И тогда вы что предпримете, а? Нет, в наше время нужна большая маскировка, нужна разбросанность зданий и их небольшой размер.
— Здание должно быть, по крайней мере, пятиэтажным, — решил кто-то. — С лифтами и вообще вполне современное.
— Побольше колонн и всяких финтифлюшек снаружи, — посоветовал другой.
Картина не изменилась и тогда, когда отделы и конторы городской управы высказали свое мнение. По крайней мере, в одном' все были согласны: каждый отдел считал, что именно он должен помещаться на нижнем этаже. Таким образом, ратуше следовало быть одноэтажной. Но один из городских, советников энергично настаивал на трехэтажной или даже четырехэтажной постройке, — это, по его мнению, не только придало бы зданию более внушительный вид, но и спасло бы от многих стычек и неприятностей с владельцами участков, от которых и так следует ожидать упорного сопротивления.
— Вы думаете, что все в порядке? — в свою очередь, изрек городской голова, внимательно изучая проекты. — Но мне кажется, что вы упустили самое важное. А именно часы. Вы их запроектировали только на фасаде. Это не годится. Представьте себе, что гражданин, идущий из старого города, пожелает сверить свои часы, так неужели он должен совершить путешествие к фасаду здания? Ведь ваша башня четырехгранная, так приспособьте ее для четырех часов. В наше демократическое время все части света должны быть равноправными!
Вначале Хурт вступал в споры почти с каждым, чтобы отстоять свою точку зрения, но потом он увидел, что все это напрасная трата сил. Сама пестрота и многочисленность предложений говорили в его пользу. «В вопросах вкуса надо диктовать свою волю, — подумал он про себя, — и это тем легче, чем большая мешанина царит в этой области».
Просто жутко было видеть, как его ратушу, то сплющивали, делая ее плоской, то вытягивали на несколько этажей, как суживали окна, а башни превращали то в круглые, то в квадратные. Хурту приходилось словно пробиваться сквозь ветры и бури, но, в конце концов, снова наступало равновесие. Все мелочные придирки и советы не смогли внести в проект сколько-нибудь существенных изменений. Он, правда, учел ряд практических замечаний и пожеланий в тех случаях, когда его подводил собственный глаз или ему не хватало опыта, но общий стиль и склад здания оставались прежними. Эта устойчивость художественного облика здания под градом разнообразных мнений наполняла его душу радостью и тайной гордостью. Это помогло ему сохранить выдержку даже в том водовороте мелочей, которые заполняли все его время.
В один из дней почта доставила Хурту маленький конвертик с визитной карточкой. Хельмут Тарас с супругой приглашали его завтра на чашку кофе.
«Что это значит? Они едва знакомы со мной, зачем же они приглашают меня? Видимо, созывают большое общество, как это теперь принято. Это, наверно, только слухи, что они сердиты на меня. Все же я не пойду».
Но на следующее утро раздался звонок, и Хурта попросили непременно прийти, потому что Тарас надеется быть ему полезным.
Чем Тарас может быть полезен Хурту? Хорошенькое у них представление о нем!
Все же Йоэль сдался и пошел просто из любопытства.
— Я, кажется, пришел первым, — сказал он, снимая пальто и шляпу.
— Мы никого больше и не ждем, — ответила госпожа Тарас и с таким любезным видом пригласила его в комнаты, будто явился долгожданный гость или будто у нее было что-то на уме.
Не менее любезен был и господин Тарас, сейчас же раскрывший серебряный ящичек с сигаретами. Может, господину Хурту угодно выкурить заграничную сигару?
Гость оглянулся, что доставило удовольствие госпоже Тарас, так как она была уверена в своем безукоризненном вкусе. Она знала, что гостиная обставлена достаточно дорогой мебелью. Большой персидский ковер покрывал половину пола. Бидермейеровская мебель сверкала лаком. Рядом со столом, на трехножной подставке, стояла медная ваза, наполненная пестрыми осенними цветами. На стенах висели картины, скупленные в антикварных магазинах. Особенно гордилась хозяйка двумя пейзажами голландской школы, потому что даже у Раудкатсов не было ничего подобного. Большая люстра с висюльками придавала комнате праздничность.
Госпожа Тарас ждала комплиментов, а Хурт ждал объяснения загадки — зачем его пригласили? Обоим пришлось ждать долго.
