Аннамамед жил с семьей в собственном доме, доставшемся ему от отца, в северной части Ашхабада. Любил он повозиться на приусадебном участке.
Хаиткулы был прямой противоположностью Аннамаме-ду: высокий, статный. Форма сидела на нем так ладно, будто он родился в ней. И глаза и мимика отражали его характер, свойственную ему порывистость, которая выдавала себя и в походке. Глаза на его узком худом лице смотрели на собеседника строго и пытливо. Плотно сжатые губы подчеркивали некоторую резкость его натуры. Ему было 26 лет, и он еще не был женат.
Они выросли далеко друг от друга: Аннамамед родился в Кеши, Хаиткулы — в Лебабе. Аннамамед работал в милиции уже десять лет и заочно учился в университете. Хаиткулы, наоборот, кончил юридический факультет университета совсем недавно. В Ашхабаде у него было не так много близких людей, и самыми дорогими среди них были двое: Марал и Аннамамед.
Хаиткулы посмотрел на друга, увидел, как тот нахмурился. Это можно было легко понять, ведь Аннамамед ехал на операцию и захватил Хаиткулы только потому, что им было по пути. Уловив взгляд Хаиткулы, он откинулся на спинку сиденья, спросил:
— Настроение так себе, Мегрэ?
Хаиткулы никак не ждал, что друг сразу угадает его состояние. Стал вкратце рассказывать о своей находке в Следственном управлении. Аннамамед, не дослушав, перебил:
— Извини, Мегрэ. Это интересно, потом обсудим, а сейчас и здесь кое-что начинается...— Он поднес к губам микрофон, щелкнул кнопкой, внятно произнес: — Пост! Я — «первый»! Докладывайте!
Раздался голос дежурного:
— Даю «шестого». «Шестой» доложил:
— Он только явился, товарищ капитан. Ждем, когда выйдет. На территории тоже ведем наблюдение.
— Будьте наготове. Я сейчас приеду.— Аннамамед повесил микрофон на рычажок, повернулся к Хаиткулы: — Сегодня рыбка не уйдет из сетей, хотя хитра как не знаю кто. Через несколько минут общество лишится весьма квалифицированных специалистов по строительным аферам.
Газик промчался по улице МОПРа до улицы Островского, свернул налево и оказался у въезда на территорию медицинского комплекса, где Хаиткулы в первую очередь предполагал найти Марал. Здесь его высадил Аннамамед.
Хаиткулы довольно скоро обошел все корпуса комплекса, но Марал не было нигде. Он вышел на ту же улицу, по которой они ехали сюда, дождался автобуса № 1, поехал в медицинский институт, надеясь, что если Марал нет в лечебных корпусах, то, может .быть, она окажется на занятиях, Но ее не было и там. Оставалось последнее: зайти к ней в общежитие.
Он всегда переступал порог этого здания с большим волнением, с каким не входил и к самому высокому начальству. Происходило это оттого, что, сколько он ни бывал у Марал, в ее комнате № 16, он так и не осмелился сказать ей те самые важные и единственные слова, которые собирался сказать за несколько месяцев их знакомства.
Он постучал; услышав «войдите», открыл дверь.
Марал с двумя подружками сидела за длинным столом, протянувшимся вдоль окна между кроватями. Они пили чай из маленьких пиал. Увидев, что вошел молодой человек, девушки встали и застыли у стола, как ученицы перед учителем.
— Вах-хей, вы все здесь, а я, как дервиш, обошел полгорода.
Девушки, застенчиво улыбаясь, оставались стоять. Марал же вышла из-за стола, показала Хаиткулы на освободившийся стул:
— Садитесь с нами. Хаиткулы не торопился садиться.
Свободной пиалы не было, Марал налила из чайника зеленый чай в свою, пододвинула ее к Хаиткулы:
— Пейте, товарищ старший лейтенант... Пока дервиш бродил по городу, его, наверное, замучила жажда,
Хаиткулы залпом осушил пиалу. Ему налили вторую, он и ее выпил одним, духом. Абадан, девушка, чей стул он занял, села на кровать и спросила:
— Что, Хаиткулы-ага, пообедали селедкой? Впитываете воду как песок.
Третья девушка, высокая и очень красивая, сидевшая по другую сторону стола рядом с Марал, засмеялась, рукой прикрывая рот. Хаиткулы посмотрел на Абадан, а та, чтобы не рассмеяться, насупила лоб.
Хаиткулы понимал, что сам вызвал на себя огонь, но растерялся и не знал, отвечать или нет. Он ловил на себе взгляды Марал, еще больше сковывавшие его.
