Наступило время второго завтрака.
Привязанная к плоту высокая, заостренная книзу плетеная корзина — годори наполнилась серебристой рыбой.
В бурдюке ждет их рубиновое хидистаури.
Еще немного — и звучный сильный голос Годердзи польется над Курой, согревая все переливы старинной «Метивури», то замирая трепетно, то наливаясь мощью, подхватывая и унося слушателей куда-то в волшебные края.
...И коза начальника станции привиделась ему. Да так явственно, прямо как живая перед глазами встала: удивительно белая шелковистая шерсть, точно гребнем расчесанная, лоснится на боках, рога прямые, длинные, острые... Ох, с какой яростью и быстротой ринулась бедняжка на Годердзиеву круглую пилу! И в тот же миг упала бездыханная с рассеченной надвое головой!
Так бывает, когда, не рассчитав своих сил, бросаешься в бой с жизнью — распотрошит она тебя, словно рыбу цимори...
А у Годердзи сколько крови окажется, если его так вспороть? Вот ведь каждую весну нужно ему пиявки ставить...
Пиявки ловит для него Малало. Она великий мастер этого дела. Ранним утром, до восхода солнца отправляется она к Священниковым болотам, прихватив с собой большую стеклянную банку. Заберется в густые тростниковые заросли, опустит ноги в воду, и в полчаса столько пиявок набирается, что банка полна чуть не до краев.
Пиявки и кровь всколыхнули неприятные воспоминания и воскресили один из образов детства —- Аслана-турка.
Аслан был его ровесником.
Однажды на Нодаровом гумне приехавшие из Тбилиси артисты устроили представление. Годердзи был тогда наивным деревенским парнишкой. Как завороженный, широко раскрытыми глазами глядел он на игру прославленных грузинских артистов — Нато Габуниа-Цагарели и Георгия Арадэли-Ишхнэли.
Нато была свояченицей самебца, Георгий — уроженцем соседней с Самеба деревни Арадэти, так что для обоих Самеба была не чужой.
Годердзи с товарищами устроились на стогу сена, на краю гумна. Уткнувшись подбородком в согнутые колени и обхватив их руками, он глядел на импровизированную сцену.
В это время появился Аслан. Он потеснил ребят и уселся рядом с Годердзи, совершенно завороженным зрелищем.
Весь обратившийся в слух и зрение, всем существом своим Годердзи был там, на сцене. На Аслана он и не обратил внимания, но погодя краем глаза заметил, что тот поигрывает у него возле уха дубинкой. Но Годердзи настолько был увлечен, что ему было не до Аслана.
Минуты через две дубинка опять закачалась, теперь уже рядом с виском.
Разозлившись наконец, Годердзи повернулся к Аслану, чтобы стукнуть назойливого парня, и... кровь застыла у него в жилах!.. Из пазухи Аслана тянулась к нему огромная черная змея! Треугольная голова с тонким раздвоенным языком, обращенная к Годердзи, слегка покачивалась...
Годердзи вскрикнул не своим голосом, быстрее молнии вскочил и рванулся в сторону, как умалишенный.
Раздались недовольные возгласы:
— Тс-сс, неугомонные, тише! Не мешайте!..
Сердце у Годердзи колотилось гулко и часто, и он точно заговоренный замер, во все глаза глядя на Аслана.
А Аслан легко провел ладонью по длинному черному туловищу змеи, и она тотчас исчезла у него за пазухой.
Годердзи лихорадило. Ничто в жизни не внушало ему такого омерзения, ничего и никого он так не боялся, как «ухсэнэбели» — неупоминаемой: так называют ее в народе, избегая произносить подлинное название. Одна лишь мысль о змее леденила ему душу.
А теперь эта «неупоминаемая», холодная, жуткая и неумолимая, устрашающе извивающаяся, прикасается своими скользкими кольцами к обнаженной груди Аслана!..
Годердзи потрясла эта сцена.
Он с дрожью смотрел на Аслана. А тот сидел, как ни в чем не бывало, скрестив ноги и не сводя с него упорного взгляда, легким, едва заметным движением плеча заставлял змею то высунуть голову, то снова спрятать. Раза два он коснулся ее рукой снаружи, через сорочку, и эта нечисть оба раза стремительно выскальзывала и вытягивалась почти во всю свою длину вверх и, застыв, словно и вправду какая-то палка, лишь слегка шевелила головой.
