Их словно связала какая-то невидимая нить, но тут Сильвия заметила еще одну вазу с розами.
– Эти розы тоже от…
– Я лучше промолчу, – ответила Марла.
Вынести это было невозможно.
– Хочу, чтобы он мне их дарил! – в отчаянии выкрикнула Сильвия. – Хочу, чтобы он за мной ухаживал, чтобы относился ко мне, как… – она замялась, – как к тебе.
– А мне бы очень хотелось быть на вашем месте, – в свою очередь призналась Марла. – Я так мечтаю выйти замуж!
– Ты это серьезно? Вот перед тобой замужняя женщина. Можешь назвать меня довольной и счастливой?
– Нет, что-то этого не заметно, – согласилась Марла.
– Замужняя женщина не всегда удостаивается и простого поцелуя.
– А незамужней приходится во всем себя ограничивать, чтобы постоянно держаться в форме, – не задумываясь, ответила Марла.
Нет, эта Марла Моленски определенно была невыносимой! Сильвия вдруг вспомнила, что привело се в этот дом.
– Я хочу, чтобы ты прекратила встречаться с моим мужем! – потребовала она.
Марла сразу ощетинилась, как упрямый подросток:
– Попробуйте меня заставить! Вы не можете указывать, что мне делать, а что нет!
– Верно, но зато я могу сказать Бобу, что не желаю больше этого терпеть. – В глазах Марлы мелькнул страх. Сильвия решила сыграть на своих преимуществах и развить успех. – Уж не думаешь ли ты, что он откажется от детей и бросит дом? А его работа? – Сильвия зло прищурилась. – Мой отец все еще хозяин фирмы. Что, если отец уволит Боба? В его возрасте на приличную работу рассчитывать не приходится. Кроме того, он потеряет медицинскую страховку, а с его холестерином, между прочим, ему очень скоро придется вспомнить о врачах, уж можешь мне поверить.
– Он останется со мной! – не сдавалась Марла, хотя страх уже звучал и в ее голосе. – Он меня любит и бросит все ради меня! А вы, наверное, просто забыли, что значит любить.
Глаза Сильвии вмиг наполнились слезами. Такой подлости она не ожидала и в какой-то момент готова была дрогнуть, но тут ее охватила злость. Хорошо же, подлость за подлость!
– Значит, ты так в себе уверена? Ну, так я скажу ему, что все это предлагала мне ты! Именно ты позвонила и потребовала, чтобы я от него отказалась. – Сильвия продолжала с напускной грустью: – Я прикинусь такой бедной, такой несчастной, до смерти обиженной, а ты станешь в его глазах наглой фурией.
– Но это же ты ко мне пришла! – взорвалась Марла, возмущенная таким коварством.
– Это ты так говоришь, – презрительно бросила Сильвия. – Кому, по-твоему, он скорее поверит – своей жене, верной и преданной, с которой прожил двадцать один год, или женщине, которая спала с кем попало?
– Я – упругая резина, а ты – липкий клей! У меня преимущество! – выпалила Марла как-то совсем по-детски: в ее арсенале серьезных аргументов явно было маловато.
Сильвия неожиданно почувствовала, что ей жаль эту женщину. А ведь она должна была бы ее ненавидеть…
10
Пока Сильвия ехала по Грин-Бей-роуд руки ее так дрожали, что она была вынуждена два раза останавливаться. Мимо нее проносились машины, но Сильвия ничего не замечала.
Очень может быть, что ей больше никогда не придется испытать близость ни с Бобом, ни с кем-либо другим. Эта мысль неотступно преследовала ее. Любовь, нежность, да и вся ее интимная жизнь остались в прошлом, а она этого даже не заметила…
«Какая же дура я была! – подумала она, вспомнив рекламный проспект об отдыхе на Гавайях. – Да и сейчас не лучше». Что, интересно, чувствовал Боб, когда она, по сути дела, умоляла его поехать с ней? Сильвия густо покраснела от стыда. Она, наверное, выглядела такой жалкой, когда носилась со своей идеей о романтическом путешествии! А Боб в это время воображал, как славно отдохнет с Марлой…
От потрясения Сильвия никак не могла прийти в себя. Ее списали со счетов, а она об этом и не знала! Пришел конец ее преданной службе на протяжении двадцати одного года. В конторах, по крайней мере, заранее присылают уведомление, потом вручают часы на память…
Она чувствовала себя совершенно разбитой. Думать о том, как Боб ласкает ее копию, молодую, полную огня, было мучительно. А ведь очень скоро обо всем узнают ее соседи, ее ученики, друзья… Она припомнила разговоры о том, что ее видели в разных местах в городе. Нет, лучше уж совсем не вспоминать об этом, иначе можно просто сойти с ума.