— После заграницы здешняя жизнь кажется вам, наверно, слишком мелкой и ограниченной? — спросила госпожа /Тарас.
— О нет, у меня столько дела, что и подумать об этом некогда.
— Вы, наверно, усиленно готовитесь к постройке новой ратуши?
— И это тоже.
— Неужто вы верите, что из этого что-нибудь выйдет? — с улыбкой спросил господин Тарас.
— А почему бы нет?
— Да я просто так подумал. Дескать, городские дела, как всегда, затягиваются. У вас там сотня комиссий, у каждой свое мнение, не правда ли?— Конечно. С этим приходится считаться. Это ведь не частный заказ.
— А у вас много частных заказов?
— На это у меня не остается времени.
— Но вы от них не отказываетесь?
Хурту приходилось быть осторожным, потому что уже слышались нарекания, будто он наряду с городскими делами набирает себе слишком много частных заказов.
.Позднее за кофе разговор сделался уже более откровенным.
— Видите ли, — сказал Тарас, — я о вас слышал только хорошее, два в конце концов не так уж много у нас архитекторов... Если у вас найдется время и вам не запрещено брать частную работу, мы с вами еще потолкуем на эту тему. .
— Пока что у меня таких ограничений нет.
— Тем лучше. Говоря между нами, у нас тут имеется группа денежных людей, которые не прочь взяться за постройку приличного торгового дома, так сказать, большого, образцового торгового помещения, каких в нашем городе еще нет.
— А где вы думаете построить. это здание?— спросил Хурт после того, как Тарас уже познакомил его со своими планами.
— Тут же, на своем участке. Я слышал, что будущую ратушу также хотят построить здесь рядом, потому-то я и обратился к вам. Я подумал, что вы отлично могли бы руководить постройкой обоих зданий и, если на то пошло, выдержать их в едином стиле. Надеюсь, вы ничего не имеете против?
«Вот лиса, — подумал Хурт. — Дурачка из себя разыгрывает, будто не знает, где хотят строить ратушу. Или его участок больше, чем я думал?»
— И еще одно, — продолжал Тарас, — но уж это решительно только между нами. Я ставлю условием, чтобы постройка торгового дома была закончена раньше, чем будет заложен фундамент ратуши. Потому что я, черт побери, хочу показать, как быстро можно делать дела!
Таким образом, из предложения Тараса вытекало, что Хурт должен был конкурировать со своим собственным проектом и продемонстрировать перед всеми, как могущественный частный капитал побивает коллективное начинание.
— Значит, ваш участок довольно большой? — спросил Хурт.
— Как так?
— Ну, если там должно разместиться одно крыло ратуши да, кроме того, еще ваш торговый дом...
Лицо Тараса выразило крайнее недоумение, как будто он слышит об этом впервые.
— Что вы говорите? Крыло ратуши на моем участке? Слышишь, Марта, они задумали построить что-то на моем участке! Но боже милосердный, никто у меня ничего не спрашивал! Или нас попросту выставят отсюда? Придут и раз- два-три снесут дома? Что это значит? Я не понимаю, как можно за моей спиной принимать такие решения? Это же неслыханно! Вы, наверно, ошибаетесь.
— Нет, я это знаю, — спокойно ответил Хурт.
— Да, но как это возможно? Я спокойно живу тут уже долгие годы, аккуратно плачу налоги, и никто не считает нужным сообщить мне, что у меня из-под ног вырывают почву. Скажите на милость, где же нам жить, под открытым небом, что ли? Или вы там, в городской управе, сжалитесь и устроите нас в вашу богадельню? А в придачу, быть может, станете кормить даровым супом?
— Я не знаю, — развел руками Хурт, — наверно, город купит у вас участок по справедливой цене.
— По справедливой цене? Что это значит? Какая цена справедливая?
— Ну, уж насчет этого вы сами договоритесь с городом.
— И не подумаю! Я выстрою здесь свой торговый дом, и я хочу посмотреть...
Тарас встал из-за стола и с нескрываемым раздражением принялся шагать взад-вперед.
Супруга его все время молча прислушивалась к разговору, но, поскольку муж ее умолк, не зная, как продолжать свою игру в разгоряченность, она завладела нитью разговора.
