Кажется, впервые Юрий Гагарин не нашелся сразу что сказать. Наконец он собрался с духом:
– Разрешите мне, товарищи, заверить Советское правительство, нашу Коммунистическую партию и весь советский народ в том, – начал он негромко, – что выполню доверенное мне задание – проложу первую дорогу в космос. А если на пути встретятся какие-либо трудности, то преодолею их, как подобает коммунисту.
Стихли аплодисменты, и к космонавтам вновь обратился Главный конструктор:
– Дорогие товарищи – Юрий Алексеевич и Герман Степанович! Я хочу вас поздравить с великой честью совершить первый полет в космос...
Поздравил Гагарина и Титова К. С. Москаленко, главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения, сменивший на этом посту М. И. Неделина, недавно трагически погибуего во время испытания новой межконтинентальной ракеты ОКБ М. К. Янгеля. Заседание закончилось, и тут же собравшиеся окружили «виновников» торжества. В. П. Глушко, Н. А. Пилюгин, К. Д. Бу-шуев, А. М. Исаев, В. И. Кузнецов и другие, чей труд и талант, вложенные в создание космического корабля «Восток», сделали возможным полет человека в космос, пожимали руки Гагарину и Титову, обнимали их.
В тот же день Королев еще раз встретился с Юрием Гагариным и Германом Титовым. Сергей Павлович решил напомнить им о главных целях, о самой сути полета.
– Вы не только испытатели новой техники, – обратился к ним Главный. – Она уже в известной мере испытана и неплохо зарекомендовала себя. Вы прежде всего исследователи. Ученых и конструкторов интересует буквально все, но раньше всего – как перенесет космонавт условия полета, различные перегрузки, как воспримет невесомость и многое другое. По возможности все надо приметить, запомнить и доложить по возвращении. Не пренебрегайте мелочами.
– Буду действовать, как учили, – ответил Юрий.
– Верю, – и добавил так, словно обращался к сыну: – Не забывайте о том, что мы всегда с вами. Все силы нашего разума и способности всех, кто останется на Земле, принадлежат только полету.
– Вы не волнуйтесь, Сергей Павлович, все будет хорошо! – Гагарин произнес это так уверенно, что академик, собиравшийся сказать космонавту еще несколько ободряющих слов, невольво рассмеялся:
– Ну вот и поговорили, – и, довольный, повернулся к Е. А. Карпову, молча слушавшему разговор Главного с летчиками. – Хотел я его подбодрить. А вышло наоборот – он меня.
Когда космонавты ушли, Сергей Павлович снова заговорил с удовольствием о Гагарине:
– Молодец! Все понимает, все до конца. Предстоит не прогулка по степи... А как держится! Позавидуешь! А я вот волнуюсь. Да и вы, Евгений Анатольевич, по-моему, тоже.
К утру 11 апреля в монтажно-испытательном корпусе закончили горизонтальные испытания ракеты и корабля. Главному доложили о готовности комплекса к вывозу на стартовую площадку.
Королев подошел к ракете, поднялся по металлической лестнице и исчез за конструкцией. Через несколько минут он вынырнул откуда-то снизу из-под ракеты.
– Молодцы. Все сделано, кругом никого. Даже шум-нуть не на кого, – рассмеялся Сергей Павлович, подошел к ожидавшим его Рудневу и Воскресенскому. – Пойдемте за ворота, – предложил он им, показывая в сторону локомотива, где машинист, высунувшись из окна, ждал команды.
Громадная металлическая дверь корпуса бесшумно открылась, и необычайный поезд осторожно двинулся в путь к пусковой площадке. И, как всегда, ближе всех к ракете стоял Главный конструктор, обнажив голову.
Ракета-носитель вертикально установлена на старте. На фоне неяркого апрельского дня она казалась стрелообразным обелиском.
Королев смотрел на нее словно в первый раз, воз-можво, мысленно перебирая в памяти поразительные параметры своего детища. Высота носителя 38 метров, а общий полетный вес без корабля 282 тонны. Тяжелее этой летающей машины на свете нет. Как нет аппарата, который в полете делился бы, сбрасывая на землю отработанные части. А ракета «Восток» именно такова. На старте и первом этапе синхронно работают двигатели двух первых ступеней, состоящих из пяти блоков, снабженных собственной энергетикой. Выработав свой производственный ресурс, четыре боковых блока, составляющих первую ступень ракеты-носителя, отбрасываются и падают на землю. Оставшийся центральный блок – вторая ступень – продолжает борьбу с силами земного тяготения, поднимая ракету все выше и выше. Но всегда самое томительное – ожидание момента включения последней, третьей ступени. Она венчает работу предыдущих, так как доводит ускорение корабля до нужной величины. Корабль выходит на орбиту, становясь спутником Земли. Это уже триумф.
