Его первой мыслью было поскорее сбежать отсюда, но затем он решил, что ему еще рано покидать место, где есть еда и укрытие.
Он попил воды из бочки, прошелся по саду, поел плодов и взял несколько штук в котомку, а затем вернулся на чердак отлеживаться. Спать ему уже не хотелось, но и двигаться – тоже, и он неподвижно лежал на тюфяке, вдыхая застоявшийся чердачный воздух, разглядывая серые доски крыши и прислушиваясь к звукам окружающего мира.
Около полудня скрипнула калитка. Эрвин на всякий случай прикрылся тряпками, чтобы его не заметили, если вдруг заглянут на чердак. Но владелец сада не интересовался чердаком. Медленные шлепающие шаги проследовали мимо домика, раздался звук отпираемой двери. Хозяин недолго пробыл внутри – вскоре дверь открылась снова, и шаги зазвучали уже на крыльце.
Эрвин привстал и глянул сквозь полукруглую щель, образованную выпавшим сучком на фасадной стенке чердака. Крыльца отсюда не было видно, но хозяин уже спустился с него и направился к деревьям. Эрвин разглядел безволосую голову, отливающую на солнце голубовато-зеленым, и кожистую чешуйчатую шею, плавно переходящую в покатые плечи.
Хозяин сада был свирром! Эрвин догадался об этом даже раньше, чем увидел его толстый конический хвост, наряду с ногами служивший третьей подпоркой этим отдаленным родственникам ящериц. Сейчас этот хвост волочился по земле, но при беге свирры держали его на весу, становясь из трехногих двуногими.
Одежда свирра состояла из плетеных сандалий и короткой юбки с широким поясом, прикрывающей основание хвоста и верхнюю часть ляжек. В верхних конечностях, до смешного маленьких по сравнению с мощными нижними, он держал тяпку, намереваясь улучшить и без того безупречный порядок в своем саду. Эрвин наблюдал за свирром, пока тот не скрылся за деревьями, а затем опустился на тюфяк.
Итак, канал забросил его на третий континент, в места, населенные свиррами. Эрвин начал вспоминать, что ему рассказывали о них в академии. Свирры были холоднокровными, но климат на третьем континенте всегда был жарким, и эта особенность не вредила им. Однако она была на пользу другим расам, так как из-за неровной погоды эти драчливые, агрессивные существа плохо приживались на других континентах, иначе они могли бы бесконечно воевать с другими расами за земли, как воевали между собой. Подходящим климатом обладал только пятый континент, и в прошлом свирры не однажды пытались завоевать его, но архонты каждый раз давали им такой отпор, что свиррские вожди постепенно оставили эту затею как безнадежную.
Эти сведения укрепили намерение Эрвина не показываться на глаза хозяину сада. Он остался на чердаке, вспоминая обычаи, географию, политические отношения свирров и между делом наблюдая за перемещениями владельца сада. Тот целый день возился в саду и покинул его только поздним вечером. Когда совсем стемнело, Эрвин осмелился спуститься с чердака, чтобы поесть и подышать свежим воздухом.
Вернувшись на чердак, он проспал там всю ночь, а утром набрал в котомку плодов и перемахнул через высокую ограду. Теперь у него было достаточно сил, чтобы продолжать путь.
Но куда лежит его путь, он пока не знал, хотя бы потому, что еще плохо представлял, где находится. Третий континент был огромным, а Эрвин мог оказаться в его любой части… впрочем, нет, не в любой – южный край континента был слишком холодным для свирров и слишком удаленным для других рас. Значит, Эрвин находился не на самом юге, но это мало что давало ему для точного определения своего местонахождения.
За забором оказалась равнинная местность, на которой изредка торчали высокие деревья с редкой листвой. Поодаль виднелась холмистая гряда, по склону которой была рассыпана целая рощица таких же деревьев. Эрвин пошел вокруг забора и, свернув за угол, увидел широкую речку с пологими берегами. По ее берегу располагались такие же огороженные заборами сады, – правда, заборы были такими высокими, что оставалось только догадываться, что там внутри.
