А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Делаю вдох.
Вдох?
Это не вода, это воздух, вымороженный воздух малого грота, даже не воздух – пахта, от воздуха оставшаяся, пресная, процеженная сыворотка. Но грудь послушно поднимается, втягивая в легкие подкрашенную фосфором пустоту. Тонкий звон висит в замкнутом пространстве, я дергаю руками – и звон повторяется.
Так было… так уже было…
Это сон?
Это кошмар.
Так уже было… Амаргин… Вран… я…
Там, внизу, в воде, должна лежать я.
Шея затекла – больно. Шуршат тяжелые волосы, скользят, легонько царапая плечи. Опускаю взгляд.
Вода ближе, чем в прошлый раз. Лапы скрыты под мерцающей поверхностью, я вижу их тусклое свечение со дна. Женщины в белом платье нигде нет.
Вот как? А где же тогда я?
Тебе лучше знать.
Застряла в тоннеле! Захлебнулась! Мертвый распухший червячок в червоточине…
Тише.
???
Тише. Это всего лишь сон. Кошмарный сон. Ты где-то рядом, и пришла ко мне во сне. Я помню тебя. Здравствуй.
Что?
Здравствуй, говорю. Я узнал тебя.
Дракон???
В мозгу рождается долгий бархатный отзвук, басовый глубинный аккорд, словно где-то в бездонных недрах, у огненных жил земли, льют тяжелое серебро. Каменная форма беззвучно распадается, открывая тайную серебряную сердцевину – и я вижу, чую, слышу ее суть: Эрайн…
Эрайн.
Все тело гудит тонкой дрожью, откликается, словно камертон, и я ощущаю, медленный, сильный толчок сердца в груди – и странным, близким эхом вторит ему другое, огромное сердце – словно бы и во мне, и, одновременно, вне меня…
Кто ты?
Пронзительное, пугающе-знакомое ощущение, будто кто-то встал вплотную за моей спиной и прикрыл глаза ладонями: догадайся! Я зажмуриваюсь, чувствуя чье-то теплое дыхание на затылке. Пытаюсь ухватить несуществующие ладони – руки дергаются в оковах, звенит металл.
– Кто ты?
Короткий всхрип серым лоскутом повисает в звоне цепей. Язык неловко шевелится, ощупывая изнутри лезвия зубов. Попытка повторить вопрос – язык вылетает наружу и мечется перед глазами узкой темной лентой, раздвоенной на конце… Отпрянув, натягиваю путы.
Не пугайся.
Язык… как у змеи!
Это кошмар, не бойся. Бред тяжелораненого. Ты ведь недавно у Стайга? Я, наверное, был здорово ранен. Сам виноват.
Ты о чем?
Вот что мне скажи: чем все закончилось?
Что?
О, пропасть… Ладно. Ты чья?
В смысле?
Кто твой учитель?
Амаргин. Геро Экель.
Геро? Твой учитель? Тьма меня побери… Ладно. Он здесь бывает?
Да. Он заходит. Он приставил меня за тобой ухаживать.
Хорошо. Не бери в голову. У него спрошу. Спасибо, что занимаешься мной, Лессандир. Мне это очень помогает.
Откуда тебе известно мое имя?
Мягкими теплыми перекатами – смех. Беззвучный, щекочущий в груди, легким пером трепещущий в горле – фррр!
Да ты совсем зеленая!
Сам ты зеленый! Вон, светишься даже!
Фррр! – смех. Он захватывает меня, я тоже смеюсь, хоть ничего не понимаю. Звенят цепи, густо шелестит масса лезвий-волос, даже из горла вырывается какой-то сипящий клекот. Я ощущаю вдруг, как с натугой, тяжело, вне моего желания, оживает большое, непомерно большое тело… как колючие мурашки полчищами носятся под кожей, расправляя застывшие сосуды, пробуждая онемевшие нервы, расталкивая впавшие в летаргию мускулы.
Поверхность воды, кренясь перед глазами то в одну, то в другую сторону, уходит вниз. Я запоздало ловлю ощущения тела – и снова поражаюсь. Тело огромно, длинно, непослушно, у него слишком много конечностей. И – словно отражение в зеркале, словно эхо – порыв чужого изумления.
Эрайн?
Мы стоим, покачиваясь, в зеленой воде. Ворочаем башкой.
Я здесь.
Как ты ходишь???
Озадаченное молчание. Потом лапы судорожно дергаются, сначала задние, потом передние, потом дергаются распятые руки, а потом мы грузно плюхаемся животом в воду, заваливаемся на бок и повисаем в цепях.
Не помню!
Вспышка чужого раздражения мгновенно задавлена, затоптана как упавшая в солому головня.
Лессандир, не путай меня! Я не сороконожка! И прекрати задавать дурацкие вопросы!