Красавица не унималась:
— Хаиткулы-ага, вы жалуетесь, что превратились в дервиша, пока нас искали. А что с вами стало бы, если бы вы, как Тахир, долго-долго плыли по Евфрату?
Спросила и отвернулась, чтобы Хаиткулы не увидел ее улыбки.
— Побежден, сдаюсь.— Хаиткулы поднял вверх руки.— Языки у вас острые как. бритвы. Языковеды из университета должны приезжать к вам брать уроки...
— Правильно, Хаиткулы-ага, языки и ногти — наше оружие, оно всегда должно быть наготове!
Сказав это, Абадан прыснула и выбежала из комнаты. Красавица тоже поднялась:
— Пойду за хлебом.
Хаиткулы и Марал остались вдвоем. Он несмело сказал:
— Извини, что нагрянул без предупреждения. Есть причина...
Марал, собиравшая посуду, замерла, посмотрела на него искоса:
— Вот как?! Появилась причина? А раньше, когда приходил, ее не было?
— Честное слово, особая причина.
Марал, увидев, что он серьезен, смягчила тон:
— Ты давно знаешь, что можешь приходить сюда без причины.
— Эта причина, возможно, повлечет за собой очень важные события.
Марал сдвинула брови:
— Говори, слушаю тебя.
Хаиткулы встал, подошел к Марал, заглянул ей в лицо. Она широко раскрытыми глазами смотрела на него, пытаясь угадать, что он ей скажет. А ему стало жалко ее — вдруг она действительно родственница того Бекджана? Хаиткулы вдруг увидел в ее зрачке свое отражение — ничтожно маленькую головку, которая уместилась в черном кружочке, и подумал, как нелепо, что он испытывает ее терпение.
— Прости меня заранее, если причиню тебе боль... Марал наморщила лоб, и это означало: на самом деле чаша ее терпения переполняется.
— Хаиткулы, прошу, по крайней мере сейчас будь милиционером!
— Ладно, слушай! Десять лет назад, третьего марта пятьдесят восьмого года, из вашего села пропал молодой человек по имени Бекджан. Вышел из гостей и пропал...— Он замолчал. Произошло то, чего он боялся: страдание исказило лицо Марал. Но он решил сказать еще несколько слов: — По неясным для меня причинам, розыск и следствие не дали результатов. Что произошло на самом деле? Бекджан или жив, или погиб. Скорее всего, второе. Марал, кем он тебе приходится? Ты что-нибудь знаешь об этом деле?
Марал побелела как полотно и чуть слышно выдавила:
— Мой брат... Бекджан... Ничего не знаю...
Он пристально смотрел ей в глаза и поймал себя на том, что ищет и не может найти в зрачке своего отражения. Зрачок помутнел, слеза покатилась по щеке девушки. Хаиткулы понял: сейчас больше ни о чем спрашивать ее не следует, он только твердо, с расстановкой произнес:
— До сегодняшнего дня убийца спокойно разгуливает на свободе. Ты понимаешь это? Ходит как ни в чем не бывало! Понимаешь? Этого не должно быть!
Марал закрыла глаза... Утром, к тому часу, когда открывается министерство, Хаиткулы уже был в Следственном управлении и снова погрузился в незаконченное дело.
Хаиткулы плохо спал, расстроенный вчерашней встречей с Марал, и теперь с трудом вникал в содержание бумаг. Он перечитывал их по нескольку раз, чтобы связать все в одно логическое целое. Наконец, закрыв последнюю страницу, завязал тесемки пухлой папки и, вернув ее сотруднику управления, поспешил домой. Он так устал, что дома тут же заснул как убитый.
Проснулся он на закате, умылся... Взял трубку и набрал служебный номер Аннамамеда. Не дозвонившись на работу, позвонил домой.
— Салам, гелендже1. Да, это я, Хаиткулы... Как живы-здоровы? Мегрэ, конечно, еще не пришел? Как только придет, пусть передохнет и едет ко мне... Без звонка пусть сразу приезжает. Он мне очень нужен, вы уж извините...
После первой же пиалы чая Хаиткулы почувствовал себя бодрым. Сделал бутерброд, достал с полки книгу и улегся на полу на кошме в ожидании Аннамамеда. Детектив поможет скрасить время, пока появится друг... Книга Адамова «...Со многими неизвестными» пользовалась большим успехом, и Хаиткулы тоже заинтересовался ею, хотя, признаться, дал себе слово не брать в руки увлекательных книг, когда занят срочным делом. Зарок дал еще тогда, когда был студентом. Почему? Как-то он встал в длинную очередь в магазине, что на русском базаре, и купил книгу, которая была тогда новинкой для туркменского читателя,— «Всадник без головы» Майн Рида. Назавтра надо было сдавать экзамен по политэкономии, а он, вместо того чтобы готовиться к нему, читал роман. Открыл первую страницу, за ней другую, потом еще... еще... и так глотал главу за главой до конца. Экзаменационный материал потом уже в голову не полез. Книга ему дорого обошлась: преподаватель, несмотря на его невразумительные ответы, сжалился и поставил «уд», и эта тройка, единственная за все пять лет учебы, едва не стоила ему диплома с отличием. Если бы декан не разрешил пересдать тот экзамен, Майн Рид стал бы виновником первой крупной неудачи в его жизни...
