Монах был уверен, что посох погиб в Башне Бурь, он ощущал острое сожаление, даже когда бежал, спасая свою жизнь, из-за того, что ему пришлось бросить эммиду. Она была посвящена Маджере, Богу, которого покинул Рис.
Богу, который, судя по всему, отказывался оставить Риса.
Сконфуженный, благодарный и сбитый с толку, он размышлял над вмешательством Маджере в свою жизнь. Рис подумал, что священный посох – прощальный дар его Бога, знак от Маджере, что он понял и простил отрекшегося от него адепта. Когда эммида сама превратилась в богомола, чтобы напасть на Крелла, Рис воспринял это как последнее благословение Бога. Но вот эммида вернулась. И была отдана на сохранение Герарду, бывшему Рыцарю Соламнии, наверное, в знак того, что этому человеку можно доверять, и еще в знак, что Маджере живо интересуется делами своего монаха.
«Путь ко мне лежит через тебя, – учил Маджере. – Познай себя, и ты придешь ко мне».
Рис думал, он познал себя, но потом пришел тот ужасный день, когда его обезумевший брат убил их родителей и монахов Ордена Риса. Тогда он понял, что познал только ту часть себя, которая идет в солнечном свете по берегу реки. Он понятия не имел о той части себя, которая таилась в темной глубине души. Он понятия не имел об этой своей стороне, пока она не вырвалась наружу с яростным воплем и желанием мстить.
Эта темная сторона толкнула Риса на то, чтобы объявить Маджере Богом-бездельником и присоединиться к приверженцам Зебоим. Он покинул монастырь и отправился в мир, чтобы найти своего брата Ллеу, виновного в убийстве, и отдать его в руки правосудия, но все оказалось не так просто.
Наверное, Маджере и его учения тоже были не такими простыми. Наверное, этот Бог был гораздо сложнее, чем казалось Рису. И уж точно, жизнь была намного сложнее, чем он мог себе вообразить.
Резкий рывок за рукав выдернул его из мрачных раздумий. Рис посмотрел на Паслена:
– Да, в чем дело?
– Это не я, – сказал кендер, указывая рукой. – Это он.
Рис понял, что Герард, должно быть, говорил с ним все это время.
– Прошу прощения, шериф. Я отправился странствовать по дороге размышлений и не смог найти обратный путь. Ты спрашивал меня о чем-то?
– Я спрашивал, видел ли ты ту сумасшедшую женщину, которая, видимо, считает себя вправе входить и выходить из моей тюрьмы, когда ей будет угодно?
– А она сейчас здесь? – спросил Рис, встревожившись.
– Понятия не имею, – сухо отрезал Герард. – Я не был там последние пять минут. Что вы о ней знаете?
Рис принял решение. Хотя многое все еще неясно, знак от Бога, кажется, был вполне однозначен. Герард – человек, которому можно доверять. А Рису это было так необходимо! Он не мог больше нести этот груз на своих плечах.
– Я объясню тебе все, шериф, по крайней мере, то, что поддается объяснению.
– А это не слишком много, – пробормотал Паслен.
– Я буду признателен за что угодно, – живо откликнулся Герард.

Но объяснение пришлось на некоторое время отложить. Соленая вода засохла на Рисе и Паслене коркой, поэтому они решили искупаться в Кристалмире. Морская Богиня, вновь обретшая сына, великодушно сняла с водоема проклятие, которое сама наложила, и Кристалмир вновь обрел чистоту и прозрачность. Рыбу, задохнувшуюся в воде, погрузили на телеги и вывалили на поля, чтобы удобрить землю, но смрад до сих пор чувствовался в воздухе, поэтому оба купались быстро. После того как они отмылись сами, Рис смыл кровь и соль с рясы, а Паслен отскоблил свои штаны и рубаху. Герард принес им кое-какую одежду, и монах с кендером ждали, пока их вещи высохнут на солнце.
Пока они мылись, Герард потушил курицу в соусе с луком, морковью, картошкой и – он назвал это собственной кулинарной хитростью – гвоздикой.
Дом у Герарда был маленький, но удобный. Его выстроили на земле, а не на ветках какого-нибудь из знаменитых валлинов Утехи.
– Не в обиду обитателям деревьев будет сказано, – пояснил Герард, накладывая куриное рагу на тарелки и передавая по кругу, – но я предпочитаю жить в таком месте, где не рискую сломать шею, если вдруг начну ходить во сне.
Он дал Атте косточку, и собака устроилась у ног Риса, грызя ее. Посох Риса стоял в углу рядом с печкой.
– Вон твоя… как вы их называете? – произнес Герард.
