если она была несчастна до приезда Ориона, то в настоящую минуту
еще сильнее чувствовала суровость судьбы; прежде Паула была только один
ока, а теперь она обманута и осмеяна. Дочь благородного Фомы, родственниц
а и гостья самого богатого и влиятельного человека в стране молча глотал
а слезы, между тем как в нескольких шагах от нее беззаботно веселились жа
лкие рабыни. Девушки при ткацкой работали в неволе с утра до ночи, получая
удары бича за малейшую оплошность, однако это не мешало им сейчас залива
ться задорным смехом от избытка молодых сил.
Под покрытым пальмовыми ветками широким навесом красильни собралось м
ножество невольниц, красивых и безобразных, смуглых и белых, различных п
о росту и фигуре. Одни из них были высоки и стройны, другие Ц с искривленн
ой от работы за ткацким станком с детских лет спиной. Все они были молоды,
между ними не было ни одной старше восемнадцати лет. Невольники представ
ляют собой капитал: проценты с него Ц их труд и дети. Поэтому каждую рабын
ю выдавали в молодые годы также за невольника. В ткацкой работали и девуш
ки, и замужние женщины, но замужние имели особые помещения, каждая со свое
й семьей, а девушки ночевали в общих спальнях, рядом с мастерскими. Сегодн
я их освободили раньше, и потому они веселились по-своему, разделившись н
а две группы. Одна толпа окружила египтянку, чертившую что-то на дощечке;
другая занималась невинной игрой, которая состояла в том, что каждая из и
грающих бросала через голову свою обувь. Если сандалия попадала за черту
, проведенную на полу мелом, это было хорошим предзнаменованием: девушке
предстояло выйти за любимого человека. Если же обувь падала ближе, это бы
л знак, что свадьбу отложат или выдадут за немилого.
Работница, забавлявшая подруг черчением фигур, занималась при ткацкой р
исованием узоров и обладала способностью, свойственной еще языческим п
редкам египтян: она умела изобразить несколькими штрихами профиль кажд
ого лица так верно, что рисунок, несмотря на карикатурность, поражал свои
м сходством. Шалунья проделывала этот фокус с помощью восковой дощечки и
медного карандаша; остальные девушки должны были отгадывать, чей портре
т выходил из-под ее рук. Только одна невольница одиноко сидела у дальнего
столба сарая, опустив голову и не говоря ни слова.
Не замеченная никем Паула видела и понимала все происходившее, хотя моло
дые невольницы обменивались только отрывочными словами, перебивали од
на другую, и меж ними раздавался несмолкаемый веселый хохот. Если одна из
них бросала сандалию дальше условной черты, юная компания хохотала во вс
е горло, и каждая из рабынь выкрикивала имя жениха, которого они прочили с
воей подруге; в противном случае веселье было еще шумнее, и тогда девушка
ми упоминались самые старые и некрасивые рабы. Одной смуглой сириянке не
удалось ее гаданье, но она бойко вскочила с места, схватила мел и провела
другую черту впереди упавшей сандалии; тут всеобщая веселость достигла
крайнего предела; многие девушки бросились стирать неправильно начерт
анную линию; резвая нубиянка с курчавой головой подхватила сандалию, под
бросила ее в воздух и ловко поймала; другая, захлебываясь смехом, громко п
овторяла имя счастливца, ради которого находчивая сириянка старалась п
ерехитрить судьбу.
Можно было подумать, что под навесом красильни поселился дух веселых про
каз, потому что и другая группа вокруг рисовальщицы проявляла не меньше
оживления. Когда нарисованное лицо узнавали, поднимался хохот; если нет,
подруги наперебой выкрикивали то одно, то другое имя. Удачная карикатура
на самого строгого из надзирателей вызвала особенно шумные взрывы весе
лья. Взглянув на неоконченный портрет, каждая из девушек покатывалась со
смеху, но когда одна из них вырвала дощечку из рук рисовальщицы, а другие
напали на нее и затеяли возню, веселый гам и хохот, поднятый ими, не знал пр
еделов.
Паула сначала смотрела на работниц, с недоумением покачивая головой. Ей
было странно, что они могли так забавляться пустяками. Правда, когда она б
ыла ребенком, то иногда смеялась без причины, а эти взрослые девушки по св
оему невежеству и ограниченности были, пожалуй, не умнее детей. Их мир зак
лючался в стенах хозяйского дома, они жили исключительно настоящей мину
той, совершенно как пятилетние девочки, так что им было вполне естествен
но проявлять ребяческую наивность.