Детектив все же подвигался плохо, мысли все время возвращались к Марал, к диссертации... К тому же, если ждешь кого-то, сгорая от нетерпения, трудно сосредоточиться. Несколько раз Хаиткулы казалось, что за дверью кто-то ходит. Вставал, подходил к ней, прислушивался. Страниц
пятьдесят все же прочел, когда раздался звонок в дверь. Аннамамед!
— Садам! Не сглазить бы, но ты, Хаиткулы, счастливый человек — и в заботах находишь время читать! Преклоняюсь! Спросите меня; как имя одного высокого, красивого молодого человека, всесторонне развитого, энергичного, у которого дело буквально горит в руках? Не задумываясь отвечу: Хаиткулы Мовлямбердыев! Разве я не прав? — Аннамамед вошел, снял плащ, каракулевую шапку, бросил то и другое в угол. Он явно нервничал.— А если учесть, что ты не куришь, не берешь в рот спиртного, то тебе и вовсе нет цены! Неужели ты вызвал меня, у. которого хлопот полон рот, кто только что разоблачил несколько мерзавцев, вызвал для того только, чтобы я начал завидовать тебе, что ты лежишь на подушке и почитываешь книжки...— Он подошел к холодильнику, заглянул внутрь.— Так... Масло, кефир, колбаса:.. Ага, «Ал шерап». Подойдет. Сухое вино ты держишь определенно для меня!
— Садись, садись... По случаю своих побед можешь себе налить полную пиалу. Правда, ты и после одного глотка можешь расшуметься, как после целой бутылки.— Хаиткулы постелил посередине кошмы газету, сам вынул из холодильника «Ал шерап», кефир, закуски.— А книга интересная. Работают люди так же, как мы, есть чему поучиться.
Аннамамед сел, облокотился о подушку.
— Неужели ты думаешь, Хаиткулы, мне мало ежедневных поучений Ходжи Назаровича? Скажи лучше, зачем я тебе понадобился?
— Чтобы продолжить вчерашний разговор. На чем я остановился, когда мы ехали в машине? А... Бекджан расстался с Гуйч-агой и потом исчез. Давай-ка посмотрим, куда он шел и что могло произойти на его пути.— Хаиткулы положил на газету блокнот, начертил карандашом длинную прямую линию.— Это центральная улица аула Сурхи, по которой шли Гуйч-ага и Бекджан...
Он нарисовал в начале и а середине линии жирные точки. От средней точки провел вправо еще одну линию. У каждой точки написал сокращенные обозначения: рядом с начальной точкой — «м. отк. Б. в.» (место, откуда Бекджан вышел), рядом со средней— «м. г. Б. расст. с Гуйч.» (место, где Бекджан расстался с Гуйч-агой), рядом с третьей точкой, которую он поставил на ответвлении от центральной улицы,— «д. Б.» (дом Бекджана).
Хаиткулы пояснил:
— Похоже, дом Бекджана стоит недалеко от развилки. Домой он не пришел. Что могло произойти на этом коротком участке дороги? Если бы его кто-нибудь там встретил, если бы поднялся шум, то это услыхали бы и Гуйч-ага, и шофер, и жители ближайших домов. Если бы он пошел прямо по улице, то Гуйч-ага и Довлетгельды на мотоцикле догнали бы его и увидели...
— Постой-ка, дорогой.— Аннамамед взял у Хаиткулы карандаш и поставил слева от центральной улицы, рядом с развилкой, большой вопросительный знак.— Ты уверен, что эта улица примыкает к центральной, а не пересекает ее? Что, если Бекджан не пошел направо, домой, а свернул влево?
Хаиткулы взъерошил затылок.
— Может быть, и так. Это сейчас трудно проверить, в деле никаких схем нет.». Но меня вот что интересует: Бекджан — мальчишка, врагов у него не было, он никому ничего плохого не мог сделать — не тот характер. .Довлетгельды, если верить соседям и шоферу, конечно, вызывает подозрения, но, мне кажется, у него не было по-настоящему серьезного повода мстить Бекджану. Все, что между ними было,— это обычные мальчишеские ссоры.
