Теперь выяснилось, что можно потерять и палец.
Я работал на двадцать шестом этаже, где делил квадратную конуру с бывшим нью-йоркским полицейским. Еще на этом этаже трудились несколько «костюмов» – так полицейские называли сотрудников ФБР. На самом деле прозвище было не совсем удачным. Многие полицейские тоже носили костюмы, а около трети агентов ФБР составляли женщины. Но я уже давно научился не удивляться различного рода жаргонным выражениям, употребляемым в той или иной организации. Ведь жаргон в определенной степени являлся ниточкой к пониманию менталитета людей, работавших там.
Мы поднялись на самый верхний этаж, где обитали небожители. Нас провели в угловой офис, окна которого выходили на юго-восток. Табличка на двери гласила: «Джек Кениг». Если слегка видоизменить его фамилию, то получалось «Кинг» – «король», то есть «король Джек». Его должность называлась «старший специальный агент», и он руководил всем ОАС. Владения короля Джека включали пять районов Нью-Йорка, прилегающие округа штатов Нью-Джерси и Коннектикут, северную часть штата Нью-Йорк и два округа Лонг-Айленда – Нассау и Суффолк. Именно в Суффолке, на восточной оконечности Лонг-Айленда, я и встретился впервые с сэром Тедом и сэром Джорджем. Со странствующими рыцарями, если продолжить метафоры, которые оказались болванами. Ладно, как бы там ни было, я не сомневался, что король Джек не любит, когда что-то не так в его королевстве.
Кабинет у его высочества оказался огромным, с большим столом, а еще там стояли диван и три кресла вокруг кофейного столика. Я обратил внимание на книжные полки, овальный стол в стиле короля Артура, но, к своему разочарованию, не увидел трона.
Его высочества в кабинете не было, и мистер Робертс сказал: «Чувствуйте себя как дома, кладите ноги на кофейный столик. Если хотите, можете полежать на диване». На самом деле Робертс этого не говорил, он только буркнул:
– Ждите, – и вышел из кабинета.
Жаль, что было неизвестно, сколько ждать. Я подумал, что успел бы сбегать к себе в кабинет и ознакомиться с условиями контракта.
Следует сказать, что, поскольку наша группа являлась объединенной, ею вместе с Джеком Кенигом руководил капитан полиции Нью-Йорка. Капитана звали Дэвид Штейн. Еврей, дипломированный юрист. По мнению комиссара полиции, человек достаточно умный, чтобы не ударить в грязь лицом перед чересчур образованными федералами. Работа у капитана Штейна была тяжелая, но ему хватало и резкости, и дипломатичности, чтобы не конфликтовать с федералами, защищая при этом интересы полицейских, служивших под его руководством. А вот бывшие полицейские, работавшие по контракту, вроде меня, как-то выпадали из этой общей картины. То есть наши интересы не отстаивал никто. Однако я и не помышлял о карьере, так что беспокоиться было не о чем.
Что касается капитана Штейна, то раньше он работал в отделе разведки, который расследовал множество дел, связанных с исламскими экстремистами, включая убийство раввина Меира Кахана. Так что он вполне годился для этой работы. А поскольку капитан Штейн был еврей, то у него имелись личные счеты к исламским экстремистам. Конечно, ОАС работало по всем террористическим организациям, но не надо быть специалистом в области ракетной техники, чтобы догадаться, кому уделялось наибольшее внимание.
Хорошо, если бы на этом совещании присутствовал капитан Штейн. Я очень надеялся на это, поскольку еще один полицейский отнюдь не помешал бы.
Кейт и Тед молча положили на кофейный столик «дипломаты» Фила и Питера. Я вспомнил, что и мне приходилось забирать оружие и документы убитых коллег и возвращать их начальству. А вот древние воины забирали мечи и щиты своих погибших товарищей и уносили к себе домой. Однако в нашем случае оружие исчезло. Я открыл «дипломаты» и убедился, что сотовые телефоны выключены. Жутко слышать, когда звонит телефон убитого.
А что касается Джека Кенига, то я встречался с ним всего один раз, когда меня принимали на работу; он показался мне довольно разумным, спокойным и рассудительным. Его еще считали язвительным человеком, а мне ужасно нравилась эта черта характера. Помню, как он сказал, касаясь моей преподавательской деятельности: «Тот, кто может, делает, а кто не может – тот обучает».
