Королев приподнял трубку и бросил на рыжачок. Но в ту же секунду звонок загремел с еще большей настойчивостью. Сергей Павлович нервно схватил трубку.
– Ну что там? – и после долгой паузы удивленно повторил: – Меня? Ляпидевский? Пропуск заказан? – Королев внимательно взглянул в трубку, откуда раздавался голос, словно хотел увидеть говорившего по телефону. Осторожно положил ее на рычаг и начал быстро убирать все бумаги в ящик стола.
– Я Королев! – войдя в кабинет Ляпидевского, представился Сергей Павлович.
Из-за стола вышел коренастый человек, с крупной головой, обильно посыпанной на висках сединой. На гимнастерке поблескивала Золотая Звезда Героя. Директор завода окинул взглядом вошедшего. Все на нем сидело ладно: и выцветшая от многих стирок гимнастерка, накрепко перепоясанная ремнем, и синив выглаженные брюки галифе, и начищенные кирзовые сапоги. Лицо показалось знакомым. «Не тот ли Королев, о котором среди авиационников еще до войны ходили разные легенды, связанные с ракетами и космическими кораблями», – подумал Ляпидевский. Но, решив не вдаваться в мирные воспоминания, пригласил Королева пройти и указал рукой на кресло, стоявшее вплотную к письменному столу директора.
– Так вот, тов... – и, странно поперхнувшись на таком привычном слове «товарищ», директор продолжал, не заметив, как передернулось лицо его собеседника: – Так вот, Сергей Павлович, – решительно добавил он: – Андрей Николаевич рекомендует вас заместителем начальника сборочного цеха, где идет работа по Ту-2. Грамотных и толковых инженеров не хватает. Не скрою, нашу кандидатуру утьердили не сразу. Были сомневающиеся, можно ли вам доверить такой ответственный участок. Но сейчас вопрос решен.
Королев от неожиданности привстал. Дыхание перехватило. За одну секунду множество мыслей пронеслось ц голове: «Это большое доверие. А ответственность? Одного только оборудования в цехе... Малейшая неудача... Но разве он не знает дела? Нет, он должен справиться. А риск – ну что ж, не привыкать... Предлагают живое дело... А это – вклад в победу, с которой связаны все мечты и надежды... шаг к реактивному самолету-перехватчику...»
– Ну что, Сергей Павлович, вы раздумываете? – спросил Ляпидевский.
– Я согласен, – четко сказал Королев. – Только как меня примут в цехе... А без доверия...
В эту минуту в кабинет Ляпидевского без стука вошел высокий человек, явно штатский, в хорошем сером костюме с резко выделявшимся на белоснежной рубашке, серебристом, в полоску галстуке. Ляпидевский взял вошедшего под локоть, подвел к столу.
– Вот вам, товарищ Италийский, и заместитель.
Знакомьтесь. Сергей Павлович Королев.
– Лев Александрович, – подавая руку, назвался начальник цеха. – Прошу в цех. Дел – невпроворот.
Дни не побежали, а помчались. В цехе сразу обратили внимание на настырного зама, вникавшего с необычайной дотошностью в инженерные дела, быстро решавшего все вопросы.
Свою каждодневную работу Королев начинал с заготовительных цехов. Следуя совету своего добровольного наставника Михаила Васильевича Хромова, везде завязывал узелки дружбы, неизменно повторяя: «Вы нас не подведите. Наш цех – зеркало всей вашей работы».
Появляясь в том или ином цехе ранним утром, Сергей Павлович заинтересованно наблюдал, как заводские «закройщики» по специальным шаблонам вырезали будущие детали фюзеляжа, вели раскрой металлических листов для обшивки. В механическом цехе работали в основном вчерашние мальчишки и девчонки, сменившие у станков своих отцов и братьев. Стоя у токарных станков, они из стальных прутьев и трубок нарезали болты и гайки. Несложная, но очень нужная работа.
