Это дома для Госкомиссии и космонавтов. С. П. Королев и А. Г. Захаров вышли из машины п скрылись в одном из зданий. Через полчаса они вышли.
– И все-таки, Александр Григорьевич, хотя накоротке я здесь был еще в апреле, не зря вы меня сюда пригласили еще раз. Выкладывайте.
– Большого умысла нет, – признался Захаров. – Но тут один товарищ побывал в этом доме и посетовал, что не хватает комфорта, и столько насоветовал. Пообещал пожаловаться начальству, если не переделаем.
– Вот как? Значит, ему особый комфорт нужен? Л как же наши специалисты живут здесь месяцами в одной комнате по пять-шесть человек? В следующий раз этого «гостя» поселите в одном из наших общежитии. Не захочет – пусть уезжает. Обойдемся...
– Жаловаться будет!!
– А вот насчет жизни у вас тут командированных специалистов пора подумать, Александр Григорьевич. Надо строить хорошую гостиницу номеров на пятьсот-шестьсот. Ставьте вопрос, я вас поддержу. Неплохо продумать генеральный план застройки городка. Он ведь навсегда!..
От города до стартовой площадки километров сорок. Королев сел на заднее сиденье, Захаров к шоферу. Сергей Павлович развернул желтую папку, которую брал с собой. В ней, как обычно, лежали деловые бумаги. На одни надо дать быстрый ответ, другие могли потерпеть. Королев достал те, что относились к предстоящему эксперименту. Все мысли его о нем. Суточному полету Сергей Павлович и его коллеги придавали особое значение. От «успеха» или «неуспеха» зависело многое... Будет ли «дверь» человеку в космос полностью распахнута или... на первый план придется ставить автоматические средства изучения космоса... Тогда полет Гагарина лишь фейерверк... Невесомость, невесомость. Друг или враг? И это бесконечно тревожило Сергея Павловича. «Не превысил ли я свои права? – в который раз возвращался он к этой мысли. – Да, конечно, я могу пересмотреть свое решение. Государственная комиссия пойдет мне навстречу... Да, надо еще и еще раз посоветоваться с Яздов-ским». И Королев снова углубился в документы. Прочитал проект сообщений о полете, потом полистал страницы с вычерченной орбитой полета «Востока» вокруг Земли. Убедился, что на 17 витке Титов полетит точно по гагаринской трассе, а значит, и возвратится на Землю в том же районе, что и первый космонавт. «Надо обязательно еще и еще раз проверить системы жизнеобеспечения, – решил Королев, – и особенно системы автоматического управления полетом корабля. А вдруг эта чертова невесомость или еще что-то?.. Надо быть готовым возвратить корабль на Землю с любой точки околоземной орбиты. Проверить систему ориентации. Не дай-то бог закапризничает... как один из „Востоков“, словно конь, освободившись от узды, умчался на другую орбиту... Не забыть подготовить сообщение для соответствующих зарубежных инстанций о предстоящем эксперименте».
Машина затормозила и остановилась возле коттеджа. У калитки стояла Елена Михайловна и ждала, как будто Королев уехал только вчера. Сергей Павлович вышел из машины, поздоровался с ней, передал управительнице дома небольшой дорожный чемоданчик.
– Заходить не буду... А часа через три заеду перекусить.
Через несколько минут Королев и Захаров были у монтажно-испытательного корпуса. Надев белые халаты, пошли в него. До полета «Востока-2» оставалось пять дней.
Во второй половине дня 5 августа Сергей Павлович решил еще раз встретиться с Германом Титовым. Доверительная беседа такая же, как и с Гагариным, состоялась на вершине ракеты, у корабля.
Легкий августовский ветерок, который не ощущался на земле, освежал лица. Дышалось легко. Сергей Павлович стоял, любуясь степью, почти выжженной жарким солнцем. А может, вспомнил, как в апреле вот так же стоял с Юрием Гагариным, напутствуя его на первый шаг в космос? А может, думал, как лучше начать этот последний перед стартом разговор со вторым космонавтом?..
– Как дома?
– Отец с матерью, кажется, догадываются. Письмо от отца получил. Он у меня мудрый. Можно я прочитаю из него несколько строк?
Королев молча кивнул головой.