Головня растоптана, но от нее поднимается едкий дым. А он вспыльчивый, Дракон. Помолчу-ка я лучше…
Он делает еще несколько неудачных попыток подняться. Задыхается, кашляет. Ворочается в зеленой жиже. Ворчит.
Тьма меня побери! И чему тебя Геро учит? Надо же было ляпнуть…
Молчу. Ничему он меня не учит. Но жаловаться пока, кажется, рано. Чего я такого ляпнула? Однако, молчу.
Он замирает, тяжело дыша. В груди давит, колотится сердце. И то, второе, огромное – тоже колотится.
Пауза.
Мне опять нехорошо. Извне волной накатывает озноб. Душе моей становится холодно и безысходно, словно заблудилась она в недрах этого непомерного тела. Рядом жмется еще одна душа, забыв, что тело сие – ее дом родной. А тело горной грядой лежит в воде, могучее, восхитительно-нелепое тело чудовища.
Лессандир…
А?
Тут… эта мерзость внутри. Чувствуешь?
Чувствую… Но глубоко, очень глубоко. Она лежит, свернувшись тяжеленной железной цепью. Там, где ощущается ее присутствие, царит мрак. Там какой-то провал, подпол, колодец, в нем-то, в этом колодце, она и свернулась. Нет, это не колодец – это нора. Пещера. В пещере, залег гигантский змей. И он не спит, он просто лежит, прикрыв глаза, и прислушивается к нашему шепоту наверху:
Что это, Эрайн?
Если б я знал…
Мне это не нравится. Что он тут делает?
Тише… его я тоже помню.
Эту пакость надо прогнать!
Тише, говорю. Он всегда здесь был. Это нам надо уходить.
Как?
Очень просто. Надо проснуться.
Как это – проснуться?
Тихо!
Змей, житель глубин, будто понимает, что речь о нем. Я вдруг ощущаю неприятное скользкое шевеление внутри себя, словно задвигалась проглоченная живьем гадюка. В самых дальних углах заворочались маслянистые грузные кольца, подтекая черной нефтью, переливаясь одно в другое, и весь внутренний горизонт вдруг заколыхался, задвигался и поплыл на нас, как прибывающая вода…
Я боюсь, Эрайн! Кто это???
Лессандир, просыпайся!
Что ему надо?!
Просыпайся! Сейчас же!
Я… не могу… не могу!
Зелень в глазах подпрыгивает и меркнет – и все подминают под себя клубящиеся, вспухающие, заслоняющие все на свете змеиные кольца. Я уже не понимаю, где это происходит – во сне? Наяву? В стране фантазий?
Иди прочь!!!
Страшный пинок выносит меня за пределы телесной оболочки: подземная зелень прокатывается колесом, и на долю мгновения я вижу – полыхающее изумрудным огнем, встопорщившее драконий гребень чудовище бешено рвется в цепях, беспорядочно хлеща вспененную воду отягченным острой пикой хвостом.

* * *
Представь себе – вот ты стоишь посреди летнего луга в жаркий полдень. Лицо и грудь твои залиты светом, спина же остается в тени. Твои глаза смотрят вперед, они приспособлены к яркому освещению, тебе все ясно и понятно и не хочется что-либо менять. Но разве твоя привычка воспринимать исключительно яркий свет отменяет присутствие тени? Ты прекрасно осведомлена о ее существовании, однако делаешь вид, что ничего такого и рядом не лежало. Так ведь гораздо легче. Тень не используется в привычной жизни – зачем она нужна? Тем более, теневая сторона сознания – а ведь и у сознания нашего имеется тень.
Многие поколения людей живут на свету, привыкли к такой жизни и не приветствуют изменения. Да, и им приходится считаться с существованием тени. Да, она их пугает, потому что непонятна. Да, их привыкшие к свету глаза видят в тени только тьму – и ничего больше.
Но ведь это не так. Проморгайся как следует, попривыкни – и ты разглядишь, что тень хранит целый мир, не менее огромный, чем мир под солнцем. Что же, нам отказаться от него, отказаться только потому, что наши сородичи не хотят его видеть? Да шут с ними, с сородичами, пусть живут на солнечных полянках, раз им там тепло и уютно, а мы с тобой пойдем в темный таинственный лес…
Ах, ты даже не спрашиваешь, зачем, и что мы в этом лесу потеряли!
Ну так я все равно отвечу. Я скажу, что маг – это охотник и наблюдатель. Магическая сила – его добыча, она же – снасть его и его оружие. Она же – опасность, подстерегающая на пути.
Конечно, сперва мы идем по тропинке – просто для того, чтобы оглядеться в лесу, познакомиться с ним, вдохнуть его воздух, услышать его голоса. Тропинка для мага – это ритуал, заклинание.