Досконально разобравшись в делах, Королев с согласия начальника составил четкий план работы каждого подразделения, фактически каждого из ста пятидесяти работающих. Правой рукой Сергея Павловича стал руководитель технологической группы цеха Михаил Трайбман, смекалистый, энергичный и трудолюбивый двадцатишестилетний специалист. Он с полуслова понимал заместителя Италийского, хорошо зная свое дело. Миша, как по-дружески сразу стал называть его Королев, мог дать и разумный совет. Сергей Павлович же поставил перед ним такую задачу:
– Фюзеляж как-нибудь сколотим, прочный и надежный, но без начинки – оборудования, за которое отвечаешь ты, – он, что консервная банка. Так что составь для себя и для меня график получения всего необходимого и не ленись, выбивай все у смежников. И вот что: каждую деталь, как бы она незначительна ни была, прежде чем поместить в фюзеляж, семь раз проверь, поставь, еще семь раз проверь. Надежность – главное. В машине летчику жить. От всех требуй особой тщательности. Я вмешиваться не стану. Но вот когда закончишь монтаж оборудования всего – от радионавигационных систем до наружного освещения самолета, – спрос будет жесткий и с тебя одного, Миша.
Сергей Павлович требовал неукоснительного выполнения раз и навсегда установленного перядка, но в процессе работы сам вносил много предложений, улучшающих качество узлов и деталей. Обычно он говорил сотрудникам: «Если у вас что-то не получается, приходите ко мне, вместе найдем решение вопроса. Но не выжидайте: невыполнение того или иного задания – самое страшное, особенно в настоящее время, когда дороги каждый час, каждая минута».
Дуэт Л. А. Италинский – С. П. Королев оказался очень деятельным. Постепенно коллектив сборочного цеха набрал нужный темп работы и вскоре вышел в передовые. Но случилось ЧП. Один из сотрудников, оценив по-своему причины, как он считал, чрезмерной требовательности заместителя начальника цеха, в грубой форме отказался выполнить задание Королева, да еще напомнил ему, кто он «есть», «что напрасно вражина выслуживается и что не будет ему прощения».
– Вон из кабинета! – в бешенстве крикнул Королев, и, не появись в этот момент Сергей Егер, несдобровать бы распоясавшемуся грубияну: рука у Королева была тяжелой – недаром в юности увлекался спортом, в том числе боксом.
– Вы что, Сергей Павлович, с ума сошли?! – крепко схватив за руку Королева, прикрикнул на него Егер. – Да за это дерьмо срок прибавят. Вы этого хотите?! – и с силой посадил друга на табуретку. – Остыньте!
Сергей Павлович не мог успокоиться. Нервная дрожь била Королева так, что ему самому было противно. Наконец придя в себя, засунул руки в глубину карманов, словно боясь, что они выйдут из повиновения. Через силу улыбнулся.
– Вы по делу?
– А как же. Искал Италийского, а он на заседании парткома. Обсуждают новую инициативу комсомола, да еще жилищные дела...
– Да садитесь, чего стоите?
– Андрей Николаевич дал поручение. Старик ищет возможности хотя бы на полмесяца сократить сроки сборки Ту-2. Просил меня поговорить с людьми. Я вроде как в разведкр. Звонил Берия. Разговор с ним не из приятных. Сами понимаете.
Королев взглянул в открытую дверь. Там на стене висел портрет наркома внутренних дел. Он смотрел на всех через толстые стекла пенсне, кажется, не видя никого. Сергей Павлович отвернулся.
– Так какие советы дадите? – спросил Егер.
– Дайте мне подумать до завтра.
...И все-таки «обиженный» пожаловался на «грубость Королева». Администрации завода пришлось разбираться. Не окажись во время инцидента С. М. Егера, трудно сказать, чем бы закончилось дело. Директор завода вместе с общественностью признали правоту Королева. Помогли и рабочие, знавшие подлинную цену жалобщику. Что они сказали ему, никто не знает, но больше его па заводе не видели.
Как-то в конце смены, когда Сергей Павлович, определив задания на завтра, отпустил всех и сел было за стол поработать над ватманом, он неожиданно увидел стоявшую у двери в нерешительности чертежницу КБ Раю Малофееву.
– Вы почему не ушли? Что случилось, Раечка, – и, подойдя к ней, Королев, как всегда, пошутил: – «Как растешь на радость папе и маме».
– Я не девчонка, чтобы со мной так говорить, – к удивлению Королева, вспылила девушка... – Мне девятнадцать, а вы, а вы... «на радость маме», – и вдруг заплакала.
– Да не хотел я вас обидеть. Поверьте, товарищ Малофеева.
– Ничего-то вы не понимаете, – и передразнила: – «Товарищ Малофеева», – и вдруг как-то вся сникнув, осела на стул и, обхватив спину руками, опустила пышноволосую золотистую голову, зарыдала. – Я же... С того первого дня... Ничего не могу поделать с собой... Не могу...