Остальные зрители не видели этой картины, потому что Аслан то сидел позади. А несколько мальчишек постарше Годердзи, которые сидели здесь же, рядом, вероятно, давно привыкли к фокусу Аслана и не обращали на него внимания. Они целиком и полностью были поглощены спектаклем.
Годердзи не выдержал более этого ужаса и помчался домой. Он так бежал, словно мерзкая тварь, шипя, преследовала его по пятам.
И ночью он не смог спать, все вертелся в постели... как сейчас...
Вспомнил он и то, как подстерег Аслана, встретился с ним один на один, когда тот гнал на пастьбу стадо в Диди-Корохи. Аслан-турок пас скот жителей Гоха вместе с глухим старым Согратом Автандилашвили и был у него подпаском.
Годердзи подкараулил его на Гоха, по ту сторону железнодорожной насыпи, возле Сескелашвилевских садов. Он был вооружен внушительной кизиловой дубинкой.
Аслан издали приметил его и попытался скрыться за идущими в хвосте стада буйволами. Он хотел как-нибудь улизнуть от Годердзи, опасаясь драки, но Годердзи обошел стадо с головы до хвоста и преградил дорогу Аслану.
— Бросай свой кнут и раздевайся до пояса! — грозно приказал он Аслану.
Тот заколебался на миг, но приказание выполнил.
— Теперь выверни карманы штанов! Аслан молча выполнил и это повеление.
— Теперь снимай штаны!
— Штаны не сниму! — заупрямился Аслан.
— Ах, не снимешь? А эту дубинку видишь? Я сейчас выбью из тебя дух вон! — и Годердзи решительно поиграл дубинкой.
Угроза возымела действие. Аслан стащил с себя брюки и остался, в чем мама родила.
— Теперь вытруси в отдельности и рубаху, и штаны! Аслан вытрусил и то, и другое по отдельности и положил на землю.
Убедившись, что у Аслана ни в рубашке, ни в брюках змеи нет и она ниоткуда не грозит появиться, Годердзи перевел дух, приободрился, подошел поближе к нему, переложил палку из правой руки в левую и недолго думая правой рукой дал ему такую затрещину, что крепко сбитый, плотный Аслан закачался, как тростинка, еле устояв на ногах.
— Стань сюда! — приказал Годердзи, и когда Аслан с полными слез глазами выполнил приказание, двинул его теперь с левом стороны.
Затрещина Годердзи была хуже его кулака. Ни один из ровесников не мог устоять против прославленной Годердзиевой затрещины.
— Не бей больше, все, что хочешь, выполню! — проговорил Аслан, опустив голову, точно молодой бычок.
— А если бы эта тварь бросилась бы на меня и ужалила, что ты тогда собирался делать?
— Не бросилась бы.
— Это почему?
— Она укрощенная.
— Ну да!
— Клянусь аллахом!
— А ты разве умеешь укрощать?
— Умею, конечно, если хочешь, и тебя научу!
— На кой черт мне эта гадость! — вскипел Годердзи.— А ты не врешь?
— Вот пойдем со мной, когда захочешь, и я тебе покажу. На той стороне, на острове, их сколько угодно. Посмотришь, как я поймаю!
— Кто тебя научил?
— Отец. В нашем роду это все умеют.
На следующее утро Годердзи собрал человек десять ребят со своего района, и все они, вооружившись длинными палками, отправились на остров.
Аслан был уже там. Голышом валялся он на песке в ожидании Годердзи.
Они перешли вброд мелкий Арчилов ручей и оказались на острове.
В этом месте Кура разделялась на три рукава и образовывала два острова: так называемый Береговой и Заречный. С Берегового самебцы возили булыжник, идущий на строительство домов. Сперва камни собирали в кучи вдоль берега, а потом переправляли на арбах вброд по мелким местам. Годердзи помнит — вдоль берега было нагромождено до двадцати таких куч.
Аслан шел впереди с тонкой длинной палкой в руках, а в двадцати — пятнадцати шагах за ним следовала вся ватага с палками и дубинками.
Аслан остановился перед одной из куч побольше, обошел ее кругом, внимательно осмотрел и ногой скатил сверху два-три камня. Потом сложил ладони вместе, поднес к губам и стал что-то бормотать. Довольно долго стоял он и бормотал что-то невнятное, переходя временами на шепот.
И — о диво!
Из-под груды камней высунулась черная змеиная голова. Голова разинула пасть, шевельнула раздвоенным языком, зашипела, и огромная змея медленно выползла на свет. Если бы ее повесить вниз головой, она, наверное, оказалась бы ростом с невысокого человека.