— Мы еще поглядим, кто посмеет протянуть руку к нашим домам! — воинственно проговорила она. Тон ее голоса быстро поднялся до угрожающего, и когда вошедшая из кухни прислуга Дуня стала что-то шептать хозяйке на ухо, та прикрикнула на нее: «Убирайтесь отсюда!»
— Если понадобится, они могут и реквизировать, — сказал Хурт в ответ на ее причитания.
Но это означало подливать масло в огонь.
— Ах, реквизировать? Пусть попробуют! Не думаете ли вы, что мы, как овечки, спокойно дадим себя зарезать? Или вы полагаете, что у моего мужа не хватит денег, чтобы смазать все колеса, коли потребуется? Странное дело, каждый может схватить тебя за горло, обчистить твои карманы и вдобавок еще называться честным человеком!
— Все же это было бы в интересах общества, — попытался Хурт возразить ей.
— Какое общество? Что такое это общество? Такие же люди, как и мы. Или гораздо хуже. Сидят там в городской управе и думают, что могут важничать. Пусть подождут, скоро они оттуда разбегутся, только пятки засверкают! Кто в наши дни сколотил хоть какой-нибудь капитал, тот у них словно заноза в глазу. Знаете, в чем дело? Мой муж не из их компании, вот они и гадят ему! Как бы не так, испробуют они еще крепкого кулака, наплачутся еще!
«Видимо, меня пригласили для того, чтобы хорошенько отругать», — подумал Хурт.
— Конечно, — ввернул в свою очередь и Тарас, — все это проделки проклятых партейщиков. Но когда они, в конце концов, слетят со своих мест, пусть не ждут пощады, вот что я скажу!
Хозяева еще долго ругались, сердились, грозились и изливали душу перед Хуртом. Но потом тон разговора стал мягче.
— Извините, что мы так выражаем свою досаду перед гостем, но вы должны понять нас. Так продолжаться не может! — оправдывался Тарас, когда они из столовой вернулись в зал.
Хурту было ясно, что Тарас отлично знает, как обстоят дела с постройкой ратуши.
— Видите ли, — уже спокойнее проговорил Тарас, — если планы насчет ратуши во многом зависят от вас, то нельзя ли это дело как-нибудь уладить? Марта, будь добра, принеси оттуда этот коньяк! Разрешите вам налить? Наш разговор еще не окончен, и я не привык разговаривать всухую. Так вот, если подойти ко всему этому по-деловому, то неужто вам так уж необходим мой участок? Что вы будете делать с этаким кусищем? К чему вы растягиваете свою ратушу на обе стороны, будто гармошку? Что вы думаете разместить в этом домине?
— По возможности все учреждения городской управы. Таково требование, и оно вполне понятно.
— Ничуть не понятно. Возьмем хотя бы городскую библиотеку, сейчас она разбросана в трех местах и тем самым ближе к народу. А тогда? Вы сами знаете, как много она займет места. Любой мальчишка-сопляк начнет протирать ступени вашей красивой лестницы и пачкать ваши чистые двери. Мне говорили, что есть даже такие, что заходят в читальню погреться, всякие босяки, которые провоняют потом все коридоры. Нет, библиотеку вам незачем тащить в новое здание. И некоторые другие учреждения точно так же. Вы же не собираетесь разместить там городскую богадельню и всякие конторы городских предприятий? Так что при желании вы могли бы построить здание куда поменьше. В крайнем случае, могли бы поднять здание в вышину этажа на два, это даже красивее, и углубить его в землю, потому что архивы и сейфы можно устроить в подвале... Не так ли?
Такие соображения не были для Хурта новостью, о них уже судили и рядили в комиссиях, их высказывали в частных беседах.
Но Тарас пошел еще дальше.
— В конце концов, вам ничего не надо делать, а всего только чуточку обрезать одно крыло, так, чтобы оно не захватывало моего участка.
— Но тогда владельцы других участков могут прийти с такими же претензиями...
— Ах, эти там, — и Тарас большим пальцем пренебрежительно ткнул куда-то через плечо, — неужто вы их считаете какими-то владельцами? Поверьте мне, они будут счастливы, если получат приличную цену за свои огороды.