Сергей Павлович встал смущенный, не веря сказанному. Да, к Рае он испытывал добрые чувства, на душе становилось всегда теплее, когда она, излучавшая столько доброты, улыбаясь, подходила к нему, но как казалось, всегда по делу... И тут, словно освещенный молнией, вспомнился ему давний эпизод: заметив болтающуюся на пиджаке Королева пуговицу, Рая тут же остановила его, достала иголку с ниткой и, не снимая пиджака с его плеч, стала пришивать эту пуговицу. Кто-то из подружек проходил мимо и пошутил: «Ох, Раиска, пришьешь ты свое сердечко к этому пиджачку».
Вспомнив это, Сергей Павлович подошел к Рае, обнял за плечи, попытался успокоить.
– Ты чудесный человек, Рая! – не сдержав чувств, охвативших все его существо, нежно взял в руки голову Рай, крепко поцеловал ее. -Какая ты чудесная! – и, подвинув соседний стул, сел рядом с ней, обняв ее. – Мне всегда хорошо, когда ты рядом. Даже стихи читать хочется. Ты любишь Шевченко?
Нащо менi чорнi бровi,
Нащо карi очи,
Нащо лiта молодii
Веселi девочi?
Лiта мoi молодii
Марно пропадають,
Очi плачуть, чорнi бровi
Од вiтpy линяють.
Серце в'яне, нудить CBITOM
Як пташка без волi.
Нащо ж мене краса моя,
Коли нема долi?
Раиса слушала и, не зная украинского языка, сердцем все поняла. Долго молчали. Потом встала, вытерла глаза платком и попыталась спрятать свою неловкость за нарочитой дерзостью.
– Не стоите вы моих слов. Так взболтнула. Кровь девичья взыграла. Вы женаты, у вас дочь. Я даже знаю ее имя – Наталка...
– Ну вот и хорошо, – с притворным равнодушием ответил Сергей Павлович. – У тебя впереди такая жизнь, Раечка. Придет настоящая большая любовь, и ты навсегда забудешь этот зимний ноябрьский день...
– Никогда! – вырвалось у Раи. Но в серых ее глазах появившееся было негодование внезапно потухло. Она стала прежней Раей, не способной скрыть своих подлинных чувств. – Мне ничего от вас не надо, – торопливо заговорила девушка, словно боясь, что ей не разрешат сказать всего. – Мне только быть иногда с вами рядом. Говорить о чем думаю... – и, увидя на столе эскизы, наброски какого-то необычного самолета, воспрянула духом: – Сергей Павлович, можно я вам помогу. Сделаю вам все чертежи. У меня столько свободного времени. Ну, иожалуйста!
– Ну что ты, Рая, – Сергею Павловичу стало так жалко стоявшую перед ним девушку, чистую, искреннюю в, своих намерениях. – Все будет хорошо у тебя, вот увидишь. А от помощи не откажусь. Спасибо.
С тех пор Королева и Раю часто видели вместе и радовались их дружбе, видя, как она помогает им выстоять в эту тяжелую годину.
Несмотря на трудности, не досыпая, не доедая, всячески экономя материалы, самолетостроители сдержали слово. К середине декабря 1941 года начались полетные испытания Ту-2. Но тут произошло непредвиденное. Из наркомата пришло указание: заменить на самолете мотор водяного охлаждения Микулина на недавно появившийся менее мощный мотор воздушного охлаждения Швецова. Хотя по своим габаритам и мощности они не сильно отличались друг от друга, тем не менее замена «сердца» в самолете потребовала модернизации его и отодвигала время сдачи в серию, поступление на фронт. Руководство КБ и Опытного завода, общественные организации решили оповестить всех о случившемся, созвав общее собрание. В сборочном цехе, где стояло несколько экспериментальных самолетов, на стыке двух смен собралась не одна сотня людей. Было решено, что обо всем скажет сам Туполев.
Андрей Николаевич говорил недолго.
– Время не ждет! Надо работать! – этими словами закончил Генеральный конструктор свое короткое выступление.
Лозунг: «Все – для победы, все – для фронта!», написанный на красном полотнище, перекинутом с одной стороны цеха на другую, вмещал в себя, кажется, все, сказанное на собрании.
Вперед вышел Хромов. Секунду стоял молча, подыскивая слова.
– Начинай, Васильевич! – крикнули из цеха, – Что молчишь?