Сергей Павлович еще раз взглянул на вершину ракеты, где под обтекателем, напоминающим шлем русского витязя, покоился корабль. "Да, суденышко пока не велико, – размышлял про себя Главный конструктор, – около пяти тонн, а какая силища нужна, чтобы сделать его спутником Земли... Если перевести суммарную тягу всех двигателей ракеты – 400 тонн в привычные лошадиные силы, то получается примерно 20 миллионов... Не сразу удалось нам запрячь этих лошадок, а еще труднее управлять ими...
– Любуетесь, Сергей Павлович? – встав рядом с Главным, поинтересовался его заместитель по системам автоматического управления ракетами Б. Е. Черток.
– А что, скажете, не красиво, Борис Евсеевич?
– Да нет, – усмехнулся тот. – Красиво. Только вспомните, сколько предшественница этой «красавицы» крови и нервов нам попортила.
– Дитя, рожденное в муках, всегда дороже. Да, то заседание в Совете Министров ой как помню. Одни были начисто против, другие воздержались... Отвечает-де за все Главный.
– Были и «за»! Но сами подумайте, пять лет разрабатывали ракету – и вдруг ваше заявление: «Ракета бесперспективна». Надо все начинать чуть ли не сначала.
– Да, в общем, товарищи были по-своему правы, – признался Королев. – Задержать сдачу ракеты на полтора-два года – дело не шуточное. Время и деньги. Спасибо маршалу Жукову. Он первый понял, почему мы хотим перескочить через ступень, и поверил в то, что сможем это сделать.
– Да, положение было сложным, – согласился Черток.
– Никто от ошибок не застрахован, – вздохнул Королев. – История с той ракетой не проста. То, что столько времени потеряли на Р-3, – это не ошибка коллектива КБ. Это моя творческая ошибка как Главного конструктора. Признаваться в ней мне было, согласитесь, нелегко. Но надо! Этого требовала моя гражданская совесть. В Центральном Комитете партии поддержали.
Но говорили со мной круто. И тоже правильно. Центральный Комитет партии всему голова.
– Но время сказало свое слово в нашу пользу, Сергей Павлович! Не сумей вы тогда настоять, неизвестно, когда родился бы наш «Восток». Таких машин современное ракетостроение еще не знает.
– Надо отдать все же должное и Вячеславу Александровичу. Государственный ум его взял верх над эмоциями. В рабочем порядке, разобравшись позднее во всех деталях предложения ОКБ, Малышев посоветовал несколько пересмотреть техническое задание Р-7. Прибавил нам работы, но зато мы увеличили массу полезного груза с трех до пяти тысяч килограммов. Потому ч вспоминаю его добрым словом.
В конце дня С. П. Королев вместе с Гагариным снова пришли на стартовую площадку, подошли к ракете.
– Юрий Алексеевич, поднимитесь к кораблю. Посидите в нем, осмотритесь, – посоветовал Главный. – В нашем деле нет лишнего глаза.
Через несколько минут летчик был уже на площадке у корабля. Гагарин снял летную куртку, фуражку. О. Г. Ивановский открыл крышку люка, и космонавт с его помощью, как на тренажере в Звездном, скользнул в корабль. В катапультируемом кресле, сделанном по фигуре космонавта, лежать довольно удобно. Летчик оглянулся, задержал взгляд на приборной доске, на ее кнопках, тумблерах. Не дотрагиваясь до них, повторил для себя их назначение. Потом мысленно проиграл несколько этапов полета, вспомнил вчерашний экзамен. Его полетную «грамотность» дотошно, больше двух часов проверяли К. П. Феоктистов и Б. В. Раушенбах. Взглянул на часы и удивился. Он уже целый час сидит тут. Открыв люк, увидел на площадке ожидавшего его Королева.
– Нехорошо получилось, – повинился Гагарин. – Не заметил, как прошло время.
– Столько да еще полстолько вам, Юрий Алексеевич, завтра лететь на корабле.