– "...Я не хочу строить догадки о том, что у тебя затевается. Но если едут к нам люди, дело серьезное. Каким бы оно там ни было – малое или большое, – сделай его, сын, с толком, как подобает делать всякое дело, к которому ты приставлен. Сил у тебя должно хватить, по моим расчетам, уменьем ты подзапасен, разумеется, а средствами народ обеспечит. Покажи, что порода наша может послужить общему делу в меру своих сил и возможностей".
– Прекрасные слова, просто великолепные. Великое это счастье, Герман Степанович, иметь отца. – По лицу Королева пробежала тень, он тяжко вздохнул. – А меня воспитывал отчим. Как ни был хорош, а все-таки не родной. С отцом так ни разу не встретился. Скрыли, что он жив. Он умер, когда мне исполнилось двадцать два...
Королев надолго замолчал, потом энергично повернулся к Титову и перешел на деловой тон:
– Двадцать четыре часа – это очень много для второго космического полета. Вы знаете, немало голосов было за то, чтобы ограничить эксперимент тремя витками. Но мы должны, обязаны сделать глубокую пробу, Герман Степанович, – глу-бо-ку-ю. Не буду говорить громких слов, но второй в мире полет имеет исключительное значение для будущих пилотируемых экспериментов. Основой для прогнозирования завтрашнего дня наших работ может стать ваш доклад о полете, доклад исследователя. Поэтому еще и еще раз прошу: наблюдайте, наблюдайте и наблюдайте и точнее записывайте все. И только правду, ничего не скрывайте. Нет мелочей, все на поверку может оказаться ценным. Это в равной степени относится к вашему самочувствию и к кораблю, его системам. Как видите, – пожаловался Королев, – времени мало – всего сутки, а дел... – И, не закончив мысль, обнял летчика. Перешел на «ты»: – Уверен в тебе, как в самом себе, – взглянул на часы. – Пора, меня ждут. – Перед тем как войти в лифт и спуститься вниз, Сергей Павлович напомнил: – Еще раз повторяю: тщательно испытайте систему ручного управления во всех заданных режимах, возможность посадки корабля в любом районе. Автоматика хорошо, но с человеком – лучше. Может, у тебя есть потребность посидеть, поработать в корабле еще раз?.. Хотя, по правде сказать, это не очень желательно. Корабль полностью подготовлен... Но если ты считаешь это необходимым, я разрешаю.
– Как будто все ясно, – ответил летчик, – но было бы неплохо посидеть в корабле...
Через полчаса Герман Тито.в в сопровождении ведущего конструктора по кораблю «Восток-2» Е. А. Фролова снова поднялся на вершину ракеты.
6 августа Государственная комиссия дала «добро» на полет «Востока-2». Менее чем через четыре месяца после полета Юрия Гагарина в 9 часов утра по московскому времени казахстанская степь вновь озарилась слепящим глаза всполохом пламени. Громоподобный гул сотряс воздух и нарастающим валом пронесся над пунктом наблюдения. Ракета оторвалась от Земли и будто нехотя пошла вверх. Набирая скорость, она все быстрее и быстрее устремлялась ввысь.
– Пошла, родная! – радостно воскликнул Титов. Все с беспокойством наблюдали за подъемом ракеты. Ведь это всего-навсего второй полет человека в космос. Люди волновались, вероятно, не меньше, чем при первом запуске. Но все, слава богу, шло нормально.
Королев тоже немного успокоился, придя на КП связи, попросил крепкого чаю, хотя сердце и стучало немного быстрее положенного. «Ну это от радости», – успокоил себя Сергей Павлович и неожиданно вспомнил, что впервые на космодроме присутствует специальный корреспондент Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС). Главному конструктору его представили еще вчера. Журналист очень хотел побеседовать с ним сразу после старта. Сейчас Сергей Павлович попросил разыскать тассовца.
– Небольшого роста, чем-то похож на цыгана, в серо-голубом костюме, на лацкане пиджака значок «Пресса». Посмотрите, может, он в машбюро...
Через несколько минут журналист стоял перед Королевым.
– Я не оторвал вас от дел? – спросил у него Сергей Павлович. – Садитесь к столу, тут вам будет удобнее. Слушаю вас, товарищ Пресса.
