— Успокойтесь, Ниязи-агабей, мы найдем выход.
— Да, вся моя надежда только на вас! — воскликнул Ниязи.
— Что я должна сделать?—в раздумье проговорила Недиме.
— Может быть, обратиться в «Красный полумесяц»? — предложил Ниязи. — Или пойти к кому-нибудь из тех богачей, у которых вы собираете пожертвования? — Немного помолчав, он предложил:—Подождите. Вот что, у Кямиль-бея есть богатый родственник. Кажется, подрядчик...
Кямиль-бей смущенно спросил:
— Вы имеете в виду мужа тетки моей жены Ибрагим-бея?
— Совершенно верно... Мы обратимся к Ибрагим-бею. Только надо придумать предлог. Милостыня нам не нужна. Пусть он даст нам в долг, ведь мы победим. И он вложит свои деньги в прибыльное дело. От имени Национальной армии мы выдадим ему расписку. Ибрагим-бей такой богатый человек, что это для него пустяк. Подумает, подумает, да и решит: «Э, была не была, а дело-то, возможно, выгорит!»
Вдруг он с досадой стукнул кулаком по колену.
— Что за чепуху я горожу, словно маленький! Ведь
это глупо! Нет, у нас только один выход: добыть деньги с оружием в руках. Мы сидим и думаем, как бы кого-нибудь упросить. Но я уже решил. Если мы не достанем денег, я захвачу судно силой. Попытаюсь пройти Босфор. А если увижу, что наступает конец и меня могут схватить, взорву это корыто. Клянусь вам!
— Успокойтесь, Ниязи-агабей. Вот увидите, мы спасем боеприпасы.
— Не знаю, на что вы надеетесь. Я еще рассчитываю на одного человека. Вместе с товарищем около трех часов схожу к нему. А завтра утром встретимся здесь.
Он встал и взялся за ручку двери. Затем вернулся и сказал Кямиль-бею:
— За вами следят. Дом'ваш взят под наблюдение. После победы при Иненю все мы под особым надзором. Не победи мы при Инёню, не испытывали бы сегодня таких затруднений. Они думают, победа породила у нас чувство надежды и теперь мы пойдем на любые условия. Победа достается дорогой ценой, чтобы оплатить ее, нужно мужество. — Улыбнувшись Недиме-ханым, он продолжал: — Если у нас нет денег, то есть сердца, их мы и отдадим. Не так ли, Недиме?
Ниязи вышел. Дверь за ним с шумом захлопнулась.
Недиме-ханым так разволновалась, словно Ниязи-агабей ушел на верную гибель. Губы у нее дрожали, она хотела заплакать, но понимала, что делать этого нельзя: слезы удручающе подействуют на мужчин. Она искоса взглянула на них: Кямиль-бей задумчиво поглаживает усы, Ахмет сидит сложа руки, как беспомощный ребенок. Да, трудно удержаться от слез! Это ужасно! Лучше поскорее выйти.
Недиме-ханым быстро встала.
— Я пойду в типографию, — проговорила она сдавленным голосом, — а оттуда в «Красный полумесяц». Заказать вам чай?
Не дожидаясь ответа, она вышла, захлопнула за собой дверь и, стоя в темном коридоре, глубоко вздохнула. Ее уход походил на бегство, полное отчаяния и страха.
После долгого молчания Ахмет наконец сказал:
— Мы губим бедную женщину. Ведь она беременна...
— Может быть, действительно обратиться к мужу тетки?— предложил Кямиль-бей. — Только можно ли просить у кого-нибудь в долг сорок тысяч лир под будущую победу Национальной армии?
— Во-первых, нельзя делать такого предложения подрядчику оккупационных войск. Это глупо. Во-вторых, мы це имеем права давать расписку от имени Национальной армии. Он купец и наверняка спросит: «Кто вы? Где ваша доверенность? Как я могу дать такие деньги правительству, не имеющему сорока тысяч на покупку оружия?»
— Конечно, не даст. Для этого надо хоть сколько-нибудь верить в победу Анатолии. Если же он поверит, то постарается обеспечить свое будущее другим способом. Разве вы не слышали? Анатолия сейчас не требует от Стамбула больших жертв. Мне кажется, что Ниязи-эфенди прав. Может быть, Анкара на самом деле допустила ошибку. Подпольная организация действительно нужна...
— Для того чтобы силой оружия добывать деньги? Кто и как в таком случае будет контролировать подпольную организацию, состоящую из мелких вооруженных групп? Если каждый станет совершать грабежи и нападать на банки, к чему это приведет?