– Да вот думаю, с чего начать, – сунул кепку в карман халата. – Не совсем согласен я с Андреем Николаевичем. Конечно, работать надо. Но как? Так вот, иду я вчера вечером, скорее ночью в конце второй смены по механическому цеху к себе в конторку. Смотрю, двое токарей станки выключили, ручки свои тряпочкой вытирают. Похоже, работу кончили. Взглянул на часы, а стрелочкам до конца смены еще полчаса бежать. Спрашиваю: «Не на свадьбу ли торопитесь?» – «Нет, – говорят, – женаты». – «А заготовки деталей зачем тут?» Мужики поняли, к чему клоню, обозлились на меня и в наступление: «Мы норму свою выполнили, а остальное не твое дело». Обозлился и я на них: «А там на фронте, – спрашиваю, – тоже от сих до сих или с позиции уходят, „норму“ выполнив?» Ничего мне не ответили, а побыстрее пошли из цеха. Я им вдогонку пару нежных слов всадил. Да что толку – не поняли.
– Больно ты строг, Михаил Васильевич, – крикнула из толпы работница Потапова, – не бездельники же они.
– Строг, говоришь. У тебя, Пелагея Андреевна, на фронте муж. Двое пацанов за подол юбки держатся? Так?
Митинг притих, насторожился. А. Н. Туполев, А. А. Архангельский, А. В. Ляпидевский, парторг ЦК ВКП(б) Н. Н. Андреева, перекинувшись между собой несколькими словами, замолчали. Все ждали, что скажет дальше Хромов.
– Норма, конечно, закон государственный, но у каждого из нас сейчас, когда столько земли супостату по-оставляли да народу потеряли, есть еще свой рабочий закон. И .имя ему – совесть. Что же это получается? Если, значит, эти двое завтра норму за полсмены одолеют, значит, выключат станки и полезут на полати, извините, задницу греть?!
Толпа качнулась, загудела словно море перед бурей. Кое-где раздался смешок. Переждав его, Хромов продолжал:
– Дружу я тут с одним молодым инженером из сборочного. Королев его фамилия. Что прячешься, Сергей Павлович, плохого не скажу. Утром раненько приду в цех, а он уже у меня. «Как с деталями?» – спрашивает. В конце смены опять у меня: «С деталями на завтра, Васильевич, не подведи!» Думал, к одному ко мне по дружбе зачастил. Разговорился с соседями, а они чуть не в один голос: «Востроглазый-то, от Италийского? Житья от него нет. Во все дырки влезет, и все с толком... Ему все подай, да еще вовремя... Дефект обнаружит – расшумится...» В народе говорят: лишняя копейка кармана не рвет. Так и на войне: лишний патрон, снаряд, лишняя винтовка или пулемет, танк или самолет солдатам не в тягость, а в подмогу. Ты, – снова обратился Хромов к работнице, – не подумала, взяв под защиту двух моих «знакомых».
– Да я что, так ведь, по-человечески, – оправдывалась Потапова. – Работают же они.
– А по-человечески я тебе скажу так. Прикинь-ка своим умом. Твоему Илье на фронте в самую нужную минуту боя вдруг не хватит двух-трех патронов. А ему всю «норму» их уже выдали, а в запасе – ни-ни. Вот и гляди, как все обернуться может. Так что лишняя копейка кармана не рвет.
Рабочий снова обратился к участникам митинга, чуть повысил голос, чтобы слышали его все.
– Думаю, что со мной все согласятся: пусть фронтовики не сомневаются – самолеты они получат в срок. Но тут уж так: выполнил норму – хорошо, перевыполнил – еще лучше, а дал полторы-две нормы – слава тебе. Нынче, когда идет проклятущая война с фашистами, нельзя работать только за себя. Надо и за тех, кого нет рядом: мужей, отцов, братьев. Тыл и фронт, что крылья самолета – едины. Нельзя, чтобы одно крыло было «вкривь», а другое – «вкось». Считайте, что мы, заготовители, с этой минуты на фронтовой вахте.
Собравшиеся одобрительно хлопали в ладоши. Выступление мастера Хромова всем понравилось.
– Спасибо, Михаил Васильевич, – поблагодарила Андреева, – разрешите и мне сказать несколько слов. Верно, нельзя, чтобы одно крыло было «вкось», другое «вкривь»...