«Бедняжки привыкли к своей неволе и к тяжелому труду, Ц подумала Паула,
Ц вот почему они так беззаботны к концу своего трудового дня. Мне, право,
можно позавидовать несчастным рабыням! Будь это позволительно, я вмешал
ась бы в их толпу, чтобы повеселиться, как дитя».
Наконец карикатура надзирателя была готова, и тут одна толстая девушка м
аленького роста залилась таким хохотом, что Паула несмотря на свое горе
не могла удержаться от смеха Ц до того заразительно было общее веселье.
Печаль и унижения были забыты. Несколько минут она не помнила ничего, не п
ереставая смеяться от всей души, как свойственно всякому молодому и здор
овому человеку. Ах, как было отрадно забыться таким образом хоть раз в жиз
ни! Бедная сирота сознавала это и все еще смеялась, как вдруг к толпе работ
ниц подошла рабыня, сидевшая до тех пор в сторонке. Она крикнула что-то не
понятное для Паулы, причем остальные расхохотались еще громче.
Стройная фигура молчаливой девушки освещалась теперь пламенем костра.
Паула не видела ее никогда, а между тем эта невольница была несравненно к
расивее других; но она показалась очень грустной. Племянница мукаукаса п
одумала, что у нее болят зубы, потому что голова ее была повязана платком,
концы которого сходились на темени. Густые белокурые волосы невольницы
падали по плечам. При взгляде на нее Паула опомнилась и перестала смеять
ся; но прочие девушки по-прежнему предавались веселости, хотя их смех зву
чал теперь не так беззаботно и задушевно, как вначале. Хорошенькая рабын
я с подвязанной головой принадлежала также к числу работниц при ткацкой
, но поступила сюда недавно; прежде она долгое время занималась рукодели
ем под надзором двух пожилых вдов. Один из военных отрядов императора Ир
аклия после победы над Хосровом II
Хосров II Парвиз (?-628) Ц царь Ирана с 591 г. Присое
динил к Ирану восточные и южные провинции Византии.
взял в плен ее мать. Девушка была в то время грудным ребенком, и обеи
х пленниц привезли из Персии в Александрию, где они были куплены управит
елем мукаукаса Георгия.
Персиянка зачахла в неволе и умерла, осиротив тринадцатилетнюю дочь. Мол
оденькая девушка пышно расцвела в шестнадцать лет, отличаясь ослепител
ьной белизной и золотистыми кудрями, которые даже в настоящую минуту уди
вительно блестели при свете костра. Орион влюбился в нее и вздумал овлад
еть ею. Бесчестные люди из числа рабов и чиновников его отца поспешили вы
служиться перед молодым человеком. Невольницу перевезли на дачу мукаук
аса по ту сторону Нила, где Орион мог свободно навещать ее. Неопытная, безз
ащитная девушка не могла устоять против соблазна. Вскоре она, конечно, на
скучила Ориону, он покинул ее и отправился в Константинополь, не заботяс
ь о дальнейшей участи бедной рабыни.
После отъезда сына Нефорис узнала о случившемся и приказала старшему на
дзирателю за невольниками примерно наказать несчастную, чтобы она не мо
гла больше «губить мужчин своей красотой»; жестокий надсмотрщик буквал
ьно исполнил волю госпожи, распорядившись, по старинному обычаю, обрезат
ь девушке оба уха. После такой бесчеловечной расправы на нее нашло тихое
помешательство. Напрасно церковные экзорцисты
Экзорцист Ц церковная до
лжность в католичестве, служитель, изгонявший злых духов и нечистую силу
.
и другие заклинатели духов старались изгнать из больной демонов б
езумия; она осталась такой, как прежде: добрым, ласковым существом, была ти
ха и прилежна в работе как под надзором двух старых рабынь, так и в общих м
астерских. Ее помешательство обнаруживалось только в часы досуга, и тогд
а другие работницы любили потешаться над полоумной.
Теперь они притащили Мандану к огню, после чего с притворным почтением с
тали просить ее сесть на пустую бочку из-под краски, которую называли тро
ном, так как безумная постоянно воображала себя супругой мукаукаса Геор
гия.
Каждая из девушек подходила к ней, с почтением прося о какой-нибудь милос
ти или осведомляясь о здоровье ее мужа и о положении дел в имениях. До сих
пор молодые невольницы при всей своей невежественности щадили больную
изуродованную подругу, никогда не произнося в ее присутствии имени Орио
на. Но сегодня одна негритянка, отличавшаяся бессердечием, сухая и некра
сивая, подошла к Мандане и спросила с отвратительной гримасой:
Ц А как поживает твой сынок Орион, скажи нам, повелительница?
