Я и подумать о таком не мог. И эти сучки создают массу всяких проблем со своими заявлениями о сексуальных домогательствах... простите, не сдержался. А какие женщины там, откуда вы приехали? Они знают свое место?
– Очень хорошо знают.
– Отлично. Может, я приеду туда, где вы живете. Сицилия, да?
– Да.
– А на каком языке там говорят?
– На диалекте итальянского.
– Надо будет научиться. Вам там пилоты нужны?
– Разумеется.
– Отлично. – Самолет набрал высоту пять тысяч футов, солнце теперь светило им в спину, и впереди открывался прекрасный вид. Сатеруэйт подумал, что попутный втер позволит им долететь до места назначения даже раньше, чем он рассчитывал. В глубине души он чувствовал, что авиация для него гораздо больше, чем работа. Это встреча совсем с другим миром, и, находясь в небе, он чувствовал себя гораздо лучше, чем на земле. – Я скучаю по боевым действиям, – неожиданно признался он пассажиру.
– Разве можно скучать о таких вещах?
– Не знаю... но я никогда так хорошо не чувствовал себя, как в бою, когда вокруг пролетают «трассы» и ракеты. Наверное, если бы в меня хоть раз попали, я бы не наслаждался боевой обстановкой. Но эти тупицы вообще в небо-то с трудом могут попасть.
– Какие тупицы?
– Ох, ну, скажем, просто арабы. Уточнять не могу.
– Почему?
– Военная тайна. – Сатеруэйт рассмеялся. – Не сама операция... а ее исполнители.
– Почему? – продолжал допытываться Халил.
Билл Сатеруэйт взглянул на пассажира и ответил:
– Такова политика правительства: держать в секрете имена пилотов, принимающих участие в бомбардировках. Правительство считает, что эти тупоумные погонщики верблюдов могут приехать в Америку и отомстить. Чушь собачья. Однако знаете, капитан из Винсенса... ну, который во время войны в Персидском заливе случайно сбил иранский авиалайнер... так вот, кто-то подложил ему бомбу в машину. Ужас какой, во время взрыва едва не погибла его жена.
Халил кивнул. Он был прекрасно осведомлен об этом случае. Иранцы этим взрывом продемонстрировали, что они не приняли объяснения или извинения.
– Убийства приводят к еще большим убийствам, – промолвил Халил.
– Вы так считаете? Правительство тоже думает, что эти тупицы могут быть опасными для наших храбрых воинов. Черт побери, а мне наплевать, если кто-то узнает, что я бомбил арабов. Пусть приезжают поглазеть на меня. Их ждет достойная встреча.
– Да... вы носите оружие?
Сатеруэйт бросил взгляд на своего пассажира.
– Миссис Сатеруэйт родила не идиота.
– Простите?
– Да, я вооружен и очень опасен.
Самолет тем временем поднялся на высоту семь тысяч футов, а Сатеруэйт продолжал разглагольствовать:
– Однако позже, уже во время войны в Персидском заливе, правительству захотелось похвастаться своими успехами, и по телевидению показали женщин-пилотов. Боже мой, если оно боится гребаных арабов, то зачем надо было выставлять их перед телекамерами? А я скажу вам зачем – захотелось заручиться поддержкой общественности в собственной стране, и вот на экранах телевизоров появились хорошенькие пилоты, которые с улыбкой говорили о том, каких успехов они добиваются в войне и как все с удовольствием выполняют свой чертовый долг перед Богом и страной. И о каждой из этих кошечек было чуть ли не по сотне передач... я не шучу. Господи, если вы смотрели войну по Си-эн-эн, то могли подумать, что ее выиграли бабы. Готов поспорить, что это был еще один ощутимый удар по иракцам. Каково им было видеть и слышать, что им как следует надрала задницу кучка шлюх. – Сатеруэйт рассмеялся. – Я рад, что меня там не было.
– Я вас понимаю.
– Да? Простите, я, наверное, надоел вам со своей болтовней.
– И ваши чувства по поводу женщин, выполняющих мужскую работу, я тоже разделяю.
– Значит, у нас с вами много общего. – Сатеруэйт засмеялся и подумал, что этот парень не такой уж и плохой, несмотря на то что иностранец и, возможно, мафиози.
– А зачем вы повесили на стену тот плакат? – спросил Халил.
