когда ей удалось увернуться и не попасть в руки матери.
Оставив дочь в покое, Зения принялась отвязывать со шляпы черную ленту. Ее пальцы почти не дрожали, но они до сих пор не слушались ее. Он вернулся. Он вернулся живым, стучало у нее в мозгу. Бросив шляпу на кровать, она позвонила горничной.
Приставленная к Зении девушка отличалась молчаливостью, на ее короткий вопрос: «Что мадам хочет надеть?» – Зения окинула взглядом свой гардероб. Все ее платья имели черный, серый или сиреневый цвет – в конце года леди Белмейн своим спокойным тоном высказала предположение, что вдове лорда Уинтера не следует торопиться отказываться от траура. Сначала Зения не возражала, но позднее она с тоской стала думать о разноцветной одежде, которую носили другие дамы.
Свой совет леди Белмейн дала еще до того, как они узнали, что Зения на самом деле не вдова и даже не фиктивная вдова. За две недели Зения вроде бы свыклась с этой новостью, но все еще чувствовала себя так, словно что-то сдавливает ее сердце и мешает ему нормально биться. Она несказанно удивилась, что, услышав в церкви знакомый голос, не рассыпалась на тысячу трепещущих кусочков.
Лорд Уинтер приехал на неделю позже, чем его ожидали. Для всех неделя превратилась в вереницу мучительных размышлений о том, как он будет выглядеть, что скажет, объявит ли ее перед всеми обманщицей. Лорд Белмейн ничего не сказал Зении по поводу полученной новости; он просто кивнул ей и немного язвительно буркнул, что они все рады известию о возвращении лорда Уинтера, который все же не встретил свой безвременный конец и вспомнил о доме. Видимо, его нисколько не заботил приезд сына, потому что он не придумал ничего лучшего, чем внезапно начать ремонт и перестройку в большей части огромного дома, закрыв боковые помещения и отдав спальни малярам и плотникам, которые сейчас громыхали в спальне, расположенной по соседству с комнатой Зении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41