Но предательство Боба задевало ее больше всего. Кроме матери. Боб был единственным человеком, кому она безраздельно доверяла, и он так бессовестно обманул ее, сделал посмешищем!
Конечно, Марла Моленски – женщина недалекого ума, но она, Сильвия, оказалась еще глупее. Она подъехала к торговому центру, рядом с которым размещалась гончарная мастерская ее матери. После того как дети выросли, Милдред неожиданно увлеклась керамикой, вскоре открыла собственное дело, и постепенно оно начало процветать, даже принося некоторый доход.
Сильвия с каменным лицом пересекла стоянку и вошла в мастерскую-магазин, украшенный конструкциями из кованого железа в стиле Нового Орлеана. С потолка свисали бороды искусственного мха, на полках рядами выстроились глиняные некрашеные сосуды, какие только можно было себе вообразить – начиная от миниатюрной кофейной чашечки и кончая внушительных размеров чашами для пунша.
За длинными столами, голова к голове, сидели несколько женщин и вручную покрывали глазурью кружки и чаши. Две продавщицы – Синди и еще одна, новенькая, – обслуживали покупателей.
– Привет, Сильвия, – оторвалась от своего занятия Фанни Томас.
Сильвия ужаснулась при мысли, что ей придется задержаться здесь и как ни в чем не бывало болтать с этими женщинами. Такое невозможно было представить. Но что ей делать, если Милдред не окажется на месте? Разрыдаться на глазах у этой публики? Не дождутся, это их совершенно не касается!
На ее счастье, в это время на пороге появилась Милдред и остановилась в дверях, вытирая руки о фартук. Сильвия пошла ей навстречу, заметив по пути:
– Ты случайно не отдавала на воспитание свою третью дочь?
Моментально несколько женщин прекратили свои разговоры и дружно подняли головы, почуяв запах скандала. Милдред округлила глаза и легонько кивнула в сторону жадно прислушивающейся аудитории. Но Сильвии уже было все равно, слышат ее или нет. К черту все и всех! Если печь для обжига включена, она с большим удовольствием сунет туда голову.
Милдред заметила, каким диким огнем горят глаза дочери, взяла ее за руку и увела в свой маленький кабинет в глубине зала.
– Что еще за чушь ты там несла? – с раздражением спросила она.
– Мама, я ее видела! Она невероятно похожа на меня, только немного моложе.
– Но ты же не рассчитывала, что она будет старше? – уже мягче сказала Милдред, обнимая дочь за плечи. – Мне так жаль, детка. – Она открыла дверь и крикнула в зал: – Синди, будь любезна, принеси с третьей полки цветочный горшок для моей дочери!
Сильвия с нескрываемым удивлением уставилась на нее:
– Мама, я знаю, что ты влюблена в керамику, но мне сейчас как-то не до росписи.
Появилась Синди с большущим цветочным горшком и протянула его Милдред. Она смотрела на Сильвию с явным любопытством.
– Спасибо, милая. Думаю, миссис Берне тебя уже заждалась, – поторопилась выпроводить Синди Милдред и добавила, вручая горшок Сильвии: – Славная девушка, хотя обожает совать нос в чужие дела.
– Мама, но я не собираюсь заниматься керамикой!
– Никто тебе не предлагает возиться с этим горшком. Ты должна просто хорошенько размахнуться и изо всех сил швырнуть его в эту стену. – Сильвия перевела недоумевающий взгляд с горшка на мать. – Тебе станет легче, вот увидишь! Не то чтобы совсем, но тем не менее. Нельзя всю досаду и раздражение копить внутри: только хуже будет.
Сильвия оторопело мигнула, а потом с неизвестно откуда взявшейся силой запустила горшок в стену. Брызнувшие во все стороны осколки дождем посыпались на пол, и на какое-то короткое мгновение она почувствовала в душе полное спокойствие.
– А ведь правда, стало легче, – призналась Сильвия, но в этот момент ее снова охватило смятение. – Синди, еще три горшка, пожалуйста! – закричала она.
– Вот так-то лучше, – улыбнулась Милдред. – Думаешь, ты первая таким образом облегчаешь душу? Когда я узнала про шашни твоего отца с этой бухгалтершей… Каким непередаваемым наслаждением было колотить об стену все эти чашки-плошки! Кстати, тогда-то я всерьез и занялась керамикой: в доме почти не осталось посуды. – Милдред довольно рассмеялась. – И вот, пожалуйста, у меня теперь свое дело. – Она ласково погладила изящную вазу на столе. – Я люблю свою работу, у меня приличный доход… Но главное – я все деньги держу в банке, и мне их хватило бы на сотню бухгалтерш!