Долго стояли молча, погрузившись в свои мысли. Бескрайние просторы степи были пустынны, только словно люди-гиганты шагали по ней в разных направлениях мачты, высоковольтных линий. Где-то на горизонте степь сливалась с удивительно голубым небом. А что там, за ним? По небу медленно плыли белые облака. Каждому из стоящих у вершины космической ракеты даже эта бесплодная степь представала удивительно живописной.
Подсвеченная заходящим солнцем, она казалась с высоты гигантским мозаичным панно, выложенным то серыми, то коричневыми, то огненно-красными плитами причудливых очертаний.
Молчание прервал Сергей Павлович;
– Наверное, с высоты Земля наша очень красива, – и, повернувшись к Гагарину, пристально посмотрел ему в глаза, улыбнулся. – Счастливец! Первым ее увидите с такой высоты. – Улыбка, скользнувшая было по его лицу, исчезла, и в глазах появился тот удивительный блеск, который в мгновение изменил их выражение. Гагарин увидел нескрываемое душевное волнение этого волевого и решительного человека. Разговор сразу стал иным.
– И старт, и полет не будут легкими. Вам, Юра, предстоит испытать и перегрузки, и невесомость, и, возможно, что-то еще нам не известное. Вы знаете. Об этом мы много раз говорили, и тем не менее я хочу еще раз напомнить, что в завтрашнем полете есть, конечно, большой риск. И это для вас тоже не новость. – Ученый положил руки на плечи Гагарину и как-то необычно, перейдя на «ты», тепло, по-отцовски, сказал: – Все может быть, Юра. Но помни, повторю вновь – все силы нашего разума будут отданы немедленно тебе, и не забывай, мы коммунисты, и этим сказано все.
Сергей Павлович помолчал, потом неожиданно широко улыбнулся и твердо сказал:
– Все будет хорошо! Я абсолютно уверен в успехе!
– И я тоже, Сергей Павлович! Я сделаю все, чтобы выполнить доверенное задание, – повторил Гагарин слова, сказанные им недавно при назначении его командиром корабля «Восток».
12 апреля 1961 года уже наступило. Никто на Земле не знал еще, что сегодняшний день станет важнейшим событием в жизни человечества, вызовет его восторг и восхищение подвигом одного из своих смелых сынов, войдет в историю цивилизации как знаменательная и этапная дата в ее последующем развитии.
Сергей Павлович внешне казался спокойным, может быть, чуть больше, чем обычно; сосредоточенным: брови вытянулись в одну линию и почти сошлись на переносице, образовав глубокую складку: губы плотно сжаты, в глазах – настороженность. По ним-то и судили о состоянии Главного те, кто близко знал его. Внутренне Королев был напряжен как до предела натянутая струна.
Чуткое ухо Королева улавливало все команды, что шли по открытой связи, и Главный мгновенно оценивал, как идет подготовка ракеты-носителя к старту. Он почти ни во что не вмешивался, полностью доверяя своему заму по летным делам Л. А. Воскресенскому. А тот ни с какими вопросами к нему не обращался, и это успокаивало Сергея Павловича: значит, все идет своим чередом. Изредка Главный доставал из кармана книжечку, где была расписана последовательность работ, начало и время их исполнения.
Наконец где-то около двух ночи Королев решил час-другой отдохнуть. Да в Воскресенский уже дважды деликатно отправлял его со стартовой площадки.
– Леонид Александрович, чуть что, звони, – сдался Королев.
– Обязательно позвоню, – заверил заместитель. Сергей Павлович пришел в свой маленький белостенный дом, который так любил. Едва он переступил порог и снял пальто, как неслышно появилась Елена Михайловна – «хозяйка» домика, опекавшая своего единственного «постояльца».
– Будем пить чай, Сергей Павлович? – спросила она, зная неприхотливые потребности Главного конструктора.
– Да, пожалуй, и покрепче. Что-то неважно себя чувствую. И несколько сушек.
– И это все? Звонила Нина Ивановна. Беспокоилась, хорошо ли вы питаетесь. Я заверила, что все в порядке, а вы...
– Не хочется, Елена Михайловна, не до того. Елена Михайловна ушла на кухню. Сергей Павлович, вымыв руки и лицо, прошел в гостиную – небольшую комнату с круглым столом и диваном, застланным ковром тонкой работы.