На что я ему ответил: «Тот, кто получил три пули на работе, не должен объяснять, почему он сменил род деятельности». Помолчав немного, Кениг улыбнулся и сказал: «Добро пожаловать в Особое антитеррористическое соединение».
Несмотря на улыбку и доброжелательный тон, у меня закралось подозрение, что Кениг слегка разозлился. Возможно, он до сих пор не забыл тот случай.
Мы стояли на большом синем ковре, и я бросил взгляд на Кейт. Она, похоже, немного нервничала. Тогда я посмотрел на Теда Нэша. Вот он внешне был спокоен, поскольку Джек Кениг не считался официально его начальником. У этого господина из ЦРУ имелось свое начальство, которое размещалось через улицу. Адрес: Бродвей, 290. Я бы пожертвовал своим месячным жалованьем, чтобы увидеть Теда на ковре у его начальства. Но этому сбыться не суждено.
Между прочим, некоторые из сотрудников ОАС размещались в здании на Бродвее; оно было новым и лучше здания на Федерал-Плаза. Ходили слухи, что подобное разделение было сделано на тот случай, если кто-то из террористов решит продемонстрировать свои способности на федеральных объектах. Лично я считал, что это просто какая-то бюрократическая закавыка, однако подобные организации всегда давали совершенно секретные объяснения по поводу своей обычной глупости.
Если вас интересует, почему Кейт, Тед и я не разговаривали в ожидании начальства, то мы делали это потому, что подозревали – офис прослушивается. Если трех человек оставляют одних в чужом кабинете, надо быть готовым к тому, что ведется запись их разговоров. Я подумал, что неплохо бы продиктовать для настройки записи: «Один, два, три, проверка», – но вместо этого произнес:
– Хороший кабинет. У мистера Кенига неплохой вкус.
Кейт и Тед проигнорировали мое замечание.
Я бросил взгляд на часы: почти семь вечера. Пожалуй, мистера Кенига не особенно радовало, что приходится ехать на работу в субботу. Мне и самому не нравилась эта идея, но борьба с терроризмом занятие круглосуточное. Когда-то мы говорили у себя в отделе по раскрытию убийств: «Когда у убийцы день заканчивается, у нас только начинается».
От нечего делать я подошел к окну. Конечно, отсюда я не мог видеть аэропорт Кеннеди, но заметил в небе над Атлантическим океаном полосу ярких звезд, что-то вроде нового созвездия. На самом деле это были огни самолета. Это означало, что посадочные полосы аэропорта снова открыты.
Да, отсюда открывался прекрасный вид – город, освещенные мосты, река, чистое апрельское небо и почти полная луна, поднимавшаяся на востоке над Бруклином.
Повернувшись, я перевел взгляд на юго-запад. Здесь основной достопримечательностью были башни-близнецы Международного торгового центра, устремившиеся на четверть мили в небо. Сто десять этажей из стекла, бетона и стали.
Башни находились в полумиле отсюда, но они были такими огромными, что, казалось, стоят всего через улицу. Официально они назывались Северная и Южная. Однако в пятницу, 26 февраля 1993 года, в 12 часов 17 минут 36 секунд, Южная башня едва не стала известной как Исчезнувшая башня.
Рабочий стол мистера Кенига был расположен таким образом, чтобы каждый раз, глядя в окно, он мог видеть эти башни и размышлять, какую молитву читали арабские джентльмены, когда пригнали в подземный гараж башни фургон, начиненный взрывчаткой. Наверняка они молились о том, чтобы Южная башня рухнула, похоронив под своими обломками свыше пятидесяти тысяч человек.
И если бы Южная башня действительно рухнула, задев при этом и Северную башню, то тогда число погибших увеличилось бы еще тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.
Однако конструкция выдержала, погибли шесть человек, и свыше тысячи человек получили ранения. Подземный взрыв нанес ущерб полицейскому участку, расположенному в цокольном этаже, и оставил воронку на месте многоярусного подземного гаража. То, что могло стать крупнейшей потерей Америки со времен Второй мировой войны, стало громким и четким предупреждением. Америка превратилась в территорию, через которую проходила линия фронта.