Было еще слишком рано, чтобы наткнуться на кого-то из хозяев, и Эрвин безбоязненно обошел забор до самой калитки. От нее отходила тропинка, разделявшаяся надвое – один путь вел на берег и заканчивался обрывавшимися в воду мостками, а другой, шедший вдоль забора, должен был привести его к жилищам свирров, где он мог выспросить, куда все-таки попал. Свирри был необязательным языком в академии, но при желании его можно было выучить у одного из наставников, в молодости довольно долго прожившего в этой стране разумных ящериц. Эрвин, конечно, не упустил такой случай – тем более что язык свирров можно выучить только на слух.
Тропа повернула к пологой гряде, которую заметил Эрвин. Подойдя ближе, он увидел на склоне неровные ряды круглых отверстий, к каждому из которых подходило ответвление тропы, кое-где над норами виднелись и наземные надстройки. Видимо, это было глухое местечко, потому что цивилизованные свирры строили наземные жилища. В такую рань здесь было тихо и пустынно, и Эрвин ушел за гряду, чтобы подождать там пробуждения жителей.
Он вернулся в полуподземный городок, когда солнце поднялось высоко и высушило росу. Увидев, что у круглого, выложенного камнем колодца собралось несколько свирров с ведрами, Эрвин подошел и заговорил с ними, от души надеясь, что они поймут его свирри. Поначалу они страшно удивились, увидев чужеземца, – судя по их жестам, так как если на их безволосых мелкочешуйчатых мордах и проявилось какое-то выражение, то от Эрвина оно ускользнуло.
Эрвин кое-как объяснил им, что он – путешественник и попал сюда случайно. Свирры опомнились и стали отвечать на его вопросы – они были слишком потрясены его внезапным появлением, чтобы задавать собственные. Оказалось, что он попал в северную часть третьего континента, на берег реки Скиккш, в нескольких днях пути отсюда впадавшей в океан. В устье Скиккша располагался город Хеккусскик – правда, его название звучало по-свиррски несколько иначе. Гласные в свиррский язык добавляли другие расы, не зная, как еще выразить на письме те странные переливы шипящих и свистящих звуков, соединяющих согласные. Эрвину было известно, что каждая пара согласных соединяется особым переливом, которых в свиррском языке было гораздо больше, чем гласных в человеческом. В свое время он добросовестно повторял их за наставником, и, как оказалось, не зря.
Поблагодарив свирров, Эрвин пошел вдоль реки на север. Было так жарко, что он снял куртку и уложил ее вместе с кикиморой в котомку. Солнце припекало, но идти было легко – жидкая трава почти не цеплялась за ноги. Вскоре он заметил, что о пище можно не беспокоиться, – навстречу то и дело попадались кустарники, увешанные плодами или ягодами. Правда, среди них встречались и ядовитые, но в академии заставляли изучать чуть ли не всю растительность Лирна, и у Эрвина не возникало проблем с их распознаванием.
В его памяти зазвучал негромкий голос наставника, обучавшего будущих академиков распознавать и использовать растения. После лекции наставник выводил их из пропахшего сушеными травами кабинета в лес или на луг, чтобы показать им местные растения, но не менее строго он спрашивал и те, которые не встречались в окрестностях академии. Ленивым он напоминал, что выпускников нанимают во все концы Лирна, и Эрвин уже не раз убедился в справедливости этих слов.
Поговаривали, что один из выпускников этого года наймется к свиррам. Им мог бы оказаться и сам Эрвин, но если бы от него зависело хоть что-то, он предпочел бы архонтского нанимателя. Тогда он работал бы под присмотром самого Гримальдуса и получил бы эту восхитительную белую лару. Ди-и-ниль…
Не думать об этом, не думать. Он никогда уже не станет академиком – так зачем же зря травить душу? В миг отчаяния Эрвин ощущал себя магом, но теперь его рассудок снова был ясен и сознавал, что это всего лишь самообман. Он будет кем угодно – знахарем, лекарем, колдуном, ворожеем, – но не настоящим магом. Эта мысль по-прежнему причиняла Эрвину боль, и он в который раз задвинул ее подальше. Нужно было учиться жить без этого.
Эрвин заставил себя думать о том, что он будет делать, когда наконец выйдет в цивилизованные места. Наверное, лучше всего будет вернуться в Кейтангур. Там остался его друг Дарт, а с Дартом ему было легче – тот куда спокойнее относился к своему исключению из академии. Дарту был присущ неиссякаемый оптимизм, которого так часто не хватало Эрвину. Из Хеккусскика наверняка ходят корабли до Кейтангура, можно будет купить туда проезд или наняться на один рейс заклинателем погоды.
