– Остановить заведенную машину сразу нельзя. Закон инерции. Так и у них. Мы должны воспользоваться этим.
– У вас есть какие-то предложения? – повернулся к нему Хаблак.
– Есть.
– Садитесь поближе, – предложил полковник.
– Мне лучше тут, если разрешите… – Каштанов кивнул, и Коренчук продолжал сухо и даже несколько протокольно: – Когда мы ревизовали магазин Хмыза, я обратил внимание вот на какой факт: по документам тут было реализовано большое количество детских шерстяных костюмов, свитеров, колготок и прочей продукции именно той фабрики, где начальником цеха Чугаев. Расспросил продавцов и даже некоторых постоянных посетителей магазина. В результате сложилось впечатление, что там продано значительно меньше детской одежды, чем получено согласно накладным. И это уже о чем-то говорит…
– Вам, а не нам, – не удержался Хаблак.
– А между тем, все не так уж и сложно, – продолжал Коренчук. – Вместо детской одежды реализуют дефицитные женские кофточки или костюмы. К тому же с импортными ярлычками.
– И эти кофточки производят на той же фабрике?
– Да.
– И продают по государственным ценам?
– Конечно.
Хаблак стукнул себя кулаком по лбу.
– Какая же выгода Чугаеву?
– Очень просто. Из десяти килограммов шерсти можно изготовить, допустим, десять детских костюмчиков. И десять женских кофточек. Костюмчик стоит недорого – двадцать тысяч – государство заботится о детях. Кофточка – сорок. По документам делают костюмчики, в действительности же изготовляют и реализуют кофточки. С каждой единицы продукции – двадцать тысяч чистой прибыли.
– Действительно, просто, – согласился Каштанов. – Но почему так сложно поймать воров за руку?
– Фабрика производит тысячи костюмчиков и тысячи кофточек. И отправляет их через базы сотням торговых точек. И лишь в нескольких прибегают к комбинациям: подменяют документы, а деньги кладут в свои карманы.
– Так… – понял Хаблак. – И неизвестно, в каком магазине вместо костюмчиков продают кофточки.
– В принципе да, – согласился Коренчук. – Но есть еще один нюанс. Не знаю, известно ли Чугаеву или нет, но допускаю, что делают это без его ведома. По крайней мере, Хмыз поступал так. К дефицитной кофточке из цеха Чугаева пришивался импортный ярлык – товар из-под прилавка еще дороже.
– Но ведь они, нахалы, осторожные, – сказал Хаблак, – у них две-три торговые точки, и попробуй их найти!
– Не забывайте про общественность, – возразил Коренчук. – С помощью нашего актива узнаем, в каких именно магазинах есть выпущенные трикотажной фабрикой кофточки, проследим, чем торгуют в магазине, и точно установим, что именно такими-то кофточками. А вечером проверим документацию, подсчитаем выручку. Выясним, что, согласно накладным, здесь продавали не кофты, а детские костюмчики, и выручка должна составить такую-то сумму. Значительно меньшую, чем в действительности. Разница такая-то – ловим воров с поличным.
– Гениально! – восхитился Хаблак. – А все гениальное всегда просто!
Операция «Кофточка», как в шутку назвали ее Хаблак с Коренчуком, началась через шесть суток. Около полудня Коренчук с помощью дружинников установил, что женские кофточки, похожие на те, что были у Высоцкой и продавщицы магазина Хмыза, нашли в торговых точках на Сырце и Оболони. Первой заведовал Федор Иванович Сидоренко, второй – Аркадий Семенович Зельцер. Магазин Сидоренко взяли на себя Хаблак с Коренчуком, Зельцером занялись выделенные им в помощь двое сотрудников ОБХСС.
Кофточки имели большой успех. Начали продавать их после обеденного перерыва – сразу возникла очередь, и за два часа все были распроданы. Коренчук успел приобрести одну. Вышел из магазина, осмотрели с Хаблаком – импортного ярлыка не было.