— Вы правы. Об этом я не подумал. Ведь так легко дойти и до мародерства. Разве все могут работать бескорыстно, с такой преданностью, как Ниязи-эфенди? Что же делать? Вы нашли какой-нибудь выход?
— Нет.
— А что за человек Розальти?
— Настоящий подлец! А какие у него глаза! Маленькие бегающие глазки, словно ртуть. Стоит только увидеть эти глаза, чтобы сразу понять, с кем имеешь дело. Он даже не враг. Скорее, просто пройдоха...
— Судно принадлежит ему?
— Нет.
— В таком случае причем он?
— Мы арендовали судно через него. Он ответственный чиновник пароходной компании, ее доверенное лицо.
— Какой компании?
— Компании «Ля Франс».
— «Ля Франс»? Вы уверены?
— Конечно. А почему вас это удивляет?
— «Ля Франс»... Постойте... В доме дяди меня познакомили с одним господином. Если я не ошибаюсь, мне представили его как директора компании «Ля Франс». Низкого роста, довольно полный француз...
— Я не знаю директора. Я встречался только с Розальти. Должно быть, директор не захотел вмешиваться в это дело.
— Не захотел вмешиваться? Почему? Ведь директор — французский подданный. Чего ему бояться? Ему ничто не угрожает. Если и существует какая-нибудь опасность, то только для парохода. Как он может не знать о деле, если дал на него согласие?
— Что вы этим хотите сказать?
— То, что все это мне кажется несколько странным. Если судно «Арарат» принадлежит компании «Ля Франс» и директор компании — тот самый человек, с которым я познакомился в доме дяди, то этот французский судовладелец вовсе не похож на пройдоху. Дом моего дяди всегда полон оккупантов, высокомерных иностранных офицеров... Если среди них кто-нибудь и показался мне порядочным человеком, то именно этот директор французской компании. Вы знаете, где находится пароходное агентство?
— Вы хотите повидать директора?
— Конечно. Пойдемте поговорим с ним. Не понимаю, как мне до сих пор не пришло это в голову?
— И вы полагаете, что это нам поможет?
— Едем скорее!
— Но ведь мы не знаем адреса.
В Кямиль-бее заговорила практическая жилка, что с ним случалось довольно редко. Надевая пальто, он продолжал:
— По пути зайдем в аптеку и посмотрим телефонный справочник. Там найдем адрес. Обратимся в агентство. Если директора не окажется на месте, узнаем, где он живет. Не будем терять времени.
— Надо оставить записку Недиме-ханым. Она будет беспокоиться.
— Пока не стоит ее обнадеживать. Если аллах поможет нам устроить это дело, тогда и подумаем, как побыстрее ей об этом сообщить. Зачем ее заранее волновать?
Они зашли в первую попавшуюся аптеку. Взяли телефонный справочник и узнали, что агентство «Ля Франс» помещается в Галате, на первом этаже дома Овакимяна. Не подумав о том, что можно по телефону справиться, там ли директор, они сели в фаэтон и поехали. Всю дорогу никто не произнес ни слова.
Директор оказался на месте. Молодой еврей предложил посетителям присесть. Кямиль-бей вручил ему свою визитную карточку, и скоро их пригласили войти.
Низкорослый полный француз не вспомнил, кто такой Селим-паша-заде Кямиль-бей. Он держал в руках визитную карточку и поглядывал на дверь. Но, увидев вошедших, выскочил из-за стола и протянул руку.
— Бонжур, мой бей!
— Бонжур, месье! — Так и не вспомнив имени француза, Кямиль-бей решил представить Ахмета. — Мой приятель Ахмет-бей.
—Счастлив познакомиться!—улыбнулся директор и предложил им сесть. Позвонив, он приказал принести кофе, выразил сожаление, что они не встречались все это время в доме Ибрагим-бея, и спросил о причине визита.
Друзья не договорились о том, кто из них будет говорить. Ахмет был так возбужден, что едва смог проговорить по-турецки: «Говори ты».
И хотя Кямиль-бей не был готов к разговору, он легко начал:
— У нас есть лицей «Галатасарай». Вы, конечно, слышали о нем?
— Да.
— Я и мой товарищ окончили этот лицей. Там нас обучали французы. Я хочу сказать, что французы давали нам уроки патриотизма. Мы уверены, что, каковы бы ни были обстоятельства, французы и сейчас положительно относятся к проявлению патриотизма.