– Эммида. – Рис провел пальцами по древесине. Он помнил каждый изъян на посохе, каждый бугорок и зазубрину, каждую царапину и щербинку, которые эммида приобрела за пятьсот лет, защищая невинных. – Посох несовершенен, но Бог его любит, – тихо сказал Рис. – У Маджере мог бы быть посох из того же волшебного металла, из которого выкованы Драконьи Копья, однако же его посох из дерева, простой, незатейливый и поцарапанный. Но даже такой он не ломался ни разу.
– Если ты говоришь что-то важное, брат, – произнес Герард, – тогда говори погромче.
Рис оглядел эммиду долгим внимательным взглядом, потом вернулся к своему стулу.
– Это мой посох, – сказал он. – Спасибо, что ты сохранил его.
– Там не на что смотреть, – заметил Герард. – Но тебя он, кажется, заворожил.
Он дождался, пока Рис поест, а потом произнес негромко:
– Что ж, брат, давай послушаем твою историю.
Паслен зажал в одной руке ломоть хлеба, в другой куриную ножку и принялся попеременно откусывать то от одного, то от другого очень быстро, настолько быстро, что в какой-то момент едва не подавился.
– Помедленнее, кендер, – посоветовал Герард. – К чему такая спешка?
– Боюсь, мы не сможем задержаться здесь надолго, – пробормотал Паслен, и струйка соуса потекла по его подбородку.
– Это почему?
– Потому что ты нам не поверишь. Думаю, минуты через три ты вышвырнешь нас за дверь.
Герард нахмурился и повернулся к Рису:
– Это правда, брат? Я вышвырну вас за дверь?
Монах немного помолчал, соображая, с чего начать.
– Ты помнишь, как несколько дней назад я задал тебе вопрос: «Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что мой брат убийца?» Ты это помнишь?
– Еще бы мне не помнить! – воскликнул Герард. – Я чуть не посадил тебя под замок за ложное обвинение в убийстве. Ты говорил что-то о том, как твой брат Ллеу убил девушку, Люси Уилрайт, так было дело? Говорил ты так, будто бы сам верил в это, брат. И я бы тебе поверил, если бы собственными глазами не видел Люси тем же утром, живую, как мы с тобой, и еще больше похорошевшую.
Рис пристально вглядывался в лицо Герарда.
– А с тех пор ты Люси видел?
– Нет, не видел. Зато видел ее мужа. – Герард помрачнел. – То, что от него осталось. Он был разрублен топором на куски, останки завязаны в мешок и брошены в лесу.
– Спасите нас Боги! – воскликнул Рис, охваченный ужасом.
– Может, он сказал, что не станет поклоняться Чемошу, – угрюмо вставил Паслен. – Как и твои монахи.
– Какие монахи? – спросил Герард. Рис ответил ему не сразу.
– Ты говорил, что Люси исчезла?
– Да. Она сказала всем, что они с мужем едут в гости в соседнюю деревню, но я проверил. Люси так и не вернулась, ну и теперь мы знаем, что произошло с ее мужем.
– Ты проверил? – переспросил Рис, удивленный. – Я думал, что ты не воспринимаешь мои слова всерьез.
– Я и не воспринимал… сначала, – признался Герард, поудобнее устраиваясь в своем кресле. – Но потом, когда мы нашли тело ее мужа, мне пришлось призадуматься. Как я говорил тебе еще в прошли раз, ты не из тех, кто много болтает, брат. Значит, у тебя были причины сказать то, что ты сказал, и чем больше я думал об этом, тем меньше мне это нравилось. Я сражался на Войне Душ, я бился с армией призраков. Я отправил одного из своих людей в ту деревню выяснить, не там ли Люси.
– Уверен, что ее там не было.
– Никто в деревне о ней и не слышал. Как оказалось, она никогда в жизни не бывала в этом месте. И она не единственная – полным-полно молодых людей взяли и вдруг исчезли. Оставили дома, семьи, хорошо оплачиваемую работу, не сказав ни слова. Одна молодая пара, Тимоти Кожевник и его жена Герда, бросили даже своего трехмесячного сына, которого оба любили до безумия. – Он бросил взгляд на Паслена. – Так что, кендер, не надо тебе давиться едой. Я не собираюсь вас выгонять.
– Какое счастье! – произнес Паслен, стряхивая крошки с одолженной ему рубахи, после чего принялся за яблоко.
– А тут еще и ваше таинственное исчезновение из тюремной камеры, – добавил Герард. – Но вернемся к Люси и твоему брату Ллеу. Ты заявил, что он убил ее…
– Именно, – спокойно подтвердил Рис. Он внезапно ощутил облегчение, словно тяжелый груз упал с его сердца. – Он убил ее во имя Чемоша, Бога Смерти.