Безумная нисколько не изменилась в лице при этом вопросе и совершенно се
рьезно отвечала:
Ц Я женила его на дочери константинопольского императора.
Ц Вот как! Ц воскликнула черная невольница. Ц Какая прекрасная партия
! Но знаешь ли ты, что молодой господин вернулся сюда? Он, вероятно, привез с
собой царевну, так что нам предстоит увидеть коронованных особ в пурпурн
ых мантиях!
Больная вспыхнула, хватаясь в испуге за платок, которым были повязаны ее
изуродованные уши, и спросила:
Ц Неужели это правда? Неужели он вернулся?
Ц Вернулся, но совсем недавно, Ц утешала Мандану другая добродушная не
вольница.
Ц Не верь ей! Ц перебила негритянка. Ц Вчера вечером, если хочешь знать
, он катался по Нилу с высокой дамаскинкой. Мой брат, лодочник, был одним из
гребцов и говорил, что молодой господин не отходил от своей двоюродной с
естры и они оба…
Ц Ты говоришь о моем супруге, великом мукаукасе? Ц спросила Мандана, ст
ремясь собраться с мыслями.
Ц Нет, о твоем сыне Орионе, женатом на дочери императора, Ц со смехом отв
ечала безжалостная девушка.
Безумная поднялась с места, обводя вокруг блуждающим взглядом, и повтори
ла в смущении, как будто не вполне понимая смысл сказанных слов:
Ц Орион? Красавец Орион?
Ц Ну да, твой любимый сынок, Ц крикнула мучительница так резко, как будт
о говорила с глухой.
Тут с безобидной девушкой произошла резкая перемена. Одной рукой она схв
атилась за свое ухо, а другой звонко ударила негритянку по толстым губам,
вскрикнув при этом пронзительным голосом:
Ц Ты говоришь: мой сын, мой сын Орион? Как будто вы не знаете!… Ведь он был м
оим возлюбленным, и за это меня схватили, связали, изуродовали… Однако я е
го не люблю, и если бы могла… мне хотелось бы…
Она сжала кулаки, заскрипела белыми зубами и продолжала хриплым голосом:

Ц Где он? Почему вы не хотите сказать мне?… Но погодите! Ведь я умна и сумею
сама найти его! Он у вас спрятан здесь… Где же именно? Орион, Орион, где ты?
Мандана вскочила с места и принялась метаться по сараю, сдвигая крышки с
бочек, наполненных краской, и при общем хохоте заглядывая в каждую из них,
как будто в надежде найти там молодого человека. Большинство девушек сме
ялись, но другим стало совестно издеваться над несчастной, ее болезненны
й вопль задел их за живое, они поспешили отойти в сторону и опять разделил
ись на группы, готовясь начать новую игру, как вдруг между ними показалас
ь невысокая женщина, опрятно одетая и с добродушным лицом.
Ц Будет вам хохотать! Ц воскликнула она, хлопая в ладоши. Ц Пора спать,
мои пчелки! Не успеете оглянуться, как наступит утро, и придет время прини
маться за работу. Ну, что разбежались в разные стороны? Скоро ли вы соберет
есь на покой, ночные птицы? Помните, едва взойдет солнышко, как мы застучим
ткацкими станками. Ну, готовы ли вы?
Девушки отличались послушанием; а пока они проходили мимо своей надзира
тельницы в общие спальни, Перпетуя насторожила уши: от шалаша с водоноса
ми до нее долетел своеобразный продолжительный, но не особенно громкий о
клик: «опойо!» Кормилица хорошо помнила этот условный сигнал. Префект Фо
ма имел привычку созывать таким образом своих домашних, рассеянных по са
ду его великолепной виллы в Ливанских горах. В настоящее время точно так
же окликала свою кормилицу Паула, когда не хотела быть замеченной постор
онними.
Перпетуя озабоченно покачала головой. Какая причина заставила ее милое
дитя явиться к ней так поздно? Вероятно, случилось что-нибудь особенное. И
находчивая кормилица воскликнула:
Ц Торопитесь, девушки!… Пора спать! Опойо! Не толкайтесь! Все ли в сборе, оп
ойо! Ц Паула поняла в свою очередь, что ее услышали.