– Он напоминает мне о том моменте, когда я чуть не накрыл бомбой его задницу, – ответил Сатеруэйт, совсем забыв об осторожности. – На самом деле его дом не был моей целью, этим занимались Джим и Пол. Одна их бомба угодила прямо в дом этого ублюдка, но он в эту ночь спал на улице в палатке. Эти чертовы арабы любят палатки. Погибла его дочь, очень жаль, конечно, но война есть война. Досталось и его жене, и двум детям, но они остались живы. Никто не хочет убивать женщин и детей, но иногда они оказываются там, где не должны находиться. Будь я ребенком Каддафи, я бы не подходил к своему папочке ближе чем на милю, – закончил Сатеруэйт со смехом.
Халил глубоко вздохнул, стараясь держать себя в руках.
– А в чем заключалась ваша задача? – спросил он.
– Я бомбил командный центр, топливный склад, казармы... и кое-что еще. Сейчас уже не помню. А почему вы спросили?
– Да просто любопытно.
– Да? Так вот, мистер Фанини, забудьте обо всем. Как я уже говорил, мне запрещено рассказывать об этом.
– Да, разумеется.
Самолет летел на высоте семь с половиной тысяч футов. Сатеруэйт снизил скорость, и двигатели стали шуметь чуть тише.
– Будете звонить своему другу, который живет на Лонг-Айленде? – поинтересовался Халил.
– Да, наверное, позвоню.
– Вместе служили в армии?
– Да. Сейчас он директор Музея авиации. Возможно, если утром у нас будет время, я заскочу к нему. Можете составить мне компанию, если хотите, я покажу вам свой старый F-111 – в музее есть один экземпляр.
– Это было бы интересно.
– Конечно. Я сам уже много лет не видел ни одного такого самолета.
– Хотите посмотреть на него и вспомнить прошлое?
– Да.
Халил взглянул в окно и подумал: какая ирония судьбы. Он только что прибыл оттуда, где убил товарища этого пилота, и вот сейчас пилот везет его туда, где он убьет еще одного. Интересно, оценил бы пилот эту иронию?
Асад Халил откинулся на спинку кресла и посмотрел на небо. Солнце уже начало садиться, и он прочитал про себя положенные молитвы, а вслух тихо сказал:
– Господи, благослови мой джихад, ослепи моих врагов, отдай их в мои руки... Аллах велик.
– Вы что-то сказали? – спросил Сатеруэйт.
– Просто поблагодарил Бога за хороший день и попросил его благословить мою поездку в Америку.
– Да? А попросите его оказать и мне пару услуг.
– Я попросил. Он вам поможет.
Глава 40
Когда такси отъехало от здания ФБР на Федерал-Плаза, Кейт спросила:
– На этот раз зайдешь ко мне? Или тебе хочется спать?
В ее словах прозвучала легкая издевка, а может, даже и вызов моему мужскому самолюбию. Эта женщина поняла, какие кнопки следует нажимать.
– Зайду, – буркнул я.
Мы ехали молча, движение было умеренным, а улицы сверкали от падающего апрельского снега. Когда мы подъехали к дому Кейт, я расплатился с водителем, в общую сумму вошла и поездка из аэропорта Кеннеди, и время ожидания у здания ФБР. А еще мне пришлось нести ее чемодан. Что ни говори, а секс не бывает совершенно бесплатным.
Дверь нам открыл швейцар. Его наверняка удивило, что мисс Мэйфилд вышла из дома с чемоданом, а через несколько часов вернулась с тем же чемоданом и с мужчиной. Буду рад, если этот вопрос не даст ему спать всю ночь.
Мы поднялись в лифте на четырнадцатый этаж и вошли в квартиру. Квартира оказалась небольшой, белые стены, дубовый паркет без ковров и минимум современной мебели. Здесь не было растений, картин, скульптур, безделушек, и, слава Богу, не было кошки. Одну из стен закрывали полки с книгами, рядом располагались телевизор и проигрыватель компакт-дисков, динамики которого стояли на полу.
Из комнаты арка вела в кухню, и Кейт прошла прямо туда и открыла шкафчик.
– Виски? – спросила она.
– Да, будь любезна.
Она поставила на небольшой столик бутылку, я подошел и опустился на стул, а Кейт тем временем уже подала два стакана со льдом и налила виски.
– Добавить содовой?
– Нет, спасибо, – отказался я.
Мы чокнулись и выпили. Кейт снова налила, и мы повторили.
– Ты ужинал? – поинтересовалась Кейт.
– Нет, но я не голоден.
– Очень хорошо. А я чего-нибудь перекушу. – Она вытащила из шкафчика какие-то пакеты – то ли с чипсами, то ли с чем-то еще. Затем снова налила виски, прошла в комнату и включила музыку. Зазвучали старые записи Билла Холидея.