Представь, что ты пошла за земляникой – ты знаешь, что земляника растет на взгорочке, между Козьим логом и ручьем Каменкой. Ты вспоминаешь, какая тропинка ведет в земляничное место, идешь по ней куда тебе надо и, в итоге, набираешь ягод сколько потребуется. Точно так же маг работает с ритуалом. Кропотливо совершая последовательные действия, маг получает тот результат, который предполагался. Это самый древний отработанный и проверенный способ. Несведущие люди, а также многие из тех кто практикует волшбу, считают что это и есть магия.
Но здесь, дорогая моя, таится главная ошибка. Потому что магия – это не совокупность заученных слов и телодвижений, это не ритуалы вызывания духов, не заклинание стихий. Магия – не сверхъестественная сила, обладание которой делает мага магом. Магия – не забава, не способ, и не средство. Она не существует сама по себе.
Магия – это мироощущение.
И нам с тобой следует запомнить, что заклинание, в первую очередь, заклинает не духов и не таинственные силы – заклинание заклинает самого заклинателя, ведет его волю по проторенной тропе – и выводит к искомой земляничной поляне. Сложные заклинания-ритуалы, приуроченные к месту и времени, позволяют заклинателю черпать извне сырую силу природы, преобразовывать ее, и использовать как свою собственную. Но силы природы – это не магия.
Ритуалов и заклинаний несметное множество, можно всю жизнь посвятить их изучению, многие мои коллеги так и делают, но жизни человеческой на все это не хватит никогда. Да и стоит ли, подумай? Чем художник отличается от ремесленника, даже прекрасного ремесленника? Тем, что ремесленник всю жизнь ходит по одной и той же дороге, а художник всегда ищет новый путь. Творчество – оно или есть, или его нет. Творчество, если откровенно, штука не слишком практичная. Польза от него неочевидна. Новые дороги не всегда лучше старых. Творчество, как и истинная магия – мироощущение, и только.
В темном лесу, в царстве тени, есть множество тропинок, протоптанных нашими предшественниками. Там же существует бездорожье, по которому тоже можно пройти, применив, однако, гораздо больше усилий и средств. И конечно, это неизмеримо опаснее, но новые места сулят новые сокровища, а храбрый исследователь находит свою награду. Маг выбирает дорогу по силам своим и умению, а так же по смелости своей, если таковая у него найдется. Однако, надо помнить, выбирая путь, что не дорога ведет тебя, а ты идешь по ней, и не единственная верная тропа приведет тебя к твоей цели, а все тропы, все буераки и колдобины, все дебри непроходимые и мертвые пустоши – все они ведут к желанной цели, и лишь потому, что таковой была твоя воля.
Эй, ты понимаешь, что я говорю? Или я зря тут сотрясаю воздух?
– Не очень, Амаргин. Как-то это все слишком патетично.
– Балда.
– Не спорю.
– Лентяйка.
– Отвяжись от меня, я устала.
– Вставай, утро на дворе!
Я вздрогнула и села.
Сумрак большого грота пересекал косой луч, освещая длинную гряду золотого лома, а в золоте, словно ягоды земляники, горели рубины и альмандины. На стене, под самым сводом, в зеленом пятне отраженного света, танцевала водяная сеть.
Под стеной бездымно горел костерок. У костра на корточках сидел Амаргин и сыпал что-то из матерчатого кулька в курящуюся паром чашу.
– Который час?!
– Две тысячи двадцать второй, с момента гибели наевшейся спорыньи землеройки Пеструшки. Люди из города сказали бы тебе, что сейчас середина второй четверти. – Он отвлекся от варева, посмотрел недовольно. – Кто посуду не помыл? Я тебе кто – прислуга приходящая? Присохло все, окаменело совсем! Что за свинарник, Лесс, что ты себе позволяешь? Устала она! Где ты вчера была?
– В городе…
Я поежилась. Опустила глаза и обнаружила, что сижу на одеялах, совершенно голая, укрытая только плащом цвета хвои, а волосы у меня чуточку влажные.
– «В городе», «в городе», – ворчал Амаргин, размешивая что-то в черной от копоти чаше. – Вот и оставалась бы в этом городе. Сюда, небось, приходишь только денег взять.
– Мне… нужно… пятьдесят золотых. Выкупить парнишку одного.
– Ну конечно! На что еще можно деньги тратить? На парней и на наряды. Да я смотрю, ты наряды свои на берегу теперь оставляешь. Чтоб водой не попортить. Что означает – посуху ты так перебираться и не научилась. Двадцать раз показывал – все без толку. А еще в ученики набивалась. Мне такие ученики задаром… – Тут он зашипел, обжегшись, отдернул руку, выронил ложку, которая сейчас же канула в кипящее варево. – Вечно с тобой все наперекосяк. Я стараюсь, обустраиваю, забочусь о ней, вытаскиваю ее, полумертвую, из воды…
Он злобно уставился в котелок, морща лоб и раздувая ноздри.