– Хотя бы кратко, Сергей Павлович, о цели нового эксперимента?
– Вам уже известно, что космонавту Титову запланирован многочасовой полет. Он первым из людей проверит на себе суточный цикл жизни в космосе, столкнувшись с малоизвестными для нас факторами. Это не только перегрузки при старте и приземлении. О них мы уже имеем представление. Пилот встретится один на один с длительной невесомостью. Ее влияние на живой организм в земных условиях изучить полностью невозможно. Наши медики особенно ее побаиваются. При необходимости – немедленное возвращение корабля на Землю.
– Обо всем этом знает Титов?
– Да. Мы от космонавтов не скрываем сложностей и даже опасностей предстоящих полетов. Их согласие свидетельствует не только о понимании задач, которые им предстоит решать, но и о мужестве, о желании внести свой вклад в науку. За это мы, ученые, высоко ценим и уважаем их.
– Управление полетом корабля, видимо, требует опытного летчика?
– Ракета и самолет – машины несравнимые. Это все слишком сложно, и, может быть, нет смысла касаться всего комплекса вопросов. Но вот что вам необходимо обязательно знать: ракета-носитель – это и ракетные двигатели, и множество различных систем, сложных узлов, механизмов. Каждая и каждый из них обязан действовать и точно, и безотказно. Подъем ракеты, ее полет осуществляются при помощи автоматики. Система управления – удивительнейшее достижение человеческого разума, и без нее нет ракеты, нет корабля, нет эксперимента... Одним словом, автоматика, автоматика и автоматика.
– А человек, Сергей Павлович?
– Человек – творец этой автоматики. Человек на Земле и в космосе осуществляет контроль за автоматикой. В конечном счете автоматика – помощник человека в его беспредельных возможностях познания Вселенной, ее законов. Космонавт – это командир корабля. В нужную минуту он может взять управление полетом в свои руки. Он – испытатель космической техники. Если летчик в основном опробует только машину, то космонавт является и исследователем, и исследуемым. Он наблюдает за техникой на корабле, за своим самочувствием, а также за тем, что происходит за пределами кабины. Опыты, которые Титов проведет на борту по заданию ряда ученых, и те эксперименты, что войдут в программу следующих полетов, – все это есть тот научный материал, без которого мы не сможем делать новые шаги в исследовании космоса. В заключение скажу вам, что от полета корабля «Восток-2» мы ждем очень многого. Есть на нашем пути в космос барьер – невесомость. Да, вы ведь уже успели повидаться с Титовым? Ваши впечатления?
– Трудно судить по одной часовой беседе.
– Согласен. Я скажу несколько слов о нем. Пожалуй, примечательные черты Германа Степановича – это быстрота реакции, сообразительность, хладнокровие и, вероятно, самое ценное – наблюдательность, способность к серьезному анализу. При важности всех других два последних качества в данном полете имеют особое значение.
– Еще одна просьба, Сергей Павлович. Прочитайте, пожалуйста, – и журналист положил перед Королевым несколько листов бумаги. – Это репортаж о старте «Востока-2». Не хотелось, чтобы. вкралась какая-то неточность.
– Успели уже перепечатать на машинке? Это хорошо. – И стал медленно читать вслух. – Лучше вместо «старт ракеты» писать – «подъем». Это точнее, – и, достав ручку, заправленную черными чернилами, внес поправку в текст. – Фамилию «Королев» и других товарищей исключить. Преждевременно. – Сделав еще несколько уточнений, Сергей Павлович посоветовал одним абзацем рассказать о технических данных ракеты-носителя. Тут же продиктовал необходимые сведения и после этого на первой странице репортажа слева вверху написал: «Читал. Согласен к опубликованию. С. Королев. 6/VIII. 1961». – А теперь один вопрос вам, товарищ Пресса. Для каких газет предназначен репортаж?
– Для всех газет страны, радио, для всех информационных служб нашей планеты.
– Вы монополист?
– ТАСС – агентство правительственное. Но думаю, что на следующий запуск корабля на космодром приедут представители центральных газет, Всесоюзного радио и телевидения.
– Ну что же. Милости просим. Дела всем хватит.
Полет продолжался.