Раздался местный телефонный звонок. Он узнал голос одной из сотрудниц. Она ваволнованно говорила о том, что в расчете баллистиков нашла ошибку.
– Спасибо, и извините меня. Ошибка исправлена, а у вас непонятно каким образом оказался прежний документ. За звонок еще раз спасибо. Один глаз хорошо, а два лучше.
Повесив трубку, Королев живо представил себе разгоряченное лицо женщины – высокой, светловолосой, чем-то похожей на его Нину Ивановну. Сергей Павлович ценил ее математический ум, доверял ей многие расчеты. Она выполняла их всегда в срок и со всей тща тельностыо. Вспомнил один случай. Кажется, через год после ее прихода в ОКБ, когда она успела уже зарекомендовать себя с лучшей стороны, Королев увидел eе «всю» в золоте – на груди золотой кулон, на руках два золотых кольца. Сам того не желая, Сергей Павлович по чувствовал к ней неприязнь. Это сразу же заметила сотрудница.
Как-то после совещания она задержалась в кабинете Главного и, когда он остался один, решительно спросила:
– Сергей Павлович, может, мне лучше подать заявление об уходе?
Королев вспыхнул от неловкости, но ничего не ответил, сразу поняв несправедливость своего отношения к этой женщине.
– Я не прав, извините меня. Да садитесь же, я просто ненавижу золото, – сказал он. – Хотите, расскажу почему? – И, не дождавшись ответа, заговорил: – Много лет назад, когда несправедливая судьба забросила меня на Колыму, на золотой прииск, я почти год по восемь, а то и более часов в сутки возил из карьера золотоносный песок. Песок, песок, песок... Ради горстки золотых крупинок... Стоит ли золото такого тяжкого, изнуряющего, безумного труда?! Пусть бы лежало вечно в земле, неведомое людям. Для меня оно ломаного медного гроша не стоит. Так, невольно, я перестал уважать и тех, кого... про себя называю их «золотоносцами».
– Только и всего? – облегченно вздохнула сотрудница. – А я бог весть о чем подумала.
Не успел Королев ответить, как она сдернула кольца с пальцев и бросила их в сумочку.
– Обидно только, Сергей Павлович, что за «золотишком» вы не заметили человека, – и, не попрощавшись, вышла из кабинета.
Воспоминания отвлекли Королева от сегодняшних забот.
– Когда пойдете из дому? – спросила Елена Михайловна, расставляя на столе чайный прибор.
– Часа два отдохну. Закажите мне машину и ступайте отдыхать. Я тут сам управлюсь.
Сергей Павлович с удовольствием выпил стакан чая, потом достал валидол. Вытряхнув одну таблетку, положил под язык. Пошел в спальню, на ходу снимая пиджак и расстегивая ворот шерстяной рубашки. Снял ботинки, тряхнул рукой подушку. Потушив лампу, что стояла на прикроватной тумбочке рядом с небольшим телефонным коммутатором, прилег. Но заснуть не мог. «Завтра, нет, уже сегодня свершится то, ради чего я жил и работал свыше тридцати лет. Полжизни. Неровный был путь. Да, ухабов и рытвин хватало. Не все друзья, с которыми начинал в ГИРДе, поддерживали меня. А иных уже нет... Известны и те, кто писал клеветнические письма. Сколько раз сам себя спрашивал, что же дало тогда силы выстоять! И ответить не могу. Но, наверное, все же убежденность и вера в справедливость и необходимость таких полетов. Иначе для чего жить! Для „золотишка“? А что я еще мог сделать для людей? А сделать обязан, иначе зачем же я родился? Не для карьеры же жить! Для пользы. Для пользы человека и науки. Нет, все правильно, жил как надо, как хотел. И вот дождался. Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы».
Королев зажег свет, посмотрел на часы. Еще рано вставать. И снова навязчивые мысли, словно вгоняемые чьей-то недоброй волей, лезли в голову Королева: «Надо ли лететь человеку в космос или не надо? А вынесет ли человек перегрузки при старте, не сразит ли его невесомость в первые же десять минут полета? В космосе побывали животные, но достаточно ли этой проверки? А радиация?»
Сергей Павлович повернулся на бок, лег поудобнее.
В комнате стояла тишина, но не спалось. Вспомнилась недавняя дискуссия в Академии наук.
«Невесомость – смерть человеку», – упорствовали одни.