Успокоившись на этом, Эрвин переключил внимание на окружающие места, на растения и живность, знакомую по учебным пособиям, но еще не виданную в естественной обстановке. Третий континент показался ему дружелюбнее второго, здесь не нужно было выживать, а можно было просто жить.
Глава 18
Хеккусскик оказался невысоким и одноэтажным, словно до половины закопанным в землю, – похоже, свирры признавали только лестницы, ведущие вниз. Одевались они одинаково – в сандалии и короткие юбочки. Верхняя часть их тел была обнаженной, перевязи и ремни на ней имели чисто декоративное назначение. Но, поскольку свирры были яйцекладущими, это ничего не давало Эрвину для различения свиррских мужчин и женщин. С непривычки все они казались ему на одно лицо или, вернее, на одну зеленоватую мелкочешуйчатую морду.
Он помнил, что у них приняты разные формы вежливого обращения: мужчинам полагалось желать удачной линьки, а женщинам – большой кладки, но никто не предупредил его, как трудно различить их непривычному глазу. Перепутать приветствия было непростительным оскорблением, и он сразу же решил обходиться без вежливости, чтобы не вышло хуже.
Как обычно, сначала нужно было подумать о еде и ночлеге. Эрвин брел по улицам, чувствуя себя слишком чужим здесь, чтобы расспрашивать горожан. Свирры поглядывали на чужеземца, но без особого любопытства – в этом большом портовом городе нередко встречались другие расы. Вероятно, в центре были подходящие гостиницы и для приезжих. Повинуясь чутью, Эрвин вскоре вышел на городскую площадь, где шла оживленная торговля.
Только оказавшись в толпе, он вдруг сообразил, в каком ужасном состоянии его одежда и обувь. К счастью, здесь были в ходу кейтангурские деньги – золотые и серебряные кружочки с профилем Ринардуса охотно брали на всех континентах. Но, пройдя по ряду торговцев одеждой, Эрвин все-таки усомнился, будет ли свиррская юбочка достойной заменой его обноскам, и решил, что с покупкой новой одежды придется подождать.
– Лучшие чупи во всем Хеккусскике! – послышалось невдалеке стрекотание торговца. – Вкуснейшие чупи во всем Хеккусскике!
Это явно было что-то съестное. Эрвин так давно не ел нормальной человеческой пищи, что у него мгновенно засосало под ложечкой. Он поспешил на голос и оказался у прилавка, за которым стоял коренастый свирр в кожаном переднике поверх юбочки. За широкой фигурой свирра размещалась какая-то утварь и дымилась железная печурка, подогревавшая огромный котел, но не это бросилось в глаза Эрвину. Его внимание сразу же остановилось на подвешенных на крюках мясных тушках, окруженных тучами мух. Тушки – Эрвин заподозрил, что собачьи, – буквально кишели личинками.
Пока Эрвин глазел на эту малоаппетитную картину, к прилавку подошел свирр. Он перекинулся несколькими словами с продавцом, тот взял медный дуршлаг с деревянной ручкой, метелочкой намел туда опарышей, а затем опустил его в стоявшую здесь же бочку с водой и круговыми движениями прополоскал содержимое. После этой нехитрой процедуры он погрузил донце дуршлага в котел с кипящим маслом и подержал там пару минут.
Вынув дуршлаг и дождавшись, пока стечет масло, он выложил поджаренных опарышей на блюдце – горку золотистых зернышек, напоминавших хорошо прожаренную крупу, – и вручил их покупателю. В дополнение к ним продавец чупи налил ему кружку какой-то мутно-зеленоватой жидкости из кувшина под прилавком. Свирр расплатился и энергично принялся за еду.
Эрвин почувствовал, что не готов к подобной экзотике. Он пошел дальше, надеясь, что здесь едят не только чупи, и вскоре увидел вывеску с кружкой, на всех континентах означающую таверну. Поколебавшись немного, он переступил порог гостеприимно распахнутой двери.
– Что у вас едят? – поинтересовался он у скучавшего за стойкой свирра.
– Пожалуйста. – Тот пододвинул ему одну из мисочек на стойке и привычно-ловким жестом приподнял крышку. – Наисвежайшие счакксс – у меня собственный садок.