Кямиль-бей остановился, ожидая ответа, но директор, прищурив глаза, молчал. Было ясно, что он не понимал, чего хочет гость. Кямиль-бей продолжал:
— Мы хотим спасти нашу родину и боремся за нее. Это наше право, право каждого народа. Сюда мы пришли как клиенты вашей фирмы. Мы прекрасно понимаем, что деньги, которые вы с нас запросили, невелики по сравнению с той опасностью, которой вы подвергаете себя из-за нашего груза. Но после первой договоренности... Разница так велика... Почти в пять раз... Если вы разрешите, мы не заплатим сейчас, в данный момент у нас нет денег, и мы их не можем достать...
— О чем вы говорите? Я не совсем вас понимаю. Давайте разберемся по порядку. Вы зафрахтовали один из наших пароходов?
— Да. «Арарат».
— Это боеприпасы? Отлично, в чем же дело?
— Пятьдесят тысяч лир...
— Почему пятьдесят тысяч?
— Пароход заподозрили. В связи с этим фрахт увеличился с одиннадцати до пятидесяти тысяч.
— Кто вам это сказал?
— Как кто сказал?
—Да, кто запросил с вас пятьдесят тысяч? Кямиль-бей посмотрел на Ахмета.
— Как его зовут? Ро... Роз...
— Розальти,— подсказал Ахмет. Директор нахмурился.
— Розальти? Значит, такую большую сумму с вас хотел получить этот негодяй Розальти? Ну и подлец! Он ведь только чиновник компании и не имеет никаких полномочий. Вы хорошо сделали, что пришли ко мне. Благодарю. — Директор позвонил и приказал позвать старшего секретаря.—Ну и ну! Бог знает, что вы могли подумать о нас! Во-первых, я ценю ваше желание помочь родине. Во-вторых, в этом деле мы всего-навсего пароходное агентство. Частное агентство не учитывает характера груза, для него важен только его тоннаж. Была тысяча тонн. На сегодня цена за фрахт около десяти тысяч лир, и я запросил их. Проходимец Розальти увеличил эту сумму до одиннадцати тысяч. Он сказал, что одна тысяча в качестве комиссионных предназначается какому-то турку. Очевидно, половина этой суммы должна была пойти ему. Однако если стамбульский турок мог пожелать получить прибыль от боеприпасов, отправляемых в Анатолию, то не было ничего странного в том, что компаньоном в этом деле будет Розальти. Я легко согласился на эту тысячу лир.
В дверь постучали. Вошел высокий, широкоплечий, голубоглазый блондин.
— Борис,— обратился к нему директор, — сейчас же дайте объявление в газете о том, что наше агентство порывает с Розальти.
— Слушаюсь, месье!
Кямиль-бей поспешил остановить директора:
— Одну минутку, прошу вас. Мы вам очень благодарны, но разрыв с Розальти может погубить наше дело.
— Подождите... Да, вы правы. Этот негодяй способен на все. Идите, Борис, свое решение я сообщу потом.
Когда секретарь вышел, на лице директора появилась улыбка.
— Мы, французы, уже давно отвыкли от таких таинственных дел; оно и понятно.
— Желаю, чтобы вам никогда больше не пришлось заниматься ими. Поверьте, в этом мало радости.
— Что же вы хотите, чтобы я сейчас сделал? В разговор вмешался Ахмет.
— Пароход причалил к Сиркеджи, чтобы взять пассажиров...
— Если опасно ждать, то я могу отдать приказ, чтобы он тотчас же отправился в путь.
— Спасибо. Но Розальти считает, что пятьдесят тысяч лир у него уже в кармане. Если он узнает, что лишился их, да к тому же уволен с работы, он из мести пойдет на любую подлость. Мне думается, что лучше сделать так. Сегодня ночью пароход отправляется на заправку углем в Куручешме. Ночью снимется оттуда, пройдет Босфор, а завтра утром будет в Черном море.
— Отлично! Сейчас же отдам приказ.
— Это еще не все...
— Да? Слушаю вас.
— Могут ли быть у Розальти сообщники на борту?
— Не думаю. Экипаж судна состоит из турок и русских. Капитан — тоже русский. Между ним и Розальти не может быть ничего общего.
— У нас к вам еще одна просьба. Мы договорились, что один из наших товарищей будет принят на борт под видом кахведжи, Мы хотели бы, чтобы около груза был на всякий случай свой человек.
— Согласен. Если хотите, можете послать с грузом даже пятерых. — Директор немного подумал: — Об этом будет знать только капитан, — продолжал он, — ваш человек останется на борту до самого Инеболу. А если появится опасность, прикажу посадить судно на мель.
— Да поможет нам аллах!—в один голос воскликнули друзья.