— И все же враги у Бекджана наверняка были, ина-че бы он и сегодня жил и здравствовал. Каким образом установлено алиби Довлетгельды?
— Следователь проверил все очень тщательно, выяснил, что Довлетгельды сначала отвёз домой Гуйч-агу, а потом сразу махнул в район. К кинотеатру он и близко не подъезжал. В районе жила девушка, которая кончала вместе с ним фельдшерские курсы. Он с ней встречался. Испугавшись, что да девушку упадет тень, дал ложные показания: мол, поехал в кино. Нашлись свидетели, которые видели их в тот вечер, причем довольно поздно, вместе. У, него, похоже, полное алиби. Отношения Бекджана и Довлетгельды не настолько уж были сложными. Вместе с тем следствие, по-моему, проведено поверхностно.
— Я бы не был столь категоричным... Или — или... Или у следователя узок кругозор, и он выбрал одно направление и шел только по нему, оно и завело его в тупик. Других версий не отрабатывал... Или же реабилитация Довлетгельды не бесспорна...— Аннамамед немного помолчал.— Ну, а что с Марал? Какое она имеет отношение к Бекджану?
— Есть и другой сюрприз... Ты не поверишь, кто тогда занимался розыском...
— Ну кто?
— Ходжа Назарович Назаров, наш начальник, а тогда начальник уголовного розыска района...
— Ты. уверен?
— Уверен.
— Честно говоря, Мегрэ, я меньше бы удивился, если бы в Ашхабаде в сентябре выпал снег... Скажи ложалуйста - наш Ходжа Назардвич!.. Вспоминаю, одна время он очень любил приговаривать: «Когда я работал в Керки...»
— Это ничего не значит. Он такой же человек, как и мы. Одна голова, две руки, две ноги. Столько же, наверное, хорошего, сколько плохого. У него тоже могли быть просчеты, были, конечно, и победы... Как у всякого. Обычно неудачи начальства сразу бьют в глаза. Но никто почему-то не чувствует своих недостатков. Это, по-моему, наш общий недостаток.
— Валла, этот человек не нуждается в твоем оправдании. Потом, я его знаю немного больше тебя.— Смуглое лицо Аннамамеда помрачнело,, в голосе послышались нотки раздражения.— Больше всего на свете он любит себя. Не выносит тех, кто работает лучше его. Если его не осаживать...
Хаиткулы перебил:
— Может быть, все это так, но говорить худое о человеке за глаза — значит сплетничать. Извини.
Хаиткулы, подливая в пиалу кефир, искоса поглядывал на Аннамамеда. Увидев, как у того дрожит рука, когда он брал пиалу, понял, что надо переменить тему разговора... или же обратить все в шутку. Но он знал, что Аннамамед не успокоится, пока не ответит ему, выскажет все, что у него на душе. Такой у друга характер.
Аннамамед переложил подушку на правую сторону, сухо сказал:
— Хорошо, пусть мы сплетники. Но я-то считаю, что мы имеем право критиковать любого человека. Ты согласен?.. А если исходить из этого, то преимущество все-таки за мной. Ты. же просто-напросто... соглашатель.— Он залпом выпил свою пиалу кефира.
Замечание в адрес Хаиткулы не было справедливым, его никак не назовешь «соглашателем». Но все-таки доля истины в нем, была. Хаиткулы никогда не торопился, с критическими оценками других людей. Он следовал в своей жизни
принципу: сначала исправь себя, прояви себя, потом уже учи других.
— Нет, нет, Аннамамед, у нас у всех есть недостатки, и у тебя тоже. Но, между прочим, мы отвлеклись...
— Что. же, я должен молчать, когда вижу у коллег промахи в работе? Должен не обращать внимания, утешать себя тем, что их и у меня хватает? Валла, что за философия?! Лучше говорить все, что видишь и думаешь. Пускай и мне все говорят в лицо. Добрый совет — хорошая наука...
Зазвонил телефон, и спор прекратился. Хаиткулы так стремительно бросился к аппарату, что, если бы мать сейчас видела его, она, как когда-то в детстве, сказала бы: «Сынок, не торопись — упадешь». Он сорвал трубку.
— Алло! Да, это квартира Мовлямбердыева... Марал?! — Хаиткулы вздохнул с облегчением»— Как настроение?.. Нормальное? Правда? Ты все поняла?.. Я уже звонил тебе, но какая-то девушка сердито ответила: «Ее нет». Потом позвонил еще, и снова она подошла: «Я же вам туркменским языком говорю — ее нет!» Чего она злится? Ты все расскажи подругам про нас, объясни им, а то в следующий раз они мне выцарапают глаза... Почему выцарапают? Я тебе объясню завтра или послезавтра, у нас как раз разговор с Анна-мамедом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Хаиткулы был прямой противоположностью Аннамаме-ду: высокий, статный. Форма сидела на нем так ладно, будто он родился в ней. И глаза и мимика отражали его характер, свойственную ему порывистость, которая выдавала себя и в походке. Глаза на его узком худом лице смотрели на собеседника строго и пытливо. Плотно сжатые губы подчеркивали некоторую резкость его натуры. Ему было 26 лет, и он еще не был женат.