– Мама, боюсь, что в данном случае…
– Дорогая моя, прекрасно понимаю, что для тебя это сильный удар, – перебила Милдред. – Надо сказать, что и для меня тоже. Но надо держать себя в руках, не у тебя одной такие проблемы. Вон там сидит Фанни. – Милдред махнула рукой в сторону мастерской, где кипела работа. – В прошлом году она расколотила восемь комплектов столовой посуды, прежде чем смогла вернуться к нормальной жизни. – Она помолчала. – Так сколько ты ей пообещала?
– Мама, от нее нельзя откупиться. Тут дело не в деньгах.
Вернулась Синди, с трудом удерживая в руках три огромных горшка.
– Миссис Крэндел, боюсь, на одном из них щербинка, – огорченно проговорила она.
– Не расстраивайся, милая, – улыбнулась Милдред, – эта мелочь нам не помешает.
Она подождала, пока Синди с явной неохотой отправилась в торговый зал.
– У этой девицы просто нюх на семейные неурядицы. От нее, кажется, не укроется ничего. – Она снова понизила голос, возвращаясь к прерванному разговору: – Очевидно, ты предложила ей слишком мало.
– Ты не понимаешь, мама. Это не твоя захудалая бухгалтерша, а просто какой-то космонавт-стажер из новой эпохи! И она – почти точная моя копия; можно сказать, мы с ней близнецы. Только лет у нее за спиной значительно меньше… Она – как бы запасная деталь, скорее даже новая модель.
Перед глазами Сильвии встало молодое лицо Марлы. Она судорожно схватила верхний в стопке горшок и с яростью метнула его в стену. Треск разлетевшейся на мелкие части посудины показался ей музыкой. Но полного удовлетворения не было. В стену полетел еще один горшок. Гора черепков ласкала глаз, однако по-настоящему вздохнуть Сильвии так и не удалось.
– Я не могу дышать! – пожаловалась она матери.
– Еще как можешь, – уверила ее Милдред. – Не только можешь, но и будешь. Ты быстро пройдешь через все это.
– Ни через что я не собираюсь проходить, – покачала головой Сильвия и, оторвав взгляд от черепков, взглянула на мать. – Хочу покончить с этим раз и навсегда. Но сначала я заставлю Боба почувствовать, каково мне. Пусть тоже пострадает! Хочу, чтобы его сердце так же разбилось, – она показала на груду глиняных обломков.
– Значит, тебе мало горшков, ты хочешь превратить в ничто свой брак – и все из-за глупой ошибки Боба?
– Это совсем не ошибка. Кстати, девица она не глупая, у нее только мозги набекрень. Она немного странная, и невинной овечкой ее не назовешь, но не деньги для нее главное. Ей нужен муж! Она четко представляет себе, что делает и чего хочет.
– Этому можно только позавидовать, – заметила Милдред. – Тебе бы тоже надо определиться. Если будешь знать, чего хочешь, найдешь путь, как добиться своего. А пока я не уверена, что ты сама представляешь, что тебе нужно.
– Неправда. – Сильвия почувствовала, что к глазам подступают слезы. – Я хочу, чтобы Боб тоже помучился, почувствовал, что значит быть отвергнутым, выброшенным за ненадобностью. Пусть поймет, приятно ли оказаться в дураках. А еще – я хочу снова свободно дышать!
– На, бери последний, – Милдред протянула дочери горшок. – Может быть, этот поможет.
– Нет, – грустно покачала головой Сильвия, ставя на стол глиняный «снаряд». – Он со щербинкой, а когда вещи изнашиваются или ломаются, они уже никому не нужны…
– Это что, намек? – фыркнула Милдред. – Сильвия, тебе всего сорок, ты интересная женщина, а не какая-нибудь бесформенная развалина. Мне хочется, чтобы ты, наконец, взяла себя в руки и успокоилась.
– Да, успокоиться мне не помешает: надо многое понять и во многом разобраться. Знаешь, убивать Боба мне как-то расхотелось. Но и видеть рядом с ним свою молодую копию я не в состоянии. Пока я поняла одно: такой, как сейчас, он мне не нужен. И речь не о том, что меня не устраивает его отрастающий живот или поредевшая шевелюра, все это ерунда. Мне он нужен таким, каким был раньше: ласковым и нежным. Мне не хватает Боба, который меня обожал когда-то. Я помню, как необыкновенно приятно было это чувствовать. Вот какой Боб мне нужен. И я хочу, чтобы он любил меня еще больше, чем прежде.
