Ни адреса, ни телефона — ничего!..Она начала разглядывать свои руки.— Ну, а как он собирает деньги?— Не знаю про остальных, но ко мне он иногда просто заходит и берет.— Но сперва звонит?— Необязательно. Когда как. Или же звонит и просит принести куда-нибудь. В кафе, или бар, или просит просто постоять где-нибудь на углу, чтобы он мог подъехать и забрать.— И вы отдаете ему весь свой заработок?Она кивнула.— Он нашел мне квартиру. Сам оплачивает ее, телефон, все счета. Мы вместе ходим покупать мне тряпки, и он платит. Вообще он любит выбирать для меня вещи. Я отдаю ему все деньги, а потом он возвращает мне часть, ну, так, самую малость, на карманные расходы.— И вы не пытались ничего утаивать?— Конечно, утаиваю. Иначе откуда бы у меня взялась эта тысяча баксов? Но, в общем, совсем немного.Бар постепенно заполнялся. Приходили в основном конторские служащие, чей рабочий день уже закончился. Ким допила кофе, отставила чашку — больше ей явно не хотелось. Да и беседа наша подходила к концу. Вино она тоже чуть пригубила — бокал был почти полным. Я же продолжал потягивать кофе. В блокноте у меня был записан ее адрес и телефон, а также номер телефона для связи с Чансом. Вот и все, чем я располагал.С другой стороны, много ли мне надо? Рано или поздно я все равно до него доберусь, поговорю по душам, и, если он не отступится, я его так запугаю, что Ким даже не снилось. А если и не запугаю, все равно у меня окажется на пятьсот долларов больше, чем было утром, когда я проснулся.Она ушла, а я допил кофе и, разменяв одну из ее сотенных, расплатился по счету. Бар Армстронга находится на Девятой авеню, между Пятьдесят седьмой и Пятьдесят восьмой улицами, а моя гостиница стоит как раз на углу Пятьдесят седьмой. Там я осведомился у дежурного, нет ли для меня почты, потом зашел в платный телефон-автомат в вестибюле и набрал связной номер Чанса. После третьего гудка ответила женщина, повторила четыре последние цифры номера и поинтересовалась, чем может мне помочь.— Я бы хотел переговорить с мистером Чансом, — сказал я.— Он скоро должен перезвонить. — Голос с типичной хрипотцой заядлой курильщицы принадлежал женщине средних лет. — Что ему передать?Я продиктовал ей свое имя и номер гостиничного телефона. Она спросила, по какому я делу. Я ответил, что по личному, и повесил трубку. Внезапно я почувствовал озноб и головокружение и подумал, что нельзя пить столько кофе. Не мешало бы глотнуть капельку спиртного, и я начал соображать, куда лучше пойти: через улицу, в «Полли кейдж», и перехватить там рюмашку или же заскочить в винный магазин в паре шагов от этой самой «Полли» и купить там пинту виски. Я уже видел перед собой желанный напиток: «Джим Бим» или «Джонни Уокер Дэнт» — настоящее, без всяких там добавок, желто-коричневое виски в плоской бутылке...А потом вдруг подумал: да ты что, парень, спятил, ведь на улице проливной дождь! Вышел из телефонной будки и вместо входной двери завернул к лифту, поднялся к себе, заперся, подтащил к окну кресло, уютно устроился и стал смотреть на дождь. Пить расхотелось. Но грешные мысли меня не оставляли. Желание то вспыхивало, то гасло, словно неоновая вывеска, и продолжалось это мучение, наверное, с час. Но я все сидел и смотрел на дождь. * * * Около семи я снял телефонную трубку в номере и позвонил Элейн Марделл. Ответил автоответчик, и после положенного сигнала я произнес:— Это Мэтт. Виделся с вашей подругой и хотел поблагодарить за рекомендацию. На днях встретимся, и тогда я отблагодарю вас на деле. — Повесил трубку и ждал еще, наверное, полчаса. Чанс не перезвонил.Я еще не проголодался, но заставил себя спуститься и перекусить. Дождь перестал. Я зашел в «Блю Джей» и заказал гамбургер и жареный картофель. Парень, сидевший через два столика от меня, жевал сандвич и запивал его пивом, и у меня прямо слюнки потекли, но к тому времени, когда официант принес заказ, у меня уже пропал к нему всякий интерес. Но я все-таки съел почти весь гамбургер и половину картофеля, выпил две чашки кофе; заказал на десерт пирог с вишней — словом, подкрепился основательно.