Группа медиков во главе с В. И. Яздовским внимательно следила за информацией, поступающей с орбиты. Регулярно отмечались и сравнивались с исходными данными частота пульса, давление крови космонавта. К ним зашел Сергей Павлович.
– Перед стартом пульс у Германа Степановича был несколько повышен, – доложил ему В. И. Яздовский.
– Эмоции. Ну а сейчас?
– Приходит в норму. Смотрите: в начале второго витка пульс почти земной – 64 удара в минуту.
– Если будут отклонения, прошу немедленно сообщить. – И, взглянув на часы, добавил: – Закончился третий виток. Как-то он там? Мысли, мысли его меня интересуют. И наблюдения.
Королев вышел в коридор и направился к председателю Госкомиссии, но на пути передумал и пошел в конец коридора, в свой кабинет. На двери висела табличка: «С. П. Королев». «Вот так, ни звания, ни должности. Кто таков? Наверное, табличку повесили, чтобы я кабинет не перепутал», – внутренне улыбнулся Сергей Павлович.
Открыл дверь, оглядел свой небольшой кабинет в одно окно. Возле стены ряд стульев, на письменном столе несколько телефонов.
Присев на край стола, Главный снял трубку.
– Королев. Свяжите с городом Куйбышевым. Линия занята? Переключите на Москву, – назвал номер, стал ждать. Услышал, что в Москве взяли трубку. – Здравствуйте. Я в порядке уточнения. Все-таки полные сутки. Береженого бог бережет. Да-да. Полное и обстоятельное медицинское обследование. Позвоните в Куйбышев. Напомните вашим коллегам. Думаю, что скоро вылетим на Волгу. Что? Укачивание? Морская болезнь? – беспокойно переспросил Королев. – Это сообщение самого Титова? Что же вы молчите?
«Вот тебе, Сергей Павлович, и первый сюрприз. Нежданный „подарок“ космоса. А что, если так будет продолжаться и дальше? Известно, что морское укачивание выводит из строя людей крепчайших физических возможностей? Потеря работоспособности?!»
В это время в кабинет вошли В. И. Яздовский и В. В. Ларин.
– Это что за порядок, Владимир Иванович? – накинулся Королев. – Я узнаю о неприятностях в космосе не от вас, а от других, из Москвы.
– Да это моя вина, Сергей Павлович, – заступился Парин, пощипывая короткие белые усы. – Но я подумал, что простая констатация факта ничего не даст вам. Надо было десяток минут поразмыслить.
– И как? – уже более спокойно спросил Королев, относящийся с большим уважением к знаниям и опыту В. В. Парина.
– Возможность расстройства вестибулярного аппарата мы ведь предусмотрели. Судя по словам Германа Степановича, оно не превышает нормы. Но дискомфорт есть. Думаю, что опасности пока нет.
– В чем же причина, Василий Васильевич?
– В условиях невесомости возникает нервно-эмоциональное напряжение. Оно и способствует развитию состояния, похожего на морскую болезнь. Это обязательно не для каждого человека. Но замечу, что мы не располагаем достаточными теоретическими данными, чтобы вполне объяснить влияние невесомости на организм... И тем более найти средства, нейтрализующие ее.
– Какие вы дали Титову рекомендации?
– Он их нашел сам, – ответил Яздовский. – Титов заметил, что если он не делает головой резких движений, то дискомфорт уменьшается. Других отклонений в организме нет.
– Не скрывает? Может, рядится в тогу ненужного мужества?
– Нет-нет. И по голосу, и по данным телеметрии все нормально. Ваши сомнения, Сергей Павлович, напрасны. Поверьте мне.
– Я вам верю, Владимир Иванович. Думаю, что через час можно отправляться на Волгу.
Ученые не спеша вышли, а Королевым, несмотря на оптимистическое завершение беседы, овладело еще большее беспокойство. «Впереди еще почти двенадцать кругосветных путешествий. А если где-то есть черта, за которую переходить нельзя?»
Каждый новый эксперимент в космосе Королев рассматривал с точки зрения далекой перспективы, которую он представлял яснее других, и верил в осуществление самых, казалось, фантастических проектов. Главный был убежден – в процессе работ весьма полезна преемственность, как бы закономерная очередность экспериментов, их взаимозависимость друг от друга. При этом Королев умел отобрать из десятков предложений то единственное, которое могло лечь в основу совершенствования ракетно-космической техники или научного эксперимента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– И все-таки, Александр Григорьевич, хотя накоротке я здесь был еще в апреле, не зря вы меня сюда пригласили еще раз. Выкладывайте.