Кейт скинула туфли, сняла пиджак и продемонстрировала красивую белую блузку, кобуру с «глоком», ну и все остальное. Пиджак Кейт бросила на кресло, за пиджаком последовала кобура... но все остальное осталось на ней.
Чтобы не пользоваться преимуществом вооруженного человека, я тоже снял пиджак и отстегнул от брючного ремня кобуру.
Кейт посмотрела на часы.
– Надо будет посмотреть одиннадцатичасовые «Новости» – сегодня состоялось три пресс-конференции.
– Ладно, посмотрим.
Кейт поднялась со стула.
– Пойду проверю автоответчик и сообщу в оперативный штаб, что я дома. – Она посмотрела на меня и спросила: – Сказать им, что ты здесь?
– Как хочешь.
– Но в штабе должны постоянно знать твое местонахождение.
– Я понимаю.
– Ну так что, ты остаешься?
– И в этом случае все зависит от твоего желания.
Кейт повернулась и вышла через дверь, которая, наверное, вела в ее спальню или в кабинет. Прихлебывая виски, я размышлял о продолжительности и цели своего визита. Я понимал, что если допью виски и уйду, то мы с мисс Мэйфилд больше не будем приятелями. А если я останусь, то мы все равно уже не будем приятелями. Да, я действительно загнал себя в угол.
Вернувшись, Кейт сказала:
– На автоответчике только твое сообщение. – Она опустилась рядом на стул. – Я позвонила в оперативный штаб.
Не выдержав, я поинтересовался:
– Ты сказала, что я здесь?
– Сказала. У дежурного была включена громкая связь, и я услышала, как после моих слов все дружно захихикали.
Я улыбнулся.
Кейт налила себе еще виски, порылась в пакетах.
– Разве это еда? Вообще-то я умею готовить, но не готовлю. А ты что ешь дома?
– То, что покупаю по дороге.
– Тебе нравится жить одному?
– Иногда.
– А я никогда ни с кем не жила.
– Почему?
– Работа, звонки в любое время суток, командировки. И потом, я держу дома оружие, иногда приношу секретные документы. Опытные сотрудники говорили, что в их время, если женщина-агент жила с парнем, у нее обязательно случались неприятности.
– Возможно, так оно и было.
– Сейчас многое изменилось, но ты же ветеран. Расскажи, какой была жизнь в сороковых годах?
Я улыбнулся, хотя на самом деле ничего смешного в этой подковырке не было.
– Знаешь, я выпиваю, когда нервничаю, – призналась Кейт. – А секс всегда делает меня нервной. То есть когда в первый раз, а не вообще секс. А как у тебя?
– Ну... я испытываю легкое напряжение.
– Значит, ты не такой крутой, каким кажешься?
– Ты меня с кем-то путаешь.
– А кто эта женщина с Лонг-Айленда?
– Я же говорил тебе. Она работает в отделе по расследованию убийств.
– У тебя с ней серьезно? Я не хочу ставить тебя в неловкое положение.
На это я ничего не ответил.
– Многие женщины в нашей конторе считают тебя очень сексуальным.
– Правда? Но я веду себя очень скромно.
– Тут значение имеет не то, что ты говоришь и делаешь, а то, как ты ходишь и выглядишь.
– Но я, по-моему, очень застенчивый.
– Есть малость. А я нахалка, да?
На такой вопрос у меня имелся прекрасный стандартный ответ.
– Нет, ты просто откровенна и прямолинейна. Мне нравятся женщины, которые могут выразить свой интерес к мужчине без всяких хитроумных женских уловок.
– Чушь.
– Может быть. Давай выпьем.
Кейт взяла бутылку и села на диван.
– Давай посмотрим новости.
Я взял свой стакан и присоединился к ней. Кейт включила телевизор. Как раз начался одиннадцатичасовой выпуск.
Их главной темой была история с рейсом «Транс-континенталь» и пресс-конференции. Дикторша сообщила:
– Мы получили сенсационные новости, касающиеся трагедии, произошедшей в субботу в аэропорту Кеннеди с рейсом сто семьдесят пять. Сегодня на совместной пресс-конференции ФБР и Департамента полиции Нью-Йорка были официально подтверждены слухи о том, что пассажиры и экипаж рейса сто семьдесят пять погибли в результате террористического акта, а не несчастного случая. ФБР назвало главного подозреваемого – это ливиец по имени Асад Халил. – На экране появилась фотография Асада Халила. – Эту фотографию мы показывали вчера вечером. Изображенный на ней человек объявлен в международный розыск...