Было уже около половины девятого, когда я вышел из кафе. Заглянул в гостиницу — никто не звонил, никто ничего не передавал, — затем дошел пешком до Девятой авеню. Когда-то там, на углу, находился греческий бар «Антарес и Спиро», теперь же здесь устроили овощную лавку. Я повернул к центру, прошел мимо «Армстронга» и Пятьдесят восьмой, потом подождал, пока загорится зеленый, и перешел через улицу. Миновал больницу Святого Павла, завернул за угол и спустился по узенькой лестнице к входу в полуподвальное помещение. На дверной ручке болталась картонка, но чтобы разглядеть, что там было написано, надо было сильно постараться.А написано там было: «А. А.»Они только что начали. Столы были расставлены в форме буквы "U", за каждым сидели плотно; еще примерно человек двенадцать разместились на стульях вдоль стены. В стороне, на отдельном столике, стояли освежающие напитки. Я взял пластиковый стаканчик и, налив себе кофе из электрического кофейника, пристроился на стуле у стены. Двое приветствовали меня кивками, я ответил им тем же.Выступавший был примерно моего возраста. В твидовом пиджаке в елочку поверх клетчатой фланелевой рубашки. Он излагал историю своей жизни — с того момента, когда в еще совсем юном возрасте впервые попробовал спиртное. Он женился и разводился, несколько раз терял работу, лежал в больницах. Затем бросил пить, стал посещать эти собрания, и дела у него сразу пошли лучше.— Не дела, — тут же поправился он. — Это я сам стал лучше.Они много говорили. Говорили о разных вещах, повторяя одни и те же фразы. Хотя сами истории были довольно занимательные. Люди сидели здесь перед тобой, словно перед самим Господом Богом, и рассказывали невероятное.Этот тип в твидовом пиджаке говорил, наверное, полчаса. Затем устроили десятиминутный перерыв и стали передавать из рук в руки корзину для пожертвований на текущие расходы. Я опустил в нее доллар, налил еще кофе и прихватил со столика пару овсяных печений. Парень в армейской куртке окликнул меня по имени. Я вспомнил, что зовут его Джим, и ответил на приветствие. Он спросил, как идут дела, и я ответил, что прекрасно.— Ты здесь, и ты трезвый, — заметил он. — Вот что самое главное.— Наверное.— День, когда я не пью, это хороший день. Весь день остаешься трезвым. Самое трудное для алкоголика — это не пить, и когда знаешь, что справился, душа радуется.У кого угодно, только не у меня. Я выписался из больницы десять дней назад. Два-три дня как-то продержался, а потом все же выпил. Точно не помню сколько. Может, одну, а может, две рюмки. Но держал себя, что называется, под контролем. А вот в воскресенье вечером страшно надрался, пил виски в «Бларни стоун», что на Шестой авеню, — я выбрал именно эту забегаловку только потому, что знал, что никого там не встречу. Не помню, как вышел из «Бларни», не знаю, как добрался до дома, но в понедельник утром меня так трясло, что хотелось умереть.Но ничего этого я им рассказывать не стал.Через десять минут собрание возобновилось. Выступавшие поочередно называли свое имя, объявляли, что они алкоголики, и благодарили предшественника за то, что он поведал им историю своей жизни. А затем принимались объяснять, в чем они отождествляют себя с ним, вспоминать отдельные эпизоды из своих бурных пьяных похождений, а также рассказывать, с какими трудностями им довелось столкнуться при попытках вести трезвый образ жизни. Девушка примерно того же возраста, что и Ким Даккинен, рассказала о проблемах со своим возлюбленным; жизнерадостный мужчина лет тридцати, работавший в туристическом агентстве, описал скандал, который произошел у него с одним клиентом. История презабавная, и все смеялись. Какая-то женщина заявила:— Нет ничего проще, чем вести трезвый образ жизни. Просто надо не пить, посещать собрания и хотеть изменить свою долбаную жизнь.Настал мой черед, и я сказал:— Я Мэтт. Но пока воздержусь от покаяния.Собрание закончилось, и по пути к дому я опять завернул к «Армстронгу» и уселся за стойкой. Они считают, что если хочешь бросить пить, надо сторониться баров. Но мне нравилось здесь, а кофе у них был просто отличный. И уж если мне захочется напиться, то, будьте уверены, всегда найду где и как.