«Нет, она не страшна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Разрешите мне, товарищи, заверить Советское правительство, нашу Коммунистическую партию и весь советский народ в том, – начал он негромко, – что выполню доверенное мне задание – проложу первую дорогу в космос. А если на пути встретятся какие-либо трудности, то преодолею их, как подобает коммунисту.
Стихли аплодисменты, и к космонавтам вновь обратился Главный конструктор:
– Дорогие товарищи – Юрий Алексеевич и Герман Степанович! Я хочу вас поздравить с великой честью совершить первый полет в космос...
Поздравил Гагарина и Титова К. С. Москаленко, главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения, сменивший на этом посту М. И. Неделина, недавно трагически погибуего во время испытания новой межконтинентальной ракеты ОКБ М. К. Янгеля. Заседание закончилось, и тут же собравшиеся окружили «виновников» торжества. В. П. Глушко, Н. А. Пилюгин, К. Д. Бу-шуев, А. М. Исаев, В. И. Кузнецов и другие, чей труд и талант, вложенные в создание космического корабля «Восток», сделали возможным полет человека в космос, пожимали руки Гагарину и Титову, обнимали их.
В тот же день Королев еще раз встретился с Юрием Гагариным и Германом Титовым. Сергей Павлович решил напомнить им о главных целях, о самой сути полета.
– Вы не только испытатели новой техники, – обратился к ним Главный. – Она уже в известной мере испытана и неплохо зарекомендовала себя. Вы прежде всего исследователи. Ученых и конструкторов интересует буквально все, но раньше всего – как перенесет космонавт условия полета, различные перегрузки, как воспримет невесомость и многое другое. По возможности все надо приметить, запомнить и доложить по возвращении. Не пренебрегайте мелочами.
– Буду действовать, как учили, – ответил Юрий.
– Верю, – и добавил так, словно обращался к сыну: – Не забывайте о том, что мы всегда с вами. Все силы нашего разума и способности всех, кто останется на Земле, принадлежат только полету.
– Вы не волнуйтесь, Сергей Павлович, все будет хорошо! – Гагарин произнес это так уверенно, что академик, собиравшийся сказать космонавту еще несколько ободряющих слов, невольво рассмеялся:
– Ну вот и поговорили, – и, довольный, повернулся к Е. А. Карпову, молча слушавшему разговор Главного с летчиками. – Хотел я его подбодрить. А вышло наоборот – он меня.
Когда космонавты ушли, Сергей Павлович снова заговорил с удовольствием о Гагарине:
– Молодец! Все понимает, все до конца. Предстоит не прогулка по степи... А как держится! Позавидуешь! А я вот волнуюсь. Да и вы, Евгений Анатольевич, по-моему, тоже.
К утру 11 апреля в монтажно-испытательном корпусе закончили горизонтальные испытания ракеты и корабля. Главному доложили о готовности комплекса к вывозу на стартовую площадку.
Королев подошел к ракете, поднялся по металлической лестнице и исчез за конструкцией. Через несколько минут он вынырнул откуда-то снизу из-под ракеты.
– Молодцы. Все сделано, кругом никого. Даже шум-нуть не на кого, – рассмеялся Сергей Павлович, подошел к ожидавшим его Рудневу и Воскресенскому. – Пойдемте за ворота, – предложил он им, показывая в сторону локомотива, где машинист, высунувшись из окна, ждал команды.
Громадная металлическая дверь корпуса бесшумно открылась, и необычайный поезд осторожно двинулся в путь к пусковой площадке. И, как всегда, ближе всех к ракете стоял Главный конструктор, обнажив голову.
Ракета-носитель вертикально установлена на старте. На фоне неяркого апрельского дня она казалась стрелообразным обелиском.
Королев смотрел на нее словно в первый раз, воз-можво, мысленно перебирая в памяти поразительные параметры своего детища. Высота носителя 38 метров, а общий полетный вес без корабля 282 тонны. Тяжелее этой летающей машины на свете нет. Как нет аппарата, который в полете делился бы, сбрасывая на землю отработанные части. А ракета «Восток» именно такова. На старте и первом этапе синхронно работают двигатели двух первых ступеней, состоящих из пяти блоков, снабженных собственной энергетикой. Выработав свой производственный ресурс, четыре боковых блока, составляющих первую ступень ракеты-носителя, отбрасываются и падают на землю. Оставшийся центральный блок – вторая ступень – продолжает борьбу с силами земного тяготения, поднимая ракету все выше и выше. Но всегда самое томительное – ожидание момента включения последней, третьей ступени. Она венчает работу предыдущих, так как доводит ускорение корабля до нужной величины. Корабль выходит на орбиту, становясь спутником Земли. Это уже триумф.