Хурт ясно представил себе своего выношенного в мечтах, плывущего к новому городу лебедя с одним крылом, обрезанным, по совету Тараса, и другим, вяло волочащимся рядом. Словно угадав его мысли, Тарас сказал:
— Может быть, вы боитесь, что здание станет некрасивым? Но я ведь уже сказал, что мой торговый дом можно построить в таком стиле, чтобы он гармонировал с ратушей. Даже точно в таком же стиле.. Чтобы он был продолжением ратуши. Ничего такого, что причиняло бы боль глазу даже с точки зрения искусства. Я предоставил бы вам полную свободу, лишь бы вы избавили мой участок от этой угрозы; Вы можете быть совершенно уверены, что торговый дом, во всяком случае, должен быть построен раньше ратуши! Какой бы архитектор ни начал строить ратушу, предположим даже, что это будете не вы, ему волей-неволей придется учитывать внешний вид нашего торгового дома. И тогда увидите, что таким образом еще лучше проведете ваш стиль.
Похоже было, что вопрос состоял не только в участке, который город собирался отобрать у Тараса, но в уже заранее задуманной постройке торгового дома, которому могли помешать, и, наконец, в изрядной доле строптивого упрямства. Тарас, возможно, был прав в том, что свой торговый дом он построит раньше, чем город завершит свои планы насчет ратуши, и кто тогда решится разрушить большой торговый дом, чтобы освободить место для ратуши? Так ему удалось бы спутать все карты города, и нынешняя работа Хурта была бы сделана впустую. А может ли Хурт опередить Тараса? Едва ли, потому что городские мельницы мелют неторопливо.
Хурт посмотрел на сидевшего по другую сторону стола худощавого невысокого человека, чьи крепко стиснутые губы выражали столько же силы воли, сколько и упрямства. Итак, этот маленький человек с толстой мошной способен был погубить дело, предпринятое общественностью всего города! Он предлагал компромисс, потому что компромисс этот был ему выгоден, поскольку передвижение городского центра к самому его торговому дому открывало прекрасную перспективу для его торговых дел. С другой стороны, если принять предложение этого толстосума, то постройка ратуши войдет в круг его интересов и станет намного реальнее.
Но что означало для Хурта согласие на предложение Тараса? Это означало подчиниться интересам частного капитала, признать банкротство власти города, это значило подпилить ветку, на которой сидел сам Хурт! Ему, как частному архитектору, пришлось бы ставить палки в колеса самому себе как городскому архитектору, нарочно медлить и тянуть с городскими делами, пока не наладятся частные дела, — одним словом, он должен был саботировать самого себя. Он должен был предать свои мечты о коренном изменении лица города, предать интересы общества, на службе у которого находился.
— Интересы общества? — сухо усмехнулся Тарас. — Значит, вы не знаете, почему точат зуб именно на мой участок?
Хурт многозначительно улыбнулся. Ведь это он сам нашел место для ратуши; именно он, и, бог мой, кто же знает лучше его...
— Значит, вы ничего не знаете! — продолжал Тарас и принялся доказывать Хурту, что все это интриги тех двух городских советников, которым он когда-то наступил на пятку и которые теперь пользуются случаем, чтобы отомстить ему. При этом доводы Тараса выглядели вполне убедительными.
У Хурта было такое чувство, будто полу его пиджака затянуло ремнем, маховика.
— И кроме того, я иногда оказывал поддержку парням из Национального фронта. Это для моих противников тоже вроде сучка в глазу. Вот я и открыл вам закулисную сторону этого дела. Я верю в вашу честность и в то, что сами вы все приняли за чистую монету. Но дело тут не так-то просто! Правда, не так просто, можете мне поверить!
Через некоторое время он спросил вдруг:
— Какое вы получаете жалованье?
— Двести крон.
— И из-за этой жалкой суммы связывать себе руки?.. Вы стоите большего.
— Возможно, но...
— Но?
— Но я еще не сумел показать себя в работе, не встал на ноги...
— Я о вас слышал много хорошего как об архитекторе.
— Уж и не знаю, кто эти знатоки? — с удивлением спросил Хурт.
— Члены жюри сами не нахвалятся вами, а позднее вас хвалил еще пастор Нийнемяэ, мой хороший друг, и другие.
Когда Хурт поднялся, чтобы уйти, Тарас спросил:
— Ну, так как же?
— Дайте мне время подумать. Дело это не простое.