Слушали парторга внимательно. Миловидная сорокалетняя женщина, полная энергии, с душой, распахнутой для всех, хорошо знала производство, людей, пользовалась у них уважением. Она выросла в этом коллективе. Семнадцать лет проработала в КБ конструктором, с 1924 года член ленинской партии, активная общественница, два года назад коммунисты избрали ее секретарем парторганизации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Ну что там? – и после долгой паузы удивленно повторил: – Меня? Ляпидевский? Пропуск заказан? – Королев внимательно взглянул в трубку, откуда раздавался голос, словно хотел увидеть говорившего по телефону. Осторожно положил ее на рычаг и начал быстро убирать все бумаги в ящик стола.
– Я Королев! – войдя в кабинет Ляпидевского, представился Сергей Павлович.
Из-за стола вышел коренастый человек, с крупной головой, обильно посыпанной на висках сединой. На гимнастерке поблескивала Золотая Звезда Героя. Директор завода окинул взглядом вошедшего. Все на нем сидело ладно: и выцветшая от многих стирок гимнастерка, накрепко перепоясанная ремнем, и синив выглаженные брюки галифе, и начищенные кирзовые сапоги. Лицо показалось знакомым. «Не тот ли Королев, о котором среди авиационников еще до войны ходили разные легенды, связанные с ракетами и космическими кораблями», – подумал Ляпидевский. Но, решив не вдаваться в мирные воспоминания, пригласил Королева пройти и указал рукой на кресло, стоявшее вплотную к письменному столу директора.
– Так вот, тов... – и, странно поперхнувшись на таком привычном слове «товарищ», директор продолжал, не заметив, как передернулось лицо его собеседника: – Так вот, Сергей Павлович, – решительно добавил он: – Андрей Николаевич рекомендует вас заместителем начальника сборочного цеха, где идет работа по Ту-2. Грамотных и толковых инженеров не хватает. Не скрою, нашу кандидатуру утьердили не сразу. Были сомневающиеся, можно ли вам доверить такой ответственный участок. Но сейчас вопрос решен.
Королев от неожиданности привстал. Дыхание перехватило. За одну секунду множество мыслей пронеслось ц голове: «Это большое доверие. А ответственность? Одного только оборудования в цехе... Малейшая неудача... Но разве он не знает дела? Нет, он должен справиться. А риск – ну что ж, не привыкать... Предлагают живое дело... А это – вклад в победу, с которой связаны все мечты и надежды... шаг к реактивному самолету-перехватчику...»
– Ну что, Сергей Павлович, вы раздумываете? – спросил Ляпидевский.
– Я согласен, – четко сказал Королев. – Только как меня примут в цехе... А без доверия...
В эту минуту в кабинет Ляпидевского без стука вошел высокий человек, явно штатский, в хорошем сером костюме с резко выделявшимся на белоснежной рубашке, серебристом, в полоску галстуке. Ляпидевский взял вошедшего под локоть, подвел к столу.
– Вот вам, товарищ Италийский, и заместитель.
Знакомьтесь. Сергей Павлович Королев.
– Лев Александрович, – подавая руку, назвался начальник цеха. – Прошу в цех. Дел – невпроворот.
Дни не побежали, а помчались. В цехе сразу обратили внимание на настырного зама, вникавшего с необычайной дотошностью в инженерные дела, быстро решавшего все вопросы.
Свою каждодневную работу Королев начинал с заготовительных цехов. Следуя совету своего добровольного наставника Михаила Васильевича Хромова, везде завязывал узелки дружбы, неизменно повторяя: «Вы нас не подведите. Наш цех – зеркало всей вашей работы».
Появляясь в том или ином цехе ранним утром, Сергей Павлович заинтересованно наблюдал, как заводские «закройщики» по специальным шаблонам вырезали будущие детали фюзеляжа, вели раскрой металлических листов для обшивки. В механическом цехе работали в основном вчерашние мальчишки и девчонки, сменившие у станков своих отцов и братьев. Стоя у токарных станков, они из стальных прутьев и трубок нарезали болты и гайки. Несложная, но очень нужная работа.
Досконально разобравшись в делах, Королев с согласия начальника составил четкий план работы каждого подразделения, фактически каждого из ста пятидесяти работающих. Правой рукой Сергея Павловича стал руководитель технологической группы цеха Михаил Трайбман, смекалистый, энергичный и трудолюбивый двадцатишестилетний специалист. Он с полуслова понимал заместителя Италийского, хорошо зная свое дело. Миша, как по-дружески сразу стал называть его Королев, мог дать и разумный совет. Сергей Павлович же поставил перед ним такую задачу:
– Фюзеляж как-нибудь сколотим, прочный и надежный, но без начинки – оборудования, за которое отвечаешь ты, – он, что консервная банка. Так что составь для себя и для меня график получения всего необходимого и не ленись, выбивай все у смежников. И вот что: каждую деталь, как бы она незначительна ни была, прежде чем поместить в фюзеляж, семь раз проверь, поставь, еще семь раз проверь. Надежность – главное. В машине летчику жить. От всех требуй особой тщательности. Я вмешиваться не стану. Но вот когда закончишь монтаж оборудования всего – от радионавигационных систем до наружного освещения самолета, – спрос будет жесткий и с тебя одного, Миша.