Сергей Павлович еще раз взглянул на вершину ракеты, где под обтекателем, напоминающим шлем русского витязя, покоился корабль. "Да, суденышко пока не велико, – размышлял про себя Главный конструктор, – около пяти тонн, а какая силища нужна, чтобы сделать его спутником Земли... Если перевести суммарную тягу всех двигателей ракеты – 400 тонн в привычные лошадиные силы, то получается примерно 20 миллионов... Не сразу удалось нам запрячь этих лошадок, а еще труднее управлять ими...
– Любуетесь, Сергей Павлович? – встав рядом с Главным, поинтересовался его заместитель по системам автоматического управления ракетами Б. Е. Черток.
– А что, скажете, не красиво, Борис Евсеевич?
– Да нет, – усмехнулся тот. – Красиво. Только вспомните, сколько предшественница этой «красавицы» крови и нервов нам попортила.
– Дитя, рожденное в муках, всегда дороже. Да, то заседание в Совете Министров ой как помню. Одни были начисто против, другие воздержались... Отвечает-де за все Главный.
– Были и «за»! Но сами подумайте, пять лет разрабатывали ракету – и вдруг ваше заявление: «Ракета бесперспективна». Надо все начинать чуть ли не сначала.
– Да, в общем, товарищи были по-своему правы, – признался Королев. – Задержать сдачу ракеты на полтора-два года – дело не шуточное. Время и деньги. Спасибо маршалу Жукову. Он первый понял, почему мы хотим перескочить через ступень, и поверил в то, что сможем это сделать.
– Да, положение было сложным, – согласился Черток.
– Никто от ошибок не застрахован, – вздохнул Королев. – История с той ракетой не проста. То, что столько времени потеряли на Р-3, – это не ошибка коллектива КБ. Это моя творческая ошибка как Главного конструктора. Признаваться в ней мне было, согласитесь, нелегко. Но надо! Этого требовала моя гражданская совесть. В Центральном Комитете партии поддержали.
Но говорили со мной круто. И тоже правильно. Центральный Комитет партии всему голова.
– Но время сказало свое слово в нашу пользу, Сергей Павлович! Не сумей вы тогда настоять, неизвестно, когда родился бы наш «Восток». Таких машин современное ракетостроение еще не знает.
– Надо отдать все же должное и Вячеславу Александровичу. Государственный ум его взял верх над эмоциями. В рабочем порядке, разобравшись позднее во всех деталях предложения ОКБ, Малышев посоветовал несколько пересмотреть техническое задание Р-7. Прибавил нам работы, но зато мы увеличили массу полезного груза с трех до пяти тысяч килограммов. Потому ч вспоминаю его добрым словом.
В конце дня С. П. Королев вместе с Гагариным снова пришли на стартовую площадку, подошли к ракете.
– Юрий Алексеевич, поднимитесь к кораблю. Посидите в нем, осмотритесь, – посоветовал Главный. – В нашем деле нет лишнего глаза.
Через несколько минут летчик был уже на площадке у корабля. Гагарин снял летную куртку, фуражку. О. Г. Ивановский открыл крышку люка, и космонавт с его помощью, как на тренажере в Звездном, скользнул в корабль. В катапультируемом кресле, сделанном по фигуре космонавта, лежать довольно удобно. Летчик оглянулся, задержал взгляд на приборной доске, на ее кнопках, тумблерах. Не дотрагиваясь до них, повторил для себя их назначение. Потом мысленно проиграл несколько этапов полета, вспомнил вчерашний экзамен. Его полетную «грамотность» дотошно, больше двух часов проверяли К. П. Феоктистов и Б. В. Раушенбах. Взглянул на часы и удивился. Он уже целый час сидит тут. Открыв люк, увидел на площадке ожидавшего его Королева.
– Нехорошо получилось, – повинился Гагарин. – Не заметил, как прошло время.
– Столько да еще полстолько вам, Юрий Алексеевич, завтра лететь на корабле.