— Надеюсь, все, о чем мы тут говорили, останется между нами, — весьма дружелюбно сказал Тарас, делая даже попытку подать Хурту пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Здание должно быть, по крайней мере, пятиэтажным, — решил кто-то. — С лифтами и вообще вполне современное.
— Побольше колонн и всяких финтифлюшек снаружи, — посоветовал другой.
Картина не изменилась и тогда, когда отделы и конторы городской управы высказали свое мнение. По крайней мере, в одном' все были согласны: каждый отдел считал, что именно он должен помещаться на нижнем этаже. Таким образом, ратуше следовало быть одноэтажной. Но один из городских, советников энергично настаивал на трехэтажной или даже четырехэтажной постройке, — это, по его мнению, не только придало бы зданию более внушительный вид, но и спасло бы от многих стычек и неприятностей с владельцами участков, от которых и так следует ожидать упорного сопротивления.
— Вы думаете, что все в порядке? — в свою очередь, изрек городской голова, внимательно изучая проекты. — Но мне кажется, что вы упустили самое важное. А именно часы. Вы их запроектировали только на фасаде. Это не годится. Представьте себе, что гражданин, идущий из старого города, пожелает сверить свои часы, так неужели он должен совершить путешествие к фасаду здания? Ведь ваша башня четырехгранная, так приспособьте ее для четырех часов. В наше демократическое время все части света должны быть равноправными!
Вначале Хурт вступал в споры почти с каждым, чтобы отстоять свою точку зрения, но потом он увидел, что все это напрасная трата сил. Сама пестрота и многочисленность предложений говорили в его пользу. «В вопросах вкуса надо диктовать свою волю, — подумал он про себя, — и это тем легче, чем большая мешанина царит в этой области».
Просто жутко было видеть, как его ратушу, то сплющивали, делая ее плоской, то вытягивали на несколько этажей, как суживали окна, а башни превращали то в круглые, то в квадратные. Хурту приходилось словно пробиваться сквозь ветры и бури, но, в конце концов, снова наступало равновесие. Все мелочные придирки и советы не смогли внести в проект сколько-нибудь существенных изменений. Он, правда, учел ряд практических замечаний и пожеланий в тех случаях, когда его подводил собственный глаз или ему не хватало опыта, но общий стиль и склад здания оставались прежними. Эта устойчивость художественного облика здания под градом разнообразных мнений наполняла его душу радостью и тайной гордостью. Это помогло ему сохранить выдержку даже в том водовороте мелочей, которые заполняли все его время.
В один из дней почта доставила Хурту маленький конвертик с визитной карточкой. Хельмут Тарас с супругой приглашали его завтра на чашку кофе.
«Что это значит? Они едва знакомы со мной, зачем же они приглашают меня? Видимо, созывают большое общество, как это теперь принято. Это, наверно, только слухи, что они сердиты на меня. Все же я не пойду».
Но на следующее утро раздался звонок, и Хурта попросили непременно прийти, потому что Тарас надеется быть ему полезным.
Чем Тарас может быть полезен Хурту? Хорошенькое у них представление о нем!
Все же Йоэль сдался и пошел просто из любопытства.
— Я, кажется, пришел первым, — сказал он, снимая пальто и шляпу.
— Мы никого больше и не ждем, — ответила госпожа Тарас и с таким любезным видом пригласила его в комнаты, будто явился долгожданный гость или будто у нее было что-то на уме.
Не менее любезен был и господин Тарас, сейчас же раскрывший серебряный ящичек с сигаретами. Может, господину Хурту угодно выкурить заграничную сигару?
Гость оглянулся, что доставило удовольствие госпоже Тарас, так как она была уверена в своем безукоризненном вкусе. Она знала, что гостиная обставлена достаточно дорогой мебелью. Большой персидский ковер покрывал половину пола. Бидермейеровская мебель сверкала лаком. Рядом со столом, на трехножной подставке, стояла медная ваза, наполненная пестрыми осенними цветами. На стенах висели картины, скупленные в антикварных магазинах. Особенно гордилась хозяйка двумя пейзажами голландской школы, потому что даже у Раудкатсов не было ничего подобного. Большая люстра с висюльками придавала комнате праздничность.
Госпожа Тарас ждала комплиментов, а Хурт ждал объяснения загадки — зачем его пригласили? Обоим пришлось ждать долго.