Кейт переключила на Эн-би-си – там рассказывали примерно то же самое, и Кейт проверила еще Эй-би-си и Си-эн-эн. Когда я сам щелкаю каналами, это нормально, но когда это делает кто-то другой – а особенно женщина, – меня это раздражает.
Мы просмотрели несколько вариантов новостей, запись первой пресс-конференции, выслушали представителей ФБР и полиции. Затем на экране появился Джек Кениг и сказал несколько слов о координации усилий ФБР и Департамента полиции Нью-Йорка, однако ни словом не обмолвился об Особом соединении.
Кениг ничего не сказал о Питере Гормане и Филе Хандри, но поведал о смерти Ника Монти, Нэнси Тейт и Мег Коллинз, которых назвал работниками федеральных правоохранительных органов. Умолчав, естественно, о клубе «Конкистадор». По его словам, они погибли в перестрелке с террористом во время его бегства.
Затем репортеры стали задавать вопросы, но основные действующие лица куда-то испарились, а за столом остался один Алан Паркер, напоминающий оленя, которого в лесу внезапно ослепил свет прожекторов.
Некоторое время мы еще слушали разные выступления и заявления, но наконец Кейт выключила телевизор и снова включила музыку.
– А я хотел сегодня вечером посмотреть очередную серию «Секретных материалов», – с сожалением промолвил я.
Кейт промолчала, и я понял, что наступил ответственный момент. Она налила себе виски, и я заметил, что у нее действительно дрожит рука. Я обнял Кейт за плечи, мы пили с ней виски из одного стакана и слушали приятную музыку. Наконец, откашлявшись, я спросил:
– А мы не можем быть просто друзьями?
– Нет. Ты мне даже не нравишься.
– Ох...
Наши губы слились в поцелуе, и не успел я ничего понять, как вся наша одежда оказалась на полу и кофейном столике, а мы лежали на диване совершенно голые, глядя друг на друга.
Если бы в ФБР давали медали за хорошую фигуру, то Кейт Мэйфилд получила бы золотую звезду, украшенную бриллиантами. Правда, я лежал слишком близко, чтобы целиком охватить взглядом ее тело, но, как и большинство мужчин в подобных ситуациях, я в темноте чувствовал пальцами не хуже слепого.
Моя ладонь гладила ее бедро, ягодицы, скользнула между ног, поднялась к животу, а затем к груди. Кожа у Кейт была гладкой и прохладной, это мне очень нравилось.
Что касается моего тела – если это кому-то интересно, – то его можно назвать мускулистым, но пластичным. Когда-то у меня совершенно не было живота, но после того как меня ранили, у меня появился маленький животик.
Ладонь Кейт, гладившая мою ягодицу, замерла, когда пальцы нащупали твердый шрам.
– Что это?
– Выходное отверстие от пули.
– А где входное?
– В нижней части живота.
Пошарив у меня в паху, Кейт обнаружила шрам от входного отверстия в нескольких дюймах над лобком.
– Ох... как близко...
– Еще бы чуть-чуть, и мы уж точно были бы только друзьями.
Кейт засмеялась и обняла меня так сильно, что из моих легких вышел весь воздух. Ничего себе, ну и силенка у этой женщины.
Где-то в глубине сознания я ничуть не сомневался, что Бет Пенроуз не понравилось бы мое теперешнее поведение. В конце концов, есть же у меня совесть. Но судя по тому, что творилось с моим членом, у него не было никакой совести. И чтобы разрешить это противоречие, я отключил сознание и позволил члену делать то, что ему хочется.
Мы обнимались и целовались целых десять минут. Есть определенная прелесть в изучении незнакомого обнаженного женского тела, его холмов и долин, запаха и вкуса. Мне нравились подобные любовные игры, однако мой член стал проявлять нетерпение, и я предложил Кейт пройти в спальню.
– Нет, давай здесь, – ответила она.
Что ж, здесь так здесь. Нет проблем. Правда... диван неудобный... но и это не беда.
Кейт легла на меня сверху, и через мгновение наши сугубо профессиональные и дружеские отношения остались в прошлом.
* * *
Я лежал на диване, а Кейт ушла в ванную. Я не знал, какими контрацептивами она пользовалась, но поскольку не заметил в квартире детских вещей, то решил, что она держит это дело под контролем.
Вернувшись из ванной, Кейт зажгла лампу рядом с диваном. Она стояла и смотрела на меня сверху вниз. Я сел и теперь мог разглядеть ее тело целиком. Оно действительно было превосходным, однако оказалось чуточку полнее, чем я представлял себе в тех редких случаях, когда мысленно раздевал ее.