Долго стояли молча, погрузившись в свои мысли. Бескрайние просторы степи были пустынны, только словно люди-гиганты шагали по ней в разных направлениях мачты, высоковольтных линий. Где-то на горизонте степь сливалась с удивительно голубым небом. А что там, за ним? По небу медленно плыли белые облака. Каждому из стоящих у вершины космической ракеты даже эта бесплодная степь представала удивительно живописной.
Подсвеченная заходящим солнцем, она казалась с высоты гигантским мозаичным панно, выложенным то серыми, то коричневыми, то огненно-красными плитами причудливых очертаний.
Молчание прервал Сергей Павлович;
– Наверное, с высоты Земля наша очень красива, – и, повернувшись к Гагарину, пристально посмотрел ему в глаза, улыбнулся. – Счастливец! Первым ее увидите с такой высоты. – Улыбка, скользнувшая было по его лицу, исчезла, и в глазах появился тот удивительный блеск, который в мгновение изменил их выражение. Гагарин увидел нескрываемое душевное волнение этого волевого и решительного человека. Разговор сразу стал иным.
– И старт, и полет не будут легкими. Вам, Юра, предстоит испытать и перегрузки, и невесомость, и, возможно, что-то еще нам не известное. Вы знаете. Об этом мы много раз говорили, и тем не менее я хочу еще раз напомнить, что в завтрашнем полете есть, конечно, большой риск. И это для вас тоже не новость. – Ученый положил руки на плечи Гагарину и как-то необычно, перейдя на «ты», тепло, по-отцовски, сказал: – Все может быть, Юра. Но помни, повторю вновь – все силы нашего разума будут отданы немедленно тебе, и не забывай, мы коммунисты, и этим сказано все.
Сергей Павлович помолчал, потом неожиданно широко улыбнулся и твердо сказал:
– Все будет хорошо! Я абсолютно уверен в успехе!
– И я тоже, Сергей Павлович! Я сделаю все, чтобы выполнить доверенное задание, – повторил Гагарин слова, сказанные им недавно при назначении его командиром корабля «Восток».
12 апреля 1961 года уже наступило. Никто на Земле не знал еще, что сегодняшний день станет важнейшим событием в жизни человечества, вызовет его восторг и восхищение подвигом одного из своих смелых сынов, войдет в историю цивилизации как знаменательная и этапная дата в ее последующем развитии.
Сергей Павлович внешне казался спокойным, может быть, чуть больше, чем обычно; сосредоточенным: брови вытянулись в одну линию и почти сошлись на переносице, образовав глубокую складку: губы плотно сжаты, в глазах – настороженность. По ним-то и судили о состоянии Главного те, кто близко знал его. Внутренне Королев был напряжен как до предела натянутая струна.
Чуткое ухо Королева улавливало все команды, что шли по открытой связи, и Главный мгновенно оценивал, как идет подготовка ракеты-носителя к старту. Он почти ни во что не вмешивался, полностью доверяя своему заму по летным делам Л. А. Воскресенскому. А тот ни с какими вопросами к нему не обращался, и это успокаивало Сергея Павловича: значит, все идет своим чередом. Изредка Главный доставал из кармана книжечку, где была расписана последовательность работ, начало и время их исполнения.
Наконец где-то около двух ночи Королев решил час-другой отдохнуть. Да в Воскресенский уже дважды деликатно отправлял его со стартовой площадки.
– Леонид Александрович, чуть что, звони, – сдался Королев.
– Обязательно позвоню, – заверил заместитель. Сергей Павлович пришел в свой маленький белостенный дом, который так любил. Едва он переступил порог и снял пальто, как неслышно появилась Елена Михайловна – «хозяйка» домика, опекавшая своего единственного «постояльца».
– Будем пить чай, Сергей Павлович? – спросила она, зная неприхотливые потребности Главного конструктора.
– Да, пожалуй, и покрепче. Что-то неважно себя чувствую. И несколько сушек.
– И это все? Звонила Нина Ивановна. Беспокоилась, хорошо ли вы питаетесь. Я заверила, что все в порядке, а вы...
– Не хочется, Елена Михайловна, не до того. Елена Михайловна ушла на кухню. Сергей Павлович, вымыв руки и лицо, прошел в гостиную – небольшую комнату с круглым столом и диваном, застланным ковром тонкой работы.