— После заграницы здешняя жизнь кажется вам, наверно, слишком мелкой и ограниченной? — спросила госпожа /Тарас.
— О нет, у меня столько дела, что и подумать об этом некогда.
— Вы, наверно, усиленно готовитесь к постройке новой ратуши?
— И это тоже.
— Неужто вы верите, что из этого что-нибудь выйдет? — с улыбкой спросил господин Тарас.
— А почему бы нет?
— Да я просто так подумал. Дескать, городские дела, как всегда, затягиваются. У вас там сотня комиссий, у каждой свое мнение, не правда ли?— Конечно. С этим приходится считаться. Это ведь не частный заказ.
— А у вас много частных заказов?
— На это у меня не остается времени.
— Но вы от них не отказываетесь?
Хурту приходилось быть осторожным, потому что уже слышались нарекания, будто он наряду с городскими делами набирает себе слишком много частных заказов.
.Позднее за кофе разговор сделался уже более откровенным.
— Видите ли, — сказал Тарас, — я о вас слышал только хорошее, два в конце концов не так уж много у нас архитекторов... Если у вас найдется время и вам не запрещено брать частную работу, мы с вами еще потолкуем на эту тему. .
— Пока что у меня таких ограничений нет.
— Тем лучше. Говоря между нами, у нас тут имеется группа денежных людей, которые не прочь взяться за постройку приличного торгового дома, так сказать, большого, образцового торгового помещения, каких в нашем городе еще нет.
— А где вы думаете построить. это здание?— спросил Хурт после того, как Тарас уже познакомил его со своими планами.
— Тут же, на своем участке. Я слышал, что будущую ратушу также хотят построить здесь рядом, потому-то я и обратился к вам. Я подумал, что вы отлично могли бы руководить постройкой обоих зданий и, если на то пошло, выдержать их в едином стиле. Надеюсь, вы ничего не имеете против?
«Вот лиса, — подумал Хурт. — Дурачка из себя разыгрывает, будто не знает, где хотят строить ратушу. Или его участок больше, чем я думал?»
— И еще одно, — продолжал Тарас, — но уж это решительно только между нами. Я ставлю условием, чтобы постройка торгового дома была закончена раньше, чем будет заложен фундамент ратуши. Потому что я, черт побери, хочу показать, как быстро можно делать дела!
Таким образом, из предложения Тараса вытекало, что Хурт должен был конкурировать со своим собственным проектом и продемонстрировать перед всеми, как могущественный частный капитал побивает коллективное начинание.
— Значит, ваш участок довольно большой? — спросил Хурт.
— Как так?
— Ну, если там должно разместиться одно крыло ратуши да, кроме того, еще ваш торговый дом...
Лицо Тараса выразило крайнее недоумение, как будто он слышит об этом впервые.
— Что вы говорите? Крыло ратуши на моем участке? Слышишь, Марта, они задумали построить что-то на моем участке! Но боже милосердный, никто у меня ничего не спрашивал! Или нас попросту выставят отсюда? Придут и раз- два-три снесут дома? Что это значит? Я не понимаю, как можно за моей спиной принимать такие решения? Это же неслыханно! Вы, наверно, ошибаетесь.
— Нет, я это знаю, — спокойно ответил Хурт.
— Да, но как это возможно? Я спокойно живу тут уже долгие годы, аккуратно плачу налоги, и никто не считает нужным сообщить мне, что у меня из-под ног вырывают почву. Скажите на милость, где же нам жить, под открытым небом, что ли? Или вы там, в городской управе, сжалитесь и устроите нас в вашу богадельню? А в придачу, быть может, станете кормить даровым супом?
— Я не знаю, — развел руками Хурт, — наверно, город купит у вас участок по справедливой цене.
— По справедливой цене? Что это значит? Какая цена справедливая?
— Ну, уж насчет этого вы сами договоритесь с городом.
— И не подумаю! Я выстрою здесь свой торговый дом, и я хочу посмотреть...
Тарас встал из-за стола и с нескрываемым раздражением принялся шагать взад-вперед.
Супруга его все время молча прислушивалась к разговору, но, поскольку муж ее умолк, не зная, как продолжать свою игру в разгоряченность, она завладела нитью разговора.