– Большого умысла нет, – признался Захаров. – Но тут один товарищ побывал в этом доме и посетовал, что не хватает комфорта, и столько насоветовал. Пообещал пожаловаться начальству, если не переделаем.
– Вот как? Значит, ему особый комфорт нужен? Л как же наши специалисты живут здесь месяцами в одной комнате по пять-шесть человек? В следующий раз этого «гостя» поселите в одном из наших общежитии. Не захочет – пусть уезжает. Обойдемся...
– Жаловаться будет!!
– А вот насчет жизни у вас тут командированных специалистов пора подумать, Александр Григорьевич. Надо строить хорошую гостиницу номеров на пятьсот-шестьсот. Ставьте вопрос, я вас поддержу. Неплохо продумать генеральный план застройки городка. Он ведь навсегда!..
От города до стартовой площадки километров сорок. Королев сел на заднее сиденье, Захаров к шоферу. Сергей Павлович развернул желтую папку, которую брал с собой. В ней, как обычно, лежали деловые бумаги. На одни надо дать быстрый ответ, другие могли потерпеть. Королев достал те, что относились к предстоящему эксперименту. Все мысли его о нем. Суточному полету Сергей Павлович и его коллеги придавали особое значение. От «успеха» или «неуспеха» зависело многое... Будет ли «дверь» человеку в космос полностью распахнута или... на первый план придется ставить автоматические средства изучения космоса... Тогда полет Гагарина лишь фейерверк... Невесомость, невесомость. Друг или враг? И это бесконечно тревожило Сергея Павловича. «Не превысил ли я свои права? – в который раз возвращался он к этой мысли. – Да, конечно, я могу пересмотреть свое решение. Государственная комиссия пойдет мне навстречу... Да, надо еще и еще раз посоветоваться с Яздов-ским». И Королев снова углубился в документы. Прочитал проект сообщений о полете, потом полистал страницы с вычерченной орбитой полета «Востока» вокруг Земли. Убедился, что на 17 витке Титов полетит точно по гагаринской трассе, а значит, и возвратится на Землю в том же районе, что и первый космонавт. «Надо обязательно еще и еще раз проверить системы жизнеобеспечения, – решил Королев, – и особенно системы автоматического управления полетом корабля. А вдруг эта чертова невесомость или еще что-то?.. Надо быть готовым возвратить корабль на Землю с любой точки околоземной орбиты. Проверить систему ориентации. Не дай-то бог закапризничает... как один из „Востоков“, словно конь, освободившись от узды, умчался на другую орбиту... Не забыть подготовить сообщение для соответствующих зарубежных инстанций о предстоящем эксперименте».
Машина затормозила и остановилась возле коттеджа. У калитки стояла Елена Михайловна и ждала, как будто Королев уехал только вчера. Сергей Павлович вышел из машины, поздоровался с ней, передал управительнице дома небольшой дорожный чемоданчик.
– Заходить не буду... А часа через три заеду перекусить.
Через несколько минут Королев и Захаров были у монтажно-испытательного корпуса. Надев белые халаты, пошли в него. До полета «Востока-2» оставалось пять дней.
Во второй половине дня 5 августа Сергей Павлович решил еще раз встретиться с Германом Титовым. Доверительная беседа такая же, как и с Гагариным, состоялась на вершине ракеты, у корабля.
Легкий августовский ветерок, который не ощущался на земле, освежал лица. Дышалось легко. Сергей Павлович стоял, любуясь степью, почти выжженной жарким солнцем. А может, вспомнил, как в апреле вот так же стоял с Юрием Гагариным, напутствуя его на первый шаг в космос? А может, думал, как лучше начать этот последний перед стартом разговор со вторым космонавтом?..
– Как дома?
– Отец с матерью, кажется, догадываются. Письмо от отца получил. Он у меня мудрый. Можно я прочитаю из него несколько строк?
Королев молча кивнул головой.