Герард подался в кресле вперед, поглядел Рису прямо в глаза.
– Но она была жива, когда я видел ее, брат.
– Нет, не была, – возразил Рис, – точно так же, как и мой брат. Они оба были… и есть… мертвы.
– Настоящие покойники, – удовлетворенно подтвердил Паслен, вгрызаясь в яблоко, и утер брызнувший сок тыльной стороной руки. – Это видно по глазам.
Герард покачал головой:
– Тебе лучше начать с самого начала, брат.
– Если бы я только мог, – произнес Рис тихо.

Глава 4

– Видишь ли, шериф, я не знаю, где начинается эта история, – пояснил Рис. – Кажется, я узнал ее уже с середины. Она началась, когда мой брат Ллеу приехал навестить меня в монастыре. Его заставили приехать родители. Он вел себя развязно, пьянствовал, водился с плохой компанией. Я усмотрел за всем этим один лишь избыток энергии, свойственный юности. Но, как оказалось, я был слеп. Наставник нашего Ордена и Атта ясно видели то, чего не замечал я, – с Ллеу что-то не так.
Атта подняла голову, посмотрела на Риса и вильнула хвостом. Он погладил ее по мягкой шерсти.
– Я должен был послушать Атту. Она сразу же поняла, что от моего брата исходит угроза. Она даже укусила его, хотя никогда этого не делает.
Герард посмотрел на собаку и потер подбородок.
– Это верно. Даже если ее раздразнить. – Он задумчиво помолчал. – Но вот что интересно…
– Что тебе интересно, шериф?
Герард махнул рукой:
– Ничего, не обращай внимания. Продолжай.
– Той же ночью Ллеу отравил моих собратьев по Ордену и наших родителей. Он убил двадцать человек во имя Чемоша.
Герард резко выпрямился и потрясенно посмотрел на Риса.
– Меня он тоже пытался убить. Атта спасла меня. – Рис благодарно положил руку на голову собаки. – Той ночью я потерял веру в своего Бога. Я разозлился на Маджере, он допустил, чтобы такое зло сотворили с теми, кто был его верным и ревностным слугой. Я искал себе нового Бога, такого, который поможет мне найти брата и отомстить за смерть людей, которых я любил. Я кричал и плакал, обращаясь к небесам, и один из Богов откликнулся.
Герард помрачнел:
– Один из них откликнулся. Это обычно плохо кончается.
– Откликнулась Богиня Зебоим, – произнес Рис.
– Но ты же не стал ей… – начал Герард. – О небеса, ты сделал это! Вот почему ты больше не монах! И та женщина… Та сумасшедшая в моей тюрьме… И дохлая рыба… Зебоим, – подытожил он с благоговейным трепетом.
– Она была расстроена, – произнес Рис извиняющимся тоном. – Чемош держал душу ее сына в плену.
– Она превратила меня в фигурку для игры в кхас, – вставил Паслен. – Даже не спросив! – Возмущенный, он взял себе еще курятины. – А потом она забросила нас на Башню Бурь, чтобы мы сразились с Рыцарем Смерти. С Рыцарем Смерти! Тем, который калечит людей! Разве это не сумасшествие? А потом там оказался ее сын Ариакан. О нем я вообще не хочу вспоминать!
– Лорд Ариакан, – протянул Герард. – Командир Рыцарей Тьмы во время Войны Хаоса.
– Именно он.
– Тот, который умер лет пятьдесят назад?
– Как пишут на могильных камнях: «Мертвый, но не забытый», – процитировал Паслен. – В этом-то и заключается вся проблема. Лорд Ариакан не может забыть. И ты думаешь, он был благодарен за то, что мы с Рисом пытаемся его спасти? Ни чуточки. Лорд Ариакан просто отказался пойти со мной. Мне пришлось перебежать через игровую доску и сбить его на пол. Эта часть приключения была довольно забавной.
Паслен усмехнулся при этом воспоминании, потом вдруг его одолели угрызения совести:
– Точнее, могла бы быть, если бы Рис не истекал кровью: Рыцарь Смерти переломал ему пальцы так, что осколки костей проткнули кожу.
Герард бросил взгляд на пальцы Риса. Те производили впечатление совершенно нормальных.
– Понятно, – произнес он. – Сломанные пальцы.
– То, что случилось с нами, не так важно, шериф, – произнес Рис. – Важно то, что нам необходимо найти способ остановить Возлюбленных Чемоша, как они себя называют. Это чудовища, одержимые идеей убивать молодых людей, обращая их в рабов Чемоша. Они производят впечатление живых, но на самом деле мертвы…
– И я могу это подтвердить, – вставил Паслен.