Эрвин заглянул в миску. Он не страдал ни чрезмерной брезгливостью, ни пищевыми предрассудками – в конце концов, едят же некоторые розовых моллюсков живьем, – но если даже закрыть глаза на то, что содержимое миски выглядело куда проворнее моллюсков, оно наверняка было жестковатым для человеческого желудка.
– А что еще у вас есть?
Свирр начал открывать ему одну мисочку за другой. Хотя некоторые из кушаний и казались неодушевленными, Эрвин насмотрелся уже достаточно, чтобы усомниться в их съедобности.
– Я имел в виду человеческую пищу, – объяснил он буфетчику.
– Человеческую? – Эрвин готов был поклясться, что в стрекочущем голосе буфетчика промелькнула нотка отвращения. – Но вы так хорошо говорите на свирри, и я подумал… Если вы хотите человеческую пищу, вам нужно пойти в человеческий квартал.
– Здесь есть человеческий квартал? – обрадовался Эрвин. – А где это?
– В порту, конечно.
Конечно же в порту – он мог бы и сам догадаться об этом. В кейтангурских портовых кварталах жили представители других рас, в том числе и свирры. Они, как правило, были потомками или помощниками торговцев, привозивших туда товары со всех континентов. О вездесущая торговля, заставляющая терпеть неизбежные неудобства проживания вдали от привычных мест, среди чуждых рас и обычаев!
Эрвин хотел было пожелать буфетчику на прощанье удачной линьки, но в последний миг спохватился и промолчал – а вдруг… Он ушел, так и не попрощавшись.
Квартал, где проживали люди, оказался куда больше, чем поселения других рас в Кейтангуре. Это были не несколько домишек, случайно затесавшиеся посреди свиррских жилищ, а целая улица со своими архитектурными особенностями, со своими обычаями и торговлей. Эрвин в одно мгновение словно перенесся с третьего континента в привычную человеческую обстановку.
Здесь было несколько лавок и пара таверн, где подавали нормальную пищу. Эрвин выбрал таверну почище и плотно пообедал, а затем отправился по лавкам, где купил себе новую одежду и обувь. Закончив с покупками, он нашел уединенное местечко на океанском берегу, искупался и оделся во все новое, а старую, пропахшую болотом и даками одежду сжег на костре. Теперь, пожалуй, не стыдно было наведаться к капитану любого корабля.
Но сначала он вернулся в таверну и выспросил там, какие суда в ближайшее время отплывают в Кейтангур. То ли ему не повезло, то ли здесь всегда бывало так, но ему назвали только один корабль, отправлявшийся в плавание через две недели. Эрвин пошел на корабль, чтобы договориться о проезде, но там заломили такую цену, что ему сразу же пришлось оставить надежду поехать в Кейтангур пассажиром. Он сказал капитану, что может обеспечить попутный ветер, но тот равнодушно ответил, что в это время года ветер и так бывает попутным.
Похоже, он застрял в Хеккусскике надолго. Перед ним открывались две возможности – поскорее заработать на проезд или дождаться сезона, когда погода на море ухудшится. Вторая возможность не радовала Эрвина, а где найти первую, он пока не представлял. Однако ему уже было известно, как это делается, – длинные языки содержателей таверн и гостиниц мгновенно разносили любые сведения.
Уже темнело, и сегодня искать работу было поздно. Эрвин вернулся в людской квартал и заночевал в гостинице, впервые за много дней улегшись в чистую постель со свежими простынями. Чтобы растянуть удовольствие, он провалялся в постели чуть ли не до полудня, решив, что один раз можно позволить себе такую роскошь. Затем он пошел в таверну пообедать, так как время завтрака давно прошло.
Пока он ел, в таверну вошел новый посетитель, но не человек, а свирр. Видимо, появление свирра в человеческой таверне было необычным явлением, потому что все головы повернулись к нему. Свирр был вооружен алебардой, в дополнение к юбочке на нем был надет плотный кожаный жилет, на его ногах были не сандалии, а тяжелые башмаки на пряжках. Эрвину не составило труда догадаться, что это воин.