– "...Я не хочу строить догадки о том, что у тебя затевается. Но если едут к нам люди, дело серьезное. Каким бы оно там ни было – малое или большое, – сделай его, сын, с толком, как подобает делать всякое дело, к которому ты приставлен. Сил у тебя должно хватить, по моим расчетам, уменьем ты подзапасен, разумеется, а средствами народ обеспечит. Покажи, что порода наша может послужить общему делу в меру своих сил и возможностей".
– Прекрасные слова, просто великолепные. Великое это счастье, Герман Степанович, иметь отца. – По лицу Королева пробежала тень, он тяжко вздохнул. – А меня воспитывал отчим. Как ни был хорош, а все-таки не родной. С отцом так ни разу не встретился. Скрыли, что он жив. Он умер, когда мне исполнилось двадцать два...
Королев надолго замолчал, потом энергично повернулся к Титову и перешел на деловой тон:
– Двадцать четыре часа – это очень много для второго космического полета. Вы знаете, немало голосов было за то, чтобы ограничить эксперимент тремя витками. Но мы должны, обязаны сделать глубокую пробу, Герман Степанович, – глу-бо-ку-ю. Не буду говорить громких слов, но второй в мире полет имеет исключительное значение для будущих пилотируемых экспериментов. Основой для прогнозирования завтрашнего дня наших работ может стать ваш доклад о полете, доклад исследователя. Поэтому еще и еще раз прошу: наблюдайте, наблюдайте и наблюдайте и точнее записывайте все. И только правду, ничего не скрывайте. Нет мелочей, все на поверку может оказаться ценным. Это в равной степени относится к вашему самочувствию и к кораблю, его системам. Как видите, – пожаловался Королев, – времени мало – всего сутки, а дел... – И, не закончив мысль, обнял летчика. Перешел на «ты»: – Уверен в тебе, как в самом себе, – взглянул на часы. – Пора, меня ждут. – Перед тем как войти в лифт и спуститься вниз, Сергей Павлович напомнил: – Еще раз повторяю: тщательно испытайте систему ручного управления во всех заданных режимах, возможность посадки корабля в любом районе. Автоматика хорошо, но с человеком – лучше. Может, у тебя есть потребность посидеть, поработать в корабле еще раз?.. Хотя, по правде сказать, это не очень желательно. Корабль полностью подготовлен... Но если ты считаешь это необходимым, я разрешаю.
– Как будто все ясно, – ответил летчик, – но было бы неплохо посидеть в корабле...
Через полчаса Герман Тито.в в сопровождении ведущего конструктора по кораблю «Восток-2» Е. А. Фролова снова поднялся на вершину ракеты.
6 августа Государственная комиссия дала «добро» на полет «Востока-2». Менее чем через четыре месяца после полета Юрия Гагарина в 9 часов утра по московскому времени казахстанская степь вновь озарилась слепящим глаза всполохом пламени. Громоподобный гул сотряс воздух и нарастающим валом пронесся над пунктом наблюдения. Ракета оторвалась от Земли и будто нехотя пошла вверх. Набирая скорость, она все быстрее и быстрее устремлялась ввысь.
– Пошла, родная! – радостно воскликнул Титов. Все с беспокойством наблюдали за подъемом ракеты. Ведь это всего-навсего второй полет человека в космос. Люди волновались, вероятно, не меньше, чем при первом запуске. Но все, слава богу, шло нормально.
Королев тоже немного успокоился, придя на КП связи, попросил крепкого чаю, хотя сердце и стучало немного быстрее положенного. «Ну это от радости», – успокоил себя Сергей Павлович и неожиданно вспомнил, что впервые на космодроме присутствует специальный корреспондент Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС). Главному конструктору его представили еще вчера. Журналист очень хотел побеседовать с ним сразу после старта. Сейчас Сергей Павлович попросил разыскать тассовца.
– Небольшого роста, чем-то похож на цыгана, в серо-голубом костюме, на лацкане пиджака значок «Пресса». Посмотрите, может, он в машбюро...
Через несколько минут журналист стоял перед Королевым.
– Я не оторвал вас от дел? – спросил у него Сергей Павлович. – Садитесь к столу, тут вам будет удобнее. Слушаю вас, товарищ Пресса.
– Хотя бы кратко, Сергей Павлович, о цели нового эксперимента?
