Поход в палеонтологический музей здесь не перевесил бы содержанием своих стендов в пользу ни одной из этих точек зрения. Но это только на первый взгляд. А если смотреть внимательнее, то кое-что, все-таки, можно увидеть. И, похоже, это будут серьезные аргументы в пользу непрерывности.
Например, мы можем обнаружить, что люди всегда были одеты. Остатки одежды и орудий ее изготовления найдены на всех первобытных стоянках. Об этом же говорят и детали одежды персонажей наскальной живописи. Значит, в то время уже была стыдливость. А это уже нравственная категория! Набедренная повязка не избавляет ни от жары, ни от холода, она же не имеет и гигиенического значения по своему покрою. Она имеет определенно моральный аспект - она прикрывает, подчиняясь чувству стыда. Уже, имея один такой факт, никто не сможет сказать, что нравственность присутствовала не всегда даже в своих зачатках.
Тем, кто скажет нам, что известны и другие исторические факты, когда некоторые отдельные племена были некоторое время стихийными нудистами, и лишь затем стали одеваться, мы возразим - нудисты есть и сейчас. Также и сейчас есть племена, которые не одеваются и не знают стыда. Но можно ли будет на основании того, что некоторые приезжающие ходят топлесс на обычных пляжах или обнажают обвисшие формы на специальных, исключить из нашего времени стыд вообще, как таковой? Если бы даже одно племя из всех племен того времени имело бы одежду, как следствие стыдливости, то уже тогда нельзя было бы говорить о том, что в природе человека нравственности не было совсем. Тем более что не прикрывались одеждой как раз наоборот - считанные единицы племен.
Но если стыдливость эпизодически имела бреши в те времена, то можно увидеть еще один исторический факт, который присутствует буквально у всех первобытных племен. Это - захоронение мертвых. Ни одно племя не бросало своего мертвого соплеменника на съедение зверям и птицам. А ведь это было бы дешевле! Оттащи подальше, брось - и, всего делов! Не надо яму рыть, украшать могилу, любовно обряжать покойника, зарывать с ним вместе необходимые самому себе позарез вещи, такие, как очень дорогие и трудно получаемые в то время запасы пищи, оружие, одежду, украшения, предметы быта, орудия труда и т.д. Что это, как не нравственная обязанность? И разве не логично было бы предположить, что уж если так относились к мертвым, то неужели могли хуже относиться к живым? Такое почтение к умершим может быть только производным от широкого круга твердых и привычных моральных устоев среди живых. Ибо трудно себе представить дикого человека, не имеющего в своей душе никаких элементов нравственности, но, все-таки, непонятным образом достающего их все же оттуда для нужд того, кому это уже не нужно, и кто уже не может заявить о каких-либо претензиях на свой счет, а затем, пока вокруг снова никто не умер, теряющего вновь все способности к нравственности.
Только два этих вышеприведенных факта твердо сообщают нам о том, что понятия морали уже от начала руководили поступками человека. Пусть даже и только в двух этих случаях, которые мы можем научно обосновывать. Этого достаточно.
С непрерывностью разобрались. Теперь следовало бы по принципу очередности перейти к историчности. Однако формируется некоторое смутное желание с этим повременить. Похоже, что делать это еще рано. Дело в том, что говорить об историчности или неисторичности чего-то (то есть об изменчивости на протяжении истории) можно только тогда, когда совершенно ясно, о чем, в конце концов, мы говорим вообще, и что мы, все-таки, здесь имеем в виду. Сами эти понятия - нравственность, мораль, Добро и зло - слишком громоздки для того, чтобы ими оперировать в каком-либо конкретном виде. Это общие понятия, требующие частного своего определения в составных частях. Ибо все они выступают перед нами как некий обобщающий заголовок тех единичных явлений и соображений, которые непосредственно как раз и складывают из себя эти обобщающие понятия. Раз эти понятия являются обобщающими, то они носят просто характер ярлыка, который навешивается на группу однородных предметов. По ярлыку судить о предметах тяжело. В конце концов, ведь именно сами эти составные части образуют собой нравственные проблемы и проявления, а не их общее название. Разговор об этом не может быть настолько общим, чтобы не разобраться с тем, о чем собственно вообще разговор ведется. По-видимому, нам следует для начала разобраться с тем, что есть такое нравственность и из чего она состоит, а потом уже смотреть - исторична она или нет. Параллельно провести два этих анализа будет слишком сложно. Это как раз тот неприятный момент, когда нам следует уйти от фактов и перейти к умозаключениям.
Морально-нравственных критериев и категорий очень много, как ни странно это для нашей жизни, и прежде, чем как-то работать с ними, следовало бы, наверное, навести в них порядок. Во-первых, их следует разукрупнить. То есть разделить на отдельные группы, с которыми было бы удобно работать по принципу их родства, чтобы не перескакивать мыслью туда-сюда слишком большими прыжками, амплитуда которых создавала бы еще большую сумятицу в размышлениях, чем использование "яйности" или "тинктуры". Во-вторых, можно воспользоваться этим процессом группировки однородных понятий с тем, чтобы сразу же определить еще один необходимый принцип работы с этими категориями - признак отнесения их к той или иной группе. Ведь группировать можно по многим признакам: по признакам положительного содержания и отрицательного содержания, по признакам соотнесения с правом, государством, семьей, собственностью, отношениями полов, по признаку значительности ущерба или выгодности, по признаку соответствия религиозным догматам и т.д. Мы должны определиться - что будет в основе нашей классификации нравственных категорий?
В общем-то, любой из этих признаков деления должен был бы нас привести к одному и тому же результату, ибо от перемены мест слагаемых здесь результат также не должен меняться. Поэтому все они равны по своим правам. И ни один из них не имеет предпочтения перед другими по возможности приведения нас к нужному итогу. Поэтому мы ничем особым не обязаны к тому, чтобы, как-то особенно обосновывать тот принцип группировки, который нам нравится больше других. Возможно, сейчас раздастся улюлюканье специалистов от этики, потому что у них есть, конечно же, своя классификация нравственных категорий, но это не должно нас заставлять боязливо ежиться. Ведь нравственность, это то, что каждый понимает, как он может. Вот и мы разделим все нравственные категории так, как мы можем. А можем мы их разделить по признаку сопричастности с индивидуальностью человека. Мы ведь помним, что индивидуальность это то, что создается нашей сущностью для работы в этом мире и в данном воплощении. Вот от нее мы и пойдем.
Итак, вот наша градация всех нравственных категорий:
1. Околонравственные категории (присущие человеку, или неприсущие ему в зависимости от характера его индивидуальности). 2. Моральные принципы (однотипно вырабатываемые конгломератом многих индивидуальностей устои для показательного применения в жизни).
3. Самостоятельные понятия (реально существующие в истории и обществе понятия о нравственном характере тех или иных исторических или бытовых явлений, не зависящие в своей оценке от тех или иных моральных принципов отдельных людей).
4. Универсальные категории (Добро и зло непосредственно в "чистом виде", но не в качестве обобщающих понятий трех предыдущих групп нравственных категорий).
Теперь можно приниматься за дело и начать с первой группы. Как мы уже в общих чертах обрисовали - околонравственные понятия, это понятия, относящиеся к личным качествам человека, чертам его характера, которые тесно соприкасаются с этикой и могут, как переходить непосредственно в нее, так и оставаться в пределах моральной оценки только непосредственно данной отдельной личности, не выходя за ее пределы и не составляя собой тело истории. Это: самодовольство, скупость, ябедничество, лень, вздорность, скрытность, тактичность, бестактность, назойливость, щедрость и тому подобное.
Все эти качества человека могут запросто замыкаться на нем самом, не выходя за границы его личного быта, и нравственная их оценка здесь чаще всего возникает только тогда, когда одно из них способствовало бы своим проявлением, или, наоборот, не способствовало бы, осуществлению какого-либо действия, последствия которого можно было бы оценивать с моральной позиции. Например, если человек скуп, то это, как говорится, его личное дело. Он может с душевной болью расставаться с каждой копейкой, ворочаясь по ночам от горя при воспоминании о том, что жена вчера купила книжку, на стоимость которой можно было бы оформить полугодовую подписку на местную газету - и читай, сколько влезет, хоть каждый день, а книжка всего на два-три дня, а потом выкинуть. А газета может пригодиться. Но все это будет далеко от проблем нравственности, потому что другому от этого ни жарко и ни холодно. Если же этот человек начинает упрекать в расходах домашних и близких, с кровью сердца постоянно им напоминая, что вы, конечно же, ешьте-пейте, но не забывайте, что, денежки-то, на дороге не валяются, то это уже та грань, за чертой которой находится нравственность, но которая еще не до конца пройдена. А если он по своей скупости отправляет родную мать в дом престарелых, то здесь он уже совершает страшный грех, не достойный человека, и ранее просто некая черта его характера уже сама принимает характер нравственной категории.
Точно также самодовольство может не причинять никому никакого вреда, если это просто напыщенный индюк, который никого не трогает. Но эта же черта характера может вызывать и безобидные тяготы общения с таким человеком, если он в процессе диалога не удовлетворяется до тех пор, пока не услышит от собеседника похвалы или восхищения в адрес своей персоны. Бывает, такое трудно дается, но эти трудности не могут апеллировать непосредственно к нравственности, поскольку ее пока здесь также нет. А вот когда какой-нибудь чинуша в приступе самодовольства ломает жизнь какому-либо независимому человеку, публичная правда которого опровергает какой-нибудь глупый постулат начальника, поднятый подхалимами на высоту цитат Мао Цзэдуна, то он также переводит некое свое личное качество в состояние нравственной категории, ибо поступает уже противонравственно.
Таким образом, у этих нравственных категорий может быть совершенно нейтральный по нравственному значению результат, но может в какой-то момент выплывать и определенно моральный аспект взаимодействия с жизнью. То есть, мы не можем считать ни скупость, ни самодовольство, ни леность, ни вздорность, ни мнительность и т.д. категориями чисто нравственными или, тем более, чисто безнравственными. Часть этих качеств имеет психическую основу (жадность, подозрительность, вспыльчивость и пр.) и относится к морали только в качестве специфически возможной оценки по результату своего проявления. Другая часть качеств данной группы имеет своей природой просто низкую культуру (бестактность, грубость, наглость, скандальность), а в этом случае также нет особой нравственной вины обладателей данных качеств, ибо они не могут посмотреть на себя с неведомой для них позиции элементарных приличий, и даже не подозревают о своем хамстве, считая его нормой взаимоотношений. Здесь же есть и категории, которые можно признать родственными этическим только относительно комфортности их проявления для окружающих - назойливость, нытье, ехидство, бравурная нескончаемая веселость, пошлость, постоянное произнесение сальностей и т.д. Здесь тоже нет оскорбления нравственности, а есть только определенное состояние души, которое утомляет тех, кто приблизился к этому состоянию на опасную дистанцию возможного контакта. До тех пор, пока последствия этих черт характера не зацепят чем-то другого человека или группу лиц, они не могут никак примыкать к нравственности.
В общем-то, пока все ясно. Но нетрудно заметить, что мы до сих пор приводили примеры в основном на тех категориях, которые могут колебаться от нейтрального к отрицательному. А как обстоит дело с такими околонравственными категориями, как щедрость, доверчивость, тактичность, прямота, открытость и т.д., которые заранее предполагают собой какую-то положительную нравственную оценку, и одновременно относятся к психическому складу человека? В предыдущем случае мы видим, что сама по себе черта характера, вне ее осуществления через какие-либо общественные последствия, моральной значимости не имеет. А похвальная категория? Удивительно, может быть, но и положительные черты характера сами по себе также не имеют никакого значения, если они не проявляют какой-либо свой результат в процессе взаимодействия с миром. Более того, они вообще в таком случае не имели бы никаких опознавательных признаков похвальности, ибо, что такое, например, доверчивость сама по себе вне ее демонстрации на какой-либо жизненной ситуации? Без конкретного действия ни одна из самых положительных черт характера не видна вообще, и даже, можно сказать, что не существует в принципе. Открытость по отношению к чему? Обязательность в чем? Тактичность в каких соприкосновениях с другими? Все эти вопросы говорят об одном - нельзя показать человека и сказать: "Он доброжелателен", не обосновывая это какими-либо примерами из его жизни. Такие вещи по разрезу глаз или по группе крови не утверждаются. Нужно соответствующее действие, которое своим характером очерчивает характер того, кто это действие совершает. Следовательно, так как здесь также для появления этических оценок нужна обязательная возможность проявления в действии, а проявиться в действии какое-либо качество может только в условиях, когда для этого есть человеческое сообщество, то мы из всего сказанного уже совершенно определенно можем сделать первый свой вывод: для того, чтобы существовали сами понятия нравственности, даже на самых таких элементарных полукатегорийных уровнях, как в первой группе, необходимо человеческое общество. История. Иначе вне общества и истории нравственные категории остаются просто отвлеченными понятиями, которые витают где-то в далях возможного своего осуществления, но реально не существуют.
То, что мы замкнули нравственность на историю, - это очень хорошо. Это первый сигнал того, что мы пока идем правильным путем.
Однако здесь можно придти еще к одному соображению, которое имеет неожиданный интерес. Если вдуматься, то не может остаться не замеченным следующий парадокс: положительные качества могут в одном случае носить характер высокой нравственности, а в другом случае иметь такого же порядка характер полной безнравственности! Это поразительно, но это так! Например, бесхитростная прямота. Она не всегда уместна. Можно, например, ответить некоей женщине, которая испросила вашего честного мнения о своей внешности, следующим образом: "Если от Вашего носа забрать и добавить это к груди, забыть, что передние зубы у когда-то были, а сейчас их нет, ноги имеют форму исполненного небрежной рукой овала; не обращать внимания на то, что один глаз у Вас дергается, а другой косит, (что, очевидно и не позволяет вам чаще бриться); отвлечься от того, что спина у Вас нигде не заканчивается, но везде начинается, то с Вами очень даже можно будет кушать в одном помещении". Это будет прямо. Но будет ли это нравственно? А если сказать ей: "Мадам, в Вашем облике есть что-то, что не позволит Вас никогда забыть", то это будет окольно, но вполне нравственно.
Доверчивость также хороша только тогда, когда на ее кону стоит имущество или здоровье самого носителя этого качества. А если от его доверчивости зависит жизнь сотен людей, то такая доверчивость не имеет нравственного права на существование. Например, доверчивый руководитель проекта может охотно довериться убеждениям шарлатанов от науки при строительстве железнодорожного моста. После того, как с этого моста сверзится пассажирский поезд, вряд ли найдется много желающих из тех, кто падал вместе с составом, утверждать, что доверчивость всегда хороша сама по себе.
И стеснительность также хороша не везде. Если бы вместе с платьем женщина не сбрасывала с себя и стеснительность, то вряд ли имела бы смысл и сама агитация мужчины, направленная на предложение это платье снять. В этом случае все остальное приобрело бы характер печальной комедии и взаимного издевательства. Также стеснительность совершенно безнравственна и на медосмотрах или визитах к венерологу или дерматологу. Если уж человек сам пришел, то врачебный персонал не должен его ласково и терпеливо уговаривать долгие часы обнажиться и сделать возможным медицинскую процедуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129