Они выросли далеко друг от друга: Аннамамед родился в Кеши, Хаиткулы — в Лебабе. Аннамамед работал в милиции уже десять лет и заочно учился в университете. Хаиткулы, наоборот, кончил юридический факультет университета совсем недавно. В Ашхабаде у него было не так много близких людей, и самыми дорогими среди них были двое: Марал и Аннамамед.
Хаиткулы посмотрел на друга, увидел, как тот нахмурился. Это можно было легко понять, ведь Аннамамед ехал на операцию и захватил Хаиткулы только потому, что им было по пути. Уловив взгляд Хаиткулы, он откинулся на спинку сиденья, спросил:
— Настроение так себе, Мегрэ?
Хаиткулы никак не ждал, что друг сразу угадает его состояние. Стал вкратце рассказывать о своей находке в Следственном управлении. Аннамамед, не дослушав, перебил:
— Извини, Мегрэ. Это интересно, потом обсудим, а сейчас и здесь кое-что начинается...— Он поднес к губам микрофон, щелкнул кнопкой, внятно произнес: — Пост! Я — «первый»! Докладывайте!
Раздался голос дежурного:
— Даю «шестого». «Шестой» доложил:
— Он только явился, товарищ капитан. Ждем, когда выйдет. На территории тоже ведем наблюдение.
— Будьте наготове. Я сейчас приеду.— Аннамамед повесил микрофон на рычажок, повернулся к Хаиткулы: — Сегодня рыбка не уйдет из сетей, хотя хитра как не знаю кто. Через несколько минут общество лишится весьма квалифицированных специалистов по строительным аферам.
Газик промчался по улице МОПРа до улицы Островского, свернул налево и оказался у въезда на территорию медицинского комплекса, где Хаиткулы в первую очередь предполагал найти Марал. Здесь его высадил Аннамамед.
Хаиткулы довольно скоро обошел все корпуса комплекса, но Марал не было нигде. Он вышел на ту же улицу, по которой они ехали сюда, дождался автобуса № 1, поехал в медицинский институт, надеясь, что если Марал нет в лечебных корпусах, то, может .быть, она окажется на занятиях, Но ее не было и там. Оставалось последнее: зайти к ней в общежитие.
Он всегда переступал порог этого здания с большим волнением, с каким не входил и к самому высокому начальству. Происходило это оттого, что, сколько он ни бывал у Марал, в ее комнате № 16, он так и не осмелился сказать ей те самые важные и единственные слова, которые собирался сказать за несколько месяцев их знакомства.
Он постучал; услышав «войдите», открыл дверь.
Марал с двумя подружками сидела за длинным столом, протянувшимся вдоль окна между кроватями. Они пили чай из маленьких пиал. Увидев, что вошел молодой человек, девушки встали и застыли у стола, как ученицы перед учителем.
— Вах-хей, вы все здесь, а я, как дервиш, обошел полгорода.
Девушки, застенчиво улыбаясь, оставались стоять. Марал же вышла из-за стола, показала Хаиткулы на освободившийся стул:
— Садитесь с нами. Хаиткулы не торопился садиться.
Свободной пиалы не было, Марал налила из чайника зеленый чай в свою, пододвинула ее к Хаиткулы:
— Пейте, товарищ старший лейтенант... Пока дервиш бродил по городу, его, наверное, замучила жажда,
Хаиткулы залпом осушил пиалу. Ему налили вторую, он и ее выпил одним, духом. Абадан, девушка, чей стул он занял, села на кровать и спросила:
— Что, Хаиткулы-ага, пообедали селедкой? Впитываете воду как песок.
Третья девушка, высокая и очень красивая, сидевшая по другую сторону стола рядом с Марал, засмеялась, рукой прикрывая рот. Хаиткулы посмотрел на Абадан, а та, чтобы не рассмеяться, насупила лоб.
Хаиткулы понимал, что сам вызвал на себя огонь, но растерялся и не знал, отвечать или нет. Он ловил на себе взгляды Марал, еще больше сковывавшие его.
Красавица не унималась:
— Хаиткулы-ага, вы жалуетесь, что превратились в дервиша, пока нас искали. А что с вами стало бы, если бы вы, как Тахир, долго-долго плыли по Евфрату?