Кейт опустилась передо мной на колени и раздвинула мои ноги. Я заметил у нее в руке влажное полотенце, которым она принялась вытирать у меня в паху, на что мой член немедленно отреагировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Очень хорошо знают.
– Отлично. Может, я приеду туда, где вы живете. Сицилия, да?
– Да.
– А на каком языке там говорят?
– На диалекте итальянского.
– Надо будет научиться. Вам там пилоты нужны?
– Разумеется.
– Отлично. – Самолет набрал высоту пять тысяч футов, солнце теперь светило им в спину, и впереди открывался прекрасный вид. Сатеруэйт подумал, что попутный втер позволит им долететь до места назначения даже раньше, чем он рассчитывал. В глубине души он чувствовал, что авиация для него гораздо больше, чем работа. Это встреча совсем с другим миром, и, находясь в небе, он чувствовал себя гораздо лучше, чем на земле. – Я скучаю по боевым действиям, – неожиданно признался он пассажиру.
– Разве можно скучать о таких вещах?
– Не знаю... но я никогда так хорошо не чувствовал себя, как в бою, когда вокруг пролетают «трассы» и ракеты. Наверное, если бы в меня хоть раз попали, я бы не наслаждался боевой обстановкой. Но эти тупицы вообще в небо-то с трудом могут попасть.
– Какие тупицы?
– Ох, ну, скажем, просто арабы. Уточнять не могу.
– Почему?
– Военная тайна. – Сатеруэйт рассмеялся. – Не сама операция... а ее исполнители.
– Почему? – продолжал допытываться Халил.
Билл Сатеруэйт взглянул на пассажира и ответил:
– Такова политика правительства: держать в секрете имена пилотов, принимающих участие в бомбардировках. Правительство считает, что эти тупоумные погонщики верблюдов могут приехать в Америку и отомстить. Чушь собачья. Однако знаете, капитан из Винсенса... ну, который во время войны в Персидском заливе случайно сбил иранский авиалайнер... так вот, кто-то подложил ему бомбу в машину. Ужас какой, во время взрыва едва не погибла его жена.
Халил кивнул. Он был прекрасно осведомлен об этом случае. Иранцы этим взрывом продемонстрировали, что они не приняли объяснения или извинения.
– Убийства приводят к еще большим убийствам, – промолвил Халил.
– Вы так считаете? Правительство тоже думает, что эти тупицы могут быть опасными для наших храбрых воинов. Черт побери, а мне наплевать, если кто-то узнает, что я бомбил арабов. Пусть приезжают поглазеть на меня. Их ждет достойная встреча.
– Да... вы носите оружие?
Сатеруэйт бросил взгляд на своего пассажира.
– Миссис Сатеруэйт родила не идиота.
– Простите?
– Да, я вооружен и очень опасен.
Самолет тем временем поднялся на высоту семь тысяч футов, а Сатеруэйт продолжал разглагольствовать:
– Однако позже, уже во время войны в Персидском заливе, правительству захотелось похвастаться своими успехами, и по телевидению показали женщин-пилотов. Боже мой, если оно боится гребаных арабов, то зачем надо было выставлять их перед телекамерами? А я скажу вам зачем – захотелось заручиться поддержкой общественности в собственной стране, и вот на экранах телевизоров появились хорошенькие пилоты, которые с улыбкой говорили о том, каких успехов они добиваются в войне и как все с удовольствием выполняют свой чертовый долг перед Богом и страной. И о каждой из этих кошечек было чуть ли не по сотне передач... я не шучу. Господи, если вы смотрели войну по Си-эн-эн, то могли подумать, что ее выиграли бабы. Готов поспорить, что это был еще один ощутимый удар по иракцам. Каково им было видеть и слышать, что им как следует надрала задницу кучка шлюх. – Сатеруэйт рассмеялся. – Я рад, что меня там не было.
– Я вас понимаю.
– Да? Простите, я, наверное, надоел вам со своей болтовней.
– И ваши чувства по поводу женщин, выполняющих мужскую работу, я тоже разделяю.
– Значит, у нас с вами много общего. – Сатеруэйт засмеялся и подумал, что этот парень не такой уж и плохой, несмотря на то что иностранец и, возможно, мафиози.
– А зачем вы повесили на стену тот плакат? – спросил Халил.
– Он напоминает мне о том моменте, когда я чуть не накрыл бомбой его задницу, – ответил Сатеруэйт, совсем забыв об осторожности. – На самом деле его дом не был моей целью, этим занимались Джим и Пол. Одна их бомба угодила прямо в дом этого ублюдка, но он в эту ночь спал на улице в палатке. Эти чертовы арабы любят палатки. Погибла его дочь, очень жаль, конечно, но война есть война. Досталось и его жене, и двум детям, но они остались живы. Никто не хочет убивать женщин и детей, но иногда они оказываются там, где не должны находиться. Будь я ребенком Каддафи, я бы не подходил к своему папочке ближе чем на милю, – закончил Сатеруэйт со смехом.