Сергей Павлович требовал неукоснительного выполнения раз и навсегда установленного перядка, но в процессе работы сам вносил много предложений, улучшающих качество узлов и деталей. Обычно он говорил сотрудникам: «Если у вас что-то не получается, приходите ко мне, вместе найдем решение вопроса. Но не выжидайте: невыполнение того или иного задания – самое страшное, особенно в настоящее время, когда дороги каждый час, каждая минута».
Дуэт Л. А. Италинский – С. П. Королев оказался очень деятельным. Постепенно коллектив сборочного цеха набрал нужный темп работы и вскоре вышел в передовые. Но случилось ЧП. Один из сотрудников, оценив по-своему причины, как он считал, чрезмерной требовательности заместителя начальника цеха, в грубой форме отказался выполнить задание Королева, да еще напомнил ему, кто он «есть», «что напрасно вражина выслуживается и что не будет ему прощения».
– Вон из кабинета! – в бешенстве крикнул Королев, и, не появись в этот момент Сергей Егер, несдобровать бы распоясавшемуся грубияну: рука у Королева была тяжелой – недаром в юности увлекался спортом, в том числе боксом.
– Вы что, Сергей Павлович, с ума сошли?! – крепко схватив за руку Королева, прикрикнул на него Егер. – Да за это дерьмо срок прибавят. Вы этого хотите?! – и с силой посадил друга на табуретку. – Остыньте!
Сергей Павлович не мог успокоиться. Нервная дрожь била Королева так, что ему самому было противно. Наконец придя в себя, засунул руки в глубину карманов, словно боясь, что они выйдут из повиновения. Через силу улыбнулся.
– Вы по делу?
– А как же. Искал Италийского, а он на заседании парткома. Обсуждают новую инициативу комсомола, да еще жилищные дела...
– Да садитесь, чего стоите?
– Андрей Николаевич дал поручение. Старик ищет возможности хотя бы на полмесяца сократить сроки сборки Ту-2. Просил меня поговорить с людьми. Я вроде как в разведкр. Звонил Берия. Разговор с ним не из приятных. Сами понимаете.
Королев взглянул в открытую дверь. Там на стене висел портрет наркома внутренних дел. Он смотрел на всех через толстые стекла пенсне, кажется, не видя никого. Сергей Павлович отвернулся.
– Так какие советы дадите? – спросил Егер.
– Дайте мне подумать до завтра.
...И все-таки «обиженный» пожаловался на «грубость Королева». Администрации завода пришлось разбираться. Не окажись во время инцидента С. М. Егера, трудно сказать, чем бы закончилось дело. Директор завода вместе с общественностью признали правоту Королева. Помогли и рабочие, знавшие подлинную цену жалобщику. Что они сказали ему, никто не знает, но больше его па заводе не видели.
Как-то в конце смены, когда Сергей Павлович, определив задания на завтра, отпустил всех и сел было за стол поработать над ватманом, он неожиданно увидел стоявшую у двери в нерешительности чертежницу КБ Раю Малофееву.
– Вы почему не ушли? Что случилось, Раечка, – и, подойдя к ней, Королев, как всегда, пошутил: – «Как растешь на радость папе и маме».
– Я не девчонка, чтобы со мной так говорить, – к удивлению Королева, вспылила девушка... – Мне девятнадцать, а вы, а вы... «на радость маме», – и вдруг заплакала.
– Да не хотел я вас обидеть. Поверьте, товарищ Малофеева.
– Ничего-то вы не понимаете, – и передразнила: – «Товарищ Малофеева», – и вдруг как-то вся сникнув, осела на стул и, обхватив спину руками, опустила пышноволосую золотистую голову, зарыдала. – Я же... С того первого дня... Ничего не могу поделать с собой... Не могу...