— Мы еще поглядим, кто посмеет протянуть руку к нашим домам! — воинственно проговорила она. Тон ее голоса быстро поднялся до угрожающего, и когда вошедшая из кухни прислуга Дуня стала что-то шептать хозяйке на ухо, та прикрикнула на нее: «Убирайтесь отсюда!»
— Если понадобится, они могут и реквизировать, — сказал Хурт в ответ на ее причитания.
Но это означало подливать масло в огонь.
— Ах, реквизировать? Пусть попробуют! Не думаете ли вы, что мы, как овечки, спокойно дадим себя зарезать? Или вы полагаете, что у моего мужа не хватит денег, чтобы смазать все колеса, коли потребуется? Странное дело, каждый может схватить тебя за горло, обчистить твои карманы и вдобавок еще называться честным человеком!
— Все же это было бы в интересах общества, — попытался Хурт возразить ей.
— Какое общество? Что такое это общество? Такие же люди, как и мы. Или гораздо хуже. Сидят там в городской управе и думают, что могут важничать. Пусть подождут, скоро они оттуда разбегутся, только пятки засверкают! Кто в наши дни сколотил хоть какой-нибудь капитал, тот у них словно заноза в глазу. Знаете, в чем дело? Мой муж не из их компании, вот они и гадят ему! Как бы не так, испробуют они еще крепкого кулака, наплачутся еще!
«Видимо, меня пригласили для того, чтобы хорошенько отругать», — подумал Хурт.
— Конечно, — ввернул в свою очередь и Тарас, — все это проделки проклятых партейщиков. Но когда они, в конце концов, слетят со своих мест, пусть не ждут пощады, вот что я скажу!
Хозяева еще долго ругались, сердились, грозились и изливали душу перед Хуртом. Но потом тон разговора стал мягче.
— Извините, что мы так выражаем свою досаду перед гостем, но вы должны понять нас. Так продолжаться не может! — оправдывался Тарас, когда они из столовой вернулись в зал.
Хурту было ясно, что Тарас отлично знает, как обстоят дела с постройкой ратуши.
— Видите ли, — уже спокойнее проговорил Тарас, — если планы насчет ратуши во многом зависят от вас, то нельзя ли это дело как-нибудь уладить? Марта, будь добра, принеси оттуда этот коньяк! Разрешите вам налить? Наш разговор еще не окончен, и я не привык разговаривать всухую. Так вот, если подойти ко всему этому по-деловому, то неужто вам так уж необходим мой участок? Что вы будете делать с этаким кусищем? К чему вы растягиваете свою ратушу на обе стороны, будто гармошку? Что вы думаете разместить в этом домине?
— По возможности все учреждения городской управы. Таково требование, и оно вполне понятно.
— Ничуть не понятно. Возьмем хотя бы городскую библиотеку, сейчас она разбросана в трех местах и тем самым ближе к народу. А тогда? Вы сами знаете, как много она займет места. Любой мальчишка-сопляк начнет протирать ступени вашей красивой лестницы и пачкать ваши чистые двери. Мне говорили, что есть даже такие, что заходят в читальню погреться, всякие босяки, которые провоняют потом все коридоры. Нет, библиотеку вам незачем тащить в новое здание. И некоторые другие учреждения точно так же. Вы же не собираетесь разместить там городскую богадельню и всякие конторы городских предприятий? Так что при желании вы могли бы построить здание куда поменьше. В крайнем случае, могли бы поднять здание в вышину этажа на два, это даже красивее, и углубить его в землю, потому что архивы и сейфы можно устроить в подвале... Не так ли?
Такие соображения не были для Хурта новостью, о них уже судили и рядили в комиссиях, их высказывали в частных беседах.
Но Тарас пошел еще дальше.
— В конце концов, вам ничего не надо делать, а всего только чуточку обрезать одно крыло, так, чтобы оно не захватывало моего участка.
— Но тогда владельцы других участков могут прийти с такими же претензиями...
— Ах, эти там, — и Тарас большим пальцем пренебрежительно ткнул куда-то через плечо, — неужто вы их считаете какими-то владельцами? Поверьте мне, они будут счастливы, если получат приличную цену за свои огороды.