Халил глубоко вздохнул, стараясь держать себя в руках.
– А в чем заключалась ваша задача? – спросил он.
– Я бомбил командный центр, топливный склад, казармы... и кое-что еще. Сейчас уже не помню. А почему вы спросили?
– Да просто любопытно.
– Да? Так вот, мистер Фанини, забудьте обо всем. Как я уже говорил, мне запрещено рассказывать об этом.
– Да, разумеется.
Самолет летел на высоте семь с половиной тысяч футов. Сатеруэйт снизил скорость, и двигатели стали шуметь чуть тише.
– Будете звонить своему другу, который живет на Лонг-Айленде? – поинтересовался Халил.
– Да, наверное, позвоню.
– Вместе служили в армии?
– Да. Сейчас он директор Музея авиации. Возможно, если утром у нас будет время, я заскочу к нему. Можете составить мне компанию, если хотите, я покажу вам свой старый F-111 – в музее есть один экземпляр.
– Это было бы интересно.
– Конечно. Я сам уже много лет не видел ни одного такого самолета.
– Хотите посмотреть на него и вспомнить прошлое?
– Да.
Халил взглянул в окно и подумал: какая ирония судьбы. Он только что прибыл оттуда, где убил товарища этого пилота, и вот сейчас пилот везет его туда, где он убьет еще одного. Интересно, оценил бы пилот эту иронию?
Асад Халил откинулся на спинку кресла и посмотрел на небо. Солнце уже начало садиться, и он прочитал про себя положенные молитвы, а вслух тихо сказал:
– Господи, благослови мой джихад, ослепи моих врагов, отдай их в мои руки... Аллах велик.
– Вы что-то сказали? – спросил Сатеруэйт.
– Просто поблагодарил Бога за хороший день и попросил его благословить мою поездку в Америку.
– Да? А попросите его оказать и мне пару услуг.
– Я попросил. Он вам поможет.
Глава 40
Когда такси отъехало от здания ФБР на Федерал-Плаза, Кейт спросила:
– На этот раз зайдешь ко мне? Или тебе хочется спать?
В ее словах прозвучала легкая издевка, а может, даже и вызов моему мужскому самолюбию. Эта женщина поняла, какие кнопки следует нажимать.
– Зайду, – буркнул я.
Мы ехали молча, движение было умеренным, а улицы сверкали от падающего апрельского снега. Когда мы подъехали к дому Кейт, я расплатился с водителем, в общую сумму вошла и поездка из аэропорта Кеннеди, и время ожидания у здания ФБР. А еще мне пришлось нести ее чемодан. Что ни говори, а секс не бывает совершенно бесплатным.
Дверь нам открыл швейцар. Его наверняка удивило, что мисс Мэйфилд вышла из дома с чемоданом, а через несколько часов вернулась с тем же чемоданом и с мужчиной. Буду рад, если этот вопрос не даст ему спать всю ночь.
Мы поднялись в лифте на четырнадцатый этаж и вошли в квартиру. Квартира оказалась небольшой, белые стены, дубовый паркет без ковров и минимум современной мебели. Здесь не было растений, картин, скульптур, безделушек, и, слава Богу, не было кошки. Одну из стен закрывали полки с книгами, рядом располагались телевизор и проигрыватель компакт-дисков, динамики которого стояли на полу.
Из комнаты арка вела в кухню, и Кейт прошла прямо туда и открыла шкафчик.
– Виски? – спросила она.
– Да, будь любезна.
Она поставила на небольшой столик бутылку, я подошел и опустился на стул, а Кейт тем временем уже подала два стакана со льдом и налила виски.
– Добавить содовой?
– Нет, спасибо, – отказался я.
Мы чокнулись и выпили. Кейт снова налила, и мы повторили.
– Ты ужинал? – поинтересовалась Кейт.
– Нет, но я не голоден.
– Очень хорошо. А я чего-нибудь перекушу. – Она вытащила из шкафчика какие-то пакеты – то ли с чипсами, то ли с чем-то еще. Затем снова налила виски, прошла в комнату и включила музыку. Зазвучали старые записи Билла Холидея.
Кейт скинула туфли, сняла пиджак и продемонстрировала красивую белую блузку, кобуру с «глоком», ну и все остальное. Пиджак Кейт бросила на кресло, за пиджаком последовала кобура... но все остальное осталось на ней.