– Не зарывается, – сказал Коренчук. – Этот Сидоренко – не Хмыз: осторожнее и хитрее. В случае чего у него – ажур. Накладные именно на эти кофты, голыми руками его не возьмешь.
– А если он и правда ни в чем не виноват? – усомнился Хаблак. – Вечером сдаст всю выручку за кофточки – и будь здоров!
– Сомневаюсь. Установлено, что Чугаев выпускает этих кофточек, учитывая производственные мощности предприятия, совсем мало. Для того, чтобы были дефицитными и чтобы сразу же раскупали. Для них фактор времени – важнее всего. Моментальная комбинация с документами в трех-четырех магазинах, где надежные люди. Две точки мы прикрыли, оставили еще две – бьюсь об заклад, что мы сегодня этого Сидоренко вытащим за ушко да на солнышко. За час до закрытия магазина у них инкассация, тут ему и конец.
…Хаблак с Коренчуком прошли в магазин за инкассатором. Тот был предупрежден – незаметно кивнул и вошел в директорский кабинет. Выдержав небольшую паузу, Коренчук последовал за ним. Хаблак остановился возле кассы. Предъявив кассирше удостоверение, приказал запереть кассу и идти в подсобку.
Дальше все происходило очень просто. Быстро подсчитали сданные магазином деньги, сняли кассовые остатки и обнаружили в сейфе Сидоренко лишних четыре миллиона рублей. Директор не успел уничтожить накладные на кофточки – у него в столе лежали документы на несуществующие детские свитеры и костюмчики и на реализованные женские кофточки.
Все было настолько элементарно, что на первом же допросе в тот же вечер оба директора (а в магазине на Оболони все повторилось с фотографической точностью) полностью признали свою вину и назвали соучастников: начальника цеха Чугаева, бухгалтера фабрики, выписывавшего фальшивые накладные, и экспедитора, с помощью которого эти накладные вместе с товарами доставляли в магазины. Вечером и ночью нескольким оперативным группам пришлось хорошенько потрудиться, обыскивая квартиры этой пятерки, после чего всю компанию доставили в камеру предварительного заключения. На рассвете Хаблак с Коренчуком, производившие обыск на квартире и на даче Чугаева, встретились с Каштановым. Полковник координировал действия всех групп, не спал тоже ни минуты и, когда капитан с лейтенантом вошли в его кабинет, как раз наливал в стакан крепкий чай. Добавив немного кипятку, предложил:
– Угощайтесь. По-моему, только этого вам и не хватает.
Коренчук, не говоря ни слова, принялся наливать себе чаю, а Хаблак спросил:
– А не найдется ли у вас кофе?
– Может быть, еще и с пирожными? – прищурился Каштанов.
– Нет, – твердо ответил Хаблак. – Пирожных не надо. Но от печенья я бы не отказался.
Каштанов вытащил из ящика письменного стола большой кулек с печеньем, и не магазинным, а домашним. Измерил Хаблака взглядом с ног до головы и достал коробку растворимого кофе. Хотел что-то сказать, но зазуммерил селектор.
– Товарищ полковник, – прозвучал в кабинете хрипловатый голос дежурного по управлению, – к вам просится из камеры предварительного заключения задержанный Сидоренко. У него какое-то срочное сообщение.
– Прикажите доставить, – согласился Каштанов. Он медленно размешал сахар в стакане, со смаком отхлебнул и похвалил: – Смешаны три сорта: индийский, цейлонский и грузинский. Лучший в мире чай.
И все же Хаблак насыпал себе целых три ложечки кофе, растер его с сахаром, после этого залил кипятком и сказал:
– Не могу утверждать, что лучшее в мире кофе. Лучшее пил в Грузии. По-турецки.
Коренчук не терял даром времени: допил, обжигаясь, стакан и налил еще один. Несколько утолив жажду, спросил:
– Что нашли у тех?
– Много, – ответил полковник неопределенно. – Но меньше, чем у Хмыза.