– Вам уже известно, что космонавту Титову запланирован многочасовой полет. Он первым из людей проверит на себе суточный цикл жизни в космосе, столкнувшись с малоизвестными для нас факторами. Это не только перегрузки при старте и приземлении. О них мы уже имеем представление. Пилот встретится один на один с длительной невесомостью. Ее влияние на живой организм в земных условиях изучить полностью невозможно. Наши медики особенно ее побаиваются. При необходимости – немедленное возвращение корабля на Землю.
– Обо всем этом знает Титов?
– Да. Мы от космонавтов не скрываем сложностей и даже опасностей предстоящих полетов. Их согласие свидетельствует не только о понимании задач, которые им предстоит решать, но и о мужестве, о желании внести свой вклад в науку. За это мы, ученые, высоко ценим и уважаем их.
– Управление полетом корабля, видимо, требует опытного летчика?
– Ракета и самолет – машины несравнимые. Это все слишком сложно, и, может быть, нет смысла касаться всего комплекса вопросов. Но вот что вам необходимо обязательно знать: ракета-носитель – это и ракетные двигатели, и множество различных систем, сложных узлов, механизмов. Каждая и каждый из них обязан действовать и точно, и безотказно. Подъем ракеты, ее полет осуществляются при помощи автоматики. Система управления – удивительнейшее достижение человеческого разума, и без нее нет ракеты, нет корабля, нет эксперимента... Одним словом, автоматика, автоматика и автоматика.
– А человек, Сергей Павлович?
– Человек – творец этой автоматики. Человек на Земле и в космосе осуществляет контроль за автоматикой. В конечном счете автоматика – помощник человека в его беспредельных возможностях познания Вселенной, ее законов. Космонавт – это командир корабля. В нужную минуту он может взять управление полетом в свои руки. Он – испытатель космической техники. Если летчик в основном опробует только машину, то космонавт является и исследователем, и исследуемым. Он наблюдает за техникой на корабле, за своим самочувствием, а также за тем, что происходит за пределами кабины. Опыты, которые Титов проведет на борту по заданию ряда ученых, и те эксперименты, что войдут в программу следующих полетов, – все это есть тот научный материал, без которого мы не сможем делать новые шаги в исследовании космоса. В заключение скажу вам, что от полета корабля «Восток-2» мы ждем очень многого. Есть на нашем пути в космос барьер – невесомость. Да, вы ведь уже успели повидаться с Титовым? Ваши впечатления?
– Трудно судить по одной часовой беседе.
– Согласен. Я скажу несколько слов о нем. Пожалуй, примечательные черты Германа Степановича – это быстрота реакции, сообразительность, хладнокровие и, вероятно, самое ценное – наблюдательность, способность к серьезному анализу. При важности всех других два последних качества в данном полете имеют особое значение.
– Еще одна просьба, Сергей Павлович. Прочитайте, пожалуйста, – и журналист положил перед Королевым несколько листов бумаги. – Это репортаж о старте «Востока-2». Не хотелось, чтобы. вкралась какая-то неточность.
– Успели уже перепечатать на машинке? Это хорошо. – И стал медленно читать вслух. – Лучше вместо «старт ракеты» писать – «подъем». Это точнее, – и, достав ручку, заправленную черными чернилами, внес поправку в текст. – Фамилию «Королев» и других товарищей исключить. Преждевременно. – Сделав еще несколько уточнений, Сергей Павлович посоветовал одним абзацем рассказать о технических данных ракеты-носителя. Тут же продиктовал необходимые сведения и после этого на первой странице репортажа слева вверху написал: «Читал. Согласен к опубликованию. С. Королев. 6/VIII. 1961». – А теперь один вопрос вам, товарищ Пресса. Для каких газет предназначен репортаж?
– Для всех газет страны, радио, для всех информационных служб нашей планеты.
– Вы монополист?
– ТАСС – агентство правительственное. Но думаю, что на следующий запуск корабля на космодром приедут представители центральных газет, Всесоюзного радио и телевидения.
– Ну что же. Милости просим. Дела всем хватит.
Полет продолжался.
Группа медиков во главе с В. И. Яздовским внимательно следила за информацией, поступающей с орбиты. Регулярно отмечались и сравнивались с исходными данными частота пульса, давление крови космонавта. К ним зашел Сергей Павлович.