Спросила и отвернулась, чтобы Хаиткулы не увидел ее улыбки.
— Побежден, сдаюсь.— Хаиткулы поднял вверх руки.— Языки у вас острые как. бритвы. Языковеды из университета должны приезжать к вам брать уроки...
— Правильно, Хаиткулы-ага, языки и ногти — наше оружие, оно всегда должно быть наготове!
Сказав это, Абадан прыснула и выбежала из комнаты. Красавица тоже поднялась:
— Пойду за хлебом.
Хаиткулы и Марал остались вдвоем. Он несмело сказал:
— Извини, что нагрянул без предупреждения. Есть причина...
Марал, собиравшая посуду, замерла, посмотрела на него искоса:
— Вот как?! Появилась причина? А раньше, когда приходил, ее не было?
— Честное слово, особая причина.
Марал, увидев, что он серьезен, смягчила тон:
— Ты давно знаешь, что можешь приходить сюда без причины.
— Эта причина, возможно, повлечет за собой очень важные события.
Марал сдвинула брови:
— Говори, слушаю тебя.
Хаиткулы встал, подошел к Марал, заглянул ей в лицо. Она широко раскрытыми глазами смотрела на него, пытаясь угадать, что он ей скажет. А ему стало жалко ее — вдруг она действительно родственница того Бекджана? Хаиткулы вдруг увидел в ее зрачке свое отражение — ничтожно маленькую головку, которая уместилась в черном кружочке, и подумал, как нелепо, что он испытывает ее терпение.
— Прости меня заранее, если причиню тебе боль... Марал наморщила лоб, и это означало: на самом деле чаша ее терпения переполняется.
— Хаиткулы, прошу, по крайней мере сейчас будь милиционером!
— Ладно, слушай! Десять лет назад, третьего марта пятьдесят восьмого года, из вашего села пропал молодой человек по имени Бекджан. Вышел из гостей и пропал...— Он замолчал. Произошло то, чего он боялся: страдание исказило лицо Марал. Но он решил сказать еще несколько слов: — По неясным для меня причинам, розыск и следствие не дали результатов. Что произошло на самом деле? Бекджан или жив, или погиб. Скорее всего, второе. Марал, кем он тебе приходится? Ты что-нибудь знаешь об этом деле?
Марал побелела как полотно и чуть слышно выдавила:
— Мой брат... Бекджан... Ничего не знаю...
Он пристально смотрел ей в глаза и поймал себя на том, что ищет и не может найти в зрачке своего отражения. Зрачок помутнел, слеза покатилась по щеке девушки. Хаиткулы понял: сейчас больше ни о чем спрашивать ее не следует, он только твердо, с расстановкой произнес:
— До сегодняшнего дня убийца спокойно разгуливает на свободе. Ты понимаешь это? Ходит как ни в чем не бывало! Понимаешь? Этого не должно быть!
Марал закрыла глаза... Утром, к тому часу, когда открывается министерство, Хаиткулы уже был в Следственном управлении и снова погрузился в незаконченное дело.
Хаиткулы плохо спал, расстроенный вчерашней встречей с Марал, и теперь с трудом вникал в содержание бумаг. Он перечитывал их по нескольку раз, чтобы связать все в одно логическое целое. Наконец, закрыв последнюю страницу, завязал тесемки пухлой папки и, вернув ее сотруднику управления, поспешил домой. Он так устал, что дома тут же заснул как убитый.
Проснулся он на закате, умылся... Взял трубку и набрал служебный номер Аннамамеда. Не дозвонившись на работу, позвонил домой.
— Салам, гелендже1. Да, это я, Хаиткулы... Как живы-здоровы? Мегрэ, конечно, еще не пришел? Как только придет, пусть передохнет и едет ко мне... Без звонка пусть сразу приезжает. Он мне очень нужен, вы уж извините...
После первой же пиалы чая Хаиткулы почувствовал себя бодрым. Сделал бутерброд, достал с полки книгу и улегся на полу на кошме в ожидании Аннамамеда. Детектив поможет скрасить время, пока появится друг... Книга Адамова «...Со многими неизвестными» пользовалась большим успехом, и Хаиткулы тоже заинтересовался ею, хотя, признаться, дал себе слово не брать в руки увлекательных книг, когда занят срочным делом. Зарок дал еще тогда, когда был студентом. Почему? Как-то он встал в длинную очередь в магазине, что на русском базаре, и купил книгу, которая была тогда новинкой для туркменского читателя,— «Всадник без головы» Майн Рида. Назавтра надо было сдавать экзамен по политэкономии, а он, вместо того чтобы готовиться к нему, читал роман. Открыл первую страницу, за ней другую, потом еще... еще... и так глотал главу за главой до конца. Экзаменационный материал потом уже в голову не полез. Книга ему дорого обошлась: преподаватель, несмотря на его невразумительные ответы, сжалился и поставил «уд», и эта тройка, единственная за все пять лет учебы, едва не стоила ему диплома с отличием. Если бы декан не разрешил пересдать тот экзамен, Майн Рид стал бы виновником первой крупной неудачи в его жизни...