Я подумал, что мистер Кениг мог бы запросто переставить мебель в кабинете или закрыть окна жалюзи, однако тот факт, что он не сделал этого, кое-что говорил о человеке, который предпочел смотреть на эти здания каждый рабочий день. Не знаю, ругал ли он службу безопасности за промахи, которые привели к трагедии, или же каждое утро благодарил Бога за то, что сто тысяч человек остались живы. Возможно, он делал и то и другое. Еще возможно, что эти башни, статуя Свободы, Уолл-стрит и все остальное, что было видно из окна кабинета, снилось ему по ночам.
Джек Кениг не руководил ОАС во время взрыва в 1993 году, но он руководил группой сейчас. Возможно, в понедельник утром он подумает о том, чтобы переставить рабочий стол таким образом, чтобы можно было смотреть в сторону аэропорта Кеннеди. Да, как ни крути, а из кабинета Джеку открывались неприятные виды.
В этот момент объект моих размышлений собственной персоной появился в кабинете и, застав меня за разглядыванием башен Международного торгового центра, спросил:
– Профессор, они все еще стоят?
Да, он явно не забывал строптивые выходки своих подчиненных.
– Да, сэр, – кротко ответил я.
– Что ж, это хорошие новости. – Кениг посмотрел на Кейт, затем на Нэша и жестом пригласил всех троих садиться. Нэш и Кейт сели на диван, я занял один из трех стульев, а мистер Кениг остался стоять.
Это был высокий мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные серо-стальные волосы, серо-стальные глаза, волевой подбородок. Он стоял с таким видом, словно ему в задницу засунули стальной прут и он явно собирался засунуть такой же прут кому-то еще. Джек Кениг вообще не слыл добродушным человеком, а сегодня у него и вовсе было мрачное настроение.
На нем были брюки свободного покроя, голубая спортивная рубашка, на ногах легкие кожаные туфли, однако даже такая одежда почему-то выглядела на нем официально.
В кабинет вошел Хэл Робертс и уселся на стоявший рядом стул. А Джек Кениг, похоже, вовсе не собирался садиться и расслабляться. Мистер Робертс держал в руках желтый блокнот и карандаш. А я-то, грешным делом, подумал, что он предложит нам что-нибудь выпить. Но, как говорится, размечтался.
Мистер Джек Кениг начал без всякого вступления:
– Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, каким образом закованному в наручники и охраняемому террористу удалось убить три сотни мужчин, женщин и детей на борту американского лайнера, включая двух вооруженных сопровождающих, двух находившихся на борту федеральных маршалов и спасателя из Портового управления, затем проникнуть в секретную штаб-квартиру и убить секретаршу, дежурного офицера ФБР и полицейского из вашей группы? – Он посмотрел на каждого из нас. – Кто-нибудь из вас возьмет на себя труд объяснить мне это?
Если бы я находился в полицейском участке, а не на Федерал-Плаза, то, возможно, задал бы саркастический вопрос, что-нибудь вроде: «А вы можете представить себе, что натворил бы преступник, если бы на нем не было наручников?» Однако было не то время, не то место и не тот случай для легкомысленного трепа. Погибло множество ни в чем не повинных людей, и работа живых заключалась в том, чтобы выяснить, как это могло произойти.
Надо ли говорить, что ни один из нас не ответил на вопрос Джека Кенига, который казался риторическим. Хорошая идея: дать шефу немного успокоиться. К чести Джека, для того чтобы поостыть, ему понадобилась всего пара минут. Затем он сел за стол и уставился в окно. Сейчас он смотрел на Финансовый район, с которым не были связаны неприятные ассоциации, если только Джек Кениг не владел акциями «Транс-континенталь».
Джек Кениг, между прочим, работал в ФБР, и я не сомневался, что Теду Нэшу не нравилась та манера, в которой с ним разговаривает агент ФБР. Мне, как лицу полугражданскому, тоже не нравилась такая манера, но Кениг был начальником, а мы все служили в Особом антитеррористическом соединении. Кейт, как сотруднице ФБР, грозили неприятности в карьере. То же самое касалось и Джорджа, но Джордж выбрал легкую работенку и остался в аэропорту с трупами.
Похоже, Джек Кениг старался взять себя в руки. Наконец он посмотрел на Теда Нэша и сказал:
– Сожалею по поводу гибели Питера Гормана. Ты его знал?
Нэш кивнул.
Джек перевел взгляд на Кейт:
– А ты, по-моему, дружила с Филом Хандри.
– Да.
Затем Кениг посмотрел на меня:
– Я уверен, тебе приходилось терять друзей. Ты знаешь, как это больно.
– Знаю. Ник Монти был моим другом.
Джек Кениг снова уставился в окно, я был уверен, что сейчас он размышляет о многом. Около минуты мы помолчали в память о наших друзьях, но каждый из нас понимал, что надо возвращаться к делам. У меня неожиданно вырвался вопрос:
– А капитан Штейн будет на совещании?
– Он занят инструктажем групп наружного наблюдения, сейчас ему не до совещаний, – ответил Джек.
Никогда не знаешь, что у начальства на уме или какие «дворцовые интриги» происходят в ведомстве, поэтому лучше всего не совать свой нос куда не следует. Поэтому я притворно зевнул, делая вид, что в общем-то меня не интересует ни свой вопрос, ни ответ Кенига.
Джек повернулся к Кейт:
– Ладно, расскажи мне, что произошло. С самого начала.
Кейт, похоже, была готова к такому вопросу, поэтому обстоятельно, без спешки изложила события дня в хронологическом порядке.
Кениг слушал не прерывая, а Робертс делал записи в блокноте. Наверное, наш разговор еще записывался и на пленку.
Кейт упомянула о моем настойчивом стремлении попасть на борт самолета и о том, что ни она, ни Фостер не считали это необходимым.
Лицо Кенига на протяжении ее рассказа оставалось непроницаемым. Он не вскидывал брови, не хмурился, не морщился, не кивал и не мотал головой и, уж конечно, ни разу не улыбнулся. Прямо-таки образцовый слушатель. Вел себя так, как будто его вообще здесь не было.
Кейт в своем повествовании подошла к тому моменту, когда я вернулся на верхнюю палубу и обнаружил, что у Гормана и Хандри отсутствуют большие пальцы. Тут она на секунду остановилась, собираясь с силами, а Кениг посмотрел на меня. И хотя в его взгляде не было никаких признаков одобрения моих действий, я понял, что от дела меня не отстранят.
Кейт продолжила излагать факты, оставляя подозрения и версии на потом, если Кениг поинтересуется. Кейт Мэйфилд отличалась поразительной памятью на детали и удивительной способностью не расцвечивать и не искажать факты. Я бы в такой ситуации тоже постарался бы не расцвечивать и не искажать факты, если бы только мне не пришлось защищать товарища, но все знали, что я страдаю провалами в памяти.
Свой рассказ Кейт закончила словами:
– Джордж решил остаться и возглавить обследование места преступления. Мы согласились с ним и попросили патрульного полицейского Симпсона отвезти нас сюда.
Я посмотрел на часы. Доклад Кейт продолжался сорок минут, и стрелки часов уже приблизились к восьми. В это время мне обычно требовалось спрыснуть мозги алкоголем.
Джек Кениг откинулся на спинку кресла – было видно, что он обдумывает факты. Наконец он сказал:
– Получается, что Халил все время опережал нас на шаг или два.
– Так всегда бывает во время состязаний, – высказал я свое мнение. – Тот, кто приходит вторым, – это первый проигравший.
Мистер Кениг бросил на меня внимательный взгляд и повторил мои слова:
– Тот, кто приходит вторым, – это первый проигравший. Где ты это вычитал?
– Наверное, в Библии.
– Сделаем перерыв, – обратился Кениг к Робертсу, и мистер Робертс отложил свой карандаш.
Кениг снова обратился ко мне:
– Насколько я знаю, ты хочешь перейти в отдел, который занимается ИРА.
Прежде чем ответить, я откашлялся.
– Да, было такое желание, но...
– У тебя какие-то личные счеты к Ирландской республиканской армии?
– Нет, на самом деле я...
В наш разговор вмешалась Кейт:
– Мы с Джоном обсуждали недавно эту тему, и он уже не хочет уходить от нас.
Она не совсем верно передала то, что я говорил ей, но такой ответ прозвучал лучше, чем мои расистские и женофобские замечания в отношении мусульман. Я взглянул на Кейт, и наши взгляды встретились.
– Я просмотрел дело, которое ты расследовал прошлой осенью на Плам-Айленде, – сообщил Кениг.
Я ничего не ответил на это.
– Прочитал отчет, составленный Тедом Нэшем и Джорджем Фостером, и отчет детектива Бет Пенроуз из отдела по расследованию убийств округа Суффолк. В этих двух отчетах имеются некоторые различия в фактах и их оценке. И эти различия связаны с твоей ролью в этом деле.
– У меня не было официальной роли в этом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74