– Перед стартом пульс у Германа Степановича был несколько повышен, – доложил ему В. И. Яздовский.
– Эмоции. Ну а сейчас?
– Приходит в норму. Смотрите: в начале второго витка пульс почти земной – 64 удара в минуту.
– Если будут отклонения, прошу немедленно сообщить. – И, взглянув на часы, добавил: – Закончился третий виток. Как-то он там? Мысли, мысли его меня интересуют. И наблюдения.
Королев вышел в коридор и направился к председателю Госкомиссии, но на пути передумал и пошел в конец коридора, в свой кабинет. На двери висела табличка: «С. П. Королев». «Вот так, ни звания, ни должности. Кто таков? Наверное, табличку повесили, чтобы я кабинет не перепутал», – внутренне улыбнулся Сергей Павлович.
Открыл дверь, оглядел свой небольшой кабинет в одно окно. Возле стены ряд стульев, на письменном столе несколько телефонов.
Присев на край стола, Главный снял трубку.
– Королев. Свяжите с городом Куйбышевым. Линия занята? Переключите на Москву, – назвал номер, стал ждать. Услышал, что в Москве взяли трубку. – Здравствуйте. Я в порядке уточнения. Все-таки полные сутки. Береженого бог бережет. Да-да. Полное и обстоятельное медицинское обследование. Позвоните в Куйбышев. Напомните вашим коллегам. Думаю, что скоро вылетим на Волгу. Что? Укачивание? Морская болезнь? – беспокойно переспросил Королев. – Это сообщение самого Титова? Что же вы молчите?
«Вот тебе, Сергей Павлович, и первый сюрприз. Нежданный „подарок“ космоса. А что, если так будет продолжаться и дальше? Известно, что морское укачивание выводит из строя людей крепчайших физических возможностей? Потеря работоспособности?!»
В это время в кабинет вошли В. И. Яздовский и В. В. Ларин.
– Это что за порядок, Владимир Иванович? – накинулся Королев. – Я узнаю о неприятностях в космосе не от вас, а от других, из Москвы.
– Да это моя вина, Сергей Павлович, – заступился Парин, пощипывая короткие белые усы. – Но я подумал, что простая констатация факта ничего не даст вам. Надо было десяток минут поразмыслить.
– И как? – уже более спокойно спросил Королев, относящийся с большим уважением к знаниям и опыту В. В. Парина.
– Возможность расстройства вестибулярного аппарата мы ведь предусмотрели. Судя по словам Германа Степановича, оно не превышает нормы. Но дискомфорт есть. Думаю, что опасности пока нет.
– В чем же причина, Василий Васильевич?
– В условиях невесомости возникает нервно-эмоциональное напряжение. Оно и способствует развитию состояния, похожего на морскую болезнь. Это обязательно не для каждого человека. Но замечу, что мы не располагаем достаточными теоретическими данными, чтобы вполне объяснить влияние невесомости на организм... И тем более найти средства, нейтрализующие ее.
– Какие вы дали Титову рекомендации?
– Он их нашел сам, – ответил Яздовский. – Титов заметил, что если он не делает головой резких движений, то дискомфорт уменьшается. Других отклонений в организме нет.
– Не скрывает? Может, рядится в тогу ненужного мужества?
– Нет-нет. И по голосу, и по данным телеметрии все нормально. Ваши сомнения, Сергей Павлович, напрасны. Поверьте мне.
– Я вам верю, Владимир Иванович. Думаю, что через час можно отправляться на Волгу.
Ученые не спеша вышли, а Королевым, несмотря на оптимистическое завершение беседы, овладело еще большее беспокойство. «Впереди еще почти двенадцать кругосветных путешествий. А если где-то есть черта, за которую переходить нельзя?»
Каждый новый эксперимент в космосе Королев рассматривал с точки зрения далекой перспективы, которую он представлял яснее других, и верил в осуществление самых, казалось, фантастических проектов. Главный был убежден – в процессе работ весьма полезна преемственность, как бы закономерная очередность экспериментов, их взаимозависимость друг от друга. При этом Королев умел отобрать из десятков предложений то единственное, которое могло лечь в основу совершенствования ракетно-космической техники или научного эксперимента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60