– Но что особенно важно, их нельзя уничтожить. Я точно знаю, – просто произнес Рис. – Я пытался. Я убил своего брата. Сломал Ллеу шею эммидой. Он отмахнулся от этого, как мы иногда отмахиваемся от стука в дверь.
– А я попытался наложить на него заклятие. Я же волшебник, ты знаешь, – добавил Паслен с гордостью. Потом он вздохнул: – По-моему, Ллеу даже не заметил. А ведь я произносил одно из самых сильных своих заклинаний.
– Ты можешь оценить, насколько неоднозначна сложившаяся ситуация, шериф, – с жаром продолжал Рис. – Возлюбленные обрекают на ужасную судьбу ничего не подозревающих молодых людей, а остановить их нельзя – во всяком случае, теми способами, какими пытались мы. Хуже того, мы не сможем предостеречь людей, потому что никто нам не поверит. Возлюбленные выглядят и ведут себя точно так же, как и обычные люди. Я мог бы сейчас быть одним из них, шериф, и ты ничего не заметил бы.
– Кстати, он не один из них, – успокоил Паслен. – Я могу отличить.
– А как ты можешь отличить? – спросил Герард.
– Такие, как я, видят то, что действительно мертво, – сказал Паслен. – От мертвых тел не исходит теплого свечения, как от тебя, от Риса, от Атты, от всех, кто жив.
– Такие, как ты, – повторил шериф. – Ты имеешь в виду кендеров?
– Но не любых кендеров. Кендеров – ночных бродяг. Мой отец говорит, правда, что сейчас их осталось очень немного.
– А как насчет тебя, брат? Ты можешь узнать их? – Герард явно делал над собой усилие, чтобы в его голосе не звучало недоверие.
– Не с первого взгляда. Но если я присмотрюсь повнимательнее, как говорит Паслен, это можно определить по глазам. В них нет света, нет жизни. Глаза Возлюбленных – мертвые, пустые глаза трупа. Есть и другие признаки, по которым их можно отличить. Возлюбленные Чемоша обладают невероятной силой. Их нельзя ранить или убить. И кажется, еще у каждого из них есть отметина на левой стороне груди, над сердцем. Знак смертельного поцелуя, которым они были убиты.
Рис задумался, пытаясь вспомнить все, что только можно, о своем брате.
– Было и еще кое-что странное в Ллеу, возможно, это касается всех Возлюбленных. Спустя некоторое время мой брат, точнее, то существо, в которое он превратился, начал терять память. Ллеу сейчас уже совершенно не помнит меня. Он не помнит, как убил родителей, не помнит и других преступлений, которые совершил. Он, очевидно, не в состоянии помнить что-либо достаточно долго. Я видел, как он съел сытный обед, а через минуту начал жаловаться, что голоден.
– Однако же он помнит, что должен убивать во имя Чемоша, – произнес Герард.
– Да, – мрачно подтвердил Рис. – Это единственное, что они помнят.
– Атта узнает Возлюбленных, когда видит их, – произнес Паслен, потрепав собаку, которая приняла его ласку благосклонно, хотя явно надеялась на еще одну косточку. – И если она их различает, возможно, другие собаки тоже.
– Это проливает свет на одну загадку, которая меня занимала, – произнес Герард, с интересом поглядывая на Атту, затем покачал головой. – Хотя, если все так, это печальная новость. Дело в том, что я все время брал ее с собой, когда занимался делами. Она помогла разобраться с проблемой кендеров, помогла мне во многом другом. Она прекрасный товарищ, я буду по ней скучать, брат. Не хотел тебе говорить.
– Может быть, когда я вернусь в монастырь, я смогу воспитать еще одну собаку, шериф… – Рис замолк, размышляя над тем, что только что произнес. «Когда я вернусь». Он же не собирался больше туда возвращаться.
– Правда, брат? – Герард был польщен. – Это было бы великолепно! Однако вернемся к тому, что я говорил. Каждый день мы с Аттой обедали в «Последнем Приюте». И все там, обычная публика, привыкли к ней. Мои друзья подходили погладить ее, поболтать. Она всегда ведет себя как благородная дама. Очень благожелательная и вежливая.
Рис потрепал шелковистые уши собаки.
– Так вот, однажды, точнее, вчера один из завсегдатаев, фермер, приехавший продать на рынке свой товар, как обычно, обедал в гостинице. Он наклонился, чтобы погладить Атту, как гладил всегда. Но только на этот раз она оскалилась и зарычала на него. Он засмеялся, отошел, сказав, что, должно быть, у нее сегодня плохое настроение. Потом он попытался сесть рядом со мной. Атта мгновенно вскочила и втиснулась между ним и мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33