Они поблагодарили директора и хотели уйти, чуть не плача от радости, что дело уладилось. Им казалось, что никогда в жизни они не были так счастливы. Но директор все-таки заставил их выпить по чашке кофе. На прощанье он сказал:
— Вот видите, мы, французы, неплохие наставники по части патриотизма. Я уверен, господа, что вы победите. Лично я всегда чувствую уважение к тем, кто сражается с целым миром без денег и без оружия. Если вам еще нужна будет моя помощь, буду только рад. Счастливого пути!
На следующее утро, перед тем как отправиться в редакцию, Кямиль-бей заглянул в Куручешме. Но «Арарат» уже ушел. Никого ни о чем не расспрашивая, чтобы не вызвать подозрений, Кямиль-бей забежал на обратном пути на склад к Ахмету и узнал, что пароход благополучно вошел в пролив и взял курс на Инеболу, имея на борту боеприпасы и под видом кахведжи одного из членов организации.
За чаем Ахмет сказал:
— Я никак не могу забыть вчерашнюю Недиме-ханым. Она держалась так стойко, когда узнала об опасности потерять боеприпасы, и расплакалась как ребенок, как только услышала, что они спасены.
— Я где-то читал, что люди мужественнее переносят горе, чем радость.
— И еще я заметил, что, когда дела плохи, она избегает встреч с Ихсанам. Но как только есть радостная новость, сейчас же бежит к нему. Вчера она была счастлива и смеялась до слез, зовя нас: «Пойдемте к Ихсану!»
— С ней было то же самое, когда она узнала о победе под Инёню. Эта женщина держится, как героиня. Я бы хотел, чтобы моя Айше стала такой же.
— Вполне возможно. Вчера вечером я искал Ниязи, чтобы сообщить ему радостную весть, но не нашел. Он придет сегодня сюда или в редакцию. В последнее время меня тревожит его здоровье. Сообщите ему поосторожней, от радости у него может быть удар. Раз он не появился, значит, все еще старается добыть деньги или найти товарищей для нападения на судно. Если бы наш поход не увенчался вчера успехом, на этот раз он обязательно совершил бы какой-нибудь безумный поступок. Может быть, попытался бы захватить судно. Как ты думаешь?
— Хоть я по натуре человек мягкий, но готов был принять такое же решение. Клянусь аллахом, я пошел бы вместе с Ниязи, — сказал Кямиль-бей.
— Напрасное самопожертвование!
— Знаю, что напрасное. Но разве я мог бы хоть строчку написать в «Карадаи» и спокойно смотреть в лицо Не-диме-ханым, если бы вместе с «Араратом» погиб Ниязи?
Ахмет молча улыбнулся. Вчера он и сам думал так же, но не хотел сейчас говорить об этом.
Недиме-ханым еще не было. Кямиль-бей нехотя просматривал газеты, когда в комнату вошел Ниязи и сразу спросил:
— Ну, расскажите, как все уладилось.
Он был бледен, руки у него дрожали. Он повернулся лицом к печке, словно не решаясь взглянуть Кямиль-бею в глаза.
— Вы заказали чай?
— Подождите, сначала расскажите, как все было.
— Разве Ахмет не рассказал? - Рассказал.
— Что же я могу добавить?.. Пароход сейчас на всех парах идет с грузом в Инеболу. Да убережет его аллах от беды!
— Откуда Недиме-ханым знает директора?
— Какого директора?
— Директора пароходной компании. Она действительно проявила большую смелость. Так может поступать только женщина. Я бы обязательно начал раздумывать: «А вдруг он не знает о боеприпасах и, узнав, совсем откажется от нашего груза».
— Кто? Недиме-ханым?
— Недиме-ханым. Иногда бывает полезно не раздумывать долго. Откуда она его знает? Познакомилась с ним во время сбора пожертвований?
— Вероятно.
— Она ведь неважно говорит по-французски, но так умно начала разговор. Думай я хоть вечность, мне никогда не пришло бы в голову сказать по-французски: «Первые уроки патриотизма мы получили от вас».
Кямиль-бей понял, что Ахмет приписал Недиме-ханым честь спасения всего дела. Может быть, эту радостную
весть Ниязи нельзя было сообщить иначе. Но пройдет всего несколько минут, явится Недиме-ханым, и невинная ложь обнаружится. Ниязи снова начнет волноваться... Размышляя об этом, Кямиль-бей искал предлог, под которым можно было бы увести его из редакции.
— Я пойду в типографию, — сказал он, надевая пальто. — Может быть, сходим вместе? Оттуда пройдем до Беязита, выкурим наргиле. Недиме вчера так разволновалась, что сегодня вряд ли выйдет из дому.
Ниязи испытующе посмотрел на Кямиль-бея и, ничего не ответив, встал.
В этот день, наблюдая за ним, Кямиль-бей понял, как губительна порой может быть радость.
— Что с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36