Коренчук подул на чай и равнодушно, будто речь шла о карманном воришке, заметил:
– Хищение в особо крупных размерах. Статья…
– Знаем, – не очень вежливо перебил его Хаблак. – Ты лучше скажи вот что: почему этот Сидоренко попросился сюда?
– Элементарно. Догадывается, чем все это пахнет, и попытается хоть как-то спасти свою шкуру. Теперь они начнут рвать друг другу глотки.
Сидоренко – маленький невзрачный человечек с грушеобразной головой. У него было вялое, нездорового цвета лицо, лоб разрезали глубокие поперечные морщины, все лицо было удлиненное, нос нависал над верхней губой, щеки впали, а маленькие уши были словно приклеены к черепу. К тому же нос у Сидоренко был красный, не алкоголический – с синими прожилками, а будто хозяин его страдал неизлечимым насморком – мягкий и мокрый.
Сидоренко шмыгнул носом, вынул из кармана не очень свежий платок и заговорил удивительным для такого немощного тела твердым и громким голосом:
– Прошу запротоколировать мое заявление, отметив, что делаю его сам, по собственной инициативе, не зная даже, в чем меня обвиняют. То есть добровольное признание…
– После того, как были пойманы с поличным в магазине, и мы нашли у вас столько денег? – не сдержался Хаблак.
– Семь миллионов двести тысяч, – кивнул Сидоренко. – Но деньги в основном не мои. Половина – чугаевские.
– Считаете три миллиона шестьсот тысяч пустяком?
– Это как для кого… – Сидоренко, презрительно поморщившись, объяснил: – Я пришел, чтобы дать показания. Честные и откровенные. О том, как был вовлечен в преступную шайку, как сбывал левый товар, произведенный матерым преступником Чугаевым…
– А себя вы преступником не считаете? – как-то добродушно спросил Каштанов.
– Повторяю: я был вовлечен. Слаб человек, что поделаешь, обстоятельства бывают сильнее людей… Надеюсь, это мое заявление вы приобщите к делу и оно будет фигурировать на суде… Я раскрою весь механизм чугаевских операций… Учтите, Чугаев совратил меня, опутал своими сетями… Каштанов посмотрел на Коренчука.
– Прошу запротоколировать сообщение Сидоренко, – приказал. – А вы, капитан, пока можете пообедать.
Хаблак вернулся в кабинет полковника через час. Перед Каштановым лежала раскрытая папка, а в ней единственная бумажка. Хаблак сразу сообразил: новое дело.
– Сидоренко признался во всем?
– Валит все на Чугаева.
– Ну, этого нужно было ожидать. Крыса, бегущая с тонущего корабля. Вот только чего не знаю точно: кто же из них оказался ротозеем и забыл деньги в сигаретной пачке?
– Булавацкий.
– Так я и думал.
– Чугаев делил деньги заранее, раскладывал по сигаретным пачкам и раздавал сообщникам. В «Энее» не было только Зельцера – болел. А Булавацкий не курил и вообще, наверное, нервничал, хотел выйти из игры, поэтому и забыл свою долю.
– Хорошая девушка… – сказал Хаблак.
– Кто? – не понял Каштанов.
– Нина, официантка, которая нашла деньги в пачке.
– Напиши докладную, – приказал полковник, – обратимся к министру, чтоб наградил. Заслужила именные часы и грамоту.
– Сегодня же напишу. – Хаблак попытался встать, но полковник остановил его.
– Кстати, ребята из Ирынского горотдела нашли молоток Хмыза.
– В ручье?
– Метрах в ста от мостика. Неопровержимая улика. Этим молотком Хмыз и убил Бобыря.
– Кажется, теперь уже поставлены все точки над «i»?
– Да. Вам с Коренчуком благодарность в приказе.
– Спасибо. Можно быть свободным?
– Погоди. – Каштанов похлопал ладонью по одной-единственной бумажке в папке. – Есть для тебя дело… – начал он, сдвинув брови.
1991 г, Киев

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16