Раздался местный телефонный звонок. Он узнал голос одной из сотрудниц. Она ваволнованно говорила о том, что в расчете баллистиков нашла ошибку.
– Спасибо, и извините меня. Ошибка исправлена, а у вас непонятно каким образом оказался прежний документ. За звонок еще раз спасибо. Один глаз хорошо, а два лучше.
Повесив трубку, Королев живо представил себе разгоряченное лицо женщины – высокой, светловолосой, чем-то похожей на его Нину Ивановну. Сергей Павлович ценил ее математический ум, доверял ей многие расчеты. Она выполняла их всегда в срок и со всей тща тельностыо. Вспомнил один случай. Кажется, через год после ее прихода в ОКБ, когда она успела уже зарекомендовать себя с лучшей стороны, Королев увидел eе «всю» в золоте – на груди золотой кулон, на руках два золотых кольца. Сам того не желая, Сергей Павлович по чувствовал к ней неприязнь. Это сразу же заметила сотрудница.
Как-то после совещания она задержалась в кабинете Главного и, когда он остался один, решительно спросила:
– Сергей Павлович, может, мне лучше подать заявление об уходе?
Королев вспыхнул от неловкости, но ничего не ответил, сразу поняв несправедливость своего отношения к этой женщине.
– Я не прав, извините меня. Да садитесь же, я просто ненавижу золото, – сказал он. – Хотите, расскажу почему? – И, не дождавшись ответа, заговорил: – Много лет назад, когда несправедливая судьба забросила меня на Колыму, на золотой прииск, я почти год по восемь, а то и более часов в сутки возил из карьера золотоносный песок. Песок, песок, песок... Ради горстки золотых крупинок... Стоит ли золото такого тяжкого, изнуряющего, безумного труда?! Пусть бы лежало вечно в земле, неведомое людям. Для меня оно ломаного медного гроша не стоит. Так, невольно, я перестал уважать и тех, кого... про себя называю их «золотоносцами».
– Только и всего? – облегченно вздохнула сотрудница. – А я бог весть о чем подумала.
Не успел Королев ответить, как она сдернула кольца с пальцев и бросила их в сумочку.
– Обидно только, Сергей Павлович, что за «золотишком» вы не заметили человека, – и, не попрощавшись, вышла из кабинета.
Воспоминания отвлекли Королева от сегодняшних забот.
– Когда пойдете из дому? – спросила Елена Михайловна, расставляя на столе чайный прибор.
– Часа два отдохну. Закажите мне машину и ступайте отдыхать. Я тут сам управлюсь.
Сергей Павлович с удовольствием выпил стакан чая, потом достал валидол. Вытряхнув одну таблетку, положил под язык. Пошел в спальню, на ходу снимая пиджак и расстегивая ворот шерстяной рубашки. Снял ботинки, тряхнул рукой подушку. Потушив лампу, что стояла на прикроватной тумбочке рядом с небольшим телефонным коммутатором, прилег. Но заснуть не мог. «Завтра, нет, уже сегодня свершится то, ради чего я жил и работал свыше тридцати лет. Полжизни. Неровный был путь. Да, ухабов и рытвин хватало. Не все друзья, с которыми начинал в ГИРДе, поддерживали меня. А иных уже нет... Известны и те, кто писал клеветнические письма. Сколько раз сам себя спрашивал, что же дало тогда силы выстоять! И ответить не могу. Но, наверное, все же убежденность и вера в справедливость и необходимость таких полетов. Иначе для чего жить! Для „золотишка“? А что я еще мог сделать для людей? А сделать обязан, иначе зачем же я родился? Не для карьеры же жить! Для пользы. Для пользы человека и науки. Нет, все правильно, жил как надо, как хотел. И вот дождался. Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы».
Королев зажег свет, посмотрел на часы. Еще рано вставать. И снова навязчивые мысли, словно вгоняемые чьей-то недоброй волей, лезли в голову Королева: «Надо ли лететь человеку в космос или не надо? А вынесет ли человек перегрузки при старте, не сразит ли его невесомость в первые же десять минут полета? В космосе побывали животные, но достаточно ли этой проверки? А радиация?»
Сергей Павлович повернулся на бок, лег поудобнее.
В комнате стояла тишина, но не спалось. Вспомнилась недавняя дискуссия в Академии наук.
«Невесомость – смерть человеку», – упорствовали одни.
«Нет, она не страшна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60