Свирр подошел к стойке и заговорил с хозяином на едва узнаваемом общем языке. Тем не менее понять его было можно, и сидевший поблизости Эрвин расслышал, что ему нужен переводчик. Подумав, что это и есть та самая работа, которая позволит оплатить проезд до Кейтангура, Эрвин встал и обратился к воину на свирри:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Он попил воды из бочки, прошелся по саду, поел плодов и взял несколько штук в котомку, а затем вернулся на чердак отлеживаться. Спать ему уже не хотелось, но и двигаться – тоже, и он неподвижно лежал на тюфяке, вдыхая застоявшийся чердачный воздух, разглядывая серые доски крыши и прислушиваясь к звукам окружающего мира.
Около полудня скрипнула калитка. Эрвин на всякий случай прикрылся тряпками, чтобы его не заметили, если вдруг заглянут на чердак. Но владелец сада не интересовался чердаком. Медленные шлепающие шаги проследовали мимо домика, раздался звук отпираемой двери. Хозяин недолго пробыл внутри – вскоре дверь открылась снова, и шаги зазвучали уже на крыльце.
Эрвин привстал и глянул сквозь полукруглую щель, образованную выпавшим сучком на фасадной стенке чердака. Крыльца отсюда не было видно, но хозяин уже спустился с него и направился к деревьям. Эрвин разглядел безволосую голову, отливающую на солнце голубовато-зеленым, и кожистую чешуйчатую шею, плавно переходящую в покатые плечи.
Хозяин сада был свирром! Эрвин догадался об этом даже раньше, чем увидел его толстый конический хвост, наряду с ногами служивший третьей подпоркой этим отдаленным родственникам ящериц. Сейчас этот хвост волочился по земле, но при беге свирры держали его на весу, становясь из трехногих двуногими.
Одежда свирра состояла из плетеных сандалий и короткой юбки с широким поясом, прикрывающей основание хвоста и верхнюю часть ляжек. В верхних конечностях, до смешного маленьких по сравнению с мощными нижними, он держал тяпку, намереваясь улучшить и без того безупречный порядок в своем саду. Эрвин наблюдал за свирром, пока тот не скрылся за деревьями, а затем опустился на тюфяк.
Итак, канал забросил его на третий континент, в места, населенные свиррами. Эрвин начал вспоминать, что ему рассказывали о них в академии. Свирры были холоднокровными, но климат на третьем континенте всегда был жарким, и эта особенность не вредила им. Однако она была на пользу другим расам, так как из-за неровной погоды эти драчливые, агрессивные существа плохо приживались на других континентах, иначе они могли бы бесконечно воевать с другими расами за земли, как воевали между собой. Подходящим климатом обладал только пятый континент, и в прошлом свирры не однажды пытались завоевать его, но архонты каждый раз давали им такой отпор, что свиррские вожди постепенно оставили эту затею как безнадежную.
Эти сведения укрепили намерение Эрвина не показываться на глаза хозяину сада. Он остался на чердаке, вспоминая обычаи, географию, политические отношения свирров и между делом наблюдая за перемещениями владельца сада. Тот целый день возился в саду и покинул его только поздним вечером. Когда совсем стемнело, Эрвин осмелился спуститься с чердака, чтобы поесть и подышать свежим воздухом.
Вернувшись на чердак, он проспал там всю ночь, а утром набрал в котомку плодов и перемахнул через высокую ограду. Теперь у него было достаточно сил, чтобы продолжать путь.
Но куда лежит его путь, он пока не знал, хотя бы потому, что еще плохо представлял, где находится. Третий континент был огромным, а Эрвин мог оказаться в его любой части… впрочем, нет, не в любой – южный край континента был слишком холодным для свирров и слишком удаленным для других рас. Значит, Эрвин находился не на самом юге, но это мало что давало ему для точного определения своего местонахождения.
За забором оказалась равнинная местность, на которой изредка торчали высокие деревья с редкой листвой. Поодаль виднелась холмистая гряда, по склону которой была рассыпана целая рощица таких же деревьев. Эрвин пошел вокруг забора и, свернув за угол, увидел широкую речку с пологими берегами. По ее берегу располагались такие же огороженные заборами сады, – правда, заборы были такими высокими, что оставалось только догадываться, что там внутри.
Было еще слишком рано, чтобы наткнуться на кого-то из хозяев, и Эрвин безбоязненно обошел забор до самой калитки. От нее отходила тропинка, разделявшаяся надвое – один путь вел на берег и заканчивался обрывавшимися в воду мостками, а другой, шедший вдоль забора, должен был привести его к жилищам свирров, где он мог выспросить, куда все-таки попал. Свирри был необязательным языком в академии, но при желании его можно было выучить у одного из наставников, в молодости довольно долго прожившего в этой стране разумных ящериц. Эрвин, конечно, не упустил такой случай – тем более что язык свирров можно выучить только на слух.