Детектив все же подвигался плохо, мысли все время возвращались к Марал, к диссертации... К тому же, если ждешь кого-то, сгорая от нетерпения, трудно сосредоточиться. Несколько раз Хаиткулы казалось, что за дверью кто-то ходит. Вставал, подходил к ней, прислушивался. Страниц
пятьдесят все же прочел, когда раздался звонок в дверь. Аннамамед!
— Садам! Не сглазить бы, но ты, Хаиткулы, счастливый человек — и в заботах находишь время читать! Преклоняюсь! Спросите меня; как имя одного высокого, красивого молодого человека, всесторонне развитого, энергичного, у которого дело буквально горит в руках? Не задумываясь отвечу: Хаиткулы Мовлямбердыев! Разве я не прав? — Аннамамед вошел, снял плащ, каракулевую шапку, бросил то и другое в угол. Он явно нервничал.— А если учесть, что ты не куришь, не берешь в рот спиртного, то тебе и вовсе нет цены! Неужели ты вызвал меня, у. которого хлопот полон рот, кто только что разоблачил несколько мерзавцев, вызвал для того только, чтобы я начал завидовать тебе, что ты лежишь на подушке и почитываешь книжки...— Он подошел к холодильнику, заглянул внутрь.— Так... Масло, кефир, колбаса:.. Ага, «Ал шерап». Подойдет. Сухое вино ты держишь определенно для меня!
— Садись, садись... По случаю своих побед можешь себе налить полную пиалу. Правда, ты и после одного глотка можешь расшуметься, как после целой бутылки.— Хаиткулы постелил посередине кошмы газету, сам вынул из холодильника «Ал шерап», кефир, закуски.— А книга интересная. Работают люди так же, как мы, есть чему поучиться.
Аннамамед сел, облокотился о подушку.
— Неужели ты думаешь, Хаиткулы, мне мало ежедневных поучений Ходжи Назаровича? Скажи лучше, зачем я тебе понадобился?
— Чтобы продолжить вчерашний разговор. На чем я остановился, когда мы ехали в машине? А... Бекджан расстался с Гуйч-агой и потом исчез. Давай-ка посмотрим, куда он шел и что могло произойти на его пути.— Хаиткулы положил на газету блокнот, начертил карандашом длинную прямую линию.— Это центральная улица аула Сурхи, по которой шли Гуйч-ага и Бекджан...
Он нарисовал в начале и а середине линии жирные точки. От средней точки провел вправо еще одну линию. У каждой точки написал сокращенные обозначения: рядом с начальной точкой — «м. отк. Б. в.» (место, откуда Бекджан вышел), рядом со средней— «м. г. Б. расст. с Гуйч.» (место, где Бекджан расстался с Гуйч-агой), рядом с третьей точкой, которую он поставил на ответвлении от центральной улицы,— «д. Б.» (дом Бекджана).
Хаиткулы пояснил:
— Похоже, дом Бекджана стоит недалеко от развилки. Домой он не пришел. Что могло произойти на этом коротком участке дороги? Если бы его кто-нибудь там встретил, если бы поднялся шум, то это услыхали бы и Гуйч-ага, и шофер, и жители ближайших домов. Если бы он пошел прямо по улице, то Гуйч-ага и Довлетгельды на мотоцикле догнали бы его и увидели...
— Постой-ка, дорогой.— Аннамамед взял у Хаиткулы карандаш и поставил слева от центральной улицы, рядом с развилкой, большой вопросительный знак.— Ты уверен, что эта улица примыкает к центральной, а не пересекает ее? Что, если Бекджан не пошел направо, домой, а свернул влево?
Хаиткулы взъерошил затылок.
— Может быть, и так. Это сейчас трудно проверить, в деле никаких схем нет.». Но меня вот что интересует: Бекджан — мальчишка, врагов у него не было, он никому ничего плохого не мог сделать — не тот характер. .Довлетгельды, если верить соседям и шоферу, конечно, вызывает подозрения, но, мне кажется, у него не было по-настоящему серьезного повода мстить Бекджану. Все, что между ними было,— это обычные мальчишеские ссоры.
— И все же враги у Бекджана наверняка были, ина-че бы он и сегодня жил и здравствовал. Каким образом установлено алиби Довлетгельды?