Чтобы не пользоваться преимуществом вооруженного человека, я тоже снял пиджак и отстегнул от брючного ремня кобуру.
Кейт посмотрела на часы.
– Надо будет посмотреть одиннадцатичасовые «Новости» – сегодня состоялось три пресс-конференции.
– Ладно, посмотрим.
Кейт поднялась со стула.
– Пойду проверю автоответчик и сообщу в оперативный штаб, что я дома. – Она посмотрела на меня и спросила: – Сказать им, что ты здесь?
– Как хочешь.
– Но в штабе должны постоянно знать твое местонахождение.
– Я понимаю.
– Ну так что, ты остаешься?
– И в этом случае все зависит от твоего желания.
Кейт повернулась и вышла через дверь, которая, наверное, вела в ее спальню или в кабинет. Прихлебывая виски, я размышлял о продолжительности и цели своего визита. Я понимал, что если допью виски и уйду, то мы с мисс Мэйфилд больше не будем приятелями. А если я останусь, то мы все равно уже не будем приятелями. Да, я действительно загнал себя в угол.
Вернувшись, Кейт сказала:
– На автоответчике только твое сообщение. – Она опустилась рядом на стул. – Я позвонила в оперативный штаб.
Не выдержав, я поинтересовался:
– Ты сказала, что я здесь?
– Сказала. У дежурного была включена громкая связь, и я услышала, как после моих слов все дружно захихикали.
Я улыбнулся.
Кейт налила себе еще виски, порылась в пакетах.
– Разве это еда? Вообще-то я умею готовить, но не готовлю. А ты что ешь дома?
– То, что покупаю по дороге.
– Тебе нравится жить одному?
– Иногда.
– А я никогда ни с кем не жила.
– Почему?
– Работа, звонки в любое время суток, командировки. И потом, я держу дома оружие, иногда приношу секретные документы. Опытные сотрудники говорили, что в их время, если женщина-агент жила с парнем, у нее обязательно случались неприятности.
– Возможно, так оно и было.
– Сейчас многое изменилось, но ты же ветеран. Расскажи, какой была жизнь в сороковых годах?
Я улыбнулся, хотя на самом деле ничего смешного в этой подковырке не было.
– Знаешь, я выпиваю, когда нервничаю, – призналась Кейт. – А секс всегда делает меня нервной. То есть когда в первый раз, а не вообще секс. А как у тебя?
– Ну... я испытываю легкое напряжение.
– Значит, ты не такой крутой, каким кажешься?
– Ты меня с кем-то путаешь.
– А кто эта женщина с Лонг-Айленда?
– Я же говорил тебе. Она работает в отделе по расследованию убийств.
– У тебя с ней серьезно? Я не хочу ставить тебя в неловкое положение.
На это я ничего не ответил.
– Многие женщины в нашей конторе считают тебя очень сексуальным.
– Правда? Но я веду себя очень скромно.
– Тут значение имеет не то, что ты говоришь и делаешь, а то, как ты ходишь и выглядишь.
– Но я, по-моему, очень застенчивый.
– Есть малость. А я нахалка, да?
На такой вопрос у меня имелся прекрасный стандартный ответ.
– Нет, ты просто откровенна и прямолинейна. Мне нравятся женщины, которые могут выразить свой интерес к мужчине без всяких хитроумных женских уловок.
– Чушь.
– Может быть. Давай выпьем.
Кейт взяла бутылку и села на диван.
– Давай посмотрим новости.
Я взял свой стакан и присоединился к ней. Кейт включила телевизор. Как раз начался одиннадцатичасовой выпуск.
Их главной темой была история с рейсом «Транс-континенталь» и пресс-конференции. Дикторша сообщила:
– Мы получили сенсационные новости, касающиеся трагедии, произошедшей в субботу в аэропорту Кеннеди с рейсом сто семьдесят пять. Сегодня на совместной пресс-конференции ФБР и Департамента полиции Нью-Йорка были официально подтверждены слухи о том, что пассажиры и экипаж рейса сто семьдесят пять погибли в результате террористического акта, а не несчастного случая. ФБР назвало главного подозреваемого – это ливиец по имени Асад Халил. – На экране появилась фотография Асада Халила. – Эту фотографию мы показывали вчера вечером. Изображенный на ней человек объявлен в международный розыск...
Кейт переключила на Эн-би-си – там рассказывали примерно то же самое, и Кейт проверила еще Эй-би-си и Си-эн-эн. Когда я сам щелкаю каналами, это нормально, но когда это делает кто-то другой – а особенно женщина, – меня это раздражает.