Сергей Павлович встал смущенный, не веря сказанному. Да, к Рае он испытывал добрые чувства, на душе становилось всегда теплее, когда она, излучавшая столько доброты, улыбаясь, подходила к нему, но как казалось, всегда по делу... И тут, словно освещенный молнией, вспомнился ему давний эпизод: заметив болтающуюся на пиджаке Королева пуговицу, Рая тут же остановила его, достала иголку с ниткой и, не снимая пиджака с его плеч, стала пришивать эту пуговицу. Кто-то из подружек проходил мимо и пошутил: «Ох, Раиска, пришьешь ты свое сердечко к этому пиджачку».
Вспомнив это, Сергей Павлович подошел к Рае, обнял за плечи, попытался успокоить.
– Ты чудесный человек, Рая! – не сдержав чувств, охвативших все его существо, нежно взял в руки голову Рай, крепко поцеловал ее. -Какая ты чудесная! – и, подвинув соседний стул, сел рядом с ней, обняв ее. – Мне всегда хорошо, когда ты рядом. Даже стихи читать хочется. Ты любишь Шевченко?
Нащо менi чорнi бровi,
Нащо карi очи,
Нащо лiта молодii
Веселi девочi?
Лiта мoi молодii
Марно пропадають,
Очi плачуть, чорнi бровi
Од вiтpy линяють.
Серце в'яне, нудить CBITOM
Як пташка без волi.
Нащо ж мене краса моя,
Коли нема долi?
Раиса слушала и, не зная украинского языка, сердцем все поняла. Долго молчали. Потом встала, вытерла глаза платком и попыталась спрятать свою неловкость за нарочитой дерзостью.
– Не стоите вы моих слов. Так взболтнула. Кровь девичья взыграла. Вы женаты, у вас дочь. Я даже знаю ее имя – Наталка...
– Ну вот и хорошо, – с притворным равнодушием ответил Сергей Павлович. – У тебя впереди такая жизнь, Раечка. Придет настоящая большая любовь, и ты навсегда забудешь этот зимний ноябрьский день...
– Никогда! – вырвалось у Раи. Но в серых ее глазах появившееся было негодование внезапно потухло. Она стала прежней Раей, не способной скрыть своих подлинных чувств. – Мне ничего от вас не надо, – торопливо заговорила девушка, словно боясь, что ей не разрешат сказать всего. – Мне только быть иногда с вами рядом. Говорить о чем думаю... – и, увидя на столе эскизы, наброски какого-то необычного самолета, воспрянула духом: – Сергей Павлович, можно я вам помогу. Сделаю вам все чертежи. У меня столько свободного времени. Ну, иожалуйста!
– Ну что ты, Рая, – Сергею Павловичу стало так жалко стоявшую перед ним девушку, чистую, искреннюю в, своих намерениях. – Все будет хорошо у тебя, вот увидишь. А от помощи не откажусь. Спасибо.
С тех пор Королева и Раю часто видели вместе и радовались их дружбе, видя, как она помогает им выстоять в эту тяжелую годину.
Несмотря на трудности, не досыпая, не доедая, всячески экономя материалы, самолетостроители сдержали слово. К середине декабря 1941 года начались полетные испытания Ту-2. Но тут произошло непредвиденное. Из наркомата пришло указание: заменить на самолете мотор водяного охлаждения Микулина на недавно появившийся менее мощный мотор воздушного охлаждения Швецова. Хотя по своим габаритам и мощности они не сильно отличались друг от друга, тем не менее замена «сердца» в самолете потребовала модернизации его и отодвигала время сдачи в серию, поступление на фронт. Руководство КБ и Опытного завода, общественные организации решили оповестить всех о случившемся, созвав общее собрание. В сборочном цехе, где стояло несколько экспериментальных самолетов, на стыке двух смен собралась не одна сотня людей. Было решено, что обо всем скажет сам Туполев.
Андрей Николаевич говорил недолго.
– Время не ждет! Надо работать! – этими словами закончил Генеральный конструктор свое короткое выступление.
Лозунг: «Все – для победы, все – для фронта!», написанный на красном полотнище, перекинутом с одной стороны цеха на другую, вмещал в себя, кажется, все, сказанное на собрании.
Вперед вышел Хромов. Секунду стоял молча, подыскивая слова.
– Начинай, Васильевич! – крикнули из цеха, – Что молчишь?