— Следователь проверил все очень тщательно, выяснил, что Довлетгельды сначала отвёз домой Гуйч-агу, а потом сразу махнул в район. К кинотеатру он и близко не подъезжал. В районе жила девушка, которая кончала вместе с ним фельдшерские курсы. Он с ней встречался. Испугавшись, что да девушку упадет тень, дал ложные показания: мол, поехал в кино. Нашлись свидетели, которые видели их в тот вечер, причем довольно поздно, вместе. У, него, похоже, полное алиби. Отношения Бекджана и Довлетгельды не настолько уж были сложными. Вместе с тем следствие, по-моему, проведено поверхностно.
— Я бы не был столь категоричным... Или — или... Или у следователя узок кругозор, и он выбрал одно направление и шел только по нему, оно и завело его в тупик. Других версий не отрабатывал... Или же реабилитация Довлетгельды не бесспорна...— Аннамамед немного помолчал.— Ну, а что с Марал? Какое она имеет отношение к Бекджану?
— Есть и другой сюрприз... Ты не поверишь, кто тогда занимался розыском...
— Ну кто?
— Ходжа Назарович Назаров, наш начальник, а тогда начальник уголовного розыска района...
— Ты. уверен?
— Уверен.
— Честно говоря, Мегрэ, я меньше бы удивился, если бы в Ашхабаде в сентябре выпал снег... Скажи ложалуйста - наш Ходжа Назардвич!.. Вспоминаю, одна время он очень любил приговаривать: «Когда я работал в Керки...»
— Это ничего не значит. Он такой же человек, как и мы. Одна голова, две руки, две ноги. Столько же, наверное, хорошего, сколько плохого. У него тоже могли быть просчеты, были, конечно, и победы... Как у всякого. Обычно неудачи начальства сразу бьют в глаза. Но никто почему-то не чувствует своих недостатков. Это, по-моему, наш общий недостаток.
— Валла, этот человек не нуждается в твоем оправдании. Потом, я его знаю немного больше тебя.— Смуглое лицо Аннамамеда помрачнело,, в голосе послышались нотки раздражения.— Больше всего на свете он любит себя. Не выносит тех, кто работает лучше его. Если его не осаживать...
Хаиткулы перебил:
— Может быть, все это так, но говорить худое о человеке за глаза — значит сплетничать. Извини.
Хаиткулы, подливая в пиалу кефир, искоса поглядывал на Аннамамеда. Увидев, как у того дрожит рука, когда он брал пиалу, понял, что надо переменить тему разговора... или же обратить все в шутку. Но он знал, что Аннамамед не успокоится, пока не ответит ему, выскажет все, что у него на душе. Такой у друга характер.
Аннамамед переложил подушку на правую сторону, сухо сказал:
— Хорошо, пусть мы сплетники. Но я-то считаю, что мы имеем право критиковать любого человека. Ты согласен?.. А если исходить из этого, то преимущество все-таки за мной. Ты. же просто-напросто... соглашатель.— Он залпом выпил свою пиалу кефира.
Замечание в адрес Хаиткулы не было справедливым, его никак не назовешь «соглашателем». Но все-таки доля истины в нем, была. Хаиткулы никогда не торопился, с критическими оценками других людей. Он следовал в своей жизни
принципу: сначала исправь себя, прояви себя, потом уже учи других.
— Нет, нет, Аннамамед, у нас у всех есть недостатки, и у тебя тоже. Но, между прочим, мы отвлеклись...
— Что. же, я должен молчать, когда вижу у коллег промахи в работе? Должен не обращать внимания, утешать себя тем, что их и у меня хватает? Валла, что за философия?! Лучше говорить все, что видишь и думаешь. Пускай и мне все говорят в лицо. Добрый совет — хорошая наука...
Зазвонил телефон, и спор прекратился. Хаиткулы так стремительно бросился к аппарату, что, если бы мать сейчас видела его, она, как когда-то в детстве, сказала бы: «Сынок, не торопись — упадешь». Он сорвал трубку.
— Алло! Да, это квартира Мовлямбердыева... Марал?! — Хаиткулы вздохнул с облегчением»— Как настроение?.. Нормальное? Правда? Ты все поняла?.. Я уже звонил тебе, но какая-то девушка сердито ответила: «Ее нет». Потом позвонил еще, и снова она подошла: «Я же вам туркменским языком говорю — ее нет!» Чего она злится? Ты все расскажи подругам про нас, объясни им, а то в следующий раз они мне выцарапают глаза... Почему выцарапают? Я тебе объясню завтра или послезавтра, у нас как раз разговор с Анна-мамедом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17