Когда я вышел из бара, на улицах уже продавали ранний выпуск «Ньюс». Я купил газету и пошел в гостиницу. Никаких новостей от сутенера Ким Даккинен по-прежнему не было. Я снова позвонил по тому же номеру, и женский голос снова подтвердил, что просьбу мою ему передали. Я попросил напомнить ему еще раз и сказал, что чем раньше он мне перезвонит, тем лучше для него самого, потому как дело важное и не терпит отлагательства.Я принял душ, надел халат и взялся за газету. Начал с раздела международных и внутриполитических новостей, но никак не удавалось сосредоточиться. Очевидно, события должны быть менее глобальными и происходить, что называется, ближе к дому, чтобы хоть как-то взволновать.А поводов к этому я отыскал немало. Двое парней из Бронкса бросили какую-то молоденькую женщину на рельсы — прямо под мчавшийся навстречу поезд. Бедняжка успела прижаться к земле, и над ней пронеслись шесть вагонов, прежде чем машинист затормозил. Она осталась жива и невредима.На Вест-стрит, в районе доков на Гудзоне, была убита проститутка. Заколота ножом — во всяком случае, так утверждал репортер.Патрульный полицейский из Короны все еще находился в критическом состоянии. Два дня назад я прочитал, что он подвергся нападению каких-то негодяев. Они избили его куском трубы и отобрали пистолет. У него остались жена и четверо ребятишек, самому старшему всего десять лет.Телефон молчал. Честно говоря, ничего другого я и не ожидал. Да и с какой, собственно, стати будет этот Чанс звонить мне? Ну разве что из любопытства. Но вполне вероятно, он с детства помнит, что произошло в сказке с одной чрезмерно любопытной кошкой. Я мог бы назваться полицейским — звонок некоего анонимного мистера Скаддера проигнорировать проще, нежели звонок от инспектора полиции Скаддера или же детектива Скаддера, но как-то не хотелось играть в эти игры без особой нужды. Хотелось заставить людей делать выводы самостоятельно, а не вдалбливать их силой.Так что придется его искать. Что ж, ничего страшного. Хоть какое-то занятие! А тем временем мое имя как следует утвердится в его мозгу.Ох, уж этот неуловимый мистер Чанс! Наверняка в его сутенерском лимузине есть и радиотелефон, и бар, и меховые чехлы на сиденьях, и солнцезащитный щиток из розового бархата. Все эти пижонские штучки, говорящие о высоком классе...Я прочитал спортивный раздел и вернулся к сообщению о проститутке, зарезанной на Вест-стрит. Оно было крайне скупым. В нем не упоминалось ее имя, не было описания внешности — словом, ничего, за исключением возраста, который определили приблизительно лет в двадцать пять.Я позвонил в «Ньюс» и осведомился, нельзя ли узнать имя жертвы, на что мне ответили, что такого рода информацию читателям не дают. В интересах следствия, полагаю. Тогда я позвонил в 6-й участок, но Эдди Келера на дежурстве не оказалось, а больше в 6-м знакомых вроде бы не было. Я достал блокнот, но потом решил, что звонить, пожалуй, слишком поздно. Да и потом, половина женщин в этом городе — проститутки, и вовсе нет оснований полагать, что это именно мою новую знакомую исполосовали ножом под метромостом. И я отложил блокнот, но минут через десять взялся за него снова и все-таки набрал номер Ким.— Это Мэтт Скаддер, Ким, — сказал я. — Звоню просто на всякий случай, узнать, не появлялся ли на горизонте ваш дружок.— Нет, не появлялся. А почему вы спрашиваете?— Думал, что смогу связаться с ним по тому номеру, что вы мне дали. Но он не перезвонил. Так что, наверное, придется завтра отправиться на поиски. Вы никому не говорили, что наняли меня?— Никому. Ни слова.— Прекрасно! И если увидитесь с ним раньше меня, старайтесь вести себя так, словно ничего не случилось. А если он позвонит и захочет встретиться, тут же сообщите мне.— По номеру, который вы мне оставили?— Именно. И еще постарайтесь заманить его к себе на квартиру. Но если не получится и он вызовет вас к себе, все равно идите и ничего не бойтесь.Мы поболтали еще немного, причем я изо всех сил старался успокоить Ким, встревоженную поздним звонком. Что ж, теперь по крайней мере я знал, что это не ее убили в Вест-Сайде. Пока можно спать спокойно.Я выключил свет, лег и постель, долго ворочался, но уснуть мне так и не удалось. Наконец я сдался, встал и снова взялся за газету. Конечно, лучший способ успокоиться — это выпить пару рюмок: и напряжение спадет, и можно быстро уснуть. Но я гнал эти мысли и сам себя уговаривал, что в это время, в четыре утра, все бары все равно закрыты, и хотя я знал, что работает еще один, ночной, на Одиннадцатой авеню, я все же пересилил себя.