– Да вот думаю, с чего начать, – сунул кепку в карман халата. – Не совсем согласен я с Андреем Николаевичем. Конечно, работать надо. Но как? Так вот, иду я вчера вечером, скорее ночью в конце второй смены по механическому цеху к себе в конторку. Смотрю, двое токарей станки выключили, ручки свои тряпочкой вытирают. Похоже, работу кончили. Взглянул на часы, а стрелочкам до конца смены еще полчаса бежать. Спрашиваю: «Не на свадьбу ли торопитесь?» – «Нет, – говорят, – женаты». – «А заготовки деталей зачем тут?» Мужики поняли, к чему клоню, обозлились на меня и в наступление: «Мы норму свою выполнили, а остальное не твое дело». Обозлился и я на них: «А там на фронте, – спрашиваю, – тоже от сих до сих или с позиции уходят, „норму“ выполнив?» Ничего мне не ответили, а побыстрее пошли из цеха. Я им вдогонку пару нежных слов всадил. Да что толку – не поняли.
– Больно ты строг, Михаил Васильевич, – крикнула из толпы работница Потапова, – не бездельники же они.
– Строг, говоришь. У тебя, Пелагея Андреевна, на фронте муж. Двое пацанов за подол юбки держатся? Так?
Митинг притих, насторожился. А. Н. Туполев, А. А. Архангельский, А. В. Ляпидевский, парторг ЦК ВКП(б) Н. Н. Андреева, перекинувшись между собой несколькими словами, замолчали. Все ждали, что скажет дальше Хромов.
– Норма, конечно, закон государственный, но у каждого из нас сейчас, когда столько земли супостату по-оставляли да народу потеряли, есть еще свой рабочий закон. И .имя ему – совесть. Что же это получается? Если, значит, эти двое завтра норму за полсмены одолеют, значит, выключат станки и полезут на полати, извините, задницу греть?!
Толпа качнулась, загудела словно море перед бурей. Кое-где раздался смешок. Переждав его, Хромов продолжал:
– Дружу я тут с одним молодым инженером из сборочного. Королев его фамилия. Что прячешься, Сергей Павлович, плохого не скажу. Утром раненько приду в цех, а он уже у меня. «Как с деталями?» – спрашивает. В конце смены опять у меня: «С деталями на завтра, Васильевич, не подведи!» Думал, к одному ко мне по дружбе зачастил. Разговорился с соседями, а они чуть не в один голос: «Востроглазый-то, от Италийского? Житья от него нет. Во все дырки влезет, и все с толком... Ему все подай, да еще вовремя... Дефект обнаружит – расшумится...» В народе говорят: лишняя копейка кармана не рвет. Так и на войне: лишний патрон, снаряд, лишняя винтовка или пулемет, танк или самолет солдатам не в тягость, а в подмогу. Ты, – снова обратился Хромов к работнице, – не подумала, взяв под защиту двух моих «знакомых».
– Да я что, так ведь, по-человечески, – оправдывалась Потапова. – Работают же они.
– А по-человечески я тебе скажу так. Прикинь-ка своим умом. Твоему Илье на фронте в самую нужную минуту боя вдруг не хватит двух-трех патронов. А ему всю «норму» их уже выдали, а в запасе – ни-ни. Вот и гляди, как все обернуться может. Так что лишняя копейка кармана не рвет.
Рабочий снова обратился к участникам митинга, чуть повысил голос, чтобы слышали его все.
– Думаю, что со мной все согласятся: пусть фронтовики не сомневаются – самолеты они получат в срок. Но тут уж так: выполнил норму – хорошо, перевыполнил – еще лучше, а дал полторы-две нормы – слава тебе. Нынче, когда идет проклятущая война с фашистами, нельзя работать только за себя. Надо и за тех, кого нет рядом: мужей, отцов, братьев. Тыл и фронт, что крылья самолета – едины. Нельзя, чтобы одно крыло было «вкривь», а другое – «вкось». Считайте, что мы, заготовители, с этой минуты на фронтовой вахте.
Собравшиеся одобрительно хлопали в ладоши. Выступление мастера Хромова всем понравилось.
– Спасибо, Михаил Васильевич, – поблагодарила Андреева, – разрешите и мне сказать несколько слов. Верно, нельзя, чтобы одно крыло было «вкось», другое «вкривь»...
Слушали парторга внимательно. Миловидная сорокалетняя женщина, полная энергии, с душой, распахнутой для всех, хорошо знала производство, людей, пользовалась у них уважением. Она выросла в этом коллективе. Семнадцать лет проработала в КБ конструктором, с 1924 года член ленинской партии, активная общественница, два года назад коммунисты избрали ее секретарем парторганизации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60