Тропа повернула к пологой гряде, которую заметил Эрвин. Подойдя ближе, он увидел на склоне неровные ряды круглых отверстий, к каждому из которых подходило ответвление тропы, кое-где над норами виднелись и наземные надстройки. Видимо, это было глухое местечко, потому что цивилизованные свирры строили наземные жилища. В такую рань здесь было тихо и пустынно, и Эрвин ушел за гряду, чтобы подождать там пробуждения жителей.
Он вернулся в полуподземный городок, когда солнце поднялось высоко и высушило росу. Увидев, что у круглого, выложенного камнем колодца собралось несколько свирров с ведрами, Эрвин подошел и заговорил с ними, от души надеясь, что они поймут его свирри. Поначалу они страшно удивились, увидев чужеземца, – судя по их жестам, так как если на их безволосых мелкочешуйчатых мордах и проявилось какое-то выражение, то от Эрвина оно ускользнуло.
Эрвин кое-как объяснил им, что он – путешественник и попал сюда случайно. Свирры опомнились и стали отвечать на его вопросы – они были слишком потрясены его внезапным появлением, чтобы задавать собственные. Оказалось, что он попал в северную часть третьего континента, на берег реки Скиккш, в нескольких днях пути отсюда впадавшей в океан. В устье Скиккша располагался город Хеккусскик – правда, его название звучало по-свиррски несколько иначе. Гласные в свиррский язык добавляли другие расы, не зная, как еще выразить на письме те странные переливы шипящих и свистящих звуков, соединяющих согласные. Эрвину было известно, что каждая пара согласных соединяется особым переливом, которых в свиррском языке было гораздо больше, чем гласных в человеческом. В свое время он добросовестно повторял их за наставником, и, как оказалось, не зря.
Поблагодарив свирров, Эрвин пошел вдоль реки на север. Было так жарко, что он снял куртку и уложил ее вместе с кикиморой в котомку. Солнце припекало, но идти было легко – жидкая трава почти не цеплялась за ноги. Вскоре он заметил, что о пище можно не беспокоиться, – навстречу то и дело попадались кустарники, увешанные плодами или ягодами. Правда, среди них встречались и ядовитые, но в академии заставляли изучать чуть ли не всю растительность Лирна, и у Эрвина не возникало проблем с их распознаванием.
В его памяти зазвучал негромкий голос наставника, обучавшего будущих академиков распознавать и использовать растения. После лекции наставник выводил их из пропахшего сушеными травами кабинета в лес или на луг, чтобы показать им местные растения, но не менее строго он спрашивал и те, которые не встречались в окрестностях академии. Ленивым он напоминал, что выпускников нанимают во все концы Лирна, и Эрвин уже не раз убедился в справедливости этих слов.
Поговаривали, что один из выпускников этого года наймется к свиррам. Им мог бы оказаться и сам Эрвин, но если бы от него зависело хоть что-то, он предпочел бы архонтского нанимателя. Тогда он работал бы под присмотром самого Гримальдуса и получил бы эту восхитительную белую лару. Ди-и-ниль…
Не думать об этом, не думать. Он никогда уже не станет академиком – так зачем же зря травить душу? В миг отчаяния Эрвин ощущал себя магом, но теперь его рассудок снова был ясен и сознавал, что это всего лишь самообман. Он будет кем угодно – знахарем, лекарем, колдуном, ворожеем, – но не настоящим магом. Эта мысль по-прежнему причиняла Эрвину боль, и он в который раз задвинул ее подальше. Нужно было учиться жить без этого.
Эрвин заставил себя думать о том, что он будет делать, когда наконец выйдет в цивилизованные места. Наверное, лучше всего будет вернуться в Кейтангур. Там остался его друг Дарт, а с Дартом ему было легче – тот куда спокойнее относился к своему исключению из академии. Дарту был присущ неиссякаемый оптимизм, которого так часто не хватало Эрвину. Из Хеккусскика наверняка ходят корабли до Кейтангура, можно будет купить туда проезд или наняться на один рейс заклинателем погоды.