Кормилица прошла за рабынями в ткацкую и, убедившись, что они все налицо, к
роме больной Манданы, осведомилась о ней. Все отвечали, что сию минуту вид
ели ее в сарае. Тогда надзирательница пожелала девушкам спокойной ночи и
удалилась как будто на поиски персиянки.

VII

Паула вошла в комнату кормилицы, которая также вернулась домой, поискав
безумную Мандану и не без некоторого колебания оставив ее на произвол су
дьбы.
Комната Перпетуи освещалась ярко вычищенной медной лампой; здесь все бы
ло уютно и блестело чистотой, так как хозяйка любила строгий порядок и ак
куратность в своих занятиях, в одежде и обстановке. Постель кормилицы бы
ла завешена белой кисеей от комаров. Над изголовьем кровати висело распя
тие, стулья были обтянуты хорошей материей различных цветов из остатков
домашнего тканья; красиво сплетенные соломенные циновки устилали пол; н
а подоконниках и в переднем углу, где над аналоем возвышалась глиняная ф
игура Спасителя, стояли комнатные растения, наполнявшие мирный утолок н
ежным ароматом.
Ц Ты страшно напугала меня, дитя мое, Ц заметила Перпетуя, заботливо за
пирая за собой дверь. Ц Как можно приходить так поздно!
Ц Мне было невыносимо оставаться одной! Ц оправдывалась девушка.
Ц Ты, кажется, плачешь? Ц спросила со вздохом кормилица; ее умные глаза т
оже наполнились слезами. Ц Что с тобой, моя бедняжка?
С этими словами она погладила девушку по голове; Паула бросилась к ней на
грудь, обхватила руками шею преданной служанки и громко зарыдала. Малень
кая матрона дала ей выплакаться, потом вытерла свои слезы и слезы девушк
и, упавшие на ее гладкие седеющие волосы. Затем она взяла Паулу за подборо
док, повернула к себе ее лицо и заметила с твердостью:
Ц Теперь ты поплакала Ц и довольно; я не мешала бы тебе предаваться свое
му горю, потому что слезы облегчают человека, но у нас с тобой мало времени
. Говори же мне откровенно, о чем ты горюешь? Верно, опять старая песня: тоск
а о прошлом, недовольство или что-нибудь новое?
Ц К несчастью, да, Ц отвечала девушка, нервно теребя свой платок. Ц Моем
у терпению пришел конец, Ц продолжала она с возрастающей горячностью,
Ц и мне невозможно оставаться дольше в доме дяди… Ведь я не каменная! Ког
да вечером боишься приближения ночи, а поутру Ц наступающего дня, котор
ый принесет только одно горе…
Ц Тогда следует образумиться, душа моя, и сказать себе, что из двух зол бл
агоразумнее всего выбрать меньшее. Повторяю тебе в сотый раз: если мы пок
инем здесь верное убежище и отправимся на чужбину, то едва ли встретим та
м что-нибудь лучшее.
Ц Для меня достаточно убогой хижины у источника под пальмами! Если ты бу
дешь со мной и я избавлюсь наконец от невыносимых людей, то буду вполне до
вольна.
Ц Что это значит? Ц с тревогой прошептала кормилица, озабоченно качая г
оловой. Ц Не дальше как третьего дня ты была совершенно спокойна, вероят
но, с тех пор опять произошло…
Ц Ты отгадала, Ц прервала ее Паула вне себя от волнения. Ц Сын дяди… Вед
ь ты встречала его вместе с нами… Этот юноша… Мне показалось, что он вполн
е заслужил такую торжественную встречу, и я… Ах Бетта, пожалей меня!… Если
бы ты знала, как умеет Орион покорять сердца людей… Ну, одним словом, я пов
ерила его взглядам, его речам, его чарующему пению и наконец… ты должна уз
нать всю правду… его поцелую, когда он прижался горячими губами к моей ру
ке! Однако ж все это оказалось обманом и ложью, лицемерием, недостойной шу
ткой над моим доверчивым сердцем, а пожалуй, чем-нибудь еще более возмути
тельным. Короче, пока Орион употреблял свое искусство, чтобы завлечь мен
я в сети Ц даже невольники в лодке заметили его ухаживание, Ц им было уж
е решено просить руки этой куклы Катерины, которую ты прекрасно знаешь. Т
акую интересную новость я узнала в тот же вечер от Нефорис, поторопившей
ся унизить меня под видом родственного расположения. И все-таки Орион ос
меливается по-прежнему добиваться моей взаимности, он имеет дерзость…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11