Мы просмотрели несколько вариантов новостей, запись первой пресс-конференции, выслушали представителей ФБР и полиции. Затем на экране появился Джек Кениг и сказал несколько слов о координации усилий ФБР и Департамента полиции Нью-Йорка, однако ни словом не обмолвился об Особом соединении.
Кениг ничего не сказал о Питере Гормане и Филе Хандри, но поведал о смерти Ника Монти, Нэнси Тейт и Мег Коллинз, которых назвал работниками федеральных правоохранительных органов. Умолчав, естественно, о клубе «Конкистадор». По его словам, они погибли в перестрелке с террористом во время его бегства.
Затем репортеры стали задавать вопросы, но основные действующие лица куда-то испарились, а за столом остался один Алан Паркер, напоминающий оленя, которого в лесу внезапно ослепил свет прожекторов.
Некоторое время мы еще слушали разные выступления и заявления, но наконец Кейт выключила телевизор и снова включила музыку.
– А я хотел сегодня вечером посмотреть очередную серию «Секретных материалов», – с сожалением промолвил я.
Кейт промолчала, и я понял, что наступил ответственный момент. Она налила себе виски, и я заметил, что у нее действительно дрожит рука. Я обнял Кейт за плечи, мы пили с ней виски из одного стакана и слушали приятную музыку. Наконец, откашлявшись, я спросил:
– А мы не можем быть просто друзьями?
– Нет. Ты мне даже не нравишься.
– Ох...
Наши губы слились в поцелуе, и не успел я ничего понять, как вся наша одежда оказалась на полу и кофейном столике, а мы лежали на диване совершенно голые, глядя друг на друга.
Если бы в ФБР давали медали за хорошую фигуру, то Кейт Мэйфилд получила бы золотую звезду, украшенную бриллиантами. Правда, я лежал слишком близко, чтобы целиком охватить взглядом ее тело, но, как и большинство мужчин в подобных ситуациях, я в темноте чувствовал пальцами не хуже слепого.
Моя ладонь гладила ее бедро, ягодицы, скользнула между ног, поднялась к животу, а затем к груди. Кожа у Кейт была гладкой и прохладной, это мне очень нравилось.
Что касается моего тела – если это кому-то интересно, – то его можно назвать мускулистым, но пластичным. Когда-то у меня совершенно не было живота, но после того как меня ранили, у меня появился маленький животик.
Ладонь Кейт, гладившая мою ягодицу, замерла, когда пальцы нащупали твердый шрам.
– Что это?
– Выходное отверстие от пули.
– А где входное?
– В нижней части живота.
Пошарив у меня в паху, Кейт обнаружила шрам от входного отверстия в нескольких дюймах над лобком.
– Ох... как близко...
– Еще бы чуть-чуть, и мы уж точно были бы только друзьями.
Кейт засмеялась и обняла меня так сильно, что из моих легких вышел весь воздух. Ничего себе, ну и силенка у этой женщины.
Где-то в глубине сознания я ничуть не сомневался, что Бет Пенроуз не понравилось бы мое теперешнее поведение. В конце концов, есть же у меня совесть. Но судя по тому, что творилось с моим членом, у него не было никакой совести. И чтобы разрешить это противоречие, я отключил сознание и позволил члену делать то, что ему хочется.
Мы обнимались и целовались целых десять минут. Есть определенная прелесть в изучении незнакомого обнаженного женского тела, его холмов и долин, запаха и вкуса. Мне нравились подобные любовные игры, однако мой член стал проявлять нетерпение, и я предложил Кейт пройти в спальню.
– Нет, давай здесь, – ответила она.
Что ж, здесь так здесь. Нет проблем. Правда... диван неудобный... но и это не беда.
Кейт легла на меня сверху, и через мгновение наши сугубо профессиональные и дружеские отношения остались в прошлом.
* * *
Я лежал на диване, а Кейт ушла в ванную. Я не знал, какими контрацептивами она пользовалась, но поскольку не заметил в квартире детских вещей, то решил, что она держит это дело под контролем.
Вернувшись из ванной, Кейт зажгла лампу рядом с диваном. Она стояла и смотрела на меня сверху вниз. Я сел и теперь мог разглядеть ее тело целиком. Оно действительно было превосходным, однако оказалось чуточку полнее, чем я представлял себе в тех редких случаях, когда мысленно раздевал ее.
Кейт опустилась передо мной на колени и раздвинула мои ноги. Я заметил у нее в руке влажное полотенце, которым она принялась вытирать у меня в паху, на что мой член немедленно отреагировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74