Успокоившись на этом, Эрвин переключил внимание на окружающие места, на растения и живность, знакомую по учебным пособиям, но еще не виданную в естественной обстановке. Третий континент показался ему дружелюбнее второго, здесь не нужно было выживать, а можно было просто жить.
Глава 18
Хеккусскик оказался невысоким и одноэтажным, словно до половины закопанным в землю, – похоже, свирры признавали только лестницы, ведущие вниз. Одевались они одинаково – в сандалии и короткие юбочки. Верхняя часть их тел была обнаженной, перевязи и ремни на ней имели чисто декоративное назначение. Но, поскольку свирры были яйцекладущими, это ничего не давало Эрвину для различения свиррских мужчин и женщин. С непривычки все они казались ему на одно лицо или, вернее, на одну зеленоватую мелкочешуйчатую морду.
Он помнил, что у них приняты разные формы вежливого обращения: мужчинам полагалось желать удачной линьки, а женщинам – большой кладки, но никто не предупредил его, как трудно различить их непривычному глазу. Перепутать приветствия было непростительным оскорблением, и он сразу же решил обходиться без вежливости, чтобы не вышло хуже.
Как обычно, сначала нужно было подумать о еде и ночлеге. Эрвин брел по улицам, чувствуя себя слишком чужим здесь, чтобы расспрашивать горожан. Свирры поглядывали на чужеземца, но без особого любопытства – в этом большом портовом городе нередко встречались другие расы. Вероятно, в центре были подходящие гостиницы и для приезжих. Повинуясь чутью, Эрвин вскоре вышел на городскую площадь, где шла оживленная торговля.
Только оказавшись в толпе, он вдруг сообразил, в каком ужасном состоянии его одежда и обувь. К счастью, здесь были в ходу кейтангурские деньги – золотые и серебряные кружочки с профилем Ринардуса охотно брали на всех континентах. Но, пройдя по ряду торговцев одеждой, Эрвин все-таки усомнился, будет ли свиррская юбочка достойной заменой его обноскам, и решил, что с покупкой новой одежды придется подождать.
– Лучшие чупи во всем Хеккусскике! – послышалось невдалеке стрекотание торговца. – Вкуснейшие чупи во всем Хеккусскике!
Это явно было что-то съестное. Эрвин так давно не ел нормальной человеческой пищи, что у него мгновенно засосало под ложечкой. Он поспешил на голос и оказался у прилавка, за которым стоял коренастый свирр в кожаном переднике поверх юбочки. За широкой фигурой свирра размещалась какая-то утварь и дымилась железная печурка, подогревавшая огромный котел, но не это бросилось в глаза Эрвину. Его внимание сразу же остановилось на подвешенных на крюках мясных тушках, окруженных тучами мух. Тушки – Эрвин заподозрил, что собачьи, – буквально кишели личинками.
Пока Эрвин глазел на эту малоаппетитную картину, к прилавку подошел свирр. Он перекинулся несколькими словами с продавцом, тот взял медный дуршлаг с деревянной ручкой, метелочкой намел туда опарышей, а затем опустил его в стоявшую здесь же бочку с водой и круговыми движениями прополоскал содержимое. После этой нехитрой процедуры он погрузил донце дуршлага в котел с кипящим маслом и подержал там пару минут.
Вынув дуршлаг и дождавшись, пока стечет масло, он выложил поджаренных опарышей на блюдце – горку золотистых зернышек, напоминавших хорошо прожаренную крупу, – и вручил их покупателю. В дополнение к ним продавец чупи налил ему кружку какой-то мутно-зеленоватой жидкости из кувшина под прилавком. Свирр расплатился и энергично принялся за еду.
Эрвин почувствовал, что не готов к подобной экзотике. Он пошел дальше, надеясь, что здесь едят не только чупи, и вскоре увидел вывеску с кружкой, на всех континентах означающую таверну. Поколебавшись немного, он переступил порог гостеприимно распахнутой двери.
– Что у вас едят? – поинтересовался он у скучавшего за стойкой свирра.
– Пожалуйста. – Тот пододвинул ему одну из мисочек на стойке и привычно-ловким жестом приподнял крышку. – Наисвежайшие счакксс – у меня собственный садок.