Пораженные мальчишки отпрянули назад, сгрудились потеснее и непроизвольно подняли палки над головами.
— Спокойно, не причините ей никакого вреда! Я сам все знаю! — предупреждающе проговорил Аслан.
Змея отползла в сторону, остановилась шагах в двух от тех камней и, растянувшись почти во всю свою длину, замерла в неподвижности.
Аслан, продолжая что-то бормотать и тихонько отрывисто посвистывая, неторопливо обходил ее вокруг, очерчивая палкой на земле круг. Там, где вместо галечника был песок, оставался четкий след его палки.
Змея шевельнулась и скользнула вбок, но, наткнувшись на черту, остановилась, повернула обратно и двинулась в другую сторону. Но и там ей преградила дорогу черта, и она остановилась, словно бы след палки на земле был неодолимой преградой.
В это время Аслан вторично стал обходить кругом змею. На этот раз круг уменьшился. Движения змеи утратили свою стремительность и четкость. Все медленнее она извивалась, казалось, ею овладела непонятная истома.
Аслан описал третий круг, еще меньший. Теперь он находился в двух-трех шагах от змеи, которая лежала в каком-то оцепенении, даже не пытаясь двинуться, и лишь хвост ее чуть-чуть шевелился. Ребята со страхом и изумлением смотрели на невероятное зрелище.
Аслан осторожно шагнул, приблизившись почти вплотную к ней, и вдруг с непостижимой быстротой и резкостью наклонился, протянул руку и цепко схватил змею ниже головы.
Змея стремительно обвила руку Аслана кольцами. Поначалу она отчаянно извивалась, но Аслан, вытянув руку кверху, держал ее за шею намертво сжатыми пальцами.
Змея постепенно перестала двигаться, и наконец черные кольца на руке Аслана застыли в неподвижности.
Аслан поднес ее к лицу, заглянул в змеиные глаза и долго смотрел, бормоча что-то. Потом направился к ребятам.
— Стой там! — закричал Годердзи и непроизвольно поднял палку.
Аслан остановился.
— Задуши ее сейчас же! — приказал Годердзи.— Или размозжи ей голову камнем!..
— Нет, этого я не сделаю! — упрямо и решительно сказал Аслан, отрицательно мотнув головой.
— Почему?!
— Это большой грех. И потом, мой заговор больше не будет действовать. Я утрачу чары. Если хочешь, заберем ее с собой, а не хочешь — я ее отпущу.
— Тогда подожди, пока мы переберемся на ту сторону, потом отпускай. Только войди поглубже в осинник и отпусти ее там.
Ребята бросились к броду и с шумом, с плеском торопливо перебрались обратно. Аслан же направился в глубь острова. В поднятой кверху руке он цепко держал черную змею...
Ведь сколько лет прошло с той далекой поры, но эта картина и по сей день живо стоит перед глазами Годердзи. И кажется ему, что черная гадюка не руку Аслана обвивает кольцами, а его самого, Годердзи, сжимает ему грудь и своим раздвоенным смертоносным языком впивается ему в левый сосок...
Но все же в те бессонные первые ночи, гнетущей чередой потянувшиеся после их переселения в старый дом, чаще всего Годердзи видятся события его фронтовой жизни.
Сколько воскресло в его памяти сцен, образов, которые, казалось бы, навсегда позабытые, были погружены на самое дно глубочайшего колодца его памяти! И, однако, они возникали, всплывали на поверхность и, словно промытые Временем, представали его внутреннему взору явственно, живо, ярко.
Особенно часто вспоминается ему промозглая студеная ночь на двадцать пятое декабря тысяча девятьсот сорок первого года, когда грузинские десантники, высадившись на Тамани, переправились через Керченский пролив, преодолели жесточайшее сопротивление немцев и захватили плацдарм на Керченском полуострове.
...Море в ту ночь бесновалось. Маленький буксир, на котором находилось подразделение Годердзи, с огромным трудом достиг берега Керчи.
После кровопролитных боев в районе Камыш-Буруна батальон, в котором сражался Годердзи, вместе с другими частями соединения перешел в наступление и овладел селом Александровка.
Он помнит так ясно, будто это было вчера, как они подошли к юго-восточной окраине села...
В мозглой рассветной мгле глаз едва различал какие-то строения. Атака началась без артподготовки, и Годердзи с бойцами своего взвода, согнувшись в три погибели, мелкими перебежками-рывками приближались к этим строениям.
У подступов к Александровке немцы, засевшие в глубокой длинной траншее, открыли автоматный огонь по атакующим.
— Ох, дойти бы, добраться! — мечтал Годердзи и вместе со всеми изо всех сил бежал навстречу свистящим пулям.
С грехом пополам добрались они до проклятой траншеи. Многие полегли по пути. То справа, то слева от Годердзи падал кто-то на обледенелую землю, но уцелевшие упорно рвались вперед. Все они крепко помнили суровый наказ командира: «Не дрогнуть! Не останавливаться! Вперед, и только вперед! За ранеными присмотрят другие».
И вот наконец Годердзи вместе со своим другом Иполитэ Гвалиа спрыгнул во вражескую траншею. Длинная и неширокая, она уходила в обе стороны от них наподобие буквы «п». Здесь уже шел ожесточенный рукопашный бой.
— Не останавливаться, вперед! — крикнул Гвалиа, и Годердзи побежал по траншее, ведущей в глубь позиций врага. Он перепрыгнул через какие-то ящики и, когда повернул за угол еще раз, увидел, что навстречу ему бежало несколько немецких солдат.
Тот, который был впереди, держал в поднятой руке автомат и, полуобернувшись на бегу назад, к своим, что-то громко им кричал.
— Аух! — непроизвольно вырвался у Годердзи возглас, и, прежде чем немец успел к нему повернуться, он со всей силой вонзил ему штык в подреберье...
Глянув вперед, Годердзи не обнаружил остальных солдат. Вероятно, они повернули в боковой окоп, убегая от рукопашной.
...Долго ли вонзить штык во врага, но Годердзи показалось, будто штык его проделал километровый путь по живому телу, и каждую пядь этого страшного пути он ощущал всей своей плотью так, словно штыком пронзили его самого...
Штык сперва уперся в кость, которая то ли сломалась, то ли ушла в сторону и, лишь слегка изменив направление стали, уступила ей путь. Потом штык пронзил мясо и снова напоролся на кость. Годердзи не слышал звука, но по дрожанию приклада винтовки понял, что штык то ли скрежетнул, то ли скрипнул по тверди, после чего наконец выскользнул наружу...
«Я проткнул человека!» — сверкнуло в голове, и он поспешно выдернул штык обратно.
Немец разом обмяк и как-то странно согнулся, словно промокшая бурка, брошенная в угол.
Все это произошло, вероятно, не более чем за несколько секунд, но мысль опережает бег времени, и мгновенное, стремительное превратилось в сознании Годердзи в долгое, длительное, и ему показалось, что штык целый час пронзал этого немца, который в ином случае конечно же не пощадил бы его самого...
Но если эти мгновения он воспринял как часы, то часы, последовавшие за ними, сжались в миг.
Он помнил, как пробежал длинный окоп и присоединился к своим товарищам, бежавшим с разных сторон. Все устремлялись вперед. Моментами, когда стрельба становилась особенно яростной, на бегу бросались на землю, продолжали путь ползком, снова поднимались, снова бежали...
На первом же перекрестке они укрылись за домом и, пока не бросили несколько гранат и не заставили замолчать вражеских автоматчиков, строчивших из укрытия, не смогли двинуться вперед.
Но дальнейшему их продвижению помешал вражеский пулемет, который вдруг начал поливать их бешеным огнем.
— А ну-ка, Годердзи, попытай свою силу, может, достанешь до него.— Антон Чхиквадзе обратил к нему пылающее, измазанное грязью лицо и всучил ему свою гранату.
Годердзи размахнулся и метнул гранату как можно дальше. Она и вправду угодила в зияющий пролом полуразрушенного дома, из которого строчил пулемет. Тогда и другие бойцы стали передавать Годердзи свои гранаты. Ни один из них не обладал такой дьявольской силой и меткостью,— все гранаты, брошенные Годердзи, попали в цель. Как только разорвалась последняя граната бойцы рванулись вперед с криками «ура».
Атака продолжалась.
На третий день после того командир дивизии Дзабахидзе и комиссар Мусеридзе прикрепили к гимнастерке Годердзи медаль «За отвагу» и объявили ему благодарность.
...Еще чаще вспоминался ему май сорок второго года, когда 224-я Грузинская дивизия, оставшись в одиночестве под Акмонаем, должна была прикрывать вынужденное отступление соединения, отходившего по приказу командования на запасные позиции.
День двенадцатого мая был сплошным адом: танковые части противника перешли в атаку, стремясь уничтожить обессиленную бесконечными боями Грузинскую дивизию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51