– Сильвия, что ты такое говоришь?! – с жаром воскликнула Милдред. – Неужели тебе хочется быть ему не женой, а любовницей?
– Да нет же, мама, просто… – Сильвии было стыдно признаться, что в список ее желаний входит и это. – Просто мне надоело, что вся его нежность и внимание достаются другой женщине. Ей он приносит розы и дарит подарки, а я нужна только для того, чтобы стирать, гладить и раскладывать по полкам его рубашки, торчать на кухне и писать письма детям.
– Однако в этом тоже состоят обязанности жены и матери, – заметила Милдред.
– Но мне этого мало! – Сильвия невесело усмехнулась: – Хочется повышения по службе.
– Сильвия, тебе нужно время, чтобы успокоиться. У всех женщин рано или поздно возникают проблемы с мужьями – естественно, у тех, у кого мужья есть. А если нет, то сложности появляются в отношениях с близким другом, или вовсе приходится коротать жизнь в одиночестве. А ты знаешь, сколько женщин вообще не выносит своих мужей? Другие же, наоборот, страдают от безразличия, их постоянно терзают подозрения… У всех свои проблемы, – заключила Милдред и взглянула на дверь мастерской. – Но и выход всегда найдется. Если не удается навести глянец на семейные отношения, можно покрывать глазурью супницы. Это иногда становится отдушиной.
Милдред сходила за веником и принялась подметать пол.
– К счастью, время идет, мы меняемся, становимся мудрее. Что-то теряем, что-то находим. Хочу тебе сказать, я, конечно, совсем не скучаю по своим критическим дням, но иногда… – она оборвала себя и опустила веник. – Господи, что я такое говорю! Отправляйся домой, дорогая. Вздремни немного, станет легче. А потом позвони мне. Я приду, и мы поговорим.
Сильвия ехала домой, и разные мысли крутились у нее в голове. Странно, что мать пропустила мимо ушей ее слова о сходстве с Марлой. А впрочем, кто бы мог в такое поверить? Это надо видеть собственными глазами. У Сильвии вдруг появилось чувство, что выбор Боба должен ей некоторым образом льстить. Ведь он взял себе в любовницы не какую-нибудь испанскую синьорину с водопадом черных волос до пояса.
«Если бы мне осветлить волосы и немного похудеть, – размышляла Сильвия. – Да еще избавиться от мешков под глазами…» Нет, она не станет ничего делать ради него! Сильвию мутило от одной мысли, что придется жить с Бобом под одной крышей. Наверное, она напрасно послушалась мать, нужно было сразу же уехать.
Но, несмотря на злость, смятение и обиду, в глубине души у нее зародилось какое-то смутное чувство, которое еще не приобрело четких очертаний. Нечто более важное стояло за ее уязвленной гордостью и откровенным предательством мужа. Ее не оставляло ощущение, что ей предстояло что-то выяснить для себя и понять. Но что именно? Пока это оставалось для нее загадкой.
11
Сильвия лежала пластом на узкой кровати в комнате Рини. Ей совсем не хотелось идти в свою спальню, ложиться на постель, которую она все эти годы делила с Бобом. Нет, уж лучше она отдохнет здесь.
Она лежала, глядя в потолок, и ей казалось, что она физически ощущает, как течет время. Сильвия теперь знала, как все произошло: шаг за шагом время неумолимо шло вперед, и этот вечно движущийся поток по крупицам уносил с собой ее молодость, свежесть, задор – и вот что в итоге осталось от прежней Сильвии.
Она подняла руку – движение это стоило ей больших усилий – и, прикоснувшись к бедру, почувствовала его податливую мягкость. В прошлый раз, когда она покупала брюки, ей пришлось выбрать на размер больше. И хотя продавщица пыталась убедить ее, что просто модель сшита по «европейским стандартам», Сильвия отлично понимала, что располнела.
Она говорила себе, что это естественно. Стареет не она одна – кстати, и эта красотка тоже. Когда-нибудь (возможно, лет через десять) эта шлюшка тоже растолстеет, и ее талия потеряет свою волнующую тонкость, а ягодицы потеряют упругость и обвиснут.
Но пока Боб предпочел ее своей законной жене! Сильвия смахнула навернувшиеся на глаза слезы: она была слишком рассержена и потрясена, чтобы плакать. Значит, она все-таки сказалась права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31