– Джозеф Блеквуд. Ты, значит, мой племянник Джозеф?
– Да.
– Инспектор рыбнадзора?
– Да.
– Из Сент-Джонса?
– Да.
– Хм. – Даг помолчал. – Я так припоминаю, что мы с тобой ни разу не созванивались?
– Мы сейчас в Уимерли с Тари, дочкой моей.
– Да, слыхал. Значит, у тебя дочь?
– Да.
– Оно и понятно. Сколько ей?
– Восемь.
– Восемь. М-м-м… Отличный возраст.
«Отличный возраст»! Можно подумать, он закуску выбирает», – подумал Джозеф.
– Да, отличный.
– Ну так что, ты меня навещать собираешься? Или сычом будешь сидеть до морковкиных заговен?
Поразительно, до чего голос Дага похож на отцовский. Как будто с отцом говоришь, только простуженным.
– Да мы как раз хотели зайти.
– Вы у Критча поселились? На верхней дороге?
– Да.
– Приехали в отпуск?
– Точно.
– Тут для таких, как ты, самое место. – Даг оглушительно расхохотался, и Джозефу пришлось отодвинуть трубку от уха.
Дядя долго не мог успокоиться, наконец хохот перешел в глухое бульканье. Джозеф переждал и спросил:
– Вы слышали, военные ходят по домам…
– Ясное дело, слыхал. А ты не слыхал про двух приятелей из Сент-Джонса? Они в кинотеатр под открытым небом приехали, да так в машине и замерзли.
– Нет, я…
– Смотрели «Сезон закрыт».
Джозеф остолбенел. Это что, передавали в новостях? Сейчас вроде не зима. Как же они замерзли? И про что этот фильм «Сезон закрыт»?
– Шучу, – сказал Даг. – Ты там чего, совсем обалдел?
– А-а… Так к вам солдаты приходили?
– А то. Несут какую-то ерунду. Полтора человека в городе чихнули, так правительство думает, что надо перекрыть здесь все ходы-выходы. Теперь чуть что – сразу эпидемия, эпидемия! В мое время такого не было.
– То есть можно уехать?
– Откуда?
– Из Уимерли.
– А чего тебе уезжать? Вроде, только приехал. Я тут трески пару штучек заначил, на случай, если все-таки заглянешь. И потом, завтра я рыбачить еду, так что, если дочурка твоя со мной захочет, буду рад.
– Тари сейчас спит. Она слегка недомогает. – Интересно, где это Даг взял треску? Или это он просто так, дразнит?
– Слегка недомогает? Что это, вообще, такое? И потом, я ж тебе про завтра толкую. Она что, до завтра спать будет?
– Нет.
– Ну так заходите в гости, когда надоест трястись от страха и «слегка недомогать». Купите витаминов или еще какой-нибудь ерунды, книжками запаситесь, целебниками всякими. Короче, как сопли жевать закончите, заходите, потрындим.
Потрындим. Джозеф не смог сдержать улыбки. Чувство юмора у дяди Дага было совсем как у отца, такое же сермяжное.
– А где вы живете?
– Да спроси любого, тебе покажут.
– Ладно.
На том конце повесили трубку.
Джозеф захлопнул крышку мобильника, сунул его в карман и решил, что пора будить Тари. Вот она обрадуется, когда узнает про рыбалку. Только непонятно, дядя Даг что, возьмет с собой ее одну? Джозефа вроде не приглашали. Неужели в лодке места не хватит? Даже в самую маленькую три человека уж точно влезут.
Господи, какая рыбалка! Совсем размяк на солнышке. Как только настанет ночь, галлюцинации снова наружу вылезут. Звонил ведь совета спросить, да так ничего и не добился. Чем мы там до звонка занимались? Джозеф повернулся и увидел, что часть продуктов уже упакована. Вот этим и займемся. А дядя Даг подождет.
Джозеф присел на корточки у нижнего шкафчика и начал доставать оттуда консервы. Может, всю еду просто здесь бросить? Они уедут, а когда через неделю вернутся, дом по-прежнему будет в их распоряжении, плата ведь за три недели вперед внесена. Джозеф не знал, на что решиться. Снова накатила тошнота. Он зажмурился. Зазвонил телефон на стене. Когда Джозеф открыл глаза, комната покачивалась. Он снял трубку.
– Алло?
– Привет. – Женский голос. Ким.
– Привет.
– Я еду в Уимерли, хочу посмотреть на акулу-альбиноса. Заодно взгляну на Тари. Как она?
– На какую акулу?
– Ну, Люк Тобин сказал, у вас в заливе нашли акулу-альбиноса.
– Неужели? – Джозеф обвел взглядом кухню. Акула. Люк Тобин. Люк Тобин живет с Ким, вот в чем дело. Наверняка уже переехал к ней. Подстригает ей газон, подравнивает кусты. Дарит подарки. Может, ездит с Ким на прогулки в спортивной машине. Улыбаются до ушей, машут прохожим, поют дурацкие песенки, время от времени случайно сбивают кошек и собак, но никогда не останавливаются. Да и зачем им останавливаться?
– Я прямо сейчас выезжаю, – сообщила Ким. – Хочу заскочить к вам и посмотреть на Тари.
– Ты едешь сюда? Мы вообще-то собирались в Сент-Джонс. – Он никак не мог избавиться от образа Люка Тобина. Лицо – само совершенство. Да и волосы тоже. Прямо с обложки журнала. – Я сейчас пакую вещи. Мне некогда.
– Почему? Что с Тари?
– С ней все хорошо. Здесь просто… творятся всякие странности.
– Странности? – Она рассмеялась. – Подожди меня, ладно? Хочется на дом взглянуть.
Джозеф выдержал паузу.
– Ты с новым другом приедешь?
– Я приеду одна.
– Я не хочу, чтобы он общался с Тари.
– Кто, Люк? Не переживай. За кого ты меня принимаешь?
Джозеф хотел сказать: «Тебя могут даже в город не пропустить», но решил не волновать ее. К тому же он точно не знал, впускают сюда людей или нет. Никаких заграждений не видно, хотя солдаты, похоже, иногда останавливают машины на нижней дороге и задают водителям вопросы. Джозеф был почти уверен, что этот матрос Несбитт ему не приснился. Тем более Тари рядом была. Уж она-то этого парня точно видела.
– Джозеф?
– Договорились, – сказал он. – Но как только ты сюда доберешься, мы возвращаемся.
– Почему?
– Потому…
– Да что случилось?
– Ничего. Я просто хочу вернуться домой. Лечь в свою постель.
Молчание. Слово «дом» о многом говорило обоим. Как и слова «своя постель».
– Ты спал сегодня?
– Да, – соврал он.
– И сколько? Десять минут?
– Нет, секунд пять, не меньше.
Ким рассмеялась, напряжение спало. Когда они вместе смеялись, им всегда становилось легче жить. Если б только можно было смеяться без остановки, рты разинуты, гланды трясутся, внутрь залетают мухи и откладывают яйца. Личинки. Головки личинок трясутся от смеха. Смех как в мультфильме. Какофония. Гнилые шеи ломаются, головы отваливаются. О господи, опять!
– Пойду посмотрю на Тари. Она вздремнула.
– Вздремнула? Тари?
– Да.
– Джозеф, она никогда не спит днем!
– А здесь спит. Наверное, от свежего воздуха.
– Я скоро приеду.
– Счастливо.
– Пока, – мягко сказала Ким, и Джозеф сразу повесил трубку.
Это «пока» наполнило его сердце теплом. Если Ким приедет, и они не поругаются, то можно было бы и на ночь остаться. Джозеф показал бы ей окрестности. Запер в сарае с бородатым привидением. Отвел ее к заливу и столкнул в воду, чтобы она своими глазами увидела утопленников. Разжал челюсти акулы-альбиноса и сунул бы туда голову Ким. Туристическая фирма «Джозеф и смертяшки». А как же Клаудия? Что если она придет и начнет заниматься с ним любовью прямо у Ким на глазах? Кошмар, Содом и Гоморра покажутся райским уголком. Нет, надо немедленно возвращаться домой. Пора умирать. То есть не умирать, конечно, а удирать.
Джозеф вернулся в гостиную и посмотрел в окно. С первого этажа ни причала, ни акулы-альбиноса было не разглядеть. Он бесшумно поднялся по лестнице. Ковровая дорожка расплывалась перед глазами смутным пятном. Джозеф остановился на пороге спальни Тари. Постель аккуратно заправлена. Никого.
– Тари, – позвал он, вбегая к себе в комнату. Простыни под покрывалом сбились в кучу. Может, Тари просто не видно под ними или она прячется, как всегда? Джозеф откинул одеяла, пусто. Подошел к окну. На причале собрался народ. Довольно большая толпа. На акулу глазеют.
Джозеф опрометью кинулся вниз. На последней ступеньке он поскользнулся и чуть не упал. Пол, что ли, мокрый? Джозеф промчался по коридору. Ванна налита до краев, здесь тоже никого. На полу лужи, влажные следы ведут на кухню, а оттуда на крыльцо. Может, Тари решила искупаться? Или он сам ей велел? И наполнил для нее ванну? Джозеф никак не мог вспомнить и насмерть перепугался. Хватая ртом воздух, он вылетел на заднее крыльцо. Пустырь, заросший высокой травой, за пустырем – лес. В жизни не боялся деревьев, а вот теперь страшно. Господи, а вдруг она заблудилась в лесу? Паника растет, во рту – металлический привкус. Тари! Да брал ли он ее вообще с собой? Или приехал один, и все это время с ним никого не было? Забрался в глушь, чтобы отгородиться ото всех. Ото всех на свете.
– Тари! – испуганно звал Джозеф. В лесу перекликались две птички, одна из них слетела с ветки, зашуршала листва. Джозеф сбежал с крыльца и краем глаза заметил справа сарай. – Тари!
Она тихо стояла в дверях спиной к нему и даже не пошевелилась, когда Джозеф окликнул ее.
– Тари, – сердито повторил Джозеф, страх быстро сменялся гневом. Он кинулся к дочери и схватил ее за плечо. Она не реагировала. Ее рубашка совсем промокла. Джозеф услышал, как она монотонно шепчет: «Рыба в море. Рыба в море…»
– Тари! – Он развернул ее к себе и увидел белое как мел лицо, кожу, покрытую цыпками, дрожащие синие губы. – Тари!
«Рыба в море, – монотонно повторяла она, зубы стучали как игральные кости в стаканчике. – Рыба в море…»
Последний раз Ким выезжала на шоссе больше года назад. Раньше они с Джозефом часто ездили за город по выходным. Сворачивали где-нибудь на пустынную двухполосную дорогу и катили по ней все дальше и дальше, пока не добирались до приморского поселка. Джозеф и Ким смотрели, как толпятся у бухты или лепятся к высоченным скалам дома, как притаились валуны у подножия утесов, как бьются о берег волны, как изгибаются вдоль береговой линии пыльные улочки. Солнце катилось над океаном, мягким светом заливало окрестности, все казалось таким ясным, таким простым. Ким всегда поражали эти бесконечные нити дорог, соединявшие поселки, когда-то доступные только с моря.
После развода Ким с головой окунулась в рутину: готовка, уборка, работа, воспитание Тари. Никаких поездок. Свободное время они с Тари проводили в магазинах или парках. Но теперь Ким снова почувствовала себя вольной птицей, она ехала мимо бескрайних полей и перед глазами у нее были пустоши с валунами, а не осточертевшая мебель. Вместо четырех стен – хвойные леса. Ким и в голову не приходило, до чего здорово просто ехать по дороге.
Когда Джозеф рассказал, что собирается снять на лето дом в Уимерли, Ким захотелось немедленно все осмотреть самой. Старые городки всегда ее завораживали. Она с удовольствием бродила по когда-то процветавшим поселениям, по пустырям, окружавшим покинутые дома. Многим постройкам было не меньше ста лет. Она заглядывала в окна – домотканые ковры на полу, старинная мебель, керосиновые лампы, посуда. Все, теперь уже никому не нужное, продолжало стоять на своих местах. Руины чужой жизни. Некому заявить на них свои права. Разоренные гнезда. Иногда задняя дверь оказывалась незапертой, и тогда Ким осторожно входила, она двигалась медленно, словно шла по чужому, романтичному и покинутому всеми миру древних легенд. Ким погружалась в туманное прошлое, во времена, когда эти дома были молоды, когда их любили. Теперь здесь поселились тлен и сырость. Дома горевали и продолжали преданно ждать возвращения старых хозяев.
Ким включила радио. «Итак, сейчас на Ньюфаундленде без двадцати три. На дворе июнь. Погода стоит прекрасная. А у нас впереди двадцать минут музыки…» Ким взглянула на часы, не отстают. До Уимерли она доберется ближе к вечеру. Может, даже Джозеф, если хорошенько на него надавить, пригласит на ужин, а еще лучше – разрешит остаться на ночь. Спать в незнакомом доме! Ужас как интересно! У Ким была любимая эротическая фантазия: секс в незнакомой обстановке, среди развалин чужих жизней. Она улыбнулась. Вот бы дом оказался с привидениями.
По радио зазвучало бурное вступление к песне Вэна Моррисона «Кареглазая девчонка». Ким прибавила звук, впервые за долгие месяцы она снова почувствовала вкус к жизни. Приоткрыла окно, нежный ветерок растрепал волосы. Ей казалось, что машина летит навстречу лучшим временам, назад к семье, к Джозефу и Тари, к миру и согласию.
У Ким никто не отвечал. Джозефу не хотелось оставлять сообщение на автоответчике. Что говорить? Тари ведет себя так, словно превратилась в умершую девочку, а у меня в голове белый шум. Ловлю сигналы. Я даже не уверен, что все происходит наяву. Может, я снимаюсь в кинокомедии? Или в ужастике? Или в документальном фильме про свою жизнь? Как бы то ни было, я страшно зол. А почему, не знаю.
Когда Джозеф вытер Тари полотенцем и спросил, где она так промокла, девочка ответила просто: «Играла с Джессикой». С Джессикой! Он позвонил доктору Томпсону. Соединили с секретарем. Джозеф оставил короткое сообщение. На это он пока что способен. Имя. Номер телефона. «Помогите». Джозеф повесил трубку и посмотрел на Тари. Она лежала на диване, переодетая во все сухое, и спокойно рисовала. С виду, целая и невредимая. Вдруг злополучный камень что-то повредил в детской головке? Судя по последним событиям, похоже. От горя и возбуждения у Джозефа ломило суставы.
– Как дела, кис? – ласково спросил он и вытер потные ладони о джинсы. Брюки влажные. Он что, опять в воду падал или просто вспотел? Джозеф ощупал себя. Сухой. На миг его обдало жаром. Чужая энергия вливается в тело. Кто-то кашлянул. А, может, и он сам. От этой мысли стало полегче.
– Хорошо.
– Посиди пока дома, – твердо сказал Джозеф, стараясь не смотреть на рисунок. Картинка у Тари получалась слишком яркой и живой. Джозеф надеялся, что дочь рисовала не его. Или она просто вырезала из журнала фотографию?
Тари нахмурилась.
– Почему?
– Потому что я так сказал. Как бы не пришлось опять в больницу ехать. И потом, я ведь тебя просил не выходить на улицу. Сиди…
– Но ты ж сказал, можно.
– Что? – Виски сдавило. Джозеф почесал левое веко, оно заметно дергалось. В ушах шум, словно кто-то смеется или аплодирует. Или это чайник свистит? Он разве ставил чайник? – Что «можно»?
– Я сказала, что пойду на улицу, а ты сказал, иди.
– Неправда, я такого не говорил.
– Нет, говорил. Я к тебе подошла, а ты с кем-то болтал по телефону.
– Когда это было?
– Перед тем, как я пошла на улицу. – Тари сидела на диване и держала на коленях книжку, чтобы удобнее было рисовать. – Ты с кем-то разговаривал.
– С мамой?
– Нет.
– Да с мамой, с мамой! – Для пущей убедительности Джозеф деланно рассмеялся. – Точно. С кем же еще.
– По-моему, с Клаудией.
– Тари, да ты что?!
– Ты называл ее по имени и еще много чего говорил. – Тари покраснела, отвела глаза и начала рассматривать полированное пианино у стены. Наверняка оно скоро само заиграет. Только не сейчас. Дождется ночи. Полуночи. Кровь на белых клавишах. Человек без лица.
– Много чего?…
– Ты шептал нехорошие слова.
– Неправда! – Джозеф выпрямился и оскорбленно посмотрел на дочь. – Что ты болтаешь? У меня даже номера ее нет.
– Так ведь телефон звонил.
Во входную дверь постучали. Джозеф подпрыгнул от звука, Тари хихикнула. Или это снова белый шум? Он взглянул на девочку, лицо ее было совершенно спокойным. Тари серьезно смотрела на дверь.
– Кто там? – спросил Джозеф. – Смешно тебе? Ха-ха. Я, значит, смешной.
– Ничего смешного. Это Клаудия.
Откуда ей знать, кто за дверью? Шишка на затылке. Она что, теперь ясновидящая?
– По-моему, пора в больницу.
– Тебе?
– Тебе, – резко ответил Джозеф.
– Тебе?
– Тебе. – Он распахнул дверь. На пороге стояла Клаудия, огромные зеленые глаза смотрели прямо на Джозефа. Длинное кремовое платье закрывало щиколотки. Она обеими руками прижимала к груди коробочку в белой подарочной бумаге. На бумаге – ручная роспись, серые киты в синих волнах.
– Я принесла вам подарок по случаю вашего приезда. – Клаудия протянула сверток. От нервной улыбки кожа на лице натянулась, глаза еще глубже запали. Со вчерашнего дня соседка, похоже, потеряла не меньше трех килограммов, и все же животик слегка выпирал из-под тесного платья. Может, она беременна?
– Что можно спрятать в такую маленькую коробочку? – спросил Джозеф, представляя, как целует Клаудию в губы. На худощавом лице они казались полнее. Протолкнуть сквозь них язык, упереться в зубы, дальше, дальше, вот и ее язык, почему-то страшно холодный и сухой.
– Я не вовремя? – спросила Клаудия.
– Да. – Джозеф немного подождал, надеясь увидеть продолжение этой сцены. – Нет.
– Можно войти?
– Да, – ответил он и живо отступил в сторону. – Проходите. – Джозеф нервно заглянул ей за спину. – Вы одна? – он старался скрыть тревогу в голосе.
– Да, – ответила Клаудия, – одна.
– Чудесно. Это хорошо, что одна. Когда-то и у меня никого не было. Это ничего, просто надо привыкнуть. – Джозеф еще раз выглянул на улицу, но там не было ничего, что могло насторожить сильнее, чем подступавшее безумие. Он захлопнул дверь.
Доктор Томпсон разволновался больше обычного, когда зазвонил мобильный телефон. Даже спокойствие воскресного дня не могло рассеять атмосферы смерти, сгустившейся над Уимерли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50