Эрвин заглянул в миску. Он не страдал ни чрезмерной брезгливостью, ни пищевыми предрассудками – в конце концов, едят же некоторые розовых моллюсков живьем, – но если даже закрыть глаза на то, что содержимое миски выглядело куда проворнее моллюсков, оно наверняка было жестковатым для человеческого желудка.
– А что еще у вас есть?
Свирр начал открывать ему одну мисочку за другой. Хотя некоторые из кушаний и казались неодушевленными, Эрвин насмотрелся уже достаточно, чтобы усомниться в их съедобности.
– Я имел в виду человеческую пищу, – объяснил он буфетчику.
– Человеческую? – Эрвин готов был поклясться, что в стрекочущем голосе буфетчика промелькнула нотка отвращения. – Но вы так хорошо говорите на свирри, и я подумал… Если вы хотите человеческую пищу, вам нужно пойти в человеческий квартал.
– Здесь есть человеческий квартал? – обрадовался Эрвин. – А где это?
– В порту, конечно.
Конечно же в порту – он мог бы и сам догадаться об этом. В кейтангурских портовых кварталах жили представители других рас, в том числе и свирры. Они, как правило, были потомками или помощниками торговцев, привозивших туда товары со всех континентов. О вездесущая торговля, заставляющая терпеть неизбежные неудобства проживания вдали от привычных мест, среди чуждых рас и обычаев!
Эрвин хотел было пожелать буфетчику на прощанье удачной линьки, но в последний миг спохватился и промолчал – а вдруг… Он ушел, так и не попрощавшись.
Квартал, где проживали люди, оказался куда больше, чем поселения других рас в Кейтангуре. Это были не несколько домишек, случайно затесавшиеся посреди свиррских жилищ, а целая улица со своими архитектурными особенностями, со своими обычаями и торговлей. Эрвин в одно мгновение словно перенесся с третьего континента в привычную человеческую обстановку.
Здесь было несколько лавок и пара таверн, где подавали нормальную пищу. Эрвин выбрал таверну почище и плотно пообедал, а затем отправился по лавкам, где купил себе новую одежду и обувь. Закончив с покупками, он нашел уединенное местечко на океанском берегу, искупался и оделся во все новое, а старую, пропахшую болотом и даками одежду сжег на костре. Теперь, пожалуй, не стыдно было наведаться к капитану любого корабля.
Но сначала он вернулся в таверну и выспросил там, какие суда в ближайшее время отплывают в Кейтангур. То ли ему не повезло, то ли здесь всегда бывало так, но ему назвали только один корабль, отправлявшийся в плавание через две недели. Эрвин пошел на корабль, чтобы договориться о проезде, но там заломили такую цену, что ему сразу же пришлось оставить надежду поехать в Кейтангур пассажиром. Он сказал капитану, что может обеспечить попутный ветер, но тот равнодушно ответил, что в это время года ветер и так бывает попутным.
Похоже, он застрял в Хеккусскике надолго. Перед ним открывались две возможности – поскорее заработать на проезд или дождаться сезона, когда погода на море ухудшится. Вторая возможность не радовала Эрвина, а где найти первую, он пока не представлял. Однако ему уже было известно, как это делается, – длинные языки содержателей таверн и гостиниц мгновенно разносили любые сведения.
Уже темнело, и сегодня искать работу было поздно. Эрвин вернулся в людской квартал и заночевал в гостинице, впервые за много дней улегшись в чистую постель со свежими простынями. Чтобы растянуть удовольствие, он провалялся в постели чуть ли не до полудня, решив, что один раз можно позволить себе такую роскошь. Затем он пошел в таверну пообедать, так как время завтрака давно прошло.
Пока он ел, в таверну вошел новый посетитель, но не человек, а свирр. Видимо, появление свирра в человеческой таверне было необычным явлением, потому что все головы повернулись к нему. Свирр был вооружен алебардой, в дополнение к юбочке на нем был надет плотный кожаный жилет, на его ногах были не сандалии, а тяжелые башмаки на пряжках. Эрвину не составило труда догадаться, что это воин.
Свирр подошел к стойке и заговорил с хозяином на едва узнаваемом общем языке. Тем не менее понять его было можно, и сидевший поблизости Эрвин расслышал, что ему нужен переводчик. Подумав, что это и есть та самая работа, которая позволит оплатить проезд до Кейтангура, Эрвин встал и обратился к воину на свирри:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41