Снова выключил свет, лег и стал думать об убитой проститутке, и раненом полицейском, и о той женщине, которую едва не переехал поезд. Но вся эта чернуха лишь утвердила меня в прямом умозаключении: только последний идиот останется трезвым, живя среди такого кошмара. С этой успокоительной мыслью я наконец уснул. Глава 3 Поднялся я где-то около половины одиннадцатого и, как ни странно, чувствовал себя отдохнувшим после нескольких часов беспокойного балансирования между сном и реальностью. Принял душ, побрился, позавтракал чашкой кофе с рогаликом и отправился к собору Святого Павла. Но только на этот раз не в полуподвальное помещение, а в церковь, где посидел на скамье минут десять, потом зажег поминальные свечи и опустил пятьдесят долларов в ящик для пожертвований. Затем зашел на почту на Шестидесятой, оплатил бланк перевода на двести долларов, сунул его в конверт с маркой и отправил эти деньги своей бывшей жене в Сьюсетт. Пытался сочинить несколько строк, но ничего не получилось. Слишком мало денег, и посылал я их с большим опозданием. Оставалось надеяться, что она поймет и простит.Денек выдался прохладный и серый, собирался дождь. По улицам гулял сырой ветер, так и хлестал по лицу, словно хвост селедки, особенно когда попадаешь на сквозняки. Перед Колизеем какой-то мужчина, чертыхаясь, гнался за своей шляпой, и я чисто рефлекторно поднял руку и надвинул свою поглубже на голову.Я уже почти дошел до своего банка, как вдруг сообразил, что не так уж много осталось у меня от аванса Ким, чтобы заниматься финансовыми операциями. И повернул к гостинице, где оплатил номер за полмесяца вперед. К этому времени у меня осталась лишь одна сотенная купюра, пришлось разменять и ее.И чего это я, дурак, не взял сразу всю тысячу? Тут я вспомнил свои слова: деньги должны служить стимулом. Что ж, стимул у меня есть.Почта не представляла собой ничего особенного — рекламные проспекты, письмо от моего конгрессмена. Читать было нечего.От Чанса тоже ничего. Да я уж и не ждал, что он объявится.Снова набрал номер для связи с ним и еще раз напомнил о себе — просто так, на всякий случай.Потом вышел из гостиницы и проболтался полдня. Пару раз проехался в метро, но в основном передвигался пешком. Дождь все собирался и никак не мог пойти, а ветер стал еще резче, но сорвать с меня шляпу ему так и не удалось. Я навестил два полицейских участка, несколько кафе, с полдюжины баров. В кафе пил кофе, в барах — кока-колу, побеседовал с кое-какими людьми и кое-что записал в блокнот. Несколько раз звонил к себе в гостиницу, дежурному. Нет, я не надеялся, что Чанс откликнется, просто хотелось быть под рукой на тот случай, если вдруг позвонит Ким. Несколько раз я сам набирал ее номер, но попадал на автоответчик. Теперь все, кому не лень, обзавелись этими аппаратами, и скоро эти штуковины начнут переговариваться исключительно между собой. Ким я ничего не передал.К концу дня заглянул в кинотеатр на Таймс-сквер. Там шли две картины с Клинтом Иствудом — в одной он играл лихого полицейского, который улаживает дела методом планомерного отстрела разнообразных негодяев. Публика почти сплошь состояла из типажей, за которыми он гонялся. Они радостно завывали всякий раз, когда Клинту удавалось всадить пулю в очередную жертву.Я пообедал пловом со свининой и овощами в румыно-китайском ресторанчике на Восьмой авеню, снова позвонил в гостиницу, затем зашел в бар Армстронга выпить кофе. Ввязался в беседу у стойки и думал, что проторчу там весь вечер, но ровно в восемь тридцать спохватился, кое-как отвязался от своих собеседников и отправился через улицу, а затем — вниз по узким ступенькам, на собрание.Сегодня выступала женщина, которая допивалась до полной отключки, когда муж был на работе, а дети — в школе. Как-то раз, вспоминала она, один из ребятишек обнаружил ее валяющейся на полу в кухне, но ей удалось убедить ребенка, что она занимается йогой...Когда подошла моя очередь, я сказал:— Я Мэтт. Сегодня я просто слушаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35