Хурт ясно представил себе своего выношенного в мечтах, плывущего к новому городу лебедя с одним крылом, обрезанным, по совету Тараса, и другим, вяло волочащимся рядом. Словно угадав его мысли, Тарас сказал:
— Может быть, вы боитесь, что здание станет некрасивым? Но я ведь уже сказал, что мой торговый дом можно построить в таком стиле, чтобы он гармонировал с ратушей. Даже точно в таком же стиле.. Чтобы он был продолжением ратуши. Ничего такого, что причиняло бы боль глазу даже с точки зрения искусства. Я предоставил бы вам полную свободу, лишь бы вы избавили мой участок от этой угрозы; Вы можете быть совершенно уверены, что торговый дом, во всяком случае, должен быть построен раньше ратуши! Какой бы архитектор ни начал строить ратушу, предположим даже, что это будете не вы, ему волей-неволей придется учитывать внешний вид нашего торгового дома. И тогда увидите, что таким образом еще лучше проведете ваш стиль.
Похоже было, что вопрос состоял не только в участке, который город собирался отобрать у Тараса, но в уже заранее задуманной постройке торгового дома, которому могли помешать, и, наконец, в изрядной доле строптивого упрямства. Тарас, возможно, был прав в том, что свой торговый дом он построит раньше, чем город завершит свои планы насчет ратуши, и кто тогда решится разрушить большой торговый дом, чтобы освободить место для ратуши? Так ему удалось бы спутать все карты города, и нынешняя работа Хурта была бы сделана впустую. А может ли Хурт опередить Тараса? Едва ли, потому что городские мельницы мелют неторопливо.
Хурт посмотрел на сидевшего по другую сторону стола худощавого невысокого человека, чьи крепко стиснутые губы выражали столько же силы воли, сколько и упрямства. Итак, этот маленький человек с толстой мошной способен был погубить дело, предпринятое общественностью всего города! Он предлагал компромисс, потому что компромисс этот был ему выгоден, поскольку передвижение городского центра к самому его торговому дому открывало прекрасную перспективу для его торговых дел. С другой стороны, если принять предложение этого толстосума, то постройка ратуши войдет в круг его интересов и станет намного реальнее.
Но что означало для Хурта согласие на предложение Тараса? Это означало подчиниться интересам частного капитала, признать банкротство власти города, это значило подпилить ветку, на которой сидел сам Хурт! Ему, как частному архитектору, пришлось бы ставить палки в колеса самому себе как городскому архитектору, нарочно медлить и тянуть с городскими делами, пока не наладятся частные дела, — одним словом, он должен был саботировать самого себя. Он должен был предать свои мечты о коренном изменении лица города, предать интересы общества, на службе у которого находился.
— Интересы общества? — сухо усмехнулся Тарас. — Значит, вы не знаете, почему точат зуб именно на мой участок?
Хурт многозначительно улыбнулся. Ведь это он сам нашел место для ратуши; именно он, и, бог мой, кто же знает лучше его...
— Значит, вы ничего не знаете! — продолжал Тарас и принялся доказывать Хурту, что все это интриги тех двух городских советников, которым он когда-то наступил на пятку и которые теперь пользуются случаем, чтобы отомстить ему. При этом доводы Тараса выглядели вполне убедительными.
У Хурта было такое чувство, будто полу его пиджака затянуло ремнем, маховика.
— И кроме того, я иногда оказывал поддержку парням из Национального фронта. Это для моих противников тоже вроде сучка в глазу. Вот я и открыл вам закулисную сторону этого дела. Я верю в вашу честность и в то, что сами вы все приняли за чистую монету. Но дело тут не так-то просто! Правда, не так просто, можете мне поверить!
Через некоторое время он спросил вдруг:
— Какое вы получаете жалованье?
— Двести крон.
— И из-за этой жалкой суммы связывать себе руки?.. Вы стоите большего.
— Возможно, но...
— Но?
— Но я еще не сумел показать себя в работе, не встал на ноги...
— Я о вас слышал много хорошего как об архитекторе.
— Уж и не знаю, кто эти знатоки? — с удивлением спросил Хурт.
— Члены жюри сами не нахвалятся вами, а позднее вас хвалил еще пастор Нийнемяэ, мой хороший друг, и другие.
Когда Хурт поднялся, чтобы уйти, Тарас спросил:
— Ну, так как же?
— Дайте мне время подумать. Дело это не простое.
— Надеюсь, все, о чем мы тут говорили, останется между нами, — весьма дружелюбно сказал Тарас, делая даже попытку подать Хурту пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37