– Когда? – я напряглась.
Опять он спас меня? Вытащил из речной норы, в которой я вчера застряла? Или из подземного озера, в которое я все-таки выплыла?
– «Когда»?! – Он мельком взглянул на меня и скривился от омерзения. – Когда! Она уже не помнит, когда! Недели не прошло, а она уже все позабыла! – Отвернулся и горько пожаловался котелку: – А если бы я тогда не пришел, до сих пор бы валялась в мертвой воде! И что? Где благодарность? Где уважение, черт побери? Она почему-то думает, что я ей что-то должен!
– Амаргин…
– Амаргин, Амаргин… Я полторы сотни лет уже Амаргин. Что расселась? Думаешь, я тебе завтрак в постель подам? Поищи мне какую-нибудь палку, я не знаю, что-нибудь, не видишь – ложка в кашу упала. Все наперекосяк. Со вчерашнего дня все наперекосяк.
Я вскочила, завернулась в плащ и отправилась на поиски чего-нибудь. Чертов колдун! У него все наперекосяк, а я-то тут при чем? Маг, тоже мне. Прошлый раз выпендривался, хватал чашу прямо из огня, а сегодня, видите ли, обжегся. Ложку утопил.
– Давай скорее! Пригорит же!
Я добыла какой-то кинжал, длинный и узкий, как лист осоки, и вручила его Амаргину. Тот запустил лезвие в кипящую кашу, принялся шарить им и скрести по дну в надежде выцепить ложку.
– Ты бы снял с огня-то…
– Не тебе меня учить! Училка нашлась. Сама сними, не видишь – у меня руки заняты.
В раздражении, я ухватила чашу за края и рывком переставила на относительно ровный участок пола. Амаргин, с облепленным кашей кинжалом в руке, недоверчиво на меня покосился:
– Обожглась?
– Нет.
Я в самом деле не обожглась – то ли из-за того, что действовала быстро, то ли… я нагнулась и потрогала край чаши. Он был умеренно теплый – но не горячий.
– Амаргин! Она же в огне стояла!
– Ну и что?
– Она же холодная!
– Да ну? Потрогай еще раз.
Я прикоснулась – и взвизгнула: раскалена!
Амаргин хмыкнул, потянул к себе маленькую корзинку, которую, видимо, принес с собой. Из корзинки добыл горшочек с чем-то желтым, густым… мед?
– Масло топленое. Обожглась таки?
– Кажется… да…
Ожог был смазан, скорее для проформы чем для пользы, а большой кусок масла шлепнулся в кашу. Амаргин жестом фокусника достал пару ложек – одну из рукава, другую из-за голенища. Я так и не поняла – ронял он ложку в котелок или опять разыгрывал спектакль.
– Снова ты мне голову морочишь. – Я набрала каши с краешку и подула на нее. – Кого ты на этот раз заколдовал – меня или чашу?
– Никого. Я тут вообще ни при чем.
– Тогда кто при чем? Я?
Он фыркнул с набитым ртом. И не ответил.
А я подумала – может быть. Это золото из кошелечка Нарваро Найгерта… Мое ночное путешествие по водяной червоточине… И тогда – я ведь попала на ту сторону , а не на тот свет… хотя, черт его знает, может, как раз на тот свет… Стоп! Давай-ка об этом сейчас не будем…
Отложив ложку, я сказала:
– Амаргин, мне до полудня надо быть в городе.
Он пожал плечами, не отрываясь от еды.
– Амаргин, я возьму денег.
– Угум…
Поглядывая на него, я расстелила на земле шаль и нагребла в нее монет. Их там оказалось гораздо больше пятидесяти, но считать мне было некогда, кроме того… ну, кроме того, я не была уверена, что смогу попасть сюда в следующий раз – без свирельки. Все-таки путешествие речным лабиринтом было чудом. Вряд ли это чудо повторится.
Я связала шаль узлом и подняла ее – тяжеленная!
– Амаргин, открой мне. У меня руки заняты.
– М?
– Открой, говорю. Руки заняты.
– А! – Он оглянулся. – Ну ты транжира! Надолго тутошних сокровищ хватит с такими-то темпами?
– Это не для развлечения!
– Да бес с тобой. Чего тебе?
– Открой скалу. Я ухожу.
– Да вон камень у стены торчит, наступи на него – и откроется тебе скала. Месяц почти тут живешь и не знаешь…
А мне кто сказал? Я наступила на указанный камень – и скала медленно и словно бы нехотя отворилась. Солнечное утро резануло по глазам, в лицо пахнуло солью и йодом. Над скалой перекрикивались чайки.
И все-таки мне удалось! Удалось!
– Эй!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80