Что поделаешь, теперь я живу иначе… когда-то пора прощаться с детством и детскими праздниками. Я ношу в себе иную тайну, волнующую, прекрасную.
Перед Пасхой все же пришлось исповедаться. Иначе это выглядело бы уж слишком диким. Отец Тимо явно обрадовался, увидев меня.
Встав на колени, я перечислила свои обычные грехи - лень, чревоугодие, сплетни о преподавателях, ложь по мелочам. Отец Тимо кивал. Когда я закончила, он сказал.
— С вами что-то происходит, Кристиана. Вы теряете веру?
Я пожала плечами. Захотелось разреветься, и я стиснула зубы. Только этого не хватало!
— Сядьте, - велел он. Я поднялась с колен и села на стул.
Не хватало, чтобы он меня расколол. Нет, я не боюсь. Есть тайна исповеди, дальше эта информация никуда не пойдет. Конечно, епитимью он наложит будь здоров, но ее выполнение тоже никто не будет контролировать, да и чего этого-то бояться. Но я просто не хочу, не хочу говорить об этом с отцом Тимо! Да и вообще церкви это не касается! Это наше личное дело.
— Вы стали реже исповедоваться. Почему так, Кристиана?
Я пожала плечами.
— Первый раз за три месяца… Нет, по церковным канонам этого достаточно… Но мне кажется, у вас что-то случилось. Может быть, вам нужна помощь?
И снова мне дико захотелось зареветь - так участливо он спрашивал.
Надо быть сильной. Это все ерунда. Хочет меня размягчить… Не твое это дело! Не лезь в мою жизнь и в мою душу.
— Кристиана, - отец Тимо помолчал, а потом сказал очень внушительно, - я не настаиваю… но если вам будет плохо. Если вам понадобится помощь и поддержка - обращайтесь, пожалуйста. Вы знаете, что я помогу вам.
Он указал на пол возле себя, я встала на колени и выслушала разрешительную формулу.
Я даже причастилась на Пасху. Недостойно причастилась. По церковным правилам - недостойно. Но Бог выше правил. Бог есть любовь. Бог поймет и простит нашу любовь.
Мы отстояли ночную службу, унесли домой горящие пасхальные свечки. Тавита и Вики так и светились. Они еще переживали Пасху по-детски, полно и горячо. Весь следующий день праздновали… И для меня был свой праздник - мы ушли вдвоем с Юлианом, бросив девчонок одних, почти вся школа высыпала в лес, устраивать пикники, а мы остались в его комнате, наедине, и мы ели пасхальный пирог, чокались крашеными яйцами и снова любили друг друга…
Вечером пришли его товарищи по комнате, Петрос и Рэн, мы доедали пирог, пили вино, смеялись. Рэн выбрал в сети какой-то фильм, что-то историческое. Я сидела, прижавшись к Юлиану, и нам обоим было абсолютно все равно, что смотреть. Не думаю, что Юлиан открылся соседям полностью, но они не возражали против наших бессовестных объятий. Хотя при них Юлиан все же вел себя скромнее, не совал рук куда не следует, и это меня отчасти радовало.
Я увлеклась фильмом. Фильм был про святого Петроса Карийского*. Монах-хавен, около двухсот лет назад он был в Кари инквизитором. По многочисленным свидетельствам, совершил множество чудес, в том числе, и чудесных исцелений и обращений в христианство. В фильме показали знаменитую сцену, как хавен обратил к Христу сразу целую толпу еретиков-крестьян, тем, что по его молитве собрались тучи и пошел дождь во время засухи. Все это было очень увлекательно. В те времена в Кари все было так, как в древности, еще до христианства - там господствовали биргены, маги, как они себя называли (собственно, когда-то они откололись от ордена хавенов). Крестьяне очень почитали биргенов и целые деревни находились под их влиянием. Меня порадовало то, что биргенов в фильме не изображали злодеями и развратниками - все же не были они такими в реальности. В фильме показали убийство святого Петроса по поручению биргенов, слишком уж он им досадил. И как он полз по каменистой дороге и своей кровью писал "Верую…" Только к концу этой сцены мне почему-то стало противно.
— Надоело, что нам врут все время, - вырвалось у меня.
— Почему врут? - с удивлением повернулся ко мне сосед Юлиана, - это же правда. Святого Петроса действительно так убили. Он действительно писал кровью слово Credo… это мой святой покровитель, - добавил парень. Мне стало неловко.
— Извини, я не хотела обидеть твоего святого. Я не о том. Да, Петрос был святой и все такое. Но ведь и он убивал… этого в фильме не показали. Он подписывал приговоры, как инквизитор, разве нет? Он убивал биргенов…
— Но это война, - сказал парень.
— Да, но понимаешь, нам всегда показывают только одну сторону… Всегда только наши такие молодцы, агнцы и вообще белые и пушистые. А язычники - всегда изверги. Но это же неправда! Почему нам не рассказывают правду? Почему не покажут, как тот же Петрос работал в инквизиции… ну может быть, эта работа тоже нужна. Так пусть про нее расскажут!
— Это и так все знают, - Петрос пожал плечами.
Юлиан прижал меня к себе и похлопал по плечу ладонью.
— Крис сегодня не в духе что-то, - добродушно сказал он. Мне стало стыдно. В самом деле - чего это я? Зачем я спорю? О чем?
Нам-то какое дело до всего этого - инквизиции, святых, биргенов? *Прототип этого героя - реальный земной доминиканец-инквизитор святой Петр Веронский.
— А отказаться - никак? - неуверенно спросил Юлиан.
— Ты же знаешь, без справки зачет не поставят. Да ладно, не дрожи - что будет-то? Дальше кабинета ведь ничего не уйдет.
— Я тебя подожду внизу.
— Ну смотри. Если время есть…
Я рассталась с любимым и побежала наверх, по ступенькам. Мне только гинеколога и осталось пройти. Дурная эта диспансеризация. Хочешь не хочешь, а раз в год пройди всех врачей. Ну зачем - мы же молодые, здоровые…
Нет, я не боялась. Врачебная тайна - то же, что тайна исповеди. Почти. В общем, врач, не умеющий хранить тайну, дисквалифицируется. И все же… Если честно - просто стыдно. У нас еще гинеколог - мужчина… Так-то ладно, он врач, это нормально. Но как стыдно признаться ему, что я уже не девушка… Боже мой, какой позор!
В конце концов, говорить мне ничего не придется. Он и сам увидит…
И все равно. Пока я сидела в очереди, нервно листая монографию по детской иммунологии, не видя строчек, пока я в кабинете отвечала на вопросы и раздевалась - меня била легкая, почти незаметная дрожь. Я вскарабкалась на кресло. Доктор Каррога постоял некоторое время передо мной, и я понимала, что он рассматривает то, что у меня там, внизу, осознавая, что видит перед собой следы преступления. Но к счастью, гинеколог ничего не сказал, просто стал вводить мне во влагалище всякие холодные железные штуки для обследования. Я морщилась и кусала губы - это было неприятно.
Наконец доктор Каррога отошел от меня.
— Одевайтесь и подойдите к столу, - бросил он. Я поспешно стала натягивать одежду. В чем дело? Что-то не в порядке? Почему - к столу? Поставил бы печать на справку, и все…
— Что-то не в порядке? - выпалила я, нагло глядя на него. Гинеколог сидел, сложив на столе большие, длиннопалые руки и внимательно смотрел на меня. Справка была не тронута печатью.
— Дейлори, вы действительно не знаете, в чем дело?
— Нет… а что? - прошептала я.
— Вы беременны, - сообщил врач.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эту новость и прийти в себя.
— Вы что, ничего не замечали? Когда у вас в последний раз были месячные?
— Месяца два назад… или три, точно не помню. Но у меня нерегулярные… я не слежу толком.
— И тошноты, головокружений - ничего не было?
— Нет… ничего.
Сейчас, когда я соображала, действительно что-то такое приходило в голову. Да, было… подташнивало. И круги под глазами. И аппетита нет совсем. Но…
— Дейлори, вы же медик. Вы курсант-медик! Неужели вы… - врач махнул рукой. Да. Он прав. Это непростительно с моей стороны. Но другой женщине я бы легко поставила такой диагноз. Легко. Просто… мне никогда не приходило в голову…
Что? Что от ЭТОГО бывают дети?
Мне до такой степени вдолбили, что дети рождаются в браке и только в браке, что я была подсознательно уверена - от добрачного секса беременности не бывает.
Какой бред… какая я идиотка…
Врач пожал плечами.
— Будете ходить ко мне наблюдаться. Печать я вам поставлю. Но конечно, вы понимаете, что надо что-то решать… что-то менять. Словом, это не мое дело, обсудите это с вашим духовником. Через месяц приходите на прием.
Я взяла справку, встала, на негнущихся ногах пошла к двери.
Обернулась.
— А… какой срок?
— Срок небольшой, - сказал гинеколог, - пять-шесть недель.
Ничего, колотилось у меня в голове. Ничего. Если отец Тимо не обвенчает, найдем другого священника. Вот и не надо будет больше прятаться, бегать от всех. Дадут комнату в общаге. Родится недоношенный ребенок, подумаешь. Ну правда, в справке напишут, что доношенный… срок настоящий напишут. Но я же не буду справку в деканате показывать и всем вокруг. Никто не будет разбираться. Может, оно и к лучшему!
И пока я добежала до низа лестницы, в моей голове все уложилось по местам, мозаика склеилась: да, так оно к лучшему! Теперь кончились любовные игры, начнется наконец нормальная жизнь. И почему это я решила, что у нас не будет семьи… смерть какая-то… бред просто! Теперь есть ребенок, а значит - будет и семья.
Юлиан ждал меня внизу. Это было очень хорошо. Мы вышли на улицу, и тут я вывалила на него сразу эту потрясающую новость.
Юлиан остановился.
Я уставилась на него, ожидая, что он скажет.
— Черт, - сказал он, - это на святого Валентина…
— Что? - удивилась я.
— Да увлекся я… резинки не было с собой, а я… дурак.
— В смысле… - мои пальцы начали холодеть. Централизации кровообращения. Теперь я не была наивной идиоткой, теперь я соображала очень быстро, - ты хочешь сказать… что ты все время предохранялся?
— А как же? - удивился Юлиан, - ты считаешь меня безответственным ослом?
— Но… Юли… - я замолчала.
— Почему же я никогда не замечала этого?
— Уж не знаю, - усмехнулся он. Вытащил из кармана бесформенный комочек беловатой резины, - вот, просвещайся… только они вообще-то одноразовые, но умные люди обычно их стирают и снова используют. Их не так просто достать. Что, не слышала?
Я, конечно, слышала о таких штуках, они называются кондомы, но ведь это что-то запретное… из Сканти…
— Скантийское производство?
— Холийское. Ну что, пойдешь сообщать обо мне?
Я досадливо махнула рукой.
— Не беспокойся, со шпионами я не связан, - сказал мой любимый. Но меня волновало совсем другое.
— Юли… что же мы теперь делать будем?
— Что? Ну как что? Наверное, жить…
Я сглотнула. Нет. Не то. Ну догадайся же, пойми - ты, ты должен предложить это!
— Юли, ты знаешь, в принципе, обвенчать могут и без помолвки. Если поговорить со священником… у тебя духовник отец Пао, он как? Мой не очень… строгий.
Юлиан какое-то время молчал.
— Крис, - сказал он, - ты уверена, что нам сейчас необходимо создавать семью?
Я думала, что "обрушилось небо" - это такой штамп. Литературный.
Но оно на самом деле обрушилось на меня. Ледяной давящей тяжестью. Неумолимой…
Я же готова была на ад - так вот он и есть. Ад.
Я ползла по его ледяной стене, цепляясь окровавленными содранными пальцами, в ужасе, не глядя вниз, где меня ждал совсем уж кромешный, ледяной мрак, неописуемый кошмар, и пыталась схватиться за Юлиана… который был там, наверху, у самого света, но не протягивал мне руки. Хотя бы за край одежды, за ногу… хоть как-нибудь. А он лишь досадливо, с омерзением отдергивался - да иди ты…
Но я же хотела в ад вместе с ним! Я была готова на муки - только чтобы он был рядом… неужели я хочу страданий и для него? Неужели я не счастлива тем, что он невредим и счастлив?
Получается, что нет. Что я эгоистична. Что я хочу завладеть любимым. Что мне не достаточно только его счастья…
— Да перестань ты реветь, - с досадой сказал он.
— Но как… как…
Я замолчала. Юлиан что-то говорил. Он говорил, что надо подождать, подумать. Срок ведь еще небольшой? Может, что-то поумнее придет в голову. Что? Я почти его не слышала. Я вдруг поняла, что рожать мне придется одной. И что через несколько месяцев все станет явным. И меня вызовут на допрос… И мне придется назвать имя Юлиана. Но я же не сделаю этого… Правда, о том, что мы вместе, знает полшколы. Но все равно, можно наврать, например, что меня изнасиловали. Да, отличная идея. И кстати, лучше нам сейчас расстаться с Юлианом, чтобы совсем уж подозрения от него отвести. Правда, будет непонятно, почему я не хочу назвать имя насильника… да не смогу я соврать. Тем более, в инквизиции. Как там Йэн сказал? "Применяют разные методы". Да я и без методов врать не умею. Это же надо будет художественно и убедительно… А зачем? Я буду просто молчать. Уж промолчать я смогу. Несмотря на методы. Ну не будут же они меня кипящим маслом поливать, не в эпоху Рассеяния живем… Из школы выгонят, да. Но это уже в любом случае… Я остановилась.
Кошмар-то какой! Боже мой, какой ужас. И ведь никогда больше, никогда! Я не стану врачом. Не подпишу своей рукой диагноз. Мне не ломать голову над сложными случаями, не осматривать больных… Боже, Боже, за что мне это, за что? Ведь даже эти страшные месяцы - если я и жила, то лишь за счет того, что работала. Только в больнице я оживала. Только там я могла думать о чем-то другом, кроме Юлиана. Я же с первой ступени об этом мечтала! Я всю школу в медицинском кружке занималась, только об этом и думала. Я снова разрыдалась.
— Ну перестань, - Юлиан прижал меня к себе и гладил, - перестань, маленькая. Все будет хорошо.
Что будет хорошо, что?!
Я вдруг осознала очень четко, что Юлиан мог бы одним только словом прекратить весь этот кошмар. Двумя. Только сказать - давай поженимся. И этого ужаса, этого дикого бреда не стало бы.
Может быть, он просто не понимает?!
— Юли… - прохлюпала я сквозь слезы. - Юли, нам надо пожениться… как ты не понимаешь… меня же из школы… за блуд…
— Не выгонят, - веско сказал он, - вот увидишь, все будет нормально.
— Но как, как?!
— Подожди, надо подумать. Я что-нибудь придумаю. Сейчас пока ничего не идет в голову…
— Но почему, почему ты не хочешь жениться?! - не выдержала я, - ты меня не любишь?
— При чем здесь это? - с досадой сказал Юлиан, - просто понимаешь… надо все-таки школу закончить сначала. Ну куда сейчас с семьей? Мы молодые еще… глупо это. Да не знаю. Я вообще не собирался сейчас жениться…
Все было сказано. Я дошла до глубочайшего унижения - сама начала просить, чтобы парень женился на мне. И он мне отказал. Хуже этого просто не бывает. Даже представить нельзя. После этого можно сделать только одно - повернуться и уйти навсегда.
Но у меня не было сил уйти. Не из каких-то принципиальных соображений. Я просто не могла отлепиться, оторваться от любимого. Я все равно, все равно его люблю…
Юлиан проводил меня до конвиктуса, и мы расстались.
— Крис, - сказала Тавита, - у тебя что-то случилось.
Она села на край кровати. Осторожно протянула руку и погладила меня по голове.
Это, наверное, меня и доконало. Вся моя решимость молчать, как рыба, лопнула мгновенно. Я разрыдалась. Тавита молча смотрела на меня, глаза полны сочувствия. И размазывая сопли по подушке, всхлипывая, уже не задумываясь ни о чем, я рассказала все подруге.
Карие глаза Тавиты раскрывались все шире.
— Нет, - она замотала головой. В ее голосе прорвался ужас, и за этот ужас я была ей благодарна, - нет, это невозможно! Крис… нет! Как же ты… что же ты молчала все это время! Нет, ерунда…
Помолчав, она задала тот же вопрос, что и врач.
— Ты что же, и не замечала ничего? Должен же быть токсикоз…
— Но нет у меня токсикоза… я себя хорошо чувствую. Не знаю я! А месячные… ты сама замечаешь, когда у тебя месячные?
— Ну я замечаю, - сказала Тавита, - у меня боли. Но вообще да, таблетку примешь - и вперед.
— А у меня и болей не было.
Она подперла голову руками.
— Что же теперь делать-то, Крис…
До меня вдруг начало доходить, что я сделала. Теперь Тавита должна будет ломать голову - сообщить или не сообщить в деканат. Мне-то уже все равно, правда…
— Тави… пожалуйста, не говори ничего о Юлиане.
— Почему?
— Я хочу это скрыть, понимаешь? Не скажу, кто отец ребенка, и все. Я с ним больше встречаться не буду, совсем. Ну пусть он хоть нормально школу закончит. У меня-то все кончено, я понимаю…
Тавита покачала головой.
— Но ведь это он тебя по сути соблазнил. Он виноват нисколько не меньше.
— Это неважно, - сказала я. Тавита смотрела мне в глаза. Потом кивнула.
— Хорошо, если ты хочешь… сделаем вид, что я ничего не знаю. Хотя по-моему,это несправедливо. И потом, все же знают, что вы с ним вместе… Ты знаешь, я даже подозревала, что между вами что-то есть. Ты уж совсем не в себе последние месяцы.
— Я просто больше не буду с ним встречаться. Все равно до конца года я еще могу доучиться… А потом все забудут, что мы с ним были.
— Крис, но это же не шутки. В таких случаях всегда ищут отца. Тебя тоже допрашивать будут.
— Ну я буду молчать. Пусть. Не убьют же они меня.
— Ох, Крис, Крис… - прошептала Тавита, - что же делать-то…
